«Невозможно сбежать из этого вселенского Шоушенка. Можно ли назвать это матрицей? Отчасти да. И всё же вселенский разум решил, что создал лучшую модель мира для нас. Если бы это было не так, он бы обязательно разомкнул бесконечность…» «Тайна лемнискаты, знака бесконечности». Лариса Павлович, 2021.
За почти двадцать лет жизни я не единожды нарывалась на разного рода происшествия психоактивного характера, влияющие на сон. И с каждым годом копилка моего плачевного опыта имела за собой привычку пополняться: то успокоительное подействует так, словно в меня его вкачали литр, и закончится потерей сознания; то снотворное даст по мозгам и я ещё с два дня буду шататься как бывалый маятник; то осмысленные зрительные галлюцинации по пробуждению не дадут сдвинуться с места. И почему-то я была наивно убеждена, что удивить меня моему же организму больше нечем. До этого момента. Перед глазами простилалось всецелое ничего. Чёрное пространство, сдавливающее голову, с каждой секундой напрягало всё больше. Ни в одном надуманном углу за всё время моего пребывания в этом подвешенном состоянии нерабочей лампочки не замаячило что-либо, хотя бы на один тон отличающееся от давящей на зрение темноты. Казалось, начинало подташнивать. С самого раннего детства я не переносила темноту. И дело было не в том, что я боялась её, не в том, что панически ждала, что в любую секунду на меня наброситься нечто страшное и изуродованное прямиком из червоточины. Когда я не могла видеть, я начинала необъяснимо задыхаться. Горло мерзко сдавливало, а на тело будто бы шмякался килограмм-другой тяжести. И объяснить эдакий дебаф от Вселенной никто не удосужился. Время, казалось, застыло на месте, подобно мне — застрявшей посреди стискивающей в своих иллюзорных объятиях тьмы. Каждый раз, когда я пыталась сделать шаг вперёд, меня мягко отбрасывало назад, а ноги, судя по ощущениям, проваливались в отсутствующий пол, но лишь для того, чтобы через десять секунд вновь найти твердь. Нечто истеричное внутри подсказало, что я провалилась в текстурки. Между тем я с опаской вытянула руки вперёд и попробовала нащупать хоть что-то материальное. Пальцы ловили лишь пустоту. Горькая тошнота всё ощутимее подбиралась к глотке. Самообладания во мне, и без того свойственной к тревожным метаниям, было всё меньше. Это, ребятки, уже конечная для здравомыслия какая-то. В целом, я могла бы попробовать списать этот увлекательный аттракцион выхода в астрал тем, что мой мозг попытался в осознанный сон, но схалтурил и забыл подкинуть сюжет. Это бы даже звучало логично, если бы не ощущения. Тело, которое, к счастью, всё ещё ощущалось и не растворялось в темноте, было по-настоящему моим. Это был ужасающе реальный сон среди всех существующих. А сравнивать мне было с чем. Шифтингом я в своё время перестала баловаться так же быстро, как и начала — поплавала на волне популярности данного феномена, да всплыла кверху пузом от усердия, закончившимся унылым ничем. Однако это не отменяло того факта, что я умела отличать сон от реальности и даже умудрялась строить логические цепочки в очагах собственных сновидений. И теория о том, что во сне ты не видишь свои руки, оказалась наивысшей формой пиздежа. Однако это также являлось своеобразной гранью между простецким и тяжелым осознанным сном. И сейчас, следовательно, я проживала второе?.. Уверенности в своём предположении не прибавилось и спустя примерно десять минут. Лишь противные червячки громких сомнений закрались в голову. Это не было похоже на осознанный сон. Только если на какую-то наивысшую и новую для меня форму галлюцинации и заодно издевательства. Я помню, что вновь уснула под утро. Помню, что вдоволь насмотрелась эдитов с любимыми героями и не преминула засорить их мордашками переписки с близкими друзьями. Помню, что по невнимательности вписалась в стену, счесав кожу на руке о поверхность обоев. Помню, что сетовала на отсутствие воды и пару раз спросила у потолка, за что мне всё это. Помню, что не дочитала очередной глуповатый, но милый фанфик. Помню, что вместо сна, я в пять часов корячилась у кошачьего