Апоптоз

      Всё совершенно поменялось.       Дело, разумеется, было в Алисе, по той простой причине, что в Марке оно быть просто не могло. Девочка в очередной раз открылась с новой своей стороны. На смену грубости пришла какая-то грациозная ласковость, она начинала вести себя странно рядом с Маркам, и он не понимал зачем, но вынужден был принимать это как нечто само собой разумеющееся.       Лисичка внезапно перестала кружиться вокруг него так часто, как раньше, зато взяла привычку бесшумно подкрадываться сзади (и это не было бы так обидно, если бы не он сам научил её этому!) и обнимать его со спины. Или ложиться ему на колени, когда он сидит в стороне. Нет, многие из этих вещей она проделывала и раньше, но теперь это было… чувственней, может? Марк всегда был внимателен к деталям и не мог не замечать, как её ладони задерживаются на его плече слишком долго или как во время обеда чёрный взгляд ни с того ни с сего начинает блуждать по его лицу.       Все в лагере восприняли эти изменения спокойно. Они, наверное, слишком давно привыкли видеть Марка и Алису вместе, поэтому никого не удивляло, если вдруг Лисичке взбредало в голову обнять его за руку или, встав на цыпочки, поцеловать его подбородок.       А самое главное, они снова спали вместе. Теперь Алиса могла не появляться весь день, но к ночи он всегда находил её у себя. Она лежала на кровати, по-детски раскинув руки в стороны, или листала списки, которые составлял Марк. «В самом деле: почему вы не даёте им имена? Это ведь нестерпимо обидно». И сжимая в руках карандаш, Лисичка делала пометки, приписывая имена тех, кого помнила. Марк иногда думал запретить ей это, но ему почему-то нравилось, открывая за работой записи, находить в них её следы.       Поэтому он не ругал её, а садился на кровать. Марк никогда не предлагал лечь рядом, но она ложилась и, как прежде, обвивала руками его шею. Засыпая, Алиса лепетала что-то нежное, а Марк усмехался, слушая её. Теперь он засыпал быстро, как когда-то, а Лисичка, напротив, стала просыпаться по ночам. Она не теребила его, как в детстве, а садилась на другой конец кровати и обнимала себя за колени. Марк как-то застал её в такой позе и удивился, что девочка не попыталась его разбудить. Но когда он окликнул её, она плакала. «Я опять вижу красный свет и слышу этот звук. Он сводит меня с ума, сводит с ума!» Марку было знакомо это её состояние: бессознательность вперемешку с чем-то истерическим. Марк мог не сочувствовать её слезам, её мелким огорчениям, но такие минуты неизменно держали его в крайнем напряжении. Совсем как в тот день. Он прижимал её к себе и заставлял лечь, а сон оказывал на Алису какое-то чудесное воздействие, потому что, просыпаясь, она была даже слишком бодра, а если ей напоминали о ночи, смеялась и отвечала, что ничего не помнит.       Но больше всего Марку запомнился день, когда Лисичка попросила его пойти вместе с ним к заброшенным зданиям. Здесь они собирали свои первые вещи, едва оказавшись вне бункера. Вся более или менее годная мебель была приспособлена в лагере, так что в обваливающихся домах не осталось практически ничего, и они доживали свой век в полнейшем запустении.       Обычно Марк отказывался от прогулок, которые предлагала ему Алиса, но именно в этот день ему почему-то взбрело в голову согласиться. Всю дорогу девочка не отпускала его руки, а приведя в одну из опустевших комнат, отступила на несколько шагов и с загадочной улыбкой пообещала вернуться через пять минут. Марк посчитал это глупым, но согласился подождать её, тем более что они всё равно уже были на месте. Он подошёл к окну, в котором уже давно не было стекла, и посмотрел на деревья, окружающие остаток человеческой цивилизации.       