***
— Как дела на работе? — я поставил перед Юкино дымящуюся тарелку с карри. — Ничего интересного — одна рутина, — устраиваясь поудобней, жена заёрзала у меня на коленках — мы ели только так и никак иначе, причём, из одной посуды. Довольно неудобно, но только попробуй что-нибудь скажи — начнётся: разве я тебе надоела? Хочешь сказать, что мы недостаточно близки? И понеслась... В первый и последний раз, когда намекнул, что, дескать, давай есть по-обычному, пришлось целых полчаса выслушивать какой я холодный, неблагодарный, не ценю свою распрекраснейшую вторую половину и т. д. и т. п. Еле смог успокоить. Естественно, с последующей отработкой в спальне до упаду. Хорошо, что утром не на работу. Повторно наступать на те же грабли? Извините — не хочется умереть в расцвете сил. Мда, жизнь с Юкино походила на непрерывный бег по острому лезвию над пропастью. Чуть шагнёшь в сторону — упал и разбился, остановишься — на дно спланируют половинки. Всегда нужно быть в тонусе, замечать мельчайшие детали, предугадывать реакцию и не оставлять непреднамеренных улик. Такая вот вечная игра в бандита и полицейского, где первый всегда я, а второй без колебаний стреляет на поражение. Натуральный Дикий Запад, чтоб его. Зато деменция и старческий маразм мне точно не грозят. Если, конечно, доживу до преклонного возраста — при таком раскладе хотя бы до пенсии дотянуть. Хотя, о чём это толкую — не работаю ж. — Так прям и рутина? — всё же засомневался я. За годы совместной жизни давно составил список безопасных вопросов, после которых не случится… страшного. — Не может быть, чтобы ничего запоминающегося не происходило. — Просто каждую минуту думала о тебе, — ластящейся кошкой Юкино изогнула спину, потерлась щекой о шею, отчего волоски по всему телу встали дыбом. — Я всегда о тебе думаю. Поэтому остальное казалось пустым и не стоящим внимания. Не знаю, как у неё получается вызывать настолько сильную реакцию. Феромоны там, какие, избирательно действующие на меня, выделяет, что ли? Это такие чисто яндерские способности? Фигня, конечно. Но факт есть факт: даже небольшие поползновения со стороны жены будоражат кровь. Вот так и проходят мои будни, а в выходные Юкино обязательно вытаскивает куда-нибудь в город. Мило воркует, но одновременно ястребом смотрит по сторонам, заставляя бросающих на меня мимолётные взгляды женщин съёживаться от страха и моментально ретироваться. А я чувствую себя псом на коротком поводке и с завязанными глазами. И постоянно, ежедневно, ежечасно, ежеминутно бдит за мной. Если не сама, то чужими глазами и ушами. Когда выхожу по надобности в город, всегда увязывается приставленный охранник — поднаторел в их вычислении. Причем, в его обязанности входит доносить Юкиносите-саме, как величают жену в конторе, куда, когда и на кого я смотрел и о чём разговаривал. Безопасная группа: все мужики, старухи и маленькие девочки. Остальные — великое и страшное табу. — А как прошёл твой день, милый? — гибко извернувшись, жена посмотрела пристально. А в глазах целый детектор лжи спрятался. — Да ничего особенного, Юигахама вот… — поняв, что сморозил ужасную глупость, я осёкся. С другой стороны, Юи потом в разговоре с Юкино обязательно про это ляпнет, и мне прилетит за то, что посмел скрыть телефонный звонок. Впрочем, и того раньше — каждый вечер безропотно отдаю жене смартфон на инспекцию. Выкинуть его, что ли, за ненадобностью? — Юигахама? — брови супруги взлетели. — Чего этой собачнице надо? — Я не успел оглянуться, как гибкая, словно виноградная лоза, Юкино обхватила с двух сторон ногами и сжала мёртвой хваткой. — Милый, не молчи, — в сладкий тон закралась нешуточная угроза. Слегка надавливая, она принялась водить палочками в районе сонной артерии. — Или ты что-то скрываешь? — почудилось, что в чистую голубизну неотрывно смотрящих глаз начала просачиваться пугающая иномирная тьма. Донельзя красноречивый намёк. — Не смогла дозвониться на рабочий номер и позвонила сюда, — голос, к счастью, не дрогнул. — И что ты ответил? — не прекращая манипуляций с палочками, вкрадчиво поинтересовалась супруга. В такие моменты она реально пугает — чувствую