Записки с севера

Если бы кто-то спросил у Ленни, какие отношения её связывают с Коулом, она бы без раздумий и с натянутой улыбкой ответила: «О... мы просто хорошие друзья». Дружба у этих двоих и в самом деле была примером для многих: он исправно посещал все её выставки и с восхищением рассказывал другим своим друзьям о том, насколько она талантлива, а она, в свою очередь, была рядом всегда, когда он в ней так нуждался. Эти двое познакомились ещё летом: любимый фотограф Ленни, Жак Клавье, приехал в Лондон со своими неизданными работами, и, разумеется, пара почти фанатичных любителей этого вида искусства просто не могла пропустить столь важное мероприятие. К тому же, Жак тогда присматривался к своим потенциальным ученикам, которых спустя несколько месяцев испытаний планировал забрать в Париж, а потому Ленни было особенно важно вникать в каждое слово великого, по её мнению, мастера. В тот вечер Коул задержался у одной из серий — кажется, Клавье назвал её «Марсельская сказка», — а она лишь на мгновение отвлеклась от рассказа фотографа и вдруг случайно заметила его благородный профиль, засмотрелась буквально на пару секунд, очарованная удивительным мерцанием его светло-голубых глаз — самый любимый оттенок Ленни. Конечно, столь глубокий интерес незамеченным не остался, и второй вещью, поразившей её, стал его голос. Он спросил её тогда, любит ли она ирисы, что смотрели на них с фотографий, а она улыбнулась и ответила, что на эти цветы у неё жуткая, едва ли не смертельная аллергия. Конечно, это было ложью. Но ей отчего-то так яростно захотелось произвести на него впечатление. Сказать что-то, что останется в его памяти. Разумеется, это осталось. Уже часом позже Коул заметил Ленни, уносящую огромную вазу с ирисами в малый зал. Они встретились взглядами лишь на мгновение, и она, стыдливо опустив ресницы, упорхнула из его поля зрения. Их история началась с этого момента. С этой маленькой безобидной лжи. И вот уже полгода она и не думала близиться к своему эпилогу. Правда, были в этой, казалось бы, ясной и простой истории, моменты, читать которые стоило только между строк. А ложь про ирисы, к несчастью, стала далеко не единственной ложью в их искренней дружбе. Кое о чём Ленни безбожно солгала снова. *** — Я не буду это смотреть. Это пошло. Не ожидала от тебя такого, полнейшее разочарование. — Прекрати и не будь такой занудой. Отличный выбор, как по мне. Ты хоть знаешь, кто режиссёр? — Человек с комплексом неполноценности? И женоненавистник вдобавок. Никого не напоминает? — Ха-ха-ха. Очень смешно. На мгновение их неумолкаемый спор затих, уступая место мелодичному звучанию гитары её любимого Эда Ширана — очередную рождественскую песню крутили по радио вот уже вторую неделю подряд. Коул, конечно,  мог бы сказать, что ему чертовски надоело слушать, как кто-то поёт о том, что ему довелось одному встречать Рождество, но он был слишком занят созерцанием открывшейся перед ним картины. Ничего особенного — Ленни просто потянулась, вскинув руки и шумно выдохнув, но кровь уже вскипела в его жилах, и дыхание сбилось, и тесно вдруг как-то стало в её, казалось бы, просторной гостиной, а ещё огоньки... эти чёртовы огоньки на ёлке опять поплыли перед глазами. Он сморгнул пелену и, улыбнувшись, медленно провел кончиком указательного пальца изящную линию вдоль по её позвоночнику. Вздрогнув, она обернулась. Одеяло словно нарочно сползло с её груди, и тени, отбрасываемые от гирлянды, слишком соблазнительно заплясали на бархатной коже девушки. Весь их маленький мир замер в этот момент. Опершись на локти, Коул приподнялся. — Прекрати меня разглядывать, — пробормотала Ленни, заправляя светлую прядь волос за ухо. Ей даже не пришлось оборачиваться, чтобы понять, что он все ещё смотрит. Как не теряться от этих взглядов? Как не видеть размытой чётко очерченную между ними границу? Сердце её затрепетало в груди, но так болезненно, что едва ли удавалось сделать вздох. Ленни часто дорисовывала лишние оттенки чувств там, где была сплошная похоть. Когда возбуждение его оставит, он снова превратится в того Коула, которого она знает. Снова пропадёт с радаров. И снова... Телефон, лежащий на полу, брякнул