Он не просто шпион...

      Центральным камнем на массивном перстне являлся настоящий сапфир, с крепко удерживающей его серебряной оправой, на коей имелись дополнительные узоры и украшения, в том числе две небольшие лишь немного рельефные картины. И наконец, к плечам этого существа было прикреплено немного удлинённое горло, крепко держащая не малых размеров голову, имеющая скорее форму увеличенного и одновременно лишь в трапециевидной форме ссуженной спереди к низу параллелепипеда, с красиво загнутыми концами. И анализируя это лицо, физиономист наверняка пришёл бы в настоящий восторг испытывая наслаждение от такой загадки.       Небольшая бородка на чуток выпирающем подбородке, соединённая с чёрными усами, не соединённые у висков, где лишь небольшое количество волос, соединённое с пышной шевелюрой, красиво вычерчивали общую форму лица. Уже немного впалые щёки с еле заметными волосками и самыми редкими точками от некогда бывших прыщей в юном возрасте, переходили к удлинённому ровному носу, с почти незаметным горбиком. Этот нос с малым уплотнением на конце разделялся вышеупомянутыми усами от губ среднего размера, концы которых лишь еле заметно поднимались вверх. Наконец можно было увидеть выразительные, почти идеально симметричные карие глаза, с причудливым узором, который художник мастерски смог изобразить, как и центральные блики в зрачке, где в отражении, виднелся большой пейзаж, а возможно даже что-то невероятное, что было довольно трудно разглядеть.       Выше шли чуток плотные чёрные брови, не соединённые между собой, а далее большой лоб, который до самого верха был полностью открыт. Волосы были расчёсаны справа налево, если смотреть со стороны наблюдателей, переходя в довольно кудрявую пышную чёрную шевелюру. В целом, образ этой личности выглядел уверенно и гордо, с новой надеждой смотря вдаль, хоть и было видно, что его глаза не видели того горизонта, а были полностью поглощены в самые глубокие размышления, на какие только был способен просто замечательно функционирующий мозг в этой достаточно массивной черепной коробке.       Щенки были поглощены наблюдением за этой картиной, каждый из них был просто зачарован, словно она обладала магическим действием. В глазах каждого из них, этот человек, смотрящий чуть повернув лицо направо от себя, вызывал некое волнение в самой глубине души, вызывая и симпатию, и трепет всего существа одновременно.       — Какая замечательная картина, - произнёс наконец Маршал, словно забыв вышеназванный вопрос.       — Да, - лишь тихо ответила девочка.       — Очень даже интересно представлено, мне понравился этот наряд, эта поза, и интересный взгляд. – добавил Зума.       — Да уж, - подтвердил Рокки. – Интересно, о чём он думает?       — Наверное о чём-нибудь очень завораживающим, если его зрачки так изменены в размерах, - как подобает знатоку медицины ответил Маршал.       — А это верно, - подтвердила Кейти.       — Но какой же он огромный, - заметил Крепыш.       Каждый кто брал слова привлекал внимание окружающих, которые на мгновенье переключались на «оратора», а затем вновь обращали внимание на картину, особенно после того, как взявший слово первым из всех переключал своё внимание вновь на это произведение искусства.       — Интересно, а кто это? – спросила наконец Скай у всех.       — Не знаю, - ответил Рокки.       — И я, - добавил Зума.       — А как ты сама думаешь, Скай? – поинтересовался Маршал.       — Мне хочется верить, что это… Странник, - ответила Скай, после чего взор остальных упал на неё, были видны улыбки и пауза.       Каждый, кажется, обдумал вариант кокер-спаниель, после чего первым тишину нарушила Кейти:       — Почему бы и нет? Может быть это и он.       — А может художник представлял его таким? – предположил Зума.       — Но подумать только, если это он, - с надеждой проговорила Скай.       — То это было бы самым лучшим портретом за всю историю, - добавил Маршал.       — Не думаю, - послышалось сзади.       Тут же взгляды присутствующих перенеслись на источник фразы – это был юноша.       — Извините? – первым поинтересовался Маршал.       — Вы угадали правильно, это действительно портрет того самого Странника, точнее того, как его представлял автор.       Одна эта фраза вызвала удивление на лицах присутствующих, вместе с небывалом восторгом от того, что они могли воочию увидеть того персонажа, о коем слышал каждый из них, коим каждый всегда восхищался, но на удивление ни в одной книге, выставке, галерее, буквально нигде и никогда не было его изображения. Хоть даже самые еле заметные описания можно было найти с большим трудом, даже в тех же книгах и историях об этой великой личности.       