лотка, дабы по пробуждению не задохнуться от распространившихся ароматов. Там же, с лотком наперевес, я придумала совершенно тупую шутку для фанфика, а спустя минуту уже её забыла. Помню, что от нечего делать перелопатила всю имеющуюся косметику и переложила самую нужную в новую косметичку с «Волейболом», довольно поглядывая на Хинату и Кагеяму. Вышитые на едва шершавой ткани персонажи как никогда сильно радовали глаз. Отдающий кислотой чай между тем быстро закончился, оставшись неприятным послевкусием на языке и грязной чашкой на краю письменного стола. Напиток, предполагающий, цитирую: «разнообразие тропических фруктов с лёгкими нотками каркаде» наводил тоску ни чуть не меньше робких лучей рассветного солнца вдалеке за зашторенным окном. Да за такое плачевное чаепитие, чую, меня бы давно погнали ссаными тряпками подальше от Страны Чудес. Я фыркнула со смеху. Сил на полноценный хохот просто не осталось. Весь волшебный трип ущербной бессонницы закончился отчётливым желанием напиться и уйти в разнос, но вместо этого пришлось сомкнуть глаза и провалиться в беспокойный сон. И вот я здесь. Внезапное открытие изысканных способностей в пенатах сновидений меня покидать не спешило. Начало казаться, что от напряжения я вот-вот окоченею. То ли Морфей меня сглазил, то ли благословил; вот торчу здесь неизвестно сколько, а всё ещё не определилась. Так или иначе, осознанный сон, который кто-то хочет постичь чуть ли не фанатично: с охапкой благовоний и отсутствием воды в рационе, навестил меня без спросу. Я буквально не сделала ничего для этого, но, кажись, ещё немного — и принципиально заверещу. Прелести воспалённой фантазии между тем дрогнули под натиском неожиданно яркого освещения. Неестественно белоснежные лучи принялись стремительно заполнять всё пространство и уже через минуту мне пришлось крепко зажмурить глаза. Тело в раз отозвалось неприятным онемением и покалыванием на кончиках пальцев. Чем больше я пыталась ухватиться за себя же, тем быстрее исчезали очертания моего тела. Ноги в розовых штанах с овечками отсутствовали так, будто бы их не было вовсе. Я волнительно попыталась сделать хотя бы один шаг, но, ожидаемо, не смогла и с места сдвинуться. Следующими под раздачу попали руки. И тут ко мне пришло понимание — совсем скоро я исчезну полностью. Но я даже не успела как следует испугаться, как над ухом раздался резкий отрезвляющий хлопок. Я провалилась в сон и перестала ощущать себя окончательно.***
Колкие жгуты будто бы в раз сошли с натуженных лёгких. Я принялась судорожно хватать ртом воздух, волнительно вскакивая на месте и принимая шаткое сидячее положение. В глазах двоилось, а в горле неприятно саднило сухостью. Сперва мне почудилось, что мысли спросонья путаются. Крикливые, едва истеричные, они забились куда-то между мозгом и подкоркой, растекаясь ядовитыми воплями прямо в уши. Я не успевала вычленить из потока бреда хоть что-то. И тут по затылку ударило осознанием, а хаос в голове притупился шоком. Я находилась на чёртовом огрызке земли с выцветшими комьями низкой травы. Задницу неприятно холодило и я поджала под себя колени — края своеобразного островка были затоплены мирным течением не-то-реки-не-то-болота. Мутная гладь напротив отдавала затхлым морским запахом. По носу ударил характерный травяной запах и я спешно осмотрелась. Полузатопленная водоёмом равнина располагала бесчисленным множеством крохотных кочек, кое-где переходящим в полноценные скалистые островки либо же дороги, поросшие сухим тростником. Поодаль громогласно квакали лягушки. Я нервно ущипнула себя за предплечье и тут же зашипела под нос. Замечательно. Таки волшебный трип на любителя не закончился. Происходящее упорно не усваивалось рассудком ровно до того заветного момента, когда я взглянула на свои непривычно длинные ноги с пухлыми ляжками. Это были не мои ноги. Солнечное сплетение закололо, а тело сковала паника. Вербальное радио хаотичных мыслей набирало громкость параллельно тому, как я осматривала в себе всё, на что могла взглянуть. Пижамные мешковатые штаны сменились плотными капроновыми колготками и