К тебе, спустя две тысячи лет.

      Ханджи не спала, дожидаясь её. — Где тебя носило? — прошипела она, — ты не появилась в обед, сказав что идёшь в библиотеку, но и там тебя не было. Потом ты проигнорировала ужин и вернулась под утро. Не говоря уже о том, что ты, со вчерашнего вечера, ведёшь себя странно. Что такого тебе сказали Шадис и Эрвин? — Ничего. — Такое ничего, что ты пришла сама не своя? — Это другое. И с моим сегодняшним отсутствием в штабе никак не связано. — Что другое? Не ври, что ты была в городе. Твоя лошадь была здесь, равно, как и плащ, а в такой дождь ты бы не вышла без него, — Ханджи крепко схватила её за рубашку, — расскажи мне. — Ханджи, — она взяла подругу за плечо, — когда-нибудь я смогу рассказать тебе всё. Но есть вещи о которых я говорить не в праве. Ханджи вздохнула. — И всё-таки. Где ты была? — Я была у Эрвина. Хотела извиниться перед ним. — Извиниться за что? И почему ты так задержалась? — Я не взяла плащ и промокла. Капитан дал мне свою рубашку и велел переодеться. Вот я и задержалась. — А что с извинениями? За что ты извинялась перед ним? — Только никому об этом не говори, Ханджи, — она понизила голос, — тот столичный хрен, искавший меня — мой жених. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы заткнуть рот Ханджи ладонью. — Тише. Перебудишь всех вокруг. Он сказал мне выбирать между разведкой и им. А я сказала, что у меня есть кое-кто получше и поцеловала Эрвина. Вот мне и пришлось извиняться перед ним. На этот раз Ханджи сама приложила ладони ко рту, чтобы сдержать рвущийся оттуда смех. Когда её плечи перестали дрожать, то она спросила: — И как оно? Он, наверное, сжал губы, как он это делает обычно, когда мы косячим и вышел поцелуй с камнем. Мина покачала головой. — Нет. Он подыграл мне. — Он — что? — опешила Ханджи. — Подыграл мне и поцеловал меня в ответ. Честно, я и сама не ожидала от него. — Выходит, что я была права, когда говорила тебе, что он смотрит на тебя, — хихикнула Ханджи, — уверена, меня бы он быстро отлепил от себя, ещё и губы бы вытер. Кстати, а когда ты успела обзавестись женихом из столицы? Рожа у него, конечно, вперёд войск поставить и титаны разбегутся в ужасе. — Об этом лучше не рассказывать никому, Ханджи. Как бы странно это не звучало, но чем меньше обо мне кто-то знает, тем спокойнее нам живётся. Как только я решу эту проблему, то расскажу тебе о себе всё. А теперь, давай ложиться, не хочу на отработку. На дворе стоял тёплый солнечный день и над городом не было ни облачка. На столе, в садовой беседке украшенной лёгкими занавесками, стоял кувшин с яблочным соком, а с его боков стекали капельки воды — настолько содержимое было холодным. Но старику и маленькой светловолосой девочке, казалось, не было никакого дела до прохладного сока и спасительной тени беседки, они увлечённо фехтовали деревянными мечами. — Ха-ха, а вы делаете успехи, юная леди, — хохотал старик всякий раз, когда деревянный меч проходил в опасной близи от его бока. — Ты поддаёшься, дедушка. Так нечестно, — обиженно дула губы в ответ девочка. — Разве я способен? Тебе просто не хватает опыта, моя леди, — ловкий выпад и девочка уронила меч, потеряв бдительность, а фальшивое острие меча её оппонента зависло в дюйме от её груди, затянутой в зелёное атласное платьице, — сдавайся. Серые, по-детски большие, глаза сузились и девочка, бесстрашно схватив острие вражеского меча одной рукой, другой схватила оброненное оружие и вот уже старик вынужден поднять руки вверх, признавая поражение. — Я никогда не сдамся! — Впечатляет. Я поражён, моя милая, что ты предпочла пойти на риск и выиграть. Не припомню, чтобы я тебя такому учил, — старик учтиво приложил ладонь к груди и склонил голову. — Отец! Сколько раз я должна вам повторять, что сражение на мечах не женская забава? — к ним стремительно приближалась женщина. — Ну-ну, Амелия, полно тебе. Твоя дочь только что одержала победу. — И поранила руку. Будет сложно объяснить этот порез её отцу. А ведь завтра состоится свадьба её сестры. — Но мама, нам с дедушкой было весело, не нужно его ругать. — Помолчите, юная леди. Твоё платье всё в пятнах от травы, разве так подобает себя вести? Так ты никогда не выйдешь замуж. — Больно надо. Видела я как Хильда счастлива. Может я не хочу замуж? Щёку ожгло, а из глаз потекли предательские слёзы. — Амелия! Что ты творишь? Если тебе и стоит злиться на кого-то, то только на меня. Мина совершенно ни при чём, — мужчина крепко сжал ладони на плечах женщины и встряхнул её. — Я….я никогда не выйду замуж! А тебя, мама, я просто ненавижу! Всю дорогу до дома она молчала, только по щекам текли злые слёзы от обиды. Мама также хранила молчание. Лишь когда она особо громко всхлипнула, та обратила на неё внимание. — Вильгельмина, послушай. Быть женщиной — значит иметь не самую лёгкую долю. Тебе может не нравиться такая жизнь, но поверь, ты не знаешь каково жить простым людям. Им приходится работать в поте лица, зарабатывая деньги на пропитание, тогда как ты носишь шелка и ешь вдоволь. Ради такой жизни можно смириться с некоторыми вещами. Просто ты не понимаешь этого в силу своего возраста. В доме играла музыка, а гости, раскрасневшиеся от вина, вели ленивые беседы. За окном догорал день. Завтра её сестра покинет дом, уедет вместе со своим мужем, который, хоть и не был старым, но вызывал только отвращение. Мина шла по коридору, ежесекундно оборачиваясь. Если её увидят, то непременно заставят вернуться к гостям. Ей не нравилось внимание, не нравилось, когда её называли ангелочком и милашкой. Больше всего на свете хотелось сбежать к дедушке, который поил её соком, разрешал читать книги и занимался с ней фехтованием. Когда её ушей коснулся сначала чей-то всхлип, а затем послышался голос матери, то сердце, тотчас, ушло в пятки от страха. — Послушай, не будь дурой. — Мама, он мне совсем не нравится, зачем отец настоял на свадьбе? — Так будет лучше для всех нас. Ты должна это понимать. — Но я даже не люблю его. — Я тоже не люблю твоего отца, но это не помешало мне выйти за него замуж. В конце концов, ты поймёшь меня, Хильда. — Скажи, мама. Тебя тоже заставили выйти за того, кто выгоден вашей семье? — Всё не так уж плохо. Я привыкла к такой жизни и ты привыкнешь. Мина зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать. Неужели дедушка… Её добрый дедушка поступил так с собственной дочерью? Она бежала по коридору и ей чудилось, как позади рушится её привычный мир. Ей исполнилось двенадцать и на день рождения дедушка подарил ей жеребёнка. Черного, как смола, и непослушного, как демон, что сбежал из Преисподней. Впрочем, она быстро нашла к нему подход. Конь получил имя Шторм и никого не подпускал к себе, кроме неё. Она принесла ему яблоко, стащенное на кухне и вздохнула, поглаживая питомца по шее. — Вот ты где, так и знал, что найду тебя здесь, — на пороге конюшни стоял дедушка. — Зачем ты здесь? — Пришёл поговорить с тобой, Мина. Не могу не заметить, что ты избегаешь меня и совсем не навещаешь, хотя раньше ты сбегала при любом удобном случае. — Отец считает, что ты дурно влияешь на меня, позволяя мне заниматься неподобающими вещами, вроде чтения или фехтования. — Но есть и иные причины, так ведь? — он опустился на перевёрнутое ведро. Мина отвернулась, стараясь не смотреть на него. — Мина? Я прожил достаточно, чтобы научиться понимать людей. Ты обижена на меня, но я никак не возьму в толк за что? Мой подарок, которого ты нарекла Штормом обидел тебя? Или это случилось раньше? — Он крайне неучтивый конь и запугал конюха. Но дело вовсе не в нём. Ты всегда позволял мне читать неподобающую литературу, разжигал мою любовь к знаниям и разрешал фехтовать. Скажи, как такой человек, как ты мог отдать свою дочь замуж за моего отца? — Ах, вот в чём дело….