Как это странно, подумал Марк. Люди так отчаянно стремятся оставить собственное наследие, а в результате даже труп, единственное, что на самом деле сохраняет за собой человек, соединяется с землёй и остаётся в ней навечно, становится её полноценной частью. Есть ли тогда смысл в них, искусственных людях? С другой стороны, никак нельзя принять мысль о том, что никакого смысла нет, потому что тогда совершенно не захочется жить. - Марк…       Алиса вышла к нему скоро, как и обещала, и, повернувшись к ней, Марк на несколько секунд застыл. Лисичка где-то раздобыла платье. Бежевое и потёртое, штопанное в нескольких местах, оно своей ветхостью придавало неясное очарование бледной черноволосой девочке, которой было не по размеру и не по форме. Извозившийся в пыли ангел, животрепещущее зрелище, кульминационная точка полного падения человечества, ещё более наглядная, чем окружённые деревьями дома. Да и к кому она была в эту минуту ближе: к людям или к опущенным вниз под грузом листьев веткам? Совершенство, невинность, лишённая любых принципов, любой морали… Совсем как бесчеловечная природа. - Оно жутко неудобное, и я сниму его как только… как только…       Только сейчас Марк увидел в её руках небольшую жестяную коробку, на которой виднелось название чего-то иностранного, наверное чая. Марк присмотрелся к изображению мужчины с лютней и девушки в старомодном платье. Действительно, сокровище. И он ей его не дарил. Неужели та самая? Алиса несколько секунд взглядом искала, куда бы её поставить, и, наконец, примостила свой сундук с сокровищами у стены, при этом наружу выпало несколько пружин и какая-то фигурка, но она даже не стала их поднимать. Лисичка извлекла из неё всё содержимое.       Алиса пробежалась пальцами по краю коробочки и нащупала заводной ключ. Так это музыкальная шкатулка! Несколько поворотов, отдающихся скрипом, и наружу вырывается музыка. Они практически не были знакомы с музыкой. В бункерах детям ставили самые значимые композиции прошедших лет, но переслушать их по выходе наружу не было никакой возможности. И пока никто не увлёкся этим достаточно для того, чтобы сочинить что-то собственное. А Лисичка всё это время могла приходить сюда и заново, заново заставлять шкатулку петь. Довольная, девочка выпрямилась и подошла к нему, а потом зачем-то взяла за руки. - Я тоже не умею танцевать, но давай потанцуем.       Марк никогда, никогда бы не стал соглашаться на такую глупость, но он согласился, потому что Алиса казалась не Алисой, а дом казался не домом. Конечно, не могло быть никакого танца. Их не учили ни чувствовать мелодию, ни тем более сливаться с ней, поэтому они просто топтались, а она обнимала его за плечи. И в тот момент Марк чувствовал себя странно, как если бы вдруг исчезло всё, кроме этой шкатулки. Он слышал о таком от других, но сам никогда не позволял себе забыть ни о чём. «Марк, это ведь невозможно: постоянно о чём-то думать! Так и голова может лопнуть», — любила причитать Алиса. Она говорила это часто, но только сегодня ей удалось заставить его совершенно перестать думать.       Это не понравилось Марку, чтобы не сказать: напугало его. Он целую неделю почти не общался с ней и всё-таки не мог выкинуть шкатулочную мелодию из головы.