оповещением. Она бросила беглый взгляд на дисплей и тихо усмехнулась. Ками: «В маленьком бистро на Ковент-Гарден подают прекрасных ми...» 23:55 Экран погас, а следом погасло и что-то в душе Ленни. Коул бросил взгляд за её плечо, вероятно, услышав сигнал телефона, но особого внимания ему не придал. Он снова потянулся к девушке, но она вдруг резко встала и обернулась к нему с широкой улыбкой и глазами, сияющими то ли от количества гирлянд, которыми она увешала всю квартиру, то ли он напрашивающихся слёз. Ленни несколько раз моргнула, пытаясь сосредоточиться на атлетичной фигуре полностью обнаженного мужчины, лежащего в её постели, но перед глазами то и дело всплывало это чёртово сообщение. Очередное. Сглотнув бессмысленную обиду, она с улыбкой спросила: — Ты поедешь? Или ночевать останешься? Коул потупил взгляд. — Останусь, конечно, или ты из-за фильма психуешь? Черт с тобой, давай посмотрим эту твою ерунду. Закатив глаза, Ленни покачала головой. Как такой начитанный, харизматичный и интеллектуальный человек может быть таким идиотом? Она прикусила губу, на ходу придумывая причины. Но ведь так важно в первую очередь убедить себя в том, что ей совершенно плевать на его флирт с другими девушками! И согласилась она на эту чёртову дружбу с привилегиями вовсе не потому, что боялась его потерять и цеплялась за любую возможность быть с ним, а только чтобы весело проводить время! И, конечно, когда они переспали впервые, Ленни совсем не ждала, что он предложит ей стать его девушкой. Она вообще ничего от него не ждала. И сейчас не ждёт. Вот только почему с каждым днем ей все больше кажется, словно что-то утягивает её в глубокие зыбучие пески, откуда не выбраться, не спастись? Надо ведь с этим заканчивать. Прямо сейчас выставить его за дверь и начать новую жизнь. Вступить в здоровые отношения. Снова влюбиться. Узнать, что кто-то влюблен в нее. Решено. Так больше продолжаться не может. Набрав больше воздуха в лёгкие, Ленни расправила плечи и уверенно отрезала: — Мы будем смотреть «Реальную любовь». Рождество через неделю, черт возьми, прибереги свои исторические драмы до Нового года. Коул довольно фыркнул, хлопая ладонью по месту рядом с собой, и Ленни тотчас к нему присоединилась, прижимаясь к его горячему телу и изо всех сил сдерживая рвущееся наружу: «Какая же ты, черт подери, идиотка».

***

Стул опасно пошатнулся, когда Ленни потянулась к гирлянде из еловых веток почти под самым потолком, надеясь все-таки выудить оттуда этот красный бант, который оказался совершенно не к месту. Она сдула со лба прядь волос и возвела полный отчаяния взгляд к потолку. Кто вообще украшает студию к Рождеству за два дня до самого праздника? Какой в этом смысл, если через неделю ей придётся так же возвышаться на этом проклятом стуле и так же рисковать своей жизнью? В динамике вдруг послышалось недовольное ворчание: — Ой, прости, — Ленни хохотнула. — Я уже и забыла, что ты на проводе. Эти чёртовы украшения меня доканают. По ту сторону трубки послышался чарующий хриплый смех. Она улыбнулась, прикрывая глаза. Один из самых любимых звуков. И один из самых любимых моментов. Ей трудно вспомнить, когда они оба не использовали любую возможность, чтобы поболтать друг с другом по телефону, к тому же, всю эту неделю Коул зашивался на работе, и в последний раз они виделись наутро после того злополучного вечера и того злосчастного сообщения. Кем была эта Ками Ленни так и не выяснила. Вполне возможно, его работа и была той самой Ками. Ей хотелось верить в худшее, чтобы не питать себя ложными надеждами. — Странно слышать это от поклонницы всего, что связано с Рождеством, — констатировал Коул, вздыхая. — Кстати, надеюсь, наши с тобой планы на Сочельник не... — Ленни, подойди, пожалуйста! — вдруг послышался из главного зала голос Триш — заведующей надвигающейся выставки. — Это по поводу Жака! Помнишь, он набирал группу для обучения в Париже? Широко распахнув глаза, Ленни пробормотала в динамик короткое прощание и едва ли не сломя голову понеслась к Триш. А где-то на другом конце Лондона Коул уставился растерянным взглядом в стену своего офиса. Он, конечно же, слышал Триш. Последние полгода он только и ждал этих слов.