видишь ли, Мина… Я всего лишь нищий аристократ. Всё, что было у моей семьи — долги и приличная фамилия, тогда как у семьи твоей бабушки были деньги. Я был слишком эгоистичен и беспечен, тогда как у твоей бабушки была деловая хватка. Все решения в нашей семье принимала она. — И ты позволял ей? — Я любил её. По-настоящему. Поэтому я упустил из виду, что в моей любознательной дочери проснулась любовь к роскоши, а рядом как раз оказался старый друг семьи с звучной фамилией, что старше на добрый десяток лет. Хильда унаследовала от своих родителей те же черты. Но ты, Мина, не такая. Ты отличаешься от них. — Правда? И чем это? Дедушка встал с ведра и подошёл к ней. — Ты тянешься к знаниям.

***

      К счастью, девушка никуда не делась и утром обнаружилась, сидящей на своём месте в столовой, в неизменной компании двух друзей. На короткий миг их взгляды встретились, но она быстро отвела взгляд, отвлекаясь на Ханджи, пихающую её в бок. — Я тебя не узнаю, Эрвин, — негромко произнёс Майк, сидящий по левую руку от него. — Что ты имеешь в виду? — Ты выглядишь более расслабленным, чем обычно. Очевидно, что ты провёл ночь в компании женщины. — Ты обладаешь феноменальным чутьём, Майк. Но сегодня ты ошибся. — Я просто хотел сказать, что рад за тебя. Эрвин задумчиво посмотрел куда-то вдаль. — Я же сказал, что ты ошибся! — он с раздражением отложил ложку и направился к выходу, не обращая никакого внимания на изумлённые взгляды. За тренировкой он наблюдал скорее по привычке, чем из острой необходимости. Сегодня Майк, в компании инструкторов, объяснял вчерашней молодёжи принципы ориентации на местности, а Эрвин стоял чуть поодаль, скрестив руки на груди. Его рекруты отлично справлялись с заданиями Майка. Особенно хорошо выделялась бедовая троица. Их командная работа была слажена, словно они являли собой единый механизм, дополняющий друг друга. — Наблюдаешь за тренировкой, Эрвин? — Да, сэр. Шадис встал рядом, опираясь на дерево с другой стороны. — Она, действительно, хороша. Взгляни, — он указал на площадку, где Хесс только что исполнила изящный переворот в воздухе, поражая макет титана. — Вы решили стать свахой? — Эрвин, ты не перегрелся случайно? Солнце сегодня особенно немилосердное. Я только хотел сказать, что в этом году у нас самые необычные новички. — Извините. Я просто…. — Ты просто поругался с Майком на завтраке. Я заметил. А причиной послужил запах, идущий от твоей одежды. Эрвин закатил глаза. — Вы пришли прочесть мне лекцию о неуставных отношениях? Шадис коротко хохотнул и посмотрел куда-то вдаль. — Это было бы глупо. Наша жизнь такая короткая, что было бы глупо отказывать себе в простых радостях. Хотя, такие как ты, эта взбалмошная Ханджи и Хесс мыслите иначе. Вы не ищете простых путей и обычных радостей. Я много лет старался найти в себе искру чего-то столь же необычного, но всё, что я умею — это наблюдать и видеть мир сквозь призму чужого великолепия. — Вы думаете, что в нас кроется что-то особенное? — Я знаю это. Меня окружают необычные люди. И эти необычные люди меняют мир, а затем и их дети. А такие, как я остаются не у дел, но позволь дать тебе совет. Не как твоему командиру, а как наблюдательному человеку. Если она нравится тебе, то скажи ей об этом прямо. — Что вы имеете в виду? — Только то, что я уже сказал, Эрвин. Я когда-то был очарован девушкой, работающей в таверне, куда я приходил пропустить стаканчик-другой и не сказал ей об этом. — И чем всё закончилось? — насколько Эрвин