серыми обтягивающими шортами с огромным кожаным ремнём. Высокие кожаные ботфорты на массивной тракторной подошве скрипели при попытке сдвинуться с места. Руки облачила великоватая на размер тёплая кофта чёрного цвета с капюшоном, а под ней обнаружилась красная майка на тонких лямках. Я лихорадочно схватилась за волосы, оттягивая их на затылке и в ужасе сглотнула едкий ком. Это не моя одежда, не моё тело, это не я. Одёрнув ладонь с неправильно длинными пальцами, прыснула совершенно безотчетно. На руке дрогнул медный волос, тут же улетевший зябким ветром. Фикрайтерская часть ошалевшевшего мозга скептично подсказала: следовало бы унять истерику и пораскинуть логически. Кому как не человеку, пишущему про попаданчество во всех своих проявлениях, удивляться произошедшему? Сказки, придуманные ради одного лишь интереса, вдруг воплотились в чужую для меня реальность. В носу против воли защипало от откровенно затопившего нервную систему стресса и я усиленно напрягла мышцы, переключаясь на почти что болезненные ощущения. Спустя несколько минут паника отступила. Я вновь приоткрыла глаза и вперилась в окружение куда более протрезвевшим взглядом. Я, очевидно, не сплю. Ни один осознанный сон не мог бы похвастаться такой запредельной реалистичностью и возможностью полномерно размышлять и ощущать. Органы чувств не обманешь. Следовательно, меня каким-то отвратительным в своей чудесности образом перенесло в другой мир. Надолго ли? Навсегда? Почему в чужое тело? Ни на один вопрос ответа не последовало. Я надрывно вдохнула. Значит, спрашиваем у себя другое — где я? Я сощурилась при взгляде в низкое безоблачное небо, хрустнув позвонками. По зрению врезались пронырливые солнечные лучи, а по вискам — острая головная боль. Под боком что-то назойливо звякнуло, на что я не обратила никакого внимания, зажмурившись от проступивших слёз. Боль распространялась всё больше, набирая обороты и сковывая в малейших движениях. Затылок заныл будто бы после удара о камень. — Катерина, ну вот куда ты собралась?! — взвыл девчачий голос. Меня проняло диссонансом — интонация была до дрожи родной и вместе с тем абсолютно незнакомой. Перед глазами возникла до неприятного памятная ситуация. В крохотной, уставленной цветами комнате, было ни продохнуть. Из угла в угол носилась взбешённая длинноволосая блондинка, хватаясь при этом за острые плечи и без конца невнятно причитая под красный нос. По обонянию то и дело било почти что липким в своей сладости запахом. Пыльца вызывала отчетливое желание чихнуть. Аллергии на лилии у меня никогда не было. — Катерина, ты же понимаешь, что предашь своего брата? Предашь семью. Предашь меня. Предашь родину! Я почти что прорычала от боли. Между тем воспоминание продолжило другим голосом. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что ответ принадлежал мне. — Я не могу больше так жить, Лана. Я уезжаю. Я не хочу больше здесь находится. Чем больше я слушаю россказни Аякса, тем больше злюсь на всю ситуацию. Сколько ещё он должен марать руки и прокладывать власти дорогу на костях? Почему он вообще должен это делать? — Чтобы вы жили, чёрт возьми, совсем идиотка?! — гаркнула девушка, приближаясь ко мне и гневно поправляя белые рукава-фонарики на лёгком платье. — Этой причины недостаточно?! — В том то и дело, что этой причины достаточно, чтобы понять, что мы можем нормально жить, только когда мой старший брат убивает во славу Царицы и её больных на голову планов! — в этот момент карие глаза собеседницы в ужасе расширились и она было поспешило приложить задрожавшую ладонь к моему рту, но не успела: — Меньше всего в этой жизни я хочу, чтобы мой брат зарабатывал нам на возможность жить, а не выживать или же быть мёртвыми. — Это решение Аякса. Если он выбрал такую судьбу, не думала ли ты, что его устраивает подобная жизнь? — Это не его решение, Света! Его к Фатуйцам отправил отец, как ненужного надоевшего нахлебника, который перестал быть робким и послушным, который перестал быть удобным, понимаешь? Он отправил своего сына на пушечное мясо в надежде, что его перевоспитают. Убийцы, слышишь? Убийцы