***

      Между тем их план, её и Луки, прекрасно воплощался в жизнь. Решив в первое время не предпринимать ничего, Марк наблюдал за его развитием с ленивым безразличием. Смотрел, как Лисичка тайком переговаривается со стрелком, как усердно пытается играть, и как у неё это довольно неплохо выходит. Если бы на месте Марка был бы кто-то другой, кто угодно другой, он бы мог ей поверить. Только Алисе верить нельзя, впрочем, как и всем остальным. В конце концов в этом Марк находил свою прелесть. А отчего бы её не найти?       Как блестели её глаза в минуты торжества! Марк представлял, как они изменятся, когда она в очередной раз разочаруется в своих идеях, и желание разочаровывать Лисичку исчезало. Оттянуть миг победы — совсем не беда. Какая разница: зверь попадётся в ловушку днём раньше или днём позже?       Марк понял, что просрочил, когда события закружились слишком быстро и слишком стремительно для того, чтобы остановить их одним рывком. Лагерь охватила череда тайн, заговоров и покушений. По необъяснимым причинам потеряв страх, дети стали сговариваться между собой, что-то затевать и делать это на удивление неплохо. Марк метался от одного дела к другому, и чем беспорядочней становились его метания, тем больше ошибок он совершал. Так наверняка чувствует себя кот, привыкший охотиться за одной конкретной мышью и вдруг оказавшийся в окружении целой стаи. Труднее всего было то, что все предложения Ника, вроде «убить их всех к чёрту», не представлялись выполнимыми. Вторые — муравьи, но без муравейника Матке не прожить. А что делать, если и среди Первых (он это знал наверняка!) были заговорщики? Тогда Матка сожрёт себя изнутри!       Спокойствия не прибавляла и Лидия, не забывающая примечать ему каждый промах. Внутренне Марк этим возмущался, но в то же время до поры до времени он не имел права проявлять своё раздражение. Роль серого кардинала имеет свои минусы, но она всегда самая выгодная.       Но больше всего Марк злился на Алису. Возможно потому, что она была ему ближе остальных. Возможно потому, что он слишком хорошо знал о её желаниях. В тот день он был особо измотан, он не спал ночь и не помнил, когда в последний раз останавливался хоть на минуту. «Это твоя работа, ты должна выполнять её хорошо, а ты только болтаешь и виснешь на мне. Я знаю, всё знаю про тебя. Думаешь, что можешь делать это?» Он сжал её тонкие плечи в каком-то неизвестном ему раньше исступлении, а она только смотрела на него своими огромными глазами. «Марк, ты что, сошёл с ума? Убери руки, я закричу, если ты немедленно не уберёшь от меня свои руки».       И он отпустил её, но не потому что боялся, что она закричит, а потому что устыдился сам себя. Всё слишком напоминало то, что произошло десять лет назад. Ведь он давно усвоил, что его вечное жребий — всё знать. Всё знать, всё видеть и молчать.       Марк тяжело опустился на кровать и зарылся пальцами в волосы. Она спросила, сошёл ли он с ума. Если есть ум, значит с него можно сойти, это верно. Но не сейчас, не сейчас, сейчас он будет собирать осколки в единую картину, кропотливо и терпеливо, ведь это получается у него лучше всего.       Она обвила его руками сзади, как делала это очень часто. Её дыхание обожгло шею, он хотел отстраниться, но Лисичка держала на удивление крепко. Её пальцы, как насекомые, стали бегать по его плечам. Марк пытался стряхнуть их. Пытался и не мог. Что делать, если они маленькие, но их много, а он огромный, но один-один-один.       Доведённый до предела, Марк резко развернулся к ней. Ему казалось, что он прямо сейчас закончит давно начатое: задушит Алису на этой самой постели. Она была ненавистна ему, она вызывала отвращение и она пугала. Он убьёт её, как её отца, и дело с концом. Если сделать это, проблемы исчезнут, а Марк придёт в себя, и этот сумасшедший жар пройдёт.       «Бедный Марк, — её холодные губы коснулись его лба, а потом переместились ниже, к виску. - Ты совсем устал. Я ведь говорила тебе, что невозможно вечно думать, так и свихнуться можно». И Алиса поцеловала его, а пальцы-насекомые нырнули в растрепавшиеся волосы. Марк не хотел этого, но он сжал её талию и прямо так уложил на подушки. В конце концов это так естественно. Он лишил её любви, он овладел ей как дикий зверь, он вылепил её по своём образу и подобию. Она принадлежит ему, она и есть он. Стоит ли удивляться, что новой форме любви её должен научить именно Марк и никто другой? Нет, ни Олег, ни Лука не объяснят ей этого, потому что Алиса — его копия, его зеркало, и повторять она станет только его движения.       Он касался её, а в голове лихорадочно, но логично выстраивались мысли. Он презирал любовь, но в конечном итоге что есть любовь? Можно ли допустить, что люди придали этому слову своё, совсем неправильное значение? Что если в любви нет ни романтики, ни нежности? Что если любовь — это самая стройная схема, выдуманная природой, из всех имеющихся? Ведь человек, любя другого человека, таким образом обожествляет самого себя, а если так, он превозносит Вселенную. Нужно ли Вселенной поколение, как каким-нибудь божкам? Вот Марк - он любит Алису. Любит? Да, любит, но что есть в этом чувстве? Какая ненависть, какая готовность убить, какое желание причинить боль! И всё же эти чувства направлены к ней или к нему самому? Кого он так жарко ненавидит: себя или её?       Когда Алиса заснула рядом с ним, утомлённая и безмятежная, ему на мгновение показалось, что она мертва. От этой мысли в груди похолодело, и Марк отчётливо понял, что всё-таки не желает ей смерти. Это бы было чудовищно: погибни его творение в таком безупречном состоянии. Нет-нет, он не причинит ей вред хотя бы потому, что это нарушит гармонию, царящую в ней. Значит он всё же желает смерти себе?

***

      Всё решилось ночью. Нет, не той, когда он решил любить её, чем бы ни было это чувство, а тогда, когда в лагере загорелись огни и появились учёные. Алиса разбудила его, грубо теребя за плечи. «Идём отсюда, Марк, идём скорее. Нам нужно идти». И он пошёл за ней и понял всё полностью, только уже оказавшись в лесу. Некоторые из учёных живы, и предателям удалось освободить их. Теперь Лидия почти точно в плену, как и все, кто её поддерживал. А он здесь, и его вывела Алиса. - Я не понимаю, зачем ты сделала это, - подумав, признался Марк. - Что тебе от меня нужно? - Отведи меня туда, где всё началось, - потребовала Лисичка, стиснув его руку. - Туда, откуда ты спас меня.       Бункер. Она говорила о бункере и надеялась встретить там своего отца, но она не встретит, потому что Марк убил его, а труп наверняка вынесли те, кто остался. Марк согласился вести её и повёл. Лисичка отчаянно цеплялась за его ладонь, как будто она одна служила гарантом безопасности. Она боялась выдуманного прошлого, а Марк всего лишь злился на воспоминания об обмякшем теле Бернадского.       Это место, место, лишившее их всех счастливых иллюзий об отце и матери, возвышалось на небольшом пригорке именно таким, каким Марк его запомнил. Он предпочёл бы не запоминать дом, где учёные, как страшные безумцы, выращивали своих гомункулов. Но этим гомункулом был он сам, и ему пришлось с этим смириться давно, очень давно. Алиса оказалась, пожалуй, единственным настоящий человеком, но и она воззрилась на бункер с благоговейным ужасом. Марку даже показалось, что она передумает и сбежит, но страх как будто напротив подстегнул её, и она подошла к самой двери, упираясь в неё руками. - Марк, открой эту штуковину, открой скорее!       Он знал код. Наверное, он один и знал. Бесконечный набор цифр, который невероятно трудно подобрать и который он зазубрил наизусть, невесть зачем. Что будет, когда они войдут внутрь? Марк чувствовал, что этот шаг всё изменит, но он слишком устал тяготиться всем этим один. В конце концов что Лисичка может сделать? Она не проживёт без него, и он сильнее. Алиса вынуждена будет принять правду. Пусть узнаёт обо всём.       Едва дверь щёлкнула и поддалась, Лисичка влезла вперёд него, бесцеремонