***
В ночь накануне операции Андрею не спалось. Он понимал, что сейчас ему как никогда нужен отдых и спокойный сон, но ничего не мог с собой поделать. Перед ним проходила вся его жизнь, начиная от того, как в детском саду он сидел с пропитавшимися кровью носовыми тампонами, в то время как другие дети во что-то весело играли, и кончая моментом, когда врач клиники его города сказал ему страшные слова: «У вас аневризма сосудов мозга… извините, но у вас запущенный случай!» Андрей думал о своей матери, посвятившей ему всю свою жизнь, о весёлой сестрёнке, ещё не знакомой с серьёзными проблемами, о своей невесте Алине, не боявшейся связать свою судьбу с тяжело больным человеком, и о своих новых друзьях, которых он ещё совсем недавно знать не знал, но которые, услышав о его беде, тут же протянули ему руку помощи… Увидит ли он этих людей после операции или у них останутся о нём только воспоминания? Ничего, пройдут всего сутки — и всё страшное будет уже позади… вот только чем всё закончится? Станет ли Андрей здоровым человеком или неудачная операция заставит его уйти в небытие? Он гнал от себя тревожные мысли, но они никак не желали уходить, лишая сна и тревожа сердце и душу… Но в конце концов измученный организм сам взял у природы то, что ему нужно, и уже под утро Андрей забылся беспокойным сном. Андрею приснился речной пляж невдалеке от его нового дома в экоквартале «Флора и фауна». Река катила вдаль свои воды, неторопливо ударяя волнами о прибрежную песчаную полосу, и на самой кромке воды рос маленький одуванчик. Было уму непостижимо, как он смог укорениться и вырасти на песке, да ещё на речной кромке, но ещё более невероятным было то, что это хилое чахлое растеньице выдерживает постоянные удары волн, которые никак не могут его смыть. «Какой сильный!», — подумал Андрей, почувствовав невольное уважение к маленькому одуванчику, изо всех сил цепляющемуся за свою жалкую жизнь. Между тем набегающие волны становились всё больше, и они всё чаще обрушивались на песчаную полосу, полностью накрывая несчастный одуванчик. Но он всё жил, жил, отчаянно держась на своём месте и с каждым отливом волн поднимая вверх свою маленькую жёлтую головку… Наконец, всё окружающее окрасилось в бледно-розовый цвет, и Андрей понял, что он уже не спит и находится в своей палате. За окном брезжил рассвет, и где-то недалеко за окном приветствовала новый день какая-то певчая птичка. «Как она красиво поёт! — подумал Андрей. — Может быть, и я тоже когда-нибудь буду петь, буду давать концерты и всех порадую!» И с этими мыслями он уснул вновь, на сей раз крепким спокойным сном, из которого его смог вырвать только поставленный на телефоне будильник. Андрей чувствовал себя неплохо, если не считать слабости из-за проведённой бессонной ночи. У него ничего не болело, не было ни тошноты, ни головокружения, и даже мучившие его накануне тревожные мысли куда-то исчезли. Все переживания ушли, уступив место покорности судьбе. «Будь что будет! — мысленно повторял он. — Чему быть, тому не миновать!» «На кого же я похож…» — подумал Андрей, посмотрев на себя в зеркало в кабинете функциональной диагностики, куда он пришёл на необходимую перед операцией кардиограмму. Вчера вечером, накануне операции, его побрили наголо, и теперь он походил на беспёрого птенца с большими глазами. «Да ладно, чепуха всё это, — тут же улыбнулся он своим мыслям. — Лишь бы сегодня всё прошло хорошо… было бы здоровье, а волосы отрастут. »***