знал, то командующий был холост. Шадис пожал плечами и горько улыбнулся. — Я получил повышение и стал командиром разведкорпуса, а она вышла замуж за моего друга-врача и родила ему сына. — Мне жаль, сэр. — Дело прошлое, — он отмахнулся, — через две недели заседание Совета. Будут решать, выпустить нас за стены или нет. Нужно подготовить планы. На этот раз все рекруты выйдут за стены. Когда закончился май с нескончаемыми дождями, разведка приготовилась к новому походу за стены. На этот раз они планировали разбиться на группы, добравшись до руин крепости и исследовать лес, простирающийся поодаль и прилежащую территорию, чтобы составить новые карты местности. Затем, если экспедиция продолжится удачно, то группа разведчиков вернётся с восточного направления, вернувшись за стены через округ Хольст. — Таким образом, мы сможем охватить бо́льшую территорию за одну экспедицию, составить новые карты и проложить новые маршруты для армии, — инструктор нарисовал схему мелом на доске, — вопросы? — Сколько времени у нас будет на подготовку, сэр? — О сроках сообщит командующий, когда он и капитан Смит вернутся из поездки в Митру. Совет должен утвердить маршрут экспедиции и выделить средства на закупку провизии. — Скажите, сэр. А мы будем исследовать титанов? — руку подняла худенькая девушка с веснушчатыми щеками из группы капитана Флагона. — Имя? — Ильзе Лагнар, сэр. — Послушай, Ильзе. Для вас, новичков, первоочерёдная задача — держаться рядом с опытными бойцами и остаться в живых при встрече с титаном. Ты участвовала в прошлой экспедиции? — Никак нет, сэр. Капитан Флагон счёл, что нас рано выпускать за стены. — Эй, а она мне начинает нравиться, — шепнула Ханджи сидящей рядом Мине. Моблит тут же закатил глаза. — Даже и не думай, Ханджи, — прошипел он, — потому что если мы выживем и притащим орясину за стены, то отрабатывать у Шадиса будем примерно до конца нашей жизни. — Эх, нет в тебе исследовательского огонька, Моблит. Мина, ну хоть ты не будь занудой. — Ханджи, захват титана и его изучение не кажется мне глупым. Но чтобы такое провернуть, нужно, как минимум, иметь орудие для захвата, или что-то вроде того. К тому же, титан должен быть чертовски тяжёлым и тащить его будет сложно. — А ведь и правда. Мина….это же просто отличная мысль! — забывшись, Ханджи крикнула это громче, чем нужно. — Так-так. Рядовые Зое, Бернер и Хесс, — инструктор угрожающе похлопал указкой по ладони, — как думаете, что вас ждёт? — Отработка? — обречённо спросил Моблит. — Точно. Раз уж командующего и вашего капитана нет на месте, то я отправлю вас на помощь кухонным работникам. Поможете приготовить им ужин. Всё трое дружно вздохнули. — Вот говнюк! Ну что ему стоило не наказывать нас? — зло спросила Ханджи, выковыривая глазок из картошки. Они сидели на кухне и занимались самой неблагодарной из работ: заготовка продуктов для столовой. — Может не стоило так громко кричать, Ханджи? Что скажет капитан Эрвин когда узнает о том, что мы трое снова отличились? — пробурчал Моблит, счищая с луковицы шелуху. — Думаю, что Эрвину будет не до нас, когда он вернётся, — задумчиво протянула Мина. — Что ты имеешь ввиду? — На самом деле, быть руководителем не так просто. За каждую потраченную на нужды монету — будь добр предоставь отчёт. Сколько лошадей погибло в экспедиции, сколько солдат умерло, сколько газа израсходовано. Всё учитывается и за всё нужно отчитаться перед советом. А потом ещё час слушать о том, как полиция славно потрудилась, как много гнили внутри стен поймала и вообще, какое мы говно. Это я знаю со своей прошлой отработки, когда помогала Эрвину. — Честно говоря, я всегда думал что армия это государство в государстве, что политики воротят от наших дел нос, как от навоза, — протянул