Веснушчатое чудо

Гермиона, кажется, немного оттаяла. По крайней мере, это единственное, чем Фред может объяснить себе тот факт, что она позволяет ему снова и снова приходить к ним в гости в течение целого месяца. И Фреду порой даже кажется, что она немного ему рада, когда он приходит и дает ей возможность немного передохнуть. Иногда она даже разрешает ему забрать Розу из дома, и тогда они ходят вместе в какие-нибудь кафе, в кино. И Фреду грустно немного, когда Роза говорит ему, что никогда не видела игровых автоматов, поэтому однажды он решает показать ей и их. В течение всего этого времени мысли о тесте отходят на второй план. Гермиона пообещала ему все рассказать, поэтому Фред не предпринимает попыток отвести Розу в специализированную клинику. К тому же он очень быстро узнает, что больниц она боится до ужаса. За месяц он вообще узнает о ней все — пищевые привычки, аллергии, любимые цвета, любимые игрушки, любимых зверят. Роза, в первую их встречу показавшаяся ему не слишком разговорчивой, на самом деле болтает без умолку. Так Фред узнает, что ее любимое животное — сова (и что мама пообещала ей купить сову, когда она немного подрастет!), что ее любимый цвет — красный, ее любимая героиня — Жасмин из мультфильма «Аладдин», а ее любимая еда — пицца (которую мама очень редко разрешает есть). Пока Гермиона не видит, Фред кормит ее шоколадным мороженым и покупает ей игрушки, потому что отказать ей просто невозможно, а она дарит ему рисунки с какими-то непонятными зверьками, которых невозможно встретить ни в маггловском зоопарке, ни в магическом мире. Гермионе вообще-то не очень нравится, когда дочка находится вне дома слишком долго, но Фред снова и снова обещает ей, что под его присмотром с Розой ничего не случится, и раз за разом выполняет это обещание. И если в первые пару недель она или заставляла их играть у нее на виду, или шла с ними, то затем она уже позволяла Фреду гулять с ней наедине, пусть и с условием, что он будет отзваниваться каждые полчаса. Сблизиться с Розой оказывается не так сложно, уже спустя месяц Фред души в ней не чает. А вот сблизиться с Гермионой оказывается куда сложнее — даже спустя время она продолжает держаться на расстоянии. И однажды Фред понимает почему. Этот день рушит все, что Уизли так долго выстраивал, что добывал такими усилиями. А все из-за одного короткого словечка, криво начерченного на бумаге. В тот холодный январский день он решает зайти в гости уже после работы. Они с Джорджем закрывают магазин пораньше, чтобы тот успел сопроводить беременную Анджелину в больницу, а Фред, первое время после закрытия слонявшийся по квартире, в итоге аппарирует прямо ко входной двери дома Гермионы. Вообще-то он мог бы аппарировать и внутрь, Роза была бы в восторге, но Гермиона ясно дала ему понять, что за такие штуки вытащит его на улицу за уши (или что-то более ценное), поэтому Фред предпочитает не рисковать. Впрочем, ему открывают почти сразу же. Гермиона словно ждала его, стоит только Фреду коснуться двери, как она тут же открывается и Гермиона выходит на улицу. Впускать его внутрь она не спешит. Она смотрит на него недовольно, хмуро, даже раздраженно, а Фред перебирает в голове самые разные варианты того, как и где успел проштрафиться. — Я не хочу, чтобы ты к нам приходил, — вместо приветствия говорит Грейнджер. Слова звучат тихо, и Фред даже не сразу понимает, что именно услышал. А поняв, сначала думает, что Гермиона шутит. — Что? — вырывается у него такой же тихий вопрос. — Уходи, Фред. Я не хочу, чтобы ты к нам приходил. Я не хочу, чтобы ты взаимодействовал с Розой. — Ты что такое говоришь? — Фред протягивает к ней руку и касается ее плеча, заглядывает ей в глаза. Это движение должно было выйти дружеским, ни к чему не обязывающим, но Гермиону словно током прошибает: она отскакивает от Уизли, дышит тяжело и часто и как будто хочет вот-вот расплакаться. — Гермиона, что произошло? — пытается вывести ее на разговор парень, но Грейнджер качает головой. — Уходи, Фред. Я не хочу тебя видеть рядом с моей дочерью. Было ошибкой тебя к ней подпускать. Фред не понимает. Еще пару дней назад Гермиона отпустила с