Вернувшись с обследования, Андрей сидел в кресле и переписывался с Алиной, которая всячески подбадривала его перед предстоящей операцией. Он понимал, что все её слова — обычные фразы, которые говорятся в таких случаях, но всё равно был очень благодарен своей невесте за поддержку. Андрей ждал своего врача, который каждый день приходил его осматривать. Но вместо ожидаемого им Бориса Михайловича в палату вошла совершенно незнакомая высокая темноволосая женщина в очках. Она чем-то напомнила Андрею его школьных учителей, и в какой-то миг ему даже показалось, что сейчас он услышит: «Открывайте тетради и записывайте.» — Доброе утро, Андрей Мехдиевич! Как вы себя чувствуете? — поздоровалась врач. — Доброе утро… хорошо, только есть хочется… — ответил Андрей и только сейчас заметил, что стоявший с вечера на прикроватном столике кувшин с водой куда-то исчез. — Сегодня вам нельзя ни есть, ни пить, — строго сказала женщина. — Давайте проверим ваше давление и пульс. «Как же так… мне же будет плохо от голода… да ещё и не пить… Ну ладно, раз так нужно — потерплю», — подумал Андрей и спросил: — А где Борис Михайлович? — Его сегодня не будет, он придёт только завтра, а пока вы будете иметь дело со мной, — последовал ответ. — Меня зовут Татьяна Сергеевна, я врач-анестезиолог и буду следить за вашим состоянием во время операции и сразу после неё. — Значит, меня не Борис Михайлович будет оперировать? — переспросил Андрей, уже привыкший к своему доктору и всецело ему доверяющий. — Нет, конечно, — улыбнулась Татьяна Сергеевна. — Борис Михайлович — ваш лечащий врач, вы у него наблюдаетесь и будете и в дальнейшем состоять у него на учёте. А оперировать вас будет заведующий нашим хирургическим отделением, доктор медицинских наук, профессор Мелехов Анатолий Николаевич. Андрей растерянно посмотрел на свою собеседницу, всем своим видом давая понять, что это имя ему не знакомо. — Странно, что вы о нём не слышали, — удивилась врач. — Он всему Новосибирску известен, и не только Новосибирску, он в прошлом году был удостоен награды «Золотой скальпель» как один из лучших хирургов Европы… — Ну, я-то не местный, — пояснил Андрей. — Понятно, — ответила Татьяна Сергеевна. — Вам очень повезло, что вами займётся наш лучший специалист, он делает уникальные операции, в том числе и на открытом сердце, и на его счету немало спасённых жизней. Моя же задача — внимательно следить за вашим состоянием, чтобы вы максимально легко перенесли трёхчасовой общий наркоз и саму операцию, а так же за тем, чтобы ваш послеоперационный период прошёл без осложнений. Я прочитала вашу кардиограмму, всё в порядке, разве что небольшая тахикардия, но это не страшно. Так… давление у вас отличное, сто двадцать на восемьдесят, хоть в космос, а вот пульс — да, частит… возьмите себя в руки, успокойтесь, всё будет хорошо. — Я спокоен, — солгал Андрей, стараясь не выдавать своих чувств. — Вот и прекрасно, — кивнула Татьяна Сергеевна. — Пока я вас оставлю, тем более что к вам пришли посетители… правда, сегодня их слишком много, ну да ладно… поговорите с ними, а где-то за полчаса до операции я за вами приду. Врач ушла. Андрей изо всех сил старался набраться моральных сил, но это плохо ему удавалось, потому что он ясно видел, что его час приближается. «Господи, дай мне сил!» — подумал бедняга, сжимая рукой медальон-оберег на своей груди. Но ему не пришлось долго предаваться своим мыслям, потому что в палату вошли его мать и сестра, а с ними и его новые друзья — Света и Марио. — Как ты, сынок? -спросила Алёна Ивановна после всех приветствий, рукопожатий и объятий. — Всё хорошо, мама, у меня и давление нормальное, и все анализы хорошие, и кардиограмма… — ответил Андрей. — Как вы все за меня беспокоитесь… все приехали, забросили свою работу, свои планы… — Ну, какие у меня планы? — улыбнулась мать. — Наши с Далией планы — быть с тобой, мы же за тебя переживаем! — А у нас с Марио сегодня вообще никаких планов нет, — поддержала Алёну Ивановну Света. — Мы оба уже второй день в отпуске, так что ничто не мешает нам поддержать вас, мы с вами! — Спасибо вам всем за поддержку, вы так за меня беспокоитесь! — искренне поблагодарил Андрей… и вдруг, побледнев, бросился к матери и со слезами на глазах заговорил дрожащим голосом: — Мама, мамочка… мне так страшно! Пожалуйста, обними меня, поговори со мной… дай мне посмотреть на тебя, я так боюсь, что… — и забыв данное самому себе обещание никогда не тревожить мать, проговорил, с трудом сдерживая слёзы: — …что больше тебя не увижу! — Ну, что ты, сынок, успокойся, всё будет хорошо! — ответила Алёна Ивановна, обнимая сына и гладя его по голове, как маленького ребёнка. — Ты ничего не почувствуешь, ты уснёшь и проснёшься уже здоровым человеком! Эта клиника спасла столько людей, и тебя она тоже спасёт! Я с тобой, я буду рядом во время операции и всегда буду рядом! Голос Алёны Ивановны был спокойным, ласковым и в то же время твёрдым и убедительным. На самом деле ей было страшно не меньше, чем Андрею, но она собрала в кулак всю свою силу воли, понимая, что сейчас она просто не имеет права раскисать и проявлять даже минутную слабость. «Сколько мужества у этой женщины!» — независимо друг от друга подумали Светлана и Марио, и оба они вспомнили мрачные моменты собственной жизни и людей, которые тогда были рядом с ними. Марио вспомнил, как он чуть не умер от осложнений своей самой жуткой травмы и как его тренер и друг Мишель Бержерон поддерживал его в минуты отчаяния, а Света — то, как всего три месяца назад её лучшая подруга Галина Владимировна спасла ей жизнь, когда беременность Светланы обернулась потерей ребёнка. — Всё будет в порядке, Андрей, не волнуйтесь, сейчас вам это очень вредно, это я вам говорю, как врач! — сказала Света. — Вам нечего бояться, наш центр — один из лучших в России и в мире, здесь уже не раз делали подобные операции, так что вы в хороших надёжных руках! — Надо всегда верить в лучшее, — подтвердил Марио. — Я был ещё моложе вас, когда получил тяжёлую травму и мне сказали, что я больше никогда не выйду на лёд. Мне тоже было страшно, но всё закончилось хорошо, я полностью восстановился и стал тем, кто я был и есть — обладателем хоккейных наград и тренером одной из лучших российских команд. И вы тоже сумеете побороть болезнь, вы сильный, вы со всем справитесь, а хорошие опытные врачи вам в этом помогут! У вас всё впереди, мы ещё увидим вас на сцене и услышим ваши песни! — Спасибо, спасибо вам всем… Что бы я без вас делал? — улыбнулся Андрей, с трудом сдерживая слёзы. «А ведь и правда — что бы мы делали без наших новых друзей?» — подумала Алёна Ивановна. Андрей ещё долго говорил с семьёй и друзьями и даже не заметил, как по коридору застучали каблуки и в палату вошла врач-анестезиолог. — Пора, Андрей Мехдиевич! — строго сказала Татьяна Сергеевна. — Спускайтесь на второй этаж на премедикацию в процедурный кабинет, справа по коридору вторая дверь… — и, заметив на шее Андрея тонкий чёрный шнурок, добавила: — Всё оставить в палате — крестик, брелок или что это у вас. — А можно я оставлю при себе мой амулет? Он меня оберегает… — робко попросил Андрей. — Глупостей не говорите, — строго сказала врач. Андрею пришлось подчиниться, но когда он снял с себя висевшую на тонком шнурке перламутровую рыбку, ему показалось, что что-то внутри оборвалось и странный холод наполнил его сердце. Тем не менее он ничем не выдал своей мимолётной тревоги, а обнял и поцеловал мать и сестру, пожал руку Марио и Свете, и, попрощавшись со всеми, направился навстречу судьбе. — Ну, что