Моблит, — а посему выходит, что они только ищут повод прикрыть нашу деятельность, словно она им невыгодна, но почему? Ведь мы пытаемся отвоевать земли у титанов ради человечества, понять природу их происхождения. — Я думаю, что история имеет много пробелов. По крайней мере та, что одобрена правительством. — Я тоже так думаю, — кивнула Ханджи, — но не очень хочу в это верить. — Например? — Моблит забыл про лук и посмотрел на Мину. — Я знаю о твоей жизни почти всё. Ты многое рассказывал о городе, где вырос. Чем занимается твоя семья. Тоже самое можно сказать и о Ханджи. — К чему ты клонишь? — О вас не написано в учебниках. Но вы есть, и ваша жизнь существует в ваших историях о своей жизни. Мой дедушка застал времена, когда люди переселялись за стену, но он ничего мне не рассказывал о том, что было за ними. Он утверждает, что был слишком мал, чтобы запомнить, но я думаю, что он просто не помнит. Потому что я отлично помню себя в детстве. — Ты думаешь, что люди просто забыли свою историю? — Я думаю, что…. — Какого дьявола вы рассиживаетесь, мелюзга? Вас сюда прислали болтать? — старший по кухне толкнул Мину в спину. — Нет. Нас прислали на отработку. Но кто дал вам право толкать меня? Я могла покалечиться. — Могла, но не покалечилась. Живо делайте заготовки. — Вот козёл, — шепнула Ханджи, когда он ушёл, — ты не поранилась? — Нет. Всё в порядке. — Так что там, с памятью? — Я думаю, — негромко произнесла Мина, — что её попросту изменили. — Фантастика. Бред. Глупость. Так не бывает, — протянул Моблит, бросая очищенную луковицу в ведро. — И я думаю, что так не бывает. Но других объяснений у меня просто нет, — Мина утёрла рукавом взмокший лоб. — Чем дальше в лес, иными словами. Кстати, не знаю, как вы, а я в гробу видела этот ужин, — буркнула Ханджи, откладывая нож. — Тоже самое. Лягу спать пораньше, — неприязненно глядя на лук протянул Моблит, — к тому же, такая говнючья смена наверняка наготовит дерьма. — Ага. От него воняло алкоголем. Может стоит сказать об этом Шадису? — Мина потёрла подбородок. — И кто придёт сюда работать за гроши? Разведчики — традиционно самая нищая каста. Нам не доверяют много денег, зная, как быстро мы дохнем за стенами, — вздохнула Ханджи. — Выходит, безысходность? — Выходит, что так. Что, пойдём сдаваться и спать? Отработка закончилась. Под коротко стриженные ногти набилась грязь, а рубашка неприятно липла к телу. Ханджи, едва доползла до казармы и рухнула на кровать. — Ханджи, пойдём в душ? — Нет, я лучше подожду до утра. Устала, как собака, — сонно пробурчала подруга. Мина усмехнулась и стянула с неё сапоги. — Ты бы хоть переоделась. — Угу. Ты иди, я переоденусь, — сонно пробормотала Ханджи. В том, что она так и уснёт в форме, сомнений не было. Мина вымылась до скрипа и переоделась в чистую одежду, оставив грязную форму в прачечной. Главное, чтобы следующий их наряд не пришёлся туда. Грязная одежда в жаркий сезон являла собой источник нескончаемого ужаса и вони солдатского тела. За своими размышлениями она не сразу сообразила, что машинально смотрит в окно кабинета Эрвина, где не горел свет. Значит, он до сих пор не вернулся. С тех пор, когда они говорили в последний раз прошёл почти месяц. Изредка она видела его, наблюдающим за тренировками, иногда ловила на себе его взгляды за приёмом пищи, отчего Ханджи неизменно приходила в восторг. По хорошему, ей следовало злиться на капитана. Но, отчего-то, получалось очень плохо. Его взгляд, которым он скользнул тогда по её голой груди, выдавал бурю эмоций, разнящихся с его словами. В тот момент его желания были так очевидны, что можно было прочесть их, как книгу. Можно было упрекнуть его в этом, уколоть и уязвить всегда хладнокровного и собранного капитана, макнув идеально