∼
— Она такое ненавидит. Энид моргнула. Идея устроить вечеринку по случаю дня рождения Уэнсдей появилась у нее сразу же после того, как Вещь проболтался про ее праздник, а после добавил, что Розетта точно поддержит это. И Розетта внезапно ухмыльнулась: — Хотя, это прекрасно. Ну, конечно, она скажет, что ненавидит это, и может это и в правду так, но только чуть-чуть. На самом деле, у нее всегда была маленькая тайная любовь к дням рождения. Мы просто должны быть уверены, что у нас получится сделать то, что ей понравится. Брови Аякса, стоявшего рядом с девушкой, нахмурились: — Например, что? Черный торт? — Хорошее начало, — кивнула Розетта, не замечая, что его слова были задуманы как сарказм и шутка. — И мы должны устроить это в склепе Крэкстоуна, ей нравится это место. Скрестив руки на груди, Йоко заговорила с легкой ухмылкой, игравшей на ее губах: — Ну, где бы мы не решили это устроить, с меня напитки. Задумываюсь над первой отрицательной. Блондинка-оборотень быстро неловко хихикнула над словами своей подруги: — И кое-что для не-мертвых, конечно. Дивина, почему бы тебе не помочь Йоко? Дивина пожала плечами: — Конечно, если мы сможем добавить в список соленую воду. — Я могу заняться тортом, — внезапно раздался голос, и все повернулись к Ксавьеру, который до сих пор не произнес ни слова. Никто, казалось, не был против его идеи. Когда никто ничего не сказал, Энид и Аякс обменялись несколькими многозначительными взглядами, прежде чем оба произнесли в унисон: — Розетта, — легко завладев ее вниманием, Энид продолжила. — Ты знаешь Уэнсдей лучше нас всех, а торт очень важен, так что может быть, тебе стоит пойти с ним? Застряв в напряженном молчании, Розетте потребовалось около минуты, чтобы обдумать их идею, затем переосмыслить ее, затем подумать о словах своего отца, после усомниться в них, но в конце концов она кивнула: — Конечно, да, я согласна. — Отлично! — Энид хлопнула в ладоши, уже начиная подталкивать пару к выходу из общежития. — Итак, Ксавьер знает город и где находится пекарня, так что все, что вам нужно, это убедиться, что вы будете в склепе до полуночи. Я позабочусь о том, чтобы Уэнсдей добралась туда. — Оу, ладно… — вздрогнула Розетта, когда обнаружила, что стоит по другую сторону двери спальни с Ксавьером, а упомянутая дверь захлопнулась прямо у нее перед носом. Два подростка медленно посмотрели друг на друга: — Ну, пойдем за тортом.∼
— Этот? Розетта проследила за пальцем парня, который указывал на торт в магазине. Она сморщилась: — На нем розы. — Ну, разве твоя семья не любит розы? — спросил Ксавьер, приподняв бровь от того факта, что он смотрел на девушку, которую назвали в честь этого цветка. Девушка просто покачала головой, продолжая искать что-нибудь более подходящее: — Нет, мне нравятся розы. Маме с папой нравятся стебли и шипы. А единственная роза, которая нравится моей сестре, — это я. Ксавьер уставился на нее сверху вниз: — Тогда почему тебя назвали Розеттой? — Они не называли, — ответила Розетта, только спустя пару мгновений обратив внимание, что он не среагировал на ее слова, поэтому она отвела взгляд от торта и посмотрела на него, замечая очень удивленного парня. — Это прозвище. Ошеломленно моргая, парень ощутил, как у него отвисла челюсть: — Подожди, тебя зовут не Розетта? — Нет. — Тогда как же? Розетта только пожала плечами, наслаждаясь его любопытством: — Ну, я то знаю, а вот ты… нет. — Ладно, — затем парень замолчал, убирая улыбку, заигравшую на его губах. Он последовал за ней, когда она сама покачала головой и издала звук, означающий «может быть» при виде нескольких тортов, которые рассматривала. — Эй, эм… Когда Розетта прекратила поиски торта, чтобы посмотреть на него и услышать, что он хотел сказать, Ксавьер запнулся: — Что? Спотыкаясь на каждом слоге в течение доброй минуты, экстрасенсу, наконец, удалось выдавить что-то похожее на извинение: — Прости меня. — За что? — За танцы, — объяснил он, заставив ее наклонить голову, молча говоря ему продолжать. — Я позволил Зои добраться до меня. Просто, когда я увидел вас вместе в День Примирения, все снова навалилось на меня, и я вспомнил тот момент, когда она называлась моим другом. Я просто испугался, что она сделает это снова, только с нами, а в итоге сам все испортил. Розетта видела, что