ж, — сказала собравшимся Татьяна Сергеевна, — можете расходиться по домам, по окончании операции мы с вами свяжемся. — Нет-нет, мы подождём здесь! — возразила Алёна Ивановна. — А смысл? — спросила врач. — Операция будет длиться три часа как минимум, до её окончания вы всё равно ничего не узнаете… Ладно, ждите, если вам так хочется, только не здесь и не возле операционной, а в специальном зале ожидания. Если хотите, можете пока отойти по своим делам и приехать часа через два. — Спасибо, мы лучше всё это время будем ждать в зале, — ответила Алёна Ивановна, и Марио подтвердил: — Мы подождём. … Несмотря на то, что процедурный кабинет был уже хорошо знаком Андрею, сегодня он почему-то неприятно поразил его ослепительной белизной кафеля и какой-то странной прохладой. Андрей спокойно вытерпел все проведённые с ним манипуляции: хоть медсестра и предупредила его, что уколы болезненные и ему придётся немного потерпеть, он их даже не заметил. Но тут в кабинет въехала больничная каталка, и Андрей понял, что его час настал.***
Просторный зал ожидания с мягкими удобными креслами, кофемашиной и настенными мониторами, показывающими расслабляющие видео то с горными пейзажами, то с Большим Барьерным Рифом, был светлым и уютным, но сегодня сидящие в нём люди были далеки от комфорта, и ни чтение журналов, ни просмотр свежих новостей в своих смартфонах не могли отвлечь их от переживаний. Время для родных и друзей Андрея тянулось и тянулось, и несмотря на то, что Далия пыталась занять всех играми в «города» и угадывание слов, мысли об Андрее и тревога за исход операции никого не покидали. — Как же долго… — всё повторяла Алёна Ивановна. Между тем уже прошло и два, и три часа, а вестей об Андрее всё не было. — Ничего, придёт время — и мы всё узнаем, — успокаивали её Света и Марио. Собравшиеся с надеждой смотрели на дверь, понимая, что те, кто в неё войдут, принесут им самые важные новости за последнее время, но им и невдомёк было, что совсем рядом Андрей находится буквально в шаге от небытия и что он, подобно одуванчику на кромке воды, изо всех сил цепляется за свою жизнь.***
Ничего не было видно: только бесконечные тёмные узкие коридоры. Андрей не шёл, а летел по ним вперёд и вперёд. Где-то вдали он видел слабый тусклый свет и понимал, что во что бы то ни стало должен до него добраться, но чем дальше он двигался по коридорам, тем больше отдалялся заветный свет в конце. При этом Андрей не ощущал ни ног, ни рук, ни вообще собственного тела, да и никаких тревог у него не имелось: только какое-то странное умиротворение. Он не понимал совершенно ничего, кроме одного: это не сон. Сновидения Андрей понял бы, а всё происходящее было совсем иным, не похожим ни на сон, ни тем более на реальность. Наконец свет в конце коридоров стал очень ярким и близким — и вдруг почти тотчас же погас. Вновь всё те же длинные бесконечные коридоры, и кроме них у Андрея не было ничего: ни прошлого, ни будущего, ни даже его маленького мирка, ограниченного больницей. Абсолютно ничего не было. А в реальном мире всё пошло не так, как полагалось бы. — Анатолий Николаевич, сердца нет! — вскричала врач-анестезиолог. — На мониторе прямая линия… давление падает! Профессор и сам увидел неладное: его пациент перестал дышать и зрачки Андрея стали просто огромными и не реагировали на свет. Ни секунды не раздумывая, он тут же приступил к реанимационным мероприятиям: непрямому массажу сердца и искусственному дыханию, а операционная медсестра меж тем ввела Андрею лекарства, стимулирующие сердечную деятельность. — Странно… все его показатели были отличными: кардиограмма хорошая, и давление, и пульс прекрасные! — удивилась