расчёсанную светлую шевелюру в грязь. Вот только ей хотелось, чтобы он прикоснулся к ней, чтобы показал, что в мире, где существуют отношения есть не только браки по расчёту и бесконечные слёзы в подушку, но и что-то приятное. В кадетском корпусе одна девушка встречалась с помощником инструктора и очень часто, томно вздыхая рассказывала о том, какой Ганс обходительный и чуткий, при этом отчаянно краснея. Мина тогда про себя называла её сентиментальной дурой и оказалась права. Эта глупышка вскоре забеременела, но предпочла промолчать об этом. На одной из тренировок ей стало нехорошо, а белые форменные брюки окрасились кровью. Медики, обученные править вывихи и переломы кадетам, оказались к такому не готовы. Девушка погибла, а помощник инструктора Ганс ходил убитый горем. За своими раздумьями она не сразу поняла, что врезалась в кого-то. Её придержали за талию, не позволяя упасть. — Извините, — машинально выдавила она и попыталась отстраниться, но её сжали крепче. — Привет, — прозвучало у самого уха. Она подняла голову и встретилась взглядом с Эрвином. — Здравствуйте, сэр. Давно не виделись. — И правда, давно. Почему не на ужине? — Отработка. Ханджи слишком бурно комментировала сегодняшнюю лекцию и нас отправили на кухню. От вида овощей уже подташнивает. — Вам рассказывали принцип построения? Она кивнула. — И как ты его находишь? — Надо полагать, что вы от него не в восторге? — Ты продолжаешь обращаться ко мне официально. Всё ещё сердишься на меня? — он покачал головой. — Отвечать вопросом на вопрос невежливо, — она замялась и добавила, — Эрвин. — Прости меня. Я повёл себя не лучшим образом и не должен был говорить с тобой так резко. Но поверь, у меня есть на то причины. Мина усмехнулась. — Мне не нравится построение. Эрвин поднял брови в удивлении и улыбнулся. — Знаешь, я совершенно не хочу ужинать, но у меня есть бренди. — Это приглашение? — она впервые за время разговора встретилась с ним взглядом. — Это приглашение. В кабинете всё было как прежде. Стол, стул с высокой спинкой, тонкие занавески на окне. Тяжёлая шинель на вешалке. Эрвин поставил бутылку на стол, зажёг настольную лампу и открыл окно. Куртку небрежно повесил на спинку стула и скрылся во тьме комнаты. Мина машинально перевесила его куртку на вешалку и села на стул, дожидаясь хозяина. Эрвин вернулся с хорошо знакомыми чашками из которых они пили чай и мешочком с сухофруктами и орехами. — Извини, не держу подходящей тары. Я редко пью. Да и закуска достаточно скромная. — Ничего. Он вынул пробку и разлил содержимое бутылки по чашкам. — Выпьем? — он отсалютовал ей своей чашкой. — Выпьем, — она подняла свою в ответ. В воздухе тихо звякнули бока чашек, столкнувшись друг с другом и они сделали по глотку. Эрвин тотчас закусил сушёным яблоком, тогда как Мина всё ещё пыталась выровнять дыхание после обжигающего напитка. — Съешь, — он протянул ей ломтик, на что она покачала головой. — Нет. Я, пожалуй, воздержусь. Хочу понять оттенки напитка. — Тебе не нравится построение. Почему? — он внимательно смотрел на неё. — Путь в округ Шиганшина не лишён опасностей, но этот маршрут изучен нами вдоль и поперёк. Прокладывать дорогу через Хольст нужно, но это небезопасно. С имеющимися у нас силами мы просто потеряем много больше, чем в прошлый раз. Почему ты спросил моё мнение? Это ведь не твоя идея? Эрвин мрачно молчал, уложив подбородок на сцепленные в замок ладони. — Всё хорошо? — Нет. Отчёт приняли, его прочитали и взяли на рассмотрение. Наша вылазка не согласована. Потери в последней экспедиции перевесили успех в составлении карт местности, а полиция снова лучше всех. Рассмотрение — всегда плохо. Значит, что они сомневаются в нас, — Эрвин сделал приличный глоток из чашки и Мина подала