***

Маленькая квартирка Ленни на Уайатт-стрит ещё никогда не казалась ей такой уютной. Возможно, магия Сочельника вмешалась в атмосферу, а возможно, она впервые не чувствовала себя так подавленно и разбито, как в последние несколько месяцев. На столе почти остывали блюда, заказанные из ресторана (ведь чёрта с два она будет торчать у плиты весь праздник), украшения на ее роскошной пихте (точь в точь как у Маккаллистеров из «Один Дома», ведь она с детства мечтала о такой же) мерцали и переливались в теплом вечернем свете, выглядела Ленни сногсшибательно в своём обтягивающем платье винного оттенка, и с минуты на минуту в дверь должен был позвонить единственный человек, с которым она хотела провести этот вечер. Ей до сих пор было трудно поверить в то, что Коул сам предложил вместе справить Сочельник. Да, завтра она уедет в Чешир к своим родителям, а к нему в гости прибудет его отец, но ведь этот вечер, этот единственный и такой важный вечер, всё ещё обещал принадлежать им двоим. И как он, испытывая к ней только что-то наподобие животного инстинкта, банальную похоть, отважился на такой шаг? Почему не решился провести этот день с кем-то из тех девиц, что постоянно ему написывают? Ведь одна из них наверняка уже рассматривается им, как потенциальная девушка. Ленни ведь на эту роль не годится. Её можно только использовать, когда нужно и когда хочется. — Так. Хватит, — пробормотала она себе под нос, сминая в руке клочок бумаги. Бросив беглый взгляд на часы — Коул как всегда опаздывал — она расправила бумажку и взяла ручку. — Попробуем снова. В ночь перед Рождеством её всегда переполняли чувства. Ощущение надвигающегося волшебства даже в самые худшие, самые неудачные, полные потерь и разочарований годы, не оставляло Ленни. Она чувствовала, будто вот-вот случится что-то хорошее, но чтобы это произошло, она должна чётко знать, чего хочет. Работать фотографом в одной из лучших студий Лондона? Едва ли в этом ей помогло правильно сформулированное желание, однако рано или поздно, после стольких усилий, это случилось! И кто знает, может, высшие силы и правда ей посодействовали? Как тогда, в детстве, когда она попросила у Санты собаку, а на следующее утро, играя с сестрой в снежки на улице, случайно обнаружила в сугробе погибающего от холода щенка. Тогда его удалось спасти, и Честер вот уже десять лет является неотъемлемым членом её семьи в Чешире. Санте, высшим силам или просто судьбе необязательно подавать её мечту в блестящей подарочной упаковке или прятать ту под ёлкой, достаточно лишь подтолкнуть... дать хотя бы малейший намёк на то, что это правильная мечта. Что у неё есть все шансы осуществиться. А ждать или прикладывать усилия она готова сколько угодно, лишь бы знать, что все это не зря. Как с щенком, как с работой мечты, как... «Пожалуйста, Санта, подари Коулу мозги!» — вдруг резко черкнула она ручкой, поняв, что её полемика затянулась. Квартиру тотчас сотрясла трель дверного звонка. Широко распахнув глаза, Ленни встала из-за стола и, схватив бумажку, выбросила ту по дороге в мусорку. Сердце заколотилось радостью и тревогой и, остановившись напротив двери, она несколько раз вдохнула и выдохнула. — Привет, — пробормотала она с улыбкой, открывая дверь и пропуская в квартиру Коула — выглядел тот весьма забавно с шапкой из снега в его русых волосах и на его широких плечах. — Странно, не заметила, как началась метель. Он прошёл в прихожую, непривычно молчаливый, и повернулся к ней. Их взгляды встретились, и лишь тогда Коул тихо сказал: — Я пришёл с подарком. Что-то неприятно кольнуло в груди. Голос — чистейший лёд. В голубых глазах арктическая пустыня. — Может, мы пройдём в гостиную? — спросила она тихо, стараясь понять причину, по которой он явился сюда в таком подавленном состоянии. — Что-то случилось? Спрятав руки в карманах своих бежевых брюк, Коул пожал плечами и улыбнулся. — Всё