его извинения были искренними, но все же сохраняла спокойное выражение лица, вызывая в нем страх, поскольку он думал, что она отвергнет его попытку все исправить. Затем она улыбнулась: — Должна признать, это было довольно глупо с твоей стороны, — ее слегка поддразнивающая манера заставила Ксавьера выдохнуть. Они оба начали идти по проходу в магазине: — И что? — спросил Ксавьер, надеясь, что она простит его, даже если понимал, что одного простого извинения вряд ли будет достаточно за то, что он сказал и сделал. Она притворилась, что на секунду задумалась: — Обиды- не мое, мистер Торп, — парень кивнул, восприняв ее слова как способ сказать, что между ними все хорошо, но затем она добавила. — Только кровная месть. — Что? — пробормотал он, слегка испугавшись, когда она, казалось, никогда не смотрела на него так серьезно, как в эту секунду. Внезапно она попыталась сдержать смех, прикрыв лицо рукой: — Ты слишком серьезный. Я просто пошутила. Позволив себе успокоиться, он выдохнул. — Ох. — Вроде того, — добавила она, забавляясь тем, как ей удавалось держать его в напряжении. Прежде чем он смог заговорить, она, наконец охнула, глядя на идеальный торт для своей сестры. — Вот этот. Он идеален. Розетта поймала себя на том, что улыбается, потому что она не только нашла идеальный торт, но и, похоже потому, что у ее дружбы с Ксавьером все еще был шанс даже после такой тяжелой недели.∼
— Мне нужна твоя помощь, — Уэнсдей чуть не подавилась, когда замученный художник ухмыльнулся. — Не злорадствуй. — Предупредила она, разворачивая листок бумаги в своих руках. — Что, нужны уроки рисования? — спросил Ксавьер, убирая ведро с краской и кисть, который держал в руках, прежде чем забрать рисунок. Изучая его в течение секунды, он наклонился, чтобы выключить музыку, которую слушал. — Штрихи не твердые. Взгляд Ксавьера блуждал по Вещи, который бегал по полу, казалось бы, оглядываясь по сторонам. — Это из моего видения, — Уэнсдей снова привлекла внимание парня к себе. — Узнаешь место? Сложив рисунок, он указал на свою недавнюю картину, висящую на стене, и сказать, что она была немного лучше, чем у Аддамс, было бы большим преуменьшением. — Когда ты это нарисовал? — спросила она. — Пару дней назад, — объяснил он, садясь на свой табурет. — Мне снова начали сниться эти сны, как и раньше. — И монстр тоже? — Нет, — он покачал головой, слегка вздыхая, словно пытался найти правильные слова. — Но… я его чувствую. Словно он притворился в глубине моего сознания. Уэнсдей внимательно осматривала рисунок: — Ты знаешь, где это? — Старое поместье Гейтсов. Я мимо него бегаю, — он взглянул на нее. — А что? Прежде чем Уэнсдей успела ответить, два многозначительных щелчка пальцами, принадлежащих Вещи, привлекли их внимание к тому месту, где он стоял. Глаза Ксавьера слегка расширились, когда он встревоженно вскочил: — Стой… — было слишком поздно. Вещь уже сдернул большую ткань, прикрывавшую картину, обнажив каждый ее дюйм. Заинтригованная, Уэнсдей обошла экстрасенса и подошла к картине. Это был лишь набросок, на самом деле нарисована была лишь малая часть, как будто он только сегодня приступил к этой работе. Младшая Аддамс позволила своим глазам блуждать по рисунку, понимая, что это было и чем должно было стать. Это была девушка, которую, казалось, вот-вот раскрасят во все черно-белое. Что бросалось в глаза, так это ярко-красная роза в ее руках и мягкий взгляд закрытых глаз. — Ладно, послушай, я… — Ксавьер прекратил свои объяснения, потому что у него их попросту не было. У него не было никакого веского объяснения, кроме желания нарисовать что-то красивое. Он закрыл глаза на несколько секунд, ожидая какого-нибудь заявления от девушки, что он жуткий, странный, но этого так и не последовало. — Если ты вложил столько усилий и эмоций в ее портрет, может быть, задумаешься над тем, чтобы вложить их в то, чтобы показать моей сестре это, вместо того чтобы разбивать ее сердце. Сказав это, Уэнсдей направилась прямиком к двери, которая закрылась за ней, когда она растворилась в ночи. Ксавьер поднял взгляд на картину, вздыхая, потому что, если даже Уэнсдей Аддамс была настолько раздражена его саморазрушением, что поставила его на место, он знал, что пришло время остановиться и признаться во всем, что он скрывал.