Драбблы

В их семье есть три способа борьбы с потерей, три способа её принять – пить виски, чинить машину, писать в дневнике. Три лекарства, панацея забытья. Хороши вместе. Усиливают действие друг друга. Первое помогает не думать, второе и третье – думать, но о другом. Есть еще одно лекарство – охота. Действенное. Мощное. И, как и полагается, с целым списком побочных эффектов, что не уместить ни на одной инструкции по применению. Сэм сыт по горло побочными эффектами, а виски… эффективен, как пастилка от кашля при сепсисе. И Сэм чинит машину, и Сэм заводит дневник. Он не охотится, и в дневнике писать не о чем. Кроме пары слов – коряво, наискосок. «Дина нет». Дина нет. Именно так. «Дин погиб», - не те слова. Не те, потому что за ними должны идти иные. Отец когда-то написал «Мэри погибла», и дневник ждал продолжения истории. И дождался. Сэм напишет «Дин погиб», и его дневник будет ждать. Слов то ли о жизни без, то ли о выживании без. О том, куда Сэм едет и что делает… И что предпринимает, и о чем думает. Правда в том, что Сэм никуда не едет, ни о чем не думает. Правда в том, что фраза «Дин погиб» - и финал, и начало. А Сэм не хочет ничего начинать. Или не может. Сэм не пишет «Дин пропал». Люди не пропадают, их просто перестают искать. Если Дин пропал, Сэм должен искать. Не может не искать. Это единственный путь, единственный выбор. Без выбора. Что-то вроде развилки на дороге, которая есть только на старой карте, а подъедешь – там, где было ответвление, уже давно его нет. Всё в траве и молодой поросли… И если когда и можно было проехать, сейчас и думать об этом нечего. И потому… вот она, развилка… А дорога одна. И Сэм помнит, сколько у них с братом было таких перекрестков без пересечений. Решений, единственно верных. И Сэм уже знает: если решение у задачи одно, задачу эту кто-то уже решил. До тебя и за тебя. И Сэм не пишет «Дин пропал». И Сэм не принимает единственно верного решения. Он пишет «Дина нет» и чинит машину. И когда оба лекарства приняты – машина на ходу, и в дневнике - пара слов, - он просто едет. Куда-то. Без направления, без цели. У въезда в какой-то крошечный городок Сэм сбивает на дороге собаку. И везет её – в крови, скулящую – до ближайшей ветклиники. Потому что это он может сделать. И, кто знает, может быть, этого его действия никто не ждет, ничем оно не предопределено? В конце концов, собачья жизнь – ничто для вселенной. И что-то для него самого. По крайней мере, он будет знать, что записать в дневнике. Это нелепо, по-детски – пусть! – но Сэм загадывает: если эта собака без имени, без дома (как они с Дином, точь-в-точь) выживет, то и Дин вернется. Да, в этом нет логики. Это просто ставка на рулетку мироздания, фактически единственная, которую он может себе позволить (и то лишь потому, что ставка мала и в то же время – ва-банк)… Сэм относит собаку в лечебницу… и кричит на персонал так, будто от того, выживет ли этот бродячий пес, зависит не одна жизнь. (Так и есть, но кто об этом знает, кроме Сэма?!) И собака жива. И будет жить. И Сэм забирает пса в свой еще не снятый мотельный номер. Он открывает свой дневник сразу, как только садится в машину, и пишет еще два слова - «Дин вернется». И знает наверняка, так и будет.