Любовь — не всё, что нужно для счастья

— Замолчи. Не доводи меня, Гермиона, — снова шипел Северус, зная, что эта интонация сработает. Как и всегда, она замолчит, не станет спорить, — Ты ведь знала к чему это приведет. Специально до этого довела. Никогда не можешь включить свой заумный мозг тогда, когда это нужно. Или он не такой заумный, как я думал? Гермиона стояла в проходе и смотрела стеклянными глазами на своего мужа, в ногах которого играл их маленький мальчик, ещё не понимая, что сейчас произойдет. Только она знала —не в первый раз. — Северус, я внимательно тебя слушаю. Не нужно нагнетать, — необычно для его жены спокойный, нежный голос резанул слух. — Нагнетать?! Гермиона, ты всегда меня доводишь. Знаешь на что давить, что сказать такого, чем вывести! В миллионный раз спрашиваю: для чего? — Мужской голос повышался. Взгляд, что мог с такой любовью на неё смотреть, омрачался злостью. — Я ничего ни сделала, ни сказала... Оборвав её на половине предложения, Северус рассверипел все больше. — Лгунья. Лжешь, глядя мне в глаза, и тебе даже не стыдно. Всегда это делаешь. Для чего, к чему ведешь?! — Я не лгу: действительно не хотела тебя доводить, не знала, что так получится! — Голос не дрогнул. Это еще больше раздражило Снейпа. Значит, и вправду специально? Почему молчит, почему, как всегда, не просит прощения, не говорит, что не права? — Лжешь! Всегда лжешь! Прекрасно знала всё с самого начала. Заучка, которая всегда всё знает, и сейчас не исключение. Ответь! Никогда не отвечаешь на то, что я спрашиваю, — Любимый голос слишком громок. Не даёт возможности, даже при желании, дать хоть какой-то ответ. — Северус, прошу тебя, не кричи. Дома ребенок, — слишком спокойно указывала она. Лоб, что обычно хмурился и показывал легкую дрожь, предзнаменовавшую скорый взрыв эмоций, гладок и умиротворен. — Сначала ты меня доводишь, затем говоришь не орать. Твоя вина, Гермиона! Твоя, слышишь? Только ты в этом виновата. Из-за тебя наш сын это все слышит, из-за тебя мне приходится повышать голос! С тобой иначе и нельзя. Сука, что не понимает по-хорошему. Лишь ты притягиваешь к себе этот негатив. Я не виноват! Любой нормальный человек отреагирует точно так же, как и я, — Снейп стоял в нескольких метрах, слишком громкий мужской крик эхом отдавался как в голове Гермионы, так и в стенах дома. — Северус, прекрати говорить слова, о которых пожалеешь, — Не сегодня. Не будет слез. Сегодня не больно — привычно, видимо. — Не пожалею! Нельзя пожалеть о том, что ты сама со мной сделала. Ты этого заслуживаешь, и я буду повторять тебе это всегда. Девушка отвернулась и стала заниматься своими делами, лишь впитывая каждое слово, выставляя мысленные пометки об уровне важности. — Скажи, что не права! Признай, — Магия агрессивно клубилась в доме. Гермиона знала, что нужно делать, но молчала. Она, как никогда, была спокойна. — Была не права лишь отчасти. По-большему, ты виноват. Мне не зачем признавать вину, — Чёрные глаза заливались яростью. Что она позволяет? Она всегда виновата. Не он же? — Ты ничего не знаешь. Я прожил столько лет, и знаю намного больше. Я никогда не уступлю! Слышишь? Никогда! — Молчание молодой супруги лишь подогревало и без того накаленную ситуацию. — Знаю, Северус. Тебя никто и не просит уступать, — перекладывая тарелки на кухне, ответила та будничным тоном, даже не взглянув на мужа. — Конечно. Тебе безразлична наша семья. В таком случае не стоит что-то планировать, если не хочешь принять то, что сама меня доводишь, сама во всем виновата. Тогда это не имеет смысла, — Мужчина знал, что это подействует. Она всегда реагировала на эти слова, готова была принять всё что угодно, лишь бы он не подумал, что ей безразличен. — Хорошо. Только не нужно кричать. Белое кухонное полотенце впитало влагу с последней вымытой тарелки. Гермиона уже взяла тряпку и стала протирать поверхности — лишь бы отвлечь себя от лицезрения своего любимого в