прекрасно. Сегодня Сочельник. Что может случиться? — его взгляд всего на секунду задержался на её платье. — Отлично выглядишь. Опершись плечом о стену, она сложила руки на груди. — Коул. Ты хочешь мне что-то сказать? — Я? — он хмыкнул. — Нет. А ты? Ленни нахмурилась, тщательно порывшись в воспоминаниях. Что она успела сделать не так? Или это он так пытается потихоньку послать сегодняшний вечер к черту и уйти праздновать с другой? Сердце заколотилось, она запаниковала и, покачав головой, прошла в гостиную, чтобы усесться за стол и взять в руки салфетку. Надо просто делать вид, что ничего не происходит. Тогда он психанет и расколется. Впрочем, Коул её тактику уловил. Он прошёл следом и сел напротив, не притрагиваясь к столовым приборам и буравя её серьёзным взглядом. А спустя мгновение этой убийственной игры в молчанку он вдруг вытащил из кармана брюк что-то очень маленькое и мерцающее, непременно привлекающее её рассеянное внимание. Вот только мысли то и дело возвращались к зыбучим пескам сожаления, что утягивали её, не давая внимать этому моменту. Всё должно было быть иначе. Он должен был прийти, поцеловать её, они бы поужинали, посмотрели очередную рождественскую комедию, которую он так ненавидит, занялись бы потрясающим сексом прямо на ковре у этой роскошной ёлки, а утром каждый вернулся бы в свои жизни. В какой момент все пошло не так? Она бы продолжила ждать, когда он созреет до отношений с ней, когда он влюбится в неё или хотя бы просто не найдёт варианта получше, она на все это, черт возьми, готова, так почему уже сейчас все идёт совершенно не так?! Коул положил на стол подарок, даже не замечая угрожающего слезами блеска в её глазах. — Ч-что это? — тихо спросила она, поднимая со стола маленькую серебряную подвеску с кулоном в виде Биг Бена. Ленни нахмурилась. Зачем ей, британке, живущей в Англии, один из символов её страны? С таким патриотичным настроем или совершенно наплевательским отношением к подарку он вполне мог подарить ей Юнион Джек. Она с досадой покосилась на коллекционное издание его любимого «Граф Монте-Кристо» под ёлкой и сглотнула ком в горле. — Спасибо. Очень... мило. У меня тоже... — Это чтобы ты не забывала о своей родине, когда будешь в Париже, — вдруг резко ответил он, усмехнулся и взял в руки вилку. — О, это жаркое? Где заказывала? Ленни замерла, уставившись на него так, словно видит впервые. Стол словно бы увеличился в размерах, и Коул, казалось, сидел так далеко, что черты его лица были едва видны. И все же он усмехался. Это какая-то шутка? Она несколько раз моргнула. — Извини? Что ты сказал про Париж? Фыркнув, Коул потянулся к блюду с жаркое и выложил немного порции на свою тарелку. — Очень вкусно, — опробовав овощи с мясом, ответил он. — Во Франции будешь питаться одними улитками и лягушками. Уже провела дегустацию? Ну, за полгода подготовки явно же провела. А мне не рассказывала, чтобы я над тобой не подшучивал, да? — Что, прости? Вилка звонко брякнула о тарелку. Наконец, он поднял голову, и они даже как-то слишком резко встретились взглядами. Ленни почувствовала, как земля уходит у неё из-под ног. Холод его глаз окутал её от макушки и до самых пят. Стало нечем дышать, как в самые низкие температуры, когда горло режет от мороза. — Можешь больше не прикидываться невинной овечкой, Ленни, я знаю, что этот старый упырь Клавье взял тебя в группу для обучения в Париже. Я знал это с самого первого дня, как только мы познакомились, слышал, как ты говорила с Триш о том, что никогда не упустишь этот шанс. Огромная волна непонимания сбила бы Ленни с ног, если бы она не сидела на стуле. Нахмурившись, она упорно пыталась понять, о чем идёт речь, а он продолжал почти ядовито и явно очень для него горько: — Какой он пунктуальный, этот Клавье. И как подгадал. Помнится, это должно было стать подарком на Рождество для его почитателей, таких же