ним Розу и они вместе ели пиццу, а сегодня она говорит ему не появляться. И Фред искренне не может понять, когда успел ее настолько сильно разозлить. — Гермиона… — Фред! — чуть громче говорит она. — Я сделала ошибку, когда позволила ей привязаться к тебе! И я просто не хочу, чтобы она привязалась к тебе еще больше, а потом ее сердце было разбито, когда ты передумаешь! Либо Фреду кажется в тусклом свете уличного фонаря, либо у Гермионы действительно дрожит подбородок, а глаза блестят от… слез? — С чего ты взяла, что я передумаю? Гермиона молчит. Она, кажется, и не планирует ему отвечать, только смотрит на него с искренней болью. И Фред думает, не виноват ли в этом всем тот самый дядя Стив, о котором рассказывала Роза. — Я не хочу, чтобы, когда ты разозлишься на меня или когда я совершу очередную ошибку, ты отвернулся от нас обеих, потому что я точно переживу, а Роза — нет. Поэтому пожалуйста, если сейчас она для тебя что-то значит, просто перестань к нам приходить. Она протягивает ему свернутый вдвое листок бумаги и уходит в дом. Хлопает дверь, и Фред тяжело выдыхает, развернув листок. На нем три человеческих фигуры — они нарисованы по-детски неумело, и Фред улыбается, узнав в подписях над фигурами почерк Розы. Над кудрявой женской фигурой с треугольником вместо платья выведено: «Мама». Она держит за руку точно такую же фигуру, но немного поменьше, над которой написано: «Роза». Буква «Р» смотрит не в ту сторону, и Фред убеждается в том, что это действительно написала она. Никак не может запомнить, как писать эту букву. Третья фигура, кажется, мужская. У нее рыжие волосы, торчащие во все стороны и ножки-палочки. Никаких юбок-треугольников не заметно. Над последней, третьей фигурой выведено кривоватое: «Папа»…

***

Фред ненавидел ее. Черт, он и не думал, что предложение Рона вызовет в нем такие эмоции. Он знал, что это было неизбежно и ожидал, что будет зол, но не думал, что возненавидит Гермиону всем своим существом. В Рождество он позорно сбежал еще до того, как кто-либо смог бы с ним заговорить, потому что если бы это произошло, то он обязательно сорвался бы. Он был напряжен до предела, хотелось кого-нибудь избить, хотелось выместить куда-то все то раздражение, которое он испытывал. Как же сильно он хотел сделать так, чтобы Гермионе было так же больно, как ему! Как же он хотел, чтобы она почувствовала все то, что чувствовал он, когда она приняла предложение Рона! И братца своего он вообще-то тоже ненавидел, хотя Рон здесь вообще был ни при чем. Единственным его преступлением в глазах Фреда были отношения с Гермионой, но брат вообще-то имел на эти отношения гораздо больше прав, чем он, Фред. Ведь это Рон дружил с Гермионой с первого курса Хогвартса. Это он с ней отправился в то опасное путешествие. Это он пытался прорваться к ней, когда Гермиона получала те ужасные шрамы. Фреда никогда не было рядом. Он и подружился-то с ней только тогда, когда она выпустилась из Хогвартса. До этого они даже практически не общались. Злость на Гермиону была настолько сильна, что никуда не испарилась ни спустя месяц, ни спустя полтора. Фреду казалось, что он мог отойти, но ничего не менялось. Он все так же ненавидел ее, все так же хотел сделать больнее. Поэтому, когда она появилась на пороге его квартиры, он не смог сдержаться. Она стояла снаружи и не решалась войти, хотя Фред, открыв ей дверь и недобро хмыкнув, отошел в сторону, ясно давая понять, что она могла переступить наконец порог. На ней была теплая куртка, цветастый шарф, который в один из праздников подарила ей мама. Февраль был слишком холодным, поэтому приходилось кутаться в несколько слоев одежды. — Как войдешь, дверь закрой, дует, — хмуро сказал Фред и ушел на кухню. Хлопнула входная дверь. Как же Уизли надеялся, что она ушла! До их с Роном свадьбы оставалась еще пара месяцев — Гермиона попросила назначить ее, когда станет теплее, но уже сейчас началась вся эта глупая беготня по магазинам в поисках идеального платья, костюмов, подходящих декораций. Фред знал об этом всем от Джинни, которая без умолку болтала о том, сколько еще платьев они с Гермионой успели перемерить. — Привет, — услышал