перевоспитают! Он каждодневно подвергает себя опасности, как ты не понимаешь? Будь он хоть трижды невероятным бойцом и авангардом этих ёбанных Фатуи, мне не предоставляет никакого удовольствия читать о его заслугах, состоящих в, цитирую, «уничтожении препятствий для Снежной». Какие, к чёрту, препятствия? Те, которые они же сами и придумывают? Когда брат присылает письмо, мне тошно от себя, от Царицы, от всего. Мне больно за то, какой жизнью он живёт, пусть теперь мы себе ни в чём не отказываем. Это же, знаешь ли, так почётно, когда твой брат Предвестник, а не обычный попрошайка-рыбак. Ты в курсе, что он начал убивать, когда ему было четырнадцать? Мы с матерью и годовалой Тоней нашли его в гуще леса с озверевшим взглядом и ржавым мечом в руке! Светлана растянула обескровленные губы в усмешке. — Хочешь услышать правду, мелкая? Так услышь. Ты наивная, Катерина. Глупый несносный ребёнок. Твоя идеализация и романтизация мира ни к чему хорошему не приведут. Пора бы повзрослеть, а не истерить, не думала? Этот мир строится на лжи и убийствах. Твой пацифизм вызывает смех. Повзрослей. Так, как повзрослел в своё время Аякс. Ах да, — усмешка сочилась недовольством пополам с превосходством. — Ты ведь и сама знаешь, что Аяксу это нравится. Ты знаешь, какой трепет в нём вызывают битвы, сражения, насилие. Ему нравится хаос, бойни, кровь, ему нравится страх. Или же твой ненаглядный братишка не показывал тебе свою настоящую сторону? Брось, только не говори мне, что не догадывалась! Он выбрал такую жизнь не из беспокойства о вас, а лишь из-за того, что ему этого хотелось. Такую правду ты хотела услышать? Дыхание противно сперло. Сиплый голос сорвался с губ. — Он говорил… говорил, что скоро вернётся домой. Сказал, что это произойдёт, как только он закончит и поможет достичь Её величеству Царице поставленной цели. Он сказал подождать ещё немного и он вернётся первым же кораблём, — интонация затрещала злостью. — Но он всё ещё не возвращается. Вернётся ли он когда-либо вообще? Я не верю, что он делает это всё просто из-за того, что ему нравится убивать! Это неправда!.. Гнев на лице Светланы расплавился в порицающее сочувствие. — Повзрослей, Катерина. Меня выбросило из воспоминания словно из толщи студёной воды. Дыхание не успело прийти в норму, а зрение нормализоваться, как по шее поползли мерзкие мурашки в сопровождении холодного пота. Резким пластом по мне ударило новое видение. — Ты уезжаешь, да? К братику? — девочка восьми лет слезливо округлила глаза, обиженно уставившись на меня исподлобья. Я устало выдохнула, протягивая сестре меховую накидку и вполголоса проговаривая: — Я уезжаю повидать мир, Тоня. Думаю, как только ты повзрослеешь, сможешь путешествовать со мной. — Но это так долго! — вспылила Тоня, притопнув ногой в массивных сапогах. — Ты что, больше не вернёшься? Как Аякс? Шапка девочки в моих руках нервно дрогнула. На лице застыла натянутая улыбка. — Конечно, вернусь. И писать буду. — Из-за вас с Аяксом мне приходится много читать, — буркнула Тоня под курносый нос, надув щёки и смахнув со лба длинную рыжую чёлку. — Предательница. Я промолчала. В голове назойливо сигнализировала мысль — не так уж и много. Аякс писал редко. Входные двери резко отворились и впустили холод. Я поёжилась. — Катерина, я поймал та-а-а-а-кую рыбу! — заголосило взбудораженное нечто в великоватой на размер шапке-ушанке и в напрочь заснеженной куртке. — Это я её поймал, дурак! Эй! — встрял обиженно другой мальчишеский голос, нагоняющий брата. Медные кудри то и дело путались и лезли в глаза. Позади хохотал высокий мужчина с недельной щетиной на шрамированном лице. Память услужливо подсказала, что это были младшие братья по имени Тевкр и Антон. А ещё отец. Не успела я толком переварить полученную информацию, как меня тут же охватило головокружение, повлекшее за собой новый водоворот смены окружающей меня обстановки. Глаза защипало и при каждом неосторожном движении дышать становилось в разы тяжелее былого. Тело отказывалось слушаться и нормально функционировать до тех пор, пока по позвоночнику не прошлась промозглая