фанатиков, как ты. Билет в светлое будущее, в город любви. А я, кретин, каждый день ждал, когда же ты мне скажешь, что поедешь туда. Ну, а ты, видимо, решила сделать все по-тихому. Что ж, твоё право. Наверное, уже из Парижа мне сообщила бы? А я ждал это в качестве подарка на Рождество. В ту же секунду все детали пазла, а вернее, его совершенно бессмысленных слов и обвинений, вдруг сошлись в одну картинку. Ленни широко распахнула глаза и уронила вилку, приоткрыв рот. Так вот, чего он бесится! С губ девушки слетел смешок. Затем ещё один, и спустя секунду она уже вовсю хохотала, препарируемая разочарованным взглядом сидящего напротив Коула. — Ты... — старалась процедить она, задыхаясь он хохота. — Ты слышал, что вчера сказала Триш? По телефону? Перед тем, как я бросила трубку? Боже, Коул, ты такой... — Я слышал твои восторженные возгласы ещё раньше, тогда, в июне, на выставке, ты говорила, какой честью для тебя будет стать частью его команды, — выплюнул Коул и вдруг встал, опрокинув стул. — Мне непонятно твоё веселье, Ленни, ей-богу, прекрати вести себя так, будто тебя все это и впрямь забавляет. — Потому что это смешно! — выпалила она, вставая следом и подходя к нему. — Он набирает студентов колледжей, Коул, студентов, а я закончила колледж четыре года назад! Речь шла о моих работах! Клавье собирался использовать их, как пример для группы, что поедет с ним в Париж. И мои работы тоже поедут. Не я. Ты понимаешь, о чем я говорю? Фотографии, Коул. Просто мои фотографии. Вдруг замерев, он резко обернулся к ней. Лёд в его взгляде стал стремительно покрываться трещинами ошеломления, осознания, непринятия, сожаления... Ленни подошла к нему вплотную, в неверии качая головой. — Ты все это время думал... — прошептала она, переводя потрясенный взгляд на огни гирлянды, опутывающей ёлку за его спиной. — Ты думал, я собираюсь уехать в Париж, ничего тебе не сказав? Все полгода ты жил с этой мыслью? Что я уеду? Коул сглотнул, сделав шаг и сократив последнее расстояние между ними. — Я понял, что влюбился в тебя в тот самый момент, когда увидел тебя с вазой ирисов, Ленни, но я знал, что это дерьмовая идея — влюбляться в кого-то, кто все равно рано или поздно уедет черт знает куда. Я старался себя контролировать. Контроль пошёл к черту, когда мы впервые переспали, — он накрыл лицо ладонью и покачал головой, усмехаясь. — Господи, какой же я идиот. Когда ты спросила, что между нами, я нёс эту чушь о том, что мы отличные друзья, и я не хотел бы это рушить, чтобы не брать на себя ответственность за будущее расставание. Думал, тебя это устраивает, ведь ты уезжаешь и даже не хочешь говорить мне об этом. Не считаешь нужным. Но и оторваться от тебя я не мог. С каждым разом становилось все сложнее. — А все эти девушки? — обгоняя бешеный поток мыслей и чувств, вдруг резко спросила она. — Когда ты пропадаешь, когда они пишут тебе... — Разумеется, я искал тебе замену, Ленни, — Коул вернул к ней свой взгляд. — Это же очевидно. Но когда дело доходило до обсуждения встречи, я посылал все к черту и звонил тебе. Всё всегда в конечном счёте сводилось только к тебе. Губы ее задрожали, и ощущение чуда, то самое, что навещало Ленни каждый Сочельник, вдруг снова объяло тело своим теплом. Она выдохнула — неужели все это и правда происходит с ними? — и, покачав головой, вплотную встала к мужчине, прижав свои ладони к его щекам. — Ты самый настоящий идиот, Коул, клянусь, никого глупее тебя я ещё не встречала, — пробормотала она. — Полгода ты морочил мне голову, заставлял меня чувствовать себя какой-то дешёвкой, недостойной нормальных и полноценных отношений, только потому, что когда-то ты что-то не так понял. Клянусь, я ненавижу тебя всей душой. — Я знаю, — выдохнул он, наклоняясь, чтобы коснуться своими губами её губ. — Я знаю, Ленни, я тоже тебя люблю. Этот поцелуй, внезапно обрушившийся на её губы, совершенно точно