Конечно, это не могло не поражать.       — Однако, - продолжал юноша, - я не могу сказать, что это вызвало у меня такой же восторг, подобно вашему.       — Можно узнать причину? – поинтересовался Зума.       — Разумеется – мне просто не нравится вся эта история, - в ответ юноше последовал лишь безмолвный вопросительный жест. – Это может показаться вам странным, но я думаю, что может быть на той планете, он мог ещё найти свой шанс, может он всё же рано покинул и слишком рано потерял надежду на этот мир? И можно ли после этого назвать его таким великим?       — Но ведь он сделал довольно много, неужели только из-за одной ошибки можно говорить о всём характере существа? – заметила Кейти.       — Напоминаю, что даже одна ложка дёгтя способна испортить целую бочку мёда, - упомянул юноша.       Девочка немного задумалась.       — Но, почему вы полагаете, что он не совершал попыток, - заступился первым Маршал.       — Ведь это не упоминалось в истории.       — И его полные описания тоже, - продолжал далматинец.       — Возможно.       — Если так, то и картина не может быть портретом Странника, ведь именно вы сказали, что это Странник. В таком случае, то, что картина вас не удовлетворила, не может быть доказательством того, что вас не удовлетворил именно Странник, не так ли? Маршал действовал максимально логично, говорил спокойно и без какого-либо намёка, насколько это возможно открыто представив точнейшую мыслительную логическую цепочку.       — Гм, - подобные аргументы вызвали у юноши некоторый ступор.       Положение спас небольшой звон колокольчика из коридора, намного левее от картины, что заставило всех посмотреть в ту сторону.       — Это наверняка профессор, - предположил юноша. – Мы обязательно продолжим нашу беседу, но сейчас нам нужно идти, если вы не против.       В ответ присутствующие также безобидно кивнули и направились за юношей, который пошёл первым. На полу был постлан богатый длинный ковёр, на коем узоры были выставлены так, что на красном фоне, который легко можно было принять за лаву из-за текстуры, находились «парящие острова» - причудливые узоры, а по обе стороны шли линии, которые можно было перепутать с конвейером. Щенки, идя по этому ковру причудливо перепрыгивали с «островка» на «островок», стараясь не упасть на «лаву», по пути помогая друг другу.       А освещение кроме люстр здесь дополняли лампы. Также шли небольшие столики с вазами или самим большими горшками, ростом в полметра, из коих выходили настоящие малые стволы деревьев. Разумеется, что по обе стороны коридора шли большие массивные двери, возле самой последней из коих, где красовалась на золотой табличке надпись «Доктор химический и спиритуалистических наук, почётный профессор Солус Продигиалис».       Вскоре, как только они подошли, юноша постучался и вошёл, попросив гостей подождать ещё минутку.       — Продигиалис? – поинтересовался Рокки, смотря на Маршала.       — «Странный», - ответил Маршал, затем повторил, - «Одинокий Странный».       Скай с удивлением посмотрела на далматинца, как и Крепыш, пока Кейти словно заворожённо продолжая наблюдать, вдаваясь в свои мысли. Она проверила телефон, но ответа не было, даже после звонка и очередного сообщения, поскольку его телефон кажется был отключён. Интересно, где же Райдер и что с ними случилось? Быстрее бы они уже встретились с профессором и покинули бы это место. Сейчас девочка ужасно ругала себя за все эти задержки, из-за чего незаметно начала чуток волноваться и беспокоиться, однако не показывала эмоции.       Вскоре показался юноша и с максимально приветливым видом заявил:       — Господин профессор начал часть одной небольшой работы, очень даже важной, он искренне просит вас подождать всего лишь пару минут до завершения.       — В таком случае, мы могли бы прийти в следующий раз? – готовая тут же уйти спросила девочка.       — Что же вы? Нет-нет, я прошу вас, умоляю, это не займёт много времени.       Такие слова не могли не убедить согласиться присутствующий.       — Прошу, - с этими словами юноша тут же предложил войти в соседнюю комнату, затем добавил. – Всего пару минут, не больше.       