дрожь и меня с ног до головы не обдуло ледяным ветром. В этот раз я оказалась около величественного здания, от которого за километр пасло монументальностью, великолепием и типичным Елизаветинским Барокко. Высокие помпезные колонны с нагромождёнными ангельскими ликами были расписаны золотом. Пастельно-голубые стены приковывали к себе внимание в силу белоснежных фигур вокруг полуциркульных окон, а на огромной террасе было как всегда многолюдно. Шум социума привычно галдел на фоне рябящим радио. Высокие двустворчатые двери с витиеватыми замудренными узорами вызывали трепет и вместе с тем отторжение. Я помялась с ноги на ногу, уныло уставившись вверх — на венчающие карнизы. На далёкой и порядком заснеженной вальмовой крыше в свете дня поблескивали посеревшие от времени фигуры людей и животных. Кажется, у льва отвалилось ухо. — Вы как никогда очаровательны, дорогая Катерина, — бархатный мужской голос впитывался в уши медовыми сусальными речами. Холодный взгляд хмуро вперился в улыбчивого мужчину напротив. Длинные вьющиеся волосы ниспадали на широкие плечи, на пухлых губах играла довольная улыбка, а хитрые синие глаза щурились в ожидании. Он выдохнул клубок пара, поёжившись морозу и кутаясь в высокий меховой воротник пальто. Про себя отметила, что в данном амплуа мужик больше походит на сутенёра. Тем не менее, род его деятельности оказался более уважаем. Он поправил съехавшие с переносицы очки и затянул с ещё большим удовольствием: — Вы так пристально на меня смотрите, Катерина, это будоражит. Неужто не доверяете? Бросьте, кому, если не мне, ваш замечательный брат может доверить деньги, ведь так? Как никак, это мой банк. Кивок получился вялым и инстинктивным. Лживая улыбка приклеилась к лицу. Мужчина самодовольно приосанился. — Конечно, Панталоне, кому как не вам. Воспоминание в очередной раз смазалось. Я покрутила головой, стараясь стабилизировать картинку. Вокруг по крупицам воссоединялся мир, преображаясь по итогу в небольшую захламлённую комнату с двумя кроватями, низеньким письменным столом и шкафом-купе. По зрению бил слабый оранжевый свет из настольной лампы. Молодой парень что-то усиленно писал на обрывке бумаги, зевая в кулак и периодами поглядывая на меня, копошащуюся в куче разномастной одежды. Он вполголоса пробубнил: — Тебе не понадобится тёплая одежда, так что бери что-то лёгкое. — Спасибо, Давид, ты как всегда воплощение очевидности. — Заботливый старший брат, так-то! Парень тряхнул перетянутыми в низкий хвост волосами, отчего короткие тёмно-рыжие пряди упали на веснушчатый лоб. Он забавно поморщился, но всё равно постарался очаровательно улыбнуться, подмигивая и напевая невнятную мелодию. По итогу подмигивание перешло в попытку достать из заслезившихся голубых глаз локоны. Давид протяжно вздохнул. — Да, старший, аж на целых две минуты, — тоскливо подтвердила я. — Такой старший, что аж сам не знаешь что с этим делать. — Знаю! Всегда знаю! — воскликнул парень, чуть было не навернувшись со стула, попутно запнувшись о край просторных белых штанов. Я неопределённо угукнула, продолжая складывать в сумку немногочисленные стопки лёгкой одежды. На фоне раздался звук подлого удара, о чём свидетельствовал невнятный скулёж. — Су-у-у-ка, мой мизинец!.. — Аякс в недавнем своём письме сказал, что надеется, что его любимые младшие братья становятся бравыми воинами, — я иронично вскинула брови, вполоборота наблюдая, как Давид скрутился в калачик на красном ковре и резко замолчал при упоминании Чайлда. — Стоило ответить, что Тевкр и Антон неплохо справляются, да? Мне в голову прилетел потрёпанный блокнот. — Давид, ещё раз швырнёшь в сестру блокнотом, и я швырну в тебя сковородой! — проинформировала мимо проходящая мама, тем не менее, окинувшая меня запредельно недовольным взглядом. Зелёные глаза раздосадовано и с некоторым разочарованием взглянули на собранную сумку, а каштановые волосы упали на осунувшееся лицо. Она была явно недовольна моим решением уехать, но промолчала, покачав головой. Воспоминание завершилось так же быстро, как и началось. Меня мутило. К горлу подкатывал ком