себя кроликом в лапах тигра. Одно небрежное движение когтем/палочками и истеку кровью от разорванной артерии. — Сказал, что вернёшься вечером, — чувствую, лоб покрылся бисеринками пота. — И всё, до-ро-гой? — словно пробуя клыки на остроту, Юкино провела языком по зубам. — Ну, спросила, как у нас дела, — глаза жены побуждали продолжать, — всё ли хорошо, и… — я едва удержался, чтобы не сглотнуть. — Предложила завтра погулять вчетвером — выходные ведь. — Хм, вчетвером, значит, — жена прикрыла глаза, но я-то знал — внимательнейшим образом проверяет мою реакцию на предмет «недостойных» мысленных поползновений. — Надеюсь, ты отказался? Мороз по коже, как сказала. — Предложил позвонить вечером, когда придёшь. — А вот это ты зря, — глаза Яндере пронзили ледяными копьями. — Помнишь, что сказала год назад? Такое, пожалуй, забудешь… «Хачи, милый, зачем нам лишняя компания? — Юкино прижала к стене в неосвещённом месте улицы — мы возвращались из городского парка, где неплохо провели время вместе с Кава… а, уже нет, и её мужем. — Тебе разве мало меня одной?» — она мягко, но цепко сжала мой подбородок. Не больно, хотя уже неприятно. «Но ведь мы не одни в мире», — попытался возразить я. «Ты для меня один-единственный, понимаешь? — жена болезненно поцеловала-укусила до появления металлического привкуса во рту. — И я тоже должна быть для тебя О-Д-Н-О-Й в целом свете. Разве не так?» Возникло стойкое ощущение, что если не соглашусь — как свирепый хищник, прямо здесь разорвёт горло. По подбородку что-то потекло. «Конечно так», — выдавил из себя согласие. На одежду капнула кровь. — Помню, помню, — проворчал в ответ. — Говорила, только… Внутри вдруг цунами нахлынуло раздражение — разве за годы совместной жизни хоть раз дал повода в чём-то себя подозревать? Несмотря на то, что женился по принципу меньшего зла, Юкино мне не безразлична, и другие женщины уж точно никогда не привлекали. Однако жена ревновала двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. И как не устаёт? Это ж сколько нужно тратить нервной энергии, изводя себя подозрениями? Самой-то не надоело? — Продолжай… — Юкино впилась пронзительным взглядом. Палочка больно надавила на шею, и я не выдержал. То, что медленно копилось все эти годы, неудержимо, убегающим из кастрюли молоком, полезло наружу. — Знаешь, как меня всё это достало! — крикнул прямо ей в лицо. От неожиданности вздрогнув всем телом и выронив палочки, Юкино отшатнулась. — Уже никаких сил нет терпеть! — О… о ч-чём ты говоришь… д-дорогой? — мой эмоциональный взрыв стал абсолютным сюрпризом для жены. — Я ведь тебя люблю всем… — Так не любят! — внутри вулканом клокотал гнев. — Посадила меня в золотую клетку как… как личную собственность! На короткий поводок. Я не имею право ни с кем разговаривать, даже с сестрой, не могу общаться онлайн, не могу выйти из дома без постоянной слежки. Я как бесправный раб, понимаешь? Ты требуешь беспрекословного подчинения. Надоело! Лучше уж сдохнуть, чем жить так! Поняла?! Я задыхаюсь в одном доме с тобой! Юкино задрожала, побледнела. На её прелестные глазки навернулись слёзы, только сейчас это нисколько не волновало — взор будто красная пелена застлала. Пусть хоть утопит в слезах, сто раз зарежет, больше не могу выносить подобную жизнь. — Я пошёл спать, — грубо спихнул с себя жену. — Кружева сама на себя надевай — руки ещё не отсохли. Опять мерзко заныла поясница. Вполголоса чертыхнувшись, побрёл из кухни. Женщина сзади всхлипывала сильнее и сильнее. Да ну и хер с ней. — Ножи на обычном месте, — не оборачиваясь, бросил в проходе. — Сегодня утром наточил. Пользуйся, если приспичит. Грудь неприятно кольнула совесть, однако я быстро задавил глупое чувство — натерпелся от Юкино, не дай ещё кому угодить в подобный капкан. А в бытность глупым старшаком, иногда посещали разные дурные мысли про подобные типажи девчонок. Я уходил всё дальше по направлению к спальне, но странным образом плач Юкино не затихал, а, наоборот, становился громче. Поднялся по лестнице на второй этаж, доковылял до нужной двери, открыл, вошёл, захлопнул за собой, сел на поломанную кровать… Плач не стихал. Казалось, он звучал прямо в голове, наливался силой, давил на виски. Что за напасть? Осторожно откинувшись на более-менее целое место просторного супружеского ложа, я легко помассировал голову. Вроде, прекратился. Как поступит жена? Придёт, источая чёрную давящую ауру смерти, и зарежет, словно свинью на бойне? Или, плача и рыдая, молниеносно занесёт нож да вонзит прямо в сердце? Плевать — пусть является. Если уж Юкино станет моим ангелом смерти, то хотя бы в красоте и изящности ей не откажешь. Я устало закрыл глаза — разразившийся скандал высосал все моральные силы.***