Большая деревянная дверь, обтянутая старой, где-то порвавшейся, кожей с продолжительным, неприятным скрипом отворилась. Изнутри повеяло холодом и старостью. Запах сырости ударил в голову, непосильная тяжесть долгих лет опустилась на плечи щенков и Кейти. Пред ними просто-напросто открылась старая изнутри, но совершенно новая снаружи дверь в заброшенную комнату, а по ощущениям, словно воочию лицезрел нечто устрашающее, что-то древнее, кое не дает покоя ночами, не дающее собраться с мыслями, заставляющее испытывать эмоции, букет самых разнообразных чувств, не поддающихся описанию.       Юноша посветил фонариком внутрь комнаты и прошел внутрь. За ним проследовали и остальные, словно лишившиеся выбора. Ничего толком разглядеть нельзя было, только белый луч фонаря мелькал то там, то тут. Вдруг, он остановился на каком-то странном предмете. Судя по всему, это была небольшая тумбочка, а на ней, кроме фотографии в рамке и какой-то коробочки более ничего не было. Юноша быстро протянул руку к коробочке, раздался щелчок, и комнату залило ярким теплым светом. Оказывается, это был большой торшер на длинной ножке, а на тумбочке лежал его выключатель округлый, крутящийся. Теперь, при таком освещении, щенки могли более-менее разглядеть содержимое комнаты.       Это было довольно-таки просторное помещение с достаточно низкими потолками. Вдоль всех стен стояли длинные столы, сдвинутые вместе, только в том месте, где расположился торшер стола не было. Теплый свет показал во всей красе пожелтевшие, изодранные и где-то сорванные оранжево-зеленые обои. На полу, в отличие от остальных комнат, ковра не было, приходилось стоять на больших, грубо оттёсанных и неаккуратно подогнанных друг другу досках, с кучей неровностей и рубцов. По бокам от двери стояли две скамейки, сколоченные, казалось, самым неумелым плотником из самых неказистых, но крепких бревен. Седалищ скамеек видно практически не было, они, как и столы были плотно заставлены книгами и различными бумагами, завалены всякими склянками и пробирками, тарелками и листьями с цветами, все сгнившее, старое и очень неприятное на вид. Нельзя было не поморщится, глядя на горы, словно тлеющего, хлама. Казалось, комната должна была пробудить внутри каждого множество чувств, но пока что, пробудила она только брезгливость.       Однако, стоило посмотреть чуть выше, на стены…       На каждой стене висело по три рамки с черно-белыми фотографиями, только перед дверью их было две. Именно эти фотографии вызывали море эмоций, стоило только взору опустить на них. На одном бесцветном изображении щенки увидели нескольких надутых джентльменов в шляпах, на другой пару прелестных дам в пышных платьях. На самой большой фотографии было изображено нечто, что очень сильно и по совершенно непонятным причинам взволновало друзей, нечто одновременно бессильное и величественное. В рамку было вставлено изображение бала. Множество пар в красивых костюмах и платьях закружились в вальсе. Мужчина во фраке играл на рояле, а возле него расположился скрипач.       От изображения веяло старинным духом, забытыми временами, чем-то возвышенным, чем то, что когда-то было и чего уже не будет. Стоило взглянуть на этот, кажется, последний, беззащитный оплот ушедшего прошлого, на глазах невольно наворачивались слезы, от осознания того, что было более не будет никогда и нигде. Только одна единственная фотография, так красноречиво говорившая о былом, служила напоминанием, не позволяла забыть людей когда-то живших, события, происходящие задолго до нынешнего дня, о той атмосфере, о том мире прошлого, где люди в красивых нарядах, в едином порыве, в одном стремлении к прекрасному кружатся в легком и элегантном вальсе.       Ушедшего уже никогда не воротить, а сейчас есть только она – слабая и хлипкая фотография, передающая всю грусть по закончившимся, могучим временам. Стало даже как-то грустнее при виде этих изображений. Рокки, вздохнув, опустил голову, а Кейти еле заметно прикрыла лицо руками. Воцарилось молчание. Скорбь о чем-то ушедшем, непонятная разуму печаль возобладала над друзьями…       Длинные столы шли вдоль всех стен, кроме тех промежутков, что был напротив двери и того, где стояла тумбочка с торшером. В первом же промежутке расположился почерневший от времени, уже какой-то устрашающий стул. Возле него как раз стоял юноша. Эта персона в значительно степени привлекала внимание Кейти, слишком уж противоречивым он был. Она пристально следила за ним, пока в её душе всё ещё бушевало беспокойство, тут же ей вспомнилось то, сколько же времени заняла одна шутка этого юноши, когда они бродили в старом виде особняка! Неужели нельзя было ускорить процесс, в душе было жалко время. Всё это усиливалось вместе с его движениями и бесстрастным лицом, на коем не было ни единого намека на хоть какую-то эмоцию. Кейти это казалось, особенно после двуличного дворецкого, слишком странным, каким-то отчуждающим от себя.       