он тихий нервный голос. Гермиона стояла на пороге кухни, мяла край темно-синего объемного свитера и смотрела на него загнанным зверьком. Фреда это нисколько не впечатлило. Он поморщился, с громким стуком отодвинул для нее стул и указал на него рукой: — Садись. Она послушно кивнула, подошла к нему и села, все еще глядя на него как-то слишком испуганно. Фред сел напротив нее и откинулся на стуле, сложив руки на груди и рассматривая ее с неприязнью. Как же в тот момент он ее ненавидел! Как же хотел отомстить! Как же хотел, чтобы она ушла и больше никогда не появлялась на пороге его дома! Они не виделись с самого Рождества, и Фреду показалось, что она как-то едва заметно изменилась. Хотя, возможно, изменился он сам. Он так долго притворялся хорошим другом, так долго заботился о ее чувствах, но сейчас у него не было никакого желания осторожничать с ней. Он не собирался действительно мстить, но хотелось, чтобы она просто… поняла. — Зачем пришла? — хмуро спросил он. — Фред, я хотела извиниться, — она, казалось, говорила искренне, но Фред не верил ни одному ее слову. Хотелось вскочить и вытащить ее за шкирку из квартиры, но он продолжал сидеть, разглядывая ее с раздражением и неприязнью. — За что же? — он поднял бровь. — Фред, я идиотка, — начала Гермиона, и Фред ее перебил: — С этим спорить не буду, — фраза вырвалась сама собой, но Грейнджер, казалось, даже не обратила на нее внимания. — Мы с тобой так и не поговорили о том, что между нами произошло. Я струсила. Мне нужно было принять другое решение, но я струсила, — она поджала губы, и Фреду показалось, что она вот-вот готова была расплакаться. — Если ты позволишь… — А что между нами произошло? — неожиданно едко спросил Фред. — Ты про нашу ночь? Гермиона кивнула. — Спешу тебя обрадовать, для меня это тоже ничего не значило, — хмыкнул он. Вообще-то совсем не это он хотел сказать, но теперь слова сами собой срывались с языка. Фред продолжал говорить, несмотря на то, что Гермиона, казалось, все ближе и ближе подбиралась к срыву: — Знаешь, гормоны заиграли. У меня давно не было девушки, вот и решил воспользоваться моментом. Сама же понимаешь, что я не могу испытывать что-то к кому-то вроде тебя. — Фред, ты имеешь право злиться, — начала было Гермиона, но Фред не дал ей закончить. — Знаешь, мне все было интересно, как трахается заучка Грейнджер, — усмехнулся он, наконец отмирая и подаваясь вперед всем телом. — Ты меня даже немного удивила. Что, в книжках и такому учат? — Фред, — его имя получилось у Гермионы каким-то… надломленным. Фред видел в ее глазах слезы и жалел, что сказал все это, но остановиться уже не мог. Слишком больно ему было и слишком долго он копил это в себе. — Проваливай к своему жениху, Грейнджер, — бросил он ей почти спокойно. — И если я еще раз увижу тебя на пороге моего дома, то о том, «что произошло между нами», узнает и он. Думаю, ему будет очень интересно. — Фред, пожалуйста, выслушай! — воскликнула Гермиона. Ее трясло. Ее руки были сжаты в кулаки, в глазах стояли слезы, подбородок дрожал, и Фреду было почти ее жалко. Но себя ему было жалко больше, поэтому он медленно поднялся и навис над ней: — Даю тебе три минуты, чтобы покинуть мой дом. Она пару мгновений неподвижно сидела на своем месте, глядя на него со смесью страха, разочарования и боли (и боль Фреда даже отступила на время, когда он увидел это ее выражение лица!), а затем кивнула, быстро поднялась со своего места и ушла. Как только хлопнула входная дверь, Уизли снова упал на стул и закрыл лицо руками. Облегчение, мгновением назад накатившее на него, теперь пропало, осталась только вина. Он уже жалел о сказанном. Он ненавидел себя за то, что позволил злобе захватить себя. Как бы больно ему ни было, это не давало ему права срываться. Даже если именно Гермиона была тем самым человеком, который эту боль ему принес. Он решился прийти к ней только несколько дней спустя, но Гермионы не было. Не было ни в квартире, ни в старом родительском доме. А еще некоторое время спустя он узнал от Джинни, что Гермиона бросила Рона и уехала в неизвестном направлении. Возможности извиниться ему так и не представилось.