Татьяна Сергеевна. — Всё бывает, — быстро ответил профессор, и, продолжая реанимировать Андрея, обратился к нему: — Давай, парень, давай держись…что я твоей матери скажу?! Так, отлично… давай, мальчик, давай! Препараты и реанимация произвели своё действие: кожа Андрея порозовела, зрачки стали вновь реагировать на свет, появились дыхание и сердцебиение: жизнь возвращалась! — Как там давление, Татьяна Сергеевна? — спросил профессор Мелехов. — Хорошо, Анатолий Николаевич, постепенно поднимается, уже девяносто на пятьдесят, — ответила анестезиолог. — Отлично, подождём, пока всё стабилизируется, и будем продолжать, — кивнул профессор и посмотрел на своих застывших в ожидании ассистентов. — О, Боже! — вдруг вскричала Татьяна Сергеевна, показывая на монитор, на котором вместо ЭКГ вырисовывалась щетинистая кривая, означающая грозное осложнение кардиостимуляторов — фибрилляцию желудочков. — От стола!!! — громко крикнул профессор, установив на груди Андрея дефибриллятор и пропуская через его сердце мощный электрический разряд…***
Вечерело. Уставшая от ожидания Далия дремала в своём кресле, да и Света с Марио вынуждены были выпить уже по второй чашечке кофе, чтобы держать себя в тонусе. Но Алёна Ивановна не чувствовала усталости, тревога за сына не давала ей расслабиться и держала её «на взводе». — Как-то ты там, Андрюшенька… — шептала несчастная женщина. — Сыночек… сыночек мой… Наконец по коридору послышались чьи-то шаги и в зал ожидания вошли высокий пожилой мужчина в белом халате и голубом колпаке и сопровождающая его строгая жещина в очках, одетая точно так же. — Как… что? — спросила Светлана, в то время как Алёна Ивановна замерла в ожидании, боясь не то что услышать врачей, но даже задать им вопрос. — Мы закончили, — ответила сопровождающая профессора врач-анестезиолог. — Правда, операция продлилась значительно дольше, чем должна была изначально, потому что возникли кое-какие сложные обстоятельства, так сказать, форс-мажор… — Не говорите им этого! — прошептал ей профессор, и Алёна Ивановна это услышала. — Пожалуйста… пожалуйста, доктор! — умоляюще посмотрела она на Анатолия Николаевича. — Скажите нам всё, всю правду, какой бы страшной она ни была! — Успокойтесь, сейчас с Андреем всё хорошо, — ответил профессор. — Правда, во время операции возникли кое-какие трудности, но мы успешно справились: у вашего сына на удивление крепкий организм и много жизненных сил, и я думаю, что это поможет ему восстановиться. Но из-за всех операционных проблем мы перевели его не в палату интенсивной терапии, а в реанимацию, и следующие сутки он будет находиться там. — Спасибо, профессор! — поблагодарила Алёна Ивановна. — А что же будет дальше? Андрей поправится… он будет жить? — Пока я воздержусь от прогнозов, — последовал ответ. — Следующие сутки будут определяющими: всё будет зависеть от того, как организм вашего сына перенесёт ранний послеоперационный период, как поведёт себя его сердце и его давление. Все новости вы узнаете уже завтра, а сейчас советую вам всем отправиться по домам: вы устали, вам нужен отдых, да и время уже позднее. — Марио, Света… Пожалуйста, отвезите Далию домой, а я останусь здесь до утра… вернее, до тех пор, пока я не узнаю ничего нового! — попросила Алёна Ивановна. — Зачем? — удивился Анатолий Николаевич. — В реанимацию вас всё равно не пустят, да вы там и не нужны… Какой смысл сидеть здесь весь вечер и всю ночь, это же только себя накручивать! — Нет-нет, доктор, я никуда не уйду: Андрей просил меня не оставлять его, быть с ним рядом и морально его поддерживать! — возразила женщина. — Вы меня, конечно, извините, но это излишне! — возразил профессор. — Чем так