отличался ото всех предыдущих поцелуев. Чувства были замешаны всегда, с самого начала, но теперь, когда оба о них знали, когда оба не притворялись просто парочкой хороших друзей с привилегиями, все ощущалась иначе. Глужбе. Искренней. Трепетнее. Коул скользнул губами ниже, к ее шее, и опустил ладони на талию, теснее прижимая дрожащее тело желанной девушки к себе. Вскинув голову и шумно вздохнув, Ленни потянулась руками к его рубашке, одну за другой расстегивая послушные пуговицы, а после касаясь ладонями его крепкой горячей груди. Прямо под подушечками её пальцев грохотало его некогда ледяное сердце. Она улыбнулась собственным мыслям и не заметила, как платье начало медленно сползать вниз, а вскоре и сами они опустились на ковёр, и Коул навис над ней, примостившись меж разведенных ног и припав губами к тяжело вздымающейся груди с острыми горошинами сосков. Захватив одну из них губами, свободной другой он крепко сжал бедро Ленни, и она подалась вперёд, чувствуя, как к животу прижимается его крепкая эрекция. Совершенно иной уровень чувств, когда каждая молекула пропитана каким-то невероятным счастьем вкупе с когда-то невыраженной любовью, теперь обрушившийся на обоих пылкими поцелуями, прикосновениями, от которых кожа белеет, и взглядами, способными обоих до тла сжечь. А вместе с тем и бесконечное неверие. Неужели это и правда происходит с ним, с ней? И секс, когда-то, как казалось бесчувственный, нацеленный на удовлетворение своих инстинктов, вдруг обретает огромный смысл, становится самым логичным и самым правильным выходом всей накопившейся друг к другу страсти и нежности? Ленни крепко обняла его за плечи, впиваясь в горячую кожу ногтями, когда он одним плавным и глубоким движением в неё вошёл. Мурашки прокатились от макушки и до самых пят, сердце ещё бешенее заколотилось в груди, и прежде, чем начать двигаться, он вдруг замер, всматриваясь в её лицо, как в лицо незнакомки, которую увидел впервые. Как в тот день на выставке, будто и не было всех этих месяцев, будто все у них только начинается. — Скажи мне, — вдруг пробормотал он и глубоко толкнулся в неё, срывая с приоткиытых губ тихий и протяжный стон. Затем вдруг замер и, наклонившись, коротко поцеловал. — Тебе нравятся ирисы? Это же они изображены на этих фото? Глаза её заволокло пеленой удовольствия, мысли путались, а оттого она не сразу поняла, о чем речь. Не сразу вспомнила. И когда воспоминание вдруг поразило Ленни, она прикусила губу и изо всех сил попыталась сдержать смех. Рвущийся наружу хохот вдруг сменился стоном, когда Коул снова начал двигаться в ней. — Да... — прошептала она, вскидывая голову и ещё сильнее впиваясь в его плечи. — Нравятся. Очень нравятся... — И никакой аллергии? — шепнул ей на ухо Коул, а затем заглянул в её потемневшие глаза. — Никакой аллергии, — эхом отозвалась она, прикусывая губу. — Значит, — он подался бёдрами вперёд, вызывая очередной полустон-полукрик, а оттого довольно улыбнулся, сам разрываемый бешеным удовольствием, — значит, будем знакомы. Я Коул, и я хочу, чтобы ты, наконец, стала моей. Обняв его ногами за талию, Ленни прижалась грудью к его груди. Абсолютное слияние. Одно целое. Удовольствие электрическими разрядами скапливается в каждой клеточке тела. Это почти убивает. В то же время, возносит до небес и возвращает обратно. Прямиком в его объятия. — Очень приятно, Коул, — прошептала она, поднимая бедра, одним лишь движением моля его не останавливаться. — Я Ленни, и я хочу, чтобы ты, наконец, перестал надо мной издеваться! В ту снежную предрождественскую ночь Коул выполнил её просьбу, кажется, далеко не один раз. Счёт обнулился, месяцы, потраченные впустую, канули в бушующей за окном метели, в неозвученных фразах и полных молчаливой обиды взглядах. А ведь всего лишь нужно было поговорить. Порой это оказывается намного действеннее, чем просьба к Санте в ночь перед Рождеством.