невнятной истерики и вместе с тем непрошенной горечи. Дышать получалось через раз. Вывод о происходящем напрашивался сам собой, но его не выходило сделать по нескольким причинам. Первое — в голову словно установили ряд энциклопедий, с которыми рассудок просто отказывался справляться. Второе — напуганная часть меня была готова до последнего отпираться и отрицать происходящее, в идиотской надежде на то, что ещё жалкая минутка и этот кошмар завершится. Я проснусь и посмеюсь с этого дикого сна и буду дальше жить свою жизнь. Но нет. Меня никто не спрашивал. Я оказалась в Тейвате, хотя полагала, что до шизофрении мне было всё же ещё далеко. Узнавание произошло сразу же, стоило лишь услышать имя Аякс, а последующие воспоминания лишь подтвердили опасения. Я нервно покачивалась из стороны в сторону, хватая себя за чужое тело и в молчаливой истерике закусывая нижнюю губу. Это отвратительный стёб со стороны Вселенной. Просто отвратительный. Мол, раз только и умеешь, что придумывать комедийные истории про попаданок, поешь говна на их месте, так? Пиздец. Какой же это пиздец! Я оказалась в теле сестры Тартальи! Блеск. Просто восхитительно. Хотелось рассмеяться, но любой звук будто бы напрочь застревал поперёк гортани. Сестра Тартальи, блять. Я и подумать не могла, что вторая сестра, помимо Тони, всего лишь на два года младше Аякса. Очаровательно. Если уж закинули, почему нельзя было закинуть в своём теле? Почему я… застряла в теле другой девушки? Имеется ли здесь руководство Всея Иномирья, которое отвечает за распределение неугодных в чужие миры? Если да, то я готова написать жалобу на десять страниц, где по пунктам перечислю кто где соснул хуйца и также аргументирую, почему попаданцев должно забрасывать в их теле. Я, как полноправный участник этого жанра, не то что негодую, я просто в бешенстве! Смех всё-таки вырвался с горла хриплым кашлем. Хаос мыслей сводил с ума. Одна за другой, они наслаивались друг на друга и доводили то кошмарного исступления. Мои мысли перемешались с воспоминаниями Катерины. Мы с ней ещё и тёзки. Это ли не ирония судьбы во всём её проявлении? Чем больше я пыталась прислушаться к себе, наивно полагая, что на затворках ополоумевшего сознания услышу голос хозяйки этого бренного тела, тем больше злилась. На себя. На Катерину. На ситуацию. На то, что она молчала. Хотя, всё-таки, лучше уж пусть молчит, иначе я совсем балдой поеду. Сразу после этого пришла следующая необходимость — понять, как именно сюда занесло Катерину. Но вопреки желаниям, память отзывалась пустотой, и за неимением объяснений, подкидывала совершенно рандомные факты из жизни девушки. Рандомные и на данный момент ненужные. Но у меня, правильно, что? Никто, правильно, не спрашивал. Поэтому я просто молча ела второсортный бред о том, что любимый цвет Катерины красный, любит она индейку и ненавидит она яблоки. Единственную полезную информацию, которую мне повезло вычленить из головы Катерины, так это то, что она не обладала глазом Бога и все её способности ограничивались непомерной наивностью и навыками рукопашного боя, а также хорошо развитой мускулатурой, натренированная требовательным отцом. Воспоминаний с этим мужчиной у Катерины было критически мало, отношение к нему явно оставляло желать лучшего. А мнение, к которому я смогла прийти просто по факту увиденного — это то, что она умудрилась посеять упаднически-револлюционные настроения в семье. И осуждать её за это я не то что не могла, а даже не хотела. Понять девушку было можно. Брат, который состоит в очевидно преступной организации, слепившей себе амплуа безгреховных героев на родине, стал главным триггером и причиной, по которой сомнения поселились в голове Катерины. И они прорастали ядовитой тревожностью с двенадцати лет для того, чтобы по итогу закончится желанием покинуть Снежную. Слишком мягкая, слишком честная, слишком наивная, слишком для событий её жизни. Ведь по факту, Светлана была права, когда сказала, что Тарталья не столько жертва обстоятельств, сколько человек, которому нравится то, что он делает. Да, возможно, далеко не всё, но основная