мучиться, вы лучше отправляйтесь домой, отдохните и постарайтесь уснуть: ведь вам в любом случае ещё понадобятся силы! А завтра подъезжайте сюда часам к одиннадцати, и я выйду к вам и расскажу обо всём, что произойдёт за это время. — Профессор прав, Алёна Ивановна, — поддержала его Света. — Андрей сейчас в хороших руках, о нём позаботятся, а вот вы должны сами помочь себе: отдохнуть и набраться сил, ведь вы очень нужны и своей дочери, и своему сыну! — Да, я понимаю… мы приедем сюда завтра, к одиннадцати… — улыбнулась Алёна Ивановна, и, попрощавшись с врачами, вышла из зала ожидания. — Бедная женщина! — сочувственно промолвил профессор, глядя ей вслед, и даже строгая врач-анестезиолог кивнула ему в знак согласия.***
В сибирском городе, раскинувшемся по берегам реки и окружённом хвойными лесами, вступал в свои права первый день лета. Сочная зелень ловила тёплые лучи утреннего солнца, и люди и машины спешили по своим делам — в ежедневный будничный поход. А в зале ожидания новосибирского НИИ патологии кровообращения уже с раннего утра сидели люди, которых тревожила судьба того, для кого Новосибирск стал местом последней надежды и спасительной гаванью — известного певца Андрея Хайата. И проходивший по коридору профессор Анатолий Николаевич Мелехов, который накануне провёл Андрею сложнейшую операцию, услышал голоса в зале и понял всё. — Вы все уже здесь? Вот беспокойный народ! — сказал профессор. За годы работы с людьми Света хорошо изучила человеческую психологию и знала, что тот, кто должен сообщить плохие новости, никогда не смотрит в глаза собеседнику. Но врач смотрел на собравшихся честным открытым взглядом и с доброй улыбкой. — Как Андрей? — спросила Алёна Ивановна. — С ним всё в порядке! — последовал ответ. — Правда, до завтрашнего утра мы всё же подержим его в реанимации, нужно наблюдать за ним до тех пор, пока он полностью не отойдёт от наркоза. А уже завтра утром мы переведём его в палату интенсивной терапии и вы сможете его навестить… только не все сразу и вначале ненадолго, Андрею сейчас нужен покой. Ну, а дня через два-три он вернётся в свою палату и пробудет у нас в гостях ещё дней десять, после чего ему предстоит длительное лечение на дому и наблюдение в нашей клинике у его лечащего врача. — Спасибо, профессор, спасибо огромнейшее, вы спасли Андрею жизнь! — сказала Алёна Ивановна, с трудом сдерживая слёзы. — Благодарите не меня, — скромно сказал Анатолий Николаевич. — Вы должны быть благодарны сами себе за то, что сразу же оплатили Андрею операцию, не дожидаясь федеральной квоты, потому что он не дотянул бы не то что до своей очереди, но даже до конца лета. Теперь, когда всё страшное уже позади, я скажу вам правду: организм вашего сына был настолько истощён тяжёлой продолжительной болезнью, что у него иссякли последние силы и фактически не осталось внутренних резервов — клиническая смерть, которую Андрей перенёс во время операции, тому подтверждение. Но вы сумели собрать нужную сумму на сложную дорогостоящую операцию, и теперь ваш сын будет жить и со временем станет здоровым человеком. Зачастую мы осознаём всё произошедшее только тогда, когда беда уже позади. И теперь Алёна Ивановна в полной мере осознала, чем же она и её сын обязаны своим новым друзьям. Заливаясь слезами, она бросилась обнимать и Свету, и Марио, повторяя: — Спасибо вам за всё, мои хорошие, спасибо… Я буду в вечном неоплатном долгу перед вами… — Ну, что вы, Алёна Ивановна, успокойтесь… — утешала её Света, а чуткий профессор вышел из зала, оставив собравшихся наедине. Но мать Андрея ещё долго плакала в объятиях своих друзей и повторяла: — Спасибо вам, миленькие мои… спасибо за сына!