Кажется, немного задремал. Проснулся во мраке — солнце успело сесть, рука сама метнулась к груди. Сухо, дышу, сердце бьётся — жив. Пока что. Огляделся по сторонам — кроме меня в спальне никого. В занавешенные тюлем окна разноцветными огнями смотрела вечерняя Чиба. Душно. Где же Юкино? Грудь опять неприятно укололо. Может, зря я так, и надо было высказать помягче? Другими словами и без криков? С кряхтением, достойным старика, я поднялся и дотопал до по-прежнему закрытой двери. — Юкино! — крикнул в пустой коридор. — Ты где? В ответ, после глухого эха, глубокая тишина. Я даже слышал тиканье настенных часов внизу в гостиной. — Юкино! — вновь позвал жену. И снова никто не ответил. Не отпускающее чувство вины сменилось тревогой. Что-то случилось? «Да ерунда, — автоматически начал себя успокаивать. — Вероятно, наплакалась и теперь где-нибудь дрыхнет». Тем не менее, вина принялась грызть огромным червяком из фильма ужасов. Пойду, что ли, посмотрю, как она. Несмотря на звук шагов, еле слышный скрип ступеней, тишина давила на уши, вызывая отвратительное чувство заложенности. В триллерах обычно так происходит перед какой-нибудь кровавой сценой, только ещё музыкой атмосферу нагнетают. Но на меня звук шагов и скрип ступеней действовал куда сильнее любого зловещего саундтрека. — Юкино! — испугавшись, крикнул во весь голос. Ничего. Я забежал в кухню — недоеденная еда, разлитый по котацу чай. Опрокинутая голубая чашка с Пан-саном замерла у самого края столешницы. А если она ушла? Побежала к родителям, а завтра придёт с документами на развод? Меня заставят согласиться, а потом корпоративное секьюрити возьмёт за шкирку, да и выпнет из дома без вещей, в домашней одежде и босым. Счета заблокируют — прощай, Хачиман Хикигая. Ты оказался дрянным мужем. Комачи давно не живет в городе, родители перебрались на Окинаву — семья не поможет. Замёрзну нафиг, как последний бомж. Я обнял себя и зябко передёрнул плечами. Отвратная перспектива вырисовывается. Однако не успел развить мысль — меня прервал слабый неясный звук из коридора. Что это? Наплевав на беспокоящую спину, пулей вылетел из комнаты. Коридор — пусто. Прихожая — аналогично. Но! Сапожки стоят на обычном месте. Значит, Юкино дома. Вряд ли в порыве злости стала бы искать другую обувку. От сердца немного отлегло. Ровно до того момента, как звук повторился. Слабый, еле слышный вздох. В глубокой тишине дома определить направление оказалось нетрудно. Вздох доносился со стороны ванной комнаты. Так она просто пошла принимать ванну, чтобы успокоиться. А я тут выдумал невесть что. Сейчас тихонько подкрадусь к ней — жена никогда не запиралась во время мытья, обниму сзади, Юкино, по обыкновению, затащит к себе в маленький бассейн. Там и помиримся. Вопреки ожиданиям дверь оказалась закрыта. — Юкино, открой! — я подёргал ручку. — Это я, Хачиман. От волнения веду себя, как дебил. Мы жили вдвоём, кто ещё может ломиться в закрытую ванную? Мне не ответили. — Юкино, прости! Был неправ! — я сильней задёргал ручку. А в ответ лишь еле уловимый вздох. Ей плохо? А если жена в ванне, полной воды? Утонет ведь! Сердце бешено забилось о грудную клетку. — Милая, ты как?! Нормально? — нет ответа. Вязкий страх накатил тягучей массой, обволок, сковал движения. Пылесосом выкачал воздух из лёгких. Лишившись сил, я грузно осел на пол перед дверью. В каком-то подобии транса уставился на пол. — Юкино, — схватившись за горло, прохрипел я. — Что ты… Из-под двери медленно, будто лениво, вытекла тонкая тёмно-вишнёвая, с мрачным синим отливом, струйка.