таком состоянии. — Хорошо? Видишь, как тебе это легко говорить?! Ты к этому и вела. Всегда вела себя так именно для того, чтобы сейчас сказать это. Знал, что ты делала это намеренно. Не знаю только для чего, Гермиона, — Северус зверел, кровь кипела, злость только заставляла забыть, кто перед ним. — Я никогда ничего не делала специально. Знаешь это прекрасно. Прекрати, остановись сейчас, умоляю, — Девушка взглянула лишь раз, только необычная сталь её голоса раздражала ещё больше прежнего. — Почему не плачешь? Всегда это делаешь. Это лишь подтверждает, что ты специально меня довела! Сделала чудовищем за эти несколько лет и теперь стоишь такая спокойная. — Я выплакала все слезы, Северус... — Еще скажи, что это я виноват. — Нет. Только моя вина. — Твоя. Не знаю, зачем ты все это делаешь, только я тебя предупреждаю: если ты не изменишься, не поменяешь свою манеру общения, характер, то никогда не услышишь от меня ничего хорошего. — Ладно. — Просто «ладно»?! Если сейчас же не признаешь вину, не скажешь зачем меня довела, то я, клянусь тебе, сожгу все твои книги! — Северус точно знал: она пойдет на это, несколько раз раньше Гермиона менялась в лице после этих слов. — Хорошо. Ведь это ты мне их подарил. Имеешь право, — ни один мускул не дрогнул на веснушчатом лице, руки ни на секунду не замерли. — Ты готова на всё, лишь бы не принять этого, готова пожертвовать всем, ради своей гордыни! Моя Гермиона никогда не была такой, моя жена была лучом света в темной жизни. Всегда была весела, жизнерадостна. Но был в ней минус: она очень умело выводит из себя, вьет веревки. Я три года схожу с ума. Зачем она это делает? Неужели ради любимого человека так сложно просто взять и изменить свой характер? Неужели так сложно просто всегда принимать тот факт, что я прав? Но ведь если я что-то знаю, то я прав. Зачем со мной спорить? Она всегда говорит, что я виноват. Завуалированно. Я не верю ни одному её слову, не верю в искренность. Если бы любила, то за три года уже давно бы искоренила в себе этот отвратительный характер. Я не раз ей говорил: мне не нравится, она не должна так себя вести. Если она вечно оставляет свои долбанные фолианты на моём столе. Моем столе. Я столько раз говорил: ничего на нём не оставлять, столько раз кричал, что это моё личное пространство. Но она питается моей энергией, видимо. Разве нельзя просто взять и ничего не класть на него? И то, что маленький ребенок иногда забывается и оставляет что-то на ходу — не объяснение. Она это делает, всё равно оставляет. Раз принципы важнее, то значит и я пойду на принцип: она не должна упираться, должна умолять о прощении, говорить, что не права, лить свои слёзы. Сегодня она молчит. С чего бы вдруг? Раз не хочет соглашаться, то её любимые книги, те самые редкие издания, что я собирал по крупицам в разных частях планеты, сгорят. Специально буду идти медленно, дам возможность остановить. Пусть знает, что, в любом случае, будет по-моему. Каждая — напоминание о чём-то хорошем в нашей семейной жизни, каждая сопровождалась огромной любовью. Сначала искал, добывал, торговался, раз даже крал. Затем следовали слёзы счастья, крепкие горячие объятия, тихие искренние благодарности. Каждая напоминала о чём-то. В каждой подаренной мной книге хранится часть её души. Она сама так говорила. Для неё это был самый драгоценный подарок. Теперь же она даже не поднимает свой взгляд, шурша на кухне, пока её душа улетает за пределы дома. Она не оглянулась. Только я не отступлю. Пламя поглощает пергаменты, превращая в чёрный пепел. Мужчина смотрит в окно своего дома, где супруга умиротворенно нарезает лимон, чтобы сделать свой любимый чай. Её лицо не озаряет грусть или тоска. Ничего. Пустота. Последняя затяжка и дым уходит глубоко в легкие, задерживаясь там на мгновение с надеждой на то, что карие глаза взглянут на него. Этого не произошло. Он зашел обратно и сел за своё кресло. А была ли в них её душа?