***
Он не смотрел вверх. Тогда, в мае две тысячи седьмого, не смотрел. Он знал уже: взывать к небесам – удел дураков, что слушают россказни проповедников, а рай придуман теми, кто хочет верить в воздаяние, справедливость… в то, что есть кому-то дело до безмолвных молитв и кричащих взглядов. Он не смотрел вверх. Под ноги, на бугорок земли над жестянкой со своей душой, что вот-вот будет в закладе, – да. В глаза демона – да. Дин смотрел и все не мог прочитать в насмешливом надменном взгляде покупателя, почему цена его души вдруг оказалась столь высока: воскрешение – для Сэма и сорок лет жизни в придачу – для него самого. - С чего такая щедрость? – спрашивал он. Демон стряхивал несуществующие пылинки с лацкана дорогого черного пиджака и, сально улыбаясь, убеждал не искать подвоха. - Идет игра, Дин… – ласково объяснял демон. – И ставки в ней настолько высоки, что я могу позволить себе переоценить твою душонку. Мне нужно, чтобы ты пока держался подальше от геенны огненной, а твой наивный братишка был под присмотром... Всего лишь бизнес, Винчестер. Лишние годы – приятный бонус. Для тебя. Но и я сам, уж поверь, не останусь в накладе. Не сомневайся. Сегодня просто «черная пятница», и тебе повезло её не пропустить… Ну же!.. И Дин видел только губы, растянутые в глумливой улыбке, и целовал тварь обреченно и страстно. И чувствовал на языке вкус скотча, крови и пепла.***
Сделка его хранила. Из любой заварушки он выходил без царапины – ад был щепетилен: сорок лет и ни днем меньше. И это было кстати. И Дину казалось, что впереди еще долгие годы, а потому можно просто жить и даже шутить в ответ на увещевания брата, что ближайшие – сколько там ему осталось?.. – лет смерть от инфаркта ему не грозит и он может безбоязненно объедаться фаст-фудом, запивая его кофе и виски… Дин и шутил бы… знай Сэм о сделке. Но Сэм не знал. Сэм не знал. И не смог понять, почему ранним октябрьским утром в две тысячи десятом первой фразой Дина, пробравшегося наконец в его палату, стало четкое, не допускающее возражений: - Всё. Мы выходим из дела. Сэм недоумевал. Сэм пытался спорить. И в итоге согласился, так и не выяснив причины: у Дина оставалось еще без малого сорок лет. В любом случае. У него самого – как повезет.***
Дин полюбил смотреть на небо. Нет, рай – для тех, кто верит в чудеса… Это Дин помнил. Но в последнее время все чаще думалось, что Сэм в них, быть может, все еще верит, а значит, легко пройдет фэйс-контроль у золоченых врат. «Воздастся по вере» - так, кажется, говорят? А потому сейчас, на исходе срока, сорокового года, уже слыша лай адских гончих – так близко, будто на их заднем дворе, - Дину вдруг пришлось по душе разглядывать с веранды звезды над Айовой и слушать нелепые размышления Сэма о том, в какой колледж когда-нибудь поступит его трехлетний внук… И молчать, когда брату вдруг приходило в голову вспомнить что-то из их почти забытой прошлой «охотничьей» жизни. - Почему, Дин? – Сэм спрашивал в последнее время всё чаще. – Я постоянно думаю теперь: почему ты тогда решил остановиться? Этот наш «семейный бизнес»… Всё шло к тому, что нам светило увязнуть в нем… до самой смерти… - В том и дело, - отшучивался Дин, - «до самой смерти». Однажды мне просто захотелось жить вечно. Сэм усмехался, давая понять, что Дину его не обмануть, облокачивался на перила веранды, вглядываясь в небо, будто пытаясь дознаться, что видит там, в звездной темноте его старший брат. В его глазах отражалось небо. И в эти моменты Дину действительно начинало казаться: они будут жить вечно.