ему сушёный абрикос. Только сейчас до неё дошло. — Ты злишься. — Я злюсь. О, как я чертовски зол на этих идиотов. Ты даже не представляешь, — его руки сжались в кулак. Она глотнула бренди и задержала дыхание, пережидая жжение в горле. — Я могу чем-нибудь помочь тебе? — Назови мне своё имя, — неожиданно попросил он. — Ты ведь знаешь его, — брови девушки взметнулись вверх. — И всё же, ты ни разу им не представлялась. — Может потому что оно было слишком вычурным и слишком на меня давило? Знаешь, иногда я завидовала детям из простых семей. Да, они ели простую еду, не одевались в шелка и работали на полях, но тем не менее, у них было то, чего я была напрочь лишена. Когда моя сестра и её муж организовывали благотворительные дни для таких детей, то я всегда старалась подружиться с кем-нибудь из них. Родителей это бесило, — она грустно улыбнулась. — И всё-таки. У тебя была жизнь и до кадетства. До Мины Хесс, что редко улыбается. Итак. Начнём сначала. Меня зовут Эрвин Смит, я капитан разведкорпуса, вырос в семье школьного учителя, — он взял её за руку. — Приятно познакомиться, Эрвин. Меня зовут Вильгельмина Бергер. Я выросла в богатой семье и положение обязывает меня скривить своё лицо в недовольной гримасе, но я попрошу обращаться ко мне без «вы» и по сокращённому личному имени. Зови меня Мина. — Рад знакомству, — его губы коснулись тыльной стороны ладони, — не желаешь ли выпить со мной на брудершафт, Мина? Правда, я человек военный и хрусталя в доме не держу. — Впрочем и я давно уже не дева благородных кровей, — она улыбнулась, перекрещивая руки с Эрвином, чтобы выпить. — До дна. — До дна. Они расцеловали друг друга в щёки, а затем их губы столкнулись в горьком из-за бренди поцелуе. Эрвин отстранился и прижался лбом к её лбу. — Ты устал? — Ты даже не представляешь себе как. Мина решительно коснулась пуговиц его рубашки, принимаясь их расстёгивать. Если бы не усталость, он схватил бы её за руки, усадил бы перед собой на стол и показал, как необходимо это делать. Девушке, очевидно не доставало опыта. Упрямство и стремление к своим целям делало её лидером, но едва ли соблазнение — то, в чём она была на первом месте. — Что ты делаешь? — его голос звучал хрипло. — Помогаю тебе раздеться. Что же ещё? Или ты думаешь, что если ты прямо сейчас уснёшь в кресле от усталости, то я тебя дотащу? Щёки Эрвина покраснели от нелепости её слов и от того, как они отзывались в нём самом. Никогда прежде никто не проявлял о нём заботу. Его любовницы обычно приходили только за одним. Впрочем, тех, кто хотел остаться, он и сам гнал прочь. Он поддался слабости, когда позволил своей мимолётной симпатии перерасти в какое-то болезненное влечение. Но сейчас, глядя на то, как девчонка из богатой семьи хлопотала, убирая кружки со стола и помогая ему расстаться с одеждой он об этом совершенно не жалел. Кровать встретила его приятной прохладой простыней, касающихся разгорячённого тела. Конечно, следовало принять душ, но расслабленное дорогой и алкоголем тело просило только о покое. — Я закончила с уборкой, — девушка присела на край его кровати и легко коснулась его щеки губами, — теперь ты можешь отдыхать. — Спасибо тебе. А ты что будешь делать? — Если честно, то я тоже порядком вымоталась. И до того, как встретить тебя на плацу я шла спать. Так что, доброй ночи, Эрвин. Он схватил её за руку. — Останься. Пожалуйста. Не хочу быть один. Её брови поднялись, теряясь в отросшей чёлке, зачёсанной набок, но она снова села на кровать, скидывая сапоги. — Тогда тебе придётся подвинуться. Эрвин чувствовал себя до крайности странно. Мина повозилась, устраиваясь поудобнее, но он сгрёб её в объятия, укладывая её голову себе на плечо. — Так ведь лучше? Извини, кровать рассчитана на одного. Она