Над полусгнившем стулом висела старая, дырявая и такая же отвратительная на вид ткань. Видимо, когда-то давно она была белой и свежей, радовавшей глаз своей чистотой и яркостью простыней, однако сейчас эта черная тряпка только отталкивала и вызывала омерзение. Странно, зачем она там висит? Такой вопрос постиг каждого из вошедших сюда, в эту древнюю комнату, однако, завеса тайны быстро рассеялась, когда при ярком свете торшера под тканью блеснуло что-то золотое. Блеск был так ослепителен, что Скай даже зажмурилась. Когда щенки осмотрели фотографии, им захотелось непременно рассмотреть и то, что скрывала ткань.       Под всеобщее одобрение и даже какие-то пожелания, юноша взялся за ткань и резко дернул ее верх. Черная тряпка отлетела, упав на пол. Взору щенков и Кейти престала удивительная картина в золотой рамке. На полотне был выполнен портрет старика, в черном берете, и пиджаке. Мужчина был изображен по пояс, опирающийся на темную трость. Его печальные глаза смотрели прямо на зрителя. заставляя того содрогнуться, от всей явности и правдоподобности пристального, словно не заинтересованного, но очень острого взгляда.       На прекрасной работе, в правом нижнем углу, вместо инициалов автора красными чернилами было написано: «Со смерти прошло около трех лет…». Такая устрашающая надпись вызвала массу эмоций у бедных щенков, Крепыш даже попятился. Что такая надпись на столь реалистичном изображении могла пробудить в душе любого доброго и не потерявшего совесть существа, кроме страха? Видимо, что-то, да могла. Рокки, только он, кажется, не испугался, не отошел назад, наоборот, подойдя к картине поближе, он с интересом начал разглядывать ее.       — Какое жуткое зрелище! – громким шепотом, словно боясь, что ее услышит кто-то не из друзей…       — Как же тут неуютно, – заявил Зума.       — Страшно…, - дополнил Крепыш.       Кейти молчала. ее взор был направлен на юношу.       — Это просто кошмарно! – наконец воскликнул Крепыш, мотая головой.       На его лбу выступил холодный пот.       — М-мне страшно! – английский бульдог сидел на полу, не в силах оторвать взгляда от жуткой надписи. – П-помогите, – он закрыл лицо лапами, медленно качая головой.       Из всех присутствующих такой испуг Крепыша заметили только трое. Первой была Скай, которая стояла возле Кейти, еле заметно посмотрела на друга, но словно не в силах была шевельнуться ещё. Ей самой было страшно, она все время жалась к девочке, чтобы та успокоила ее, но Кейти даже не смотрела на щеночка. Продолжая стоять прямо, она сверлила словно стеклянным взглядом юношу – второго кто заметил испуг бульдога. Этот загадочный человек, продолжая стоять в углу, опираясь на сдвинутые столы, с необычной улыбкой наблюдал за всеми, за эмоциями и действиями каждого. Он прекрасно видел, как Кейти глядит на него, видел Рокки, который с необычайным интересом вблизи разглядывал ту самую устрашающую надпись.       Также не упустил он и Зуму, который старался, что-либо произнести, даже делал попытки, но кажется у него мало что получалось. Юноша так же заметил у Зумы то, что было у многих. У этого храбреца, защищающего сейчас чувства друзей, в больших газах ютился страх. Ему тоже было необычайно страшно, но он не подавал виду, просто пытался не выдавать свою боязнь.       «Как же жалко…», - подумал юноша, качая головой.       Ему, много повидавшему человеку, было одновременно и любопытно и странно наблюдать за поведением щенков. Всего страннее было наблюдать за Рокки, который, кажется, единственный не испугался, а всего приятнее за Маршалом. Он боялся не так сильно, но страх в нем присутствовал. Он не пытался этого скрыть, но старался быть храбрым. Далматинец, такой неуклюжий и всегда веселый, сейчас склонился над Крепышом, гладя того по голове, стараясь успокоить друга.       Теперь юноша сосредоточился на Кейти. Девочка, сдвинув брови и скрестив руки на груди, крепко ухватив папку с романом, кажется, даже не замечая жмущейся к ее ногам Скай, сверлила его взглядом. Он, верно, начал угадывать ее мысли. Лицо Кейти становилось все более и более негативным, а улыбка Юноши делалась только радостней, ликующей. Незаметно ситуация получала свой накал…   Продолжение следует...