суть его работы приносила ему удовольствие судя по той информации, что предоставляло сообщество игры и воспоминаниям самой Катерины. Она же до последнего отрицала это и считала брата почти что непорочно святым. Наивно и глупо? Да. Но характерно для такого человека, как Катерина. Интересно, куда и как далеко она собралась путешествовать. Не хотелось называть её совсем законченным наивняком, но в голове всё же не остыло воспоминание о том, как близь Каменных Врат Ли Юэ её облапошил торговец и умчал со своей повозке сразу же, стоило ей отвалить моры. Это было последнее, что осталось в голове Катерины и это не объясняло главного вопроса — что с ней произошло, помимо неудачливости? Если моё знание локаций Геншина не подводило, то прямо сейчас я успешно грела чужой задницей живописную, но от того не более лицеприятную кочку посреди тростниковых островов. Победительница по жизни. И я даже не знаю, кто из нас двоих больше. Одно ясно точно — оставаться на месте не было никакого смысла, только если я не собиралась утопиться в реке Бишуй для того, чтобы меня выловили сетями где-то под Мондштадтом. Судорожно сжала и разжала пальцы. Как бы ни хотелось упасть наземь и разрыдаться, периодически ударяясь головой о стену, я не могла себе этого позволить. Не знаю, что именно: то ли ощущение ответственности за чужое тело, то ли понимание, что сейчас не время жевать сопли, но это низвело меня с небес на землю. Сначала дело и безопасность, потом пиздострадания. Я с готовностью приготовилась вспоминать свой позорный опыт паркура, ограничившийся вылетевшим коленом, как меня прозаично отвлёк повторившийся звон сбоку. Взгляд обнаружил странной наружности цацку у самых ног. Сперва я подумала, что это какой-то аксессуар, отвалившийся с одежды. Спустя секунду до меня дошло, что это чёртов глаз Бога. Которого у Катерины совершенно точно не наблюдалось, что становилось причиной комплексов, ведь у брата-двойняшки Давида имелась Анемо побрякушка. Я неверующе поковыряла носком обуви серый как грозовое небо кристалл. В центре более тёмным оттенком красовался символ из трёх переплетённых овальных колец, посередине оных находилась едва заметная точка. Украшение поблескивало и издавало слабый свет. Оно хранилось в круглой броши-окантовке из серебра, верхний слой, в свою очередь, образовывал знак бесконечности. Се-ля-ви мечты. А ауф фразы подвезут? Так сказать, фирменный почерк любой таинственности. Нет? Ну ладно. Я икнула, как последний Индиана Джонс ожидая ловушек и подвоха. Его не последовало. Так что мне опять повезло. Цацка не оказалось детонатором. Я с минуту посомневалась, прежде чем поднять дарование этого мира. Ну, а что? Дают — бери, бьют — беги. А если меня лупить таки вознамерятся, защищаться то как-то надо, правильно? После прочитанных фанфиков и непосредственной игры о Тейвате у меня мнение как о типичном хардкорном сёнэне, где каждый твой день может стать последним. Я вновь покрутила предмет в ладони. То, что это был именно глаз Бога, сомнений не осталось. Однако то, как он выглядел, всё-таки заставляло напрячься. Это был абсолютно незнакомый мне вид местного лакшери артефакта. Ни один из семи даже приблизительно не был на него похож. Следовательно, либо таки каноны ушли от некоторых своих не принципиальных соблюдений, либо в сюжете игры ещё не успели раскрыть то, что спойлернули мне. Я бы могла, конечно, сейчас наобум ткнуть в летающий остров где-то вдали небес, рассыпаясь благодарностями в адрес Селестии, но я о попадании не просила, а значит и благодарить было не за что. Сомнительная щедрость, согласитесь. Могли бы хоть инструкцию по использованию какую приложить, чтобы я тут никак по-тупому не померла, запульнув этим чудо-амулетом промеж глаз. Раздавать пентакиллы и квадракиллы на ближайший километр мне явно не светит. Н-да, ладно уж, не в моих условиях жаловаться. Жизнь с экстрактом неудач — удивительная вещь. Ещё вчера ты делаешь настохорошевшие домашние задания и проклинаешь свой универ и третий курс в особенности, а уже завтра просыпаешься где-то в тростниковых ебенях Тейвата. Восторг. Фу.