провела рукой по его груди и улыбнулась, он это, скорее, почувствовал, чем увидел. — Необычно. Но так я могу слышать как бьётся твоё сердце. Скажи, Эрвин. Ты когда-нибудь любил? Сердце, бьющееся под её пальцами пропустило удар. — Почему ты спросила об этом? Мина приподнялась на локте, заглядывая ему в глаза. — Не пугайся, я ничего такого не имею в виду. Просто мне интересно как это происходит у нормальных людей. Эрвин глубоко вздохнул. — Знаешь, я даже не знаю, как это правильно описать. Девушка, которую я полюбил была самой обычной. Она работала в таверне, куда я иногда приходил, будучи кадетом. В ней не было ничего особенного, но она излучала какой-то внутренний свет, что притягивал взгляд. И однажды я понял, что в моей душе поднимается что-то, что наполняет меня, как воздух лёгкие. Это совершенно нельзя объяснить и систематизировать. Любовь нерациональна и непредсказуема. Я бы сказал, что её нельзя потрогать….но….если тот, кого ты любишь предпочитает тебе кого-то иного, то ты не только чувствуешь почти физическую боль. Почва словно уходит из-под ног и там, где ещё вчера жило всеобъемлющее чувство наполненности остаётся только звенящая пустота. Мина осторожно погладила его плечо. — Прости, мне не стоило тебя спрашивать об этом. Выходит, что я заставила тебя вывернуть душу. — Это было. И уже прошло. С тех пор, как я получил отказ, я всеми силами старался избегать её. Хотя иногда, признаюсь, мне хочется увидеть её вновь. Только чтобы почувствовать разочарование, разбить образ, созданный мной в моей голове. Пойми, Мина, то, что люди зовут любовью — не больше, чем придуманный в голове образ человека, а когда он не соответствует, то его вычёркивают, словно ещё вчера душа не сгорала в желании прикоснуться к нему. — Мне всегда казалось, что любовь это нечто, не имеющее условий. Ведь если ты действительно чувствуешь что-то к человеку, разве ты не принимаешь его таким, какой он есть? — она положила голову обратно на плечо Эрвина и затихла. Эрвин замер, обдумывая сказанное, рассеянно перебирая светлые волосы на её макушке. Сам он, несмотря на усталость, уснуть не мог. Как странно. Было странно лежать в постели с женщиной, которая вызывала желание и просто болтать. Впрочем, потянись Эрвин к её губам с поцелуем, то непременно почувствовал бы ответ. Дело было вовсе не в том, что её семья могла лишить разведку всех благ, а самого Эрвина упечь куда-нибудь в тюрьму по мнимой причине. Дело было в том, что он не хотел делать её женщиной на одну ночь, а что-то большее дать был просто не в состоянии. Эрвин дышал и жил своей идеей и давно понял, что в его картину мира совсем не вписывается любовь. Впрочем, он сам попросил девушку остаться, нарушив собственное незыблемое правило, а теперь ощущал её тепло сквозь ткань её рубашки, слушая её тихое дыхание, отдающееся лёгкой щекоткой на рёбрах и рассеянно гладил худую спину. Стены Мария, Роза, Сина, что же ему с ней делать? Может стоило плюнуть на всё, рассказать ей безумную теорию, что стоила жизни его отцу, и предложить ей руку и холодное до любви сердце? Может быть из них, людей, полных тайн и родится союз тех, кто откроет все тайны мира? Девушка неожиданно всхлипнула во сне. С её губ сорвался тихий шёпот: — Дедушка. Эрвин замер. В неверном свете догорающей свечи её лицо выглядело совсем юным, а сама она хрупкой и беззащитной. Девушка, которая убила титана, девушка, которая сентиментально закрывала глаза мертвецами и бесстрашно пререкалась с командующим. В душе неожиданно зашевелилось непрошенное тепло, словно лёд, которым его сердце обычно было скованно, дал трещину. Проснулся Эрвин затемно. Впервые, за долгое время ему не снилось ничего и он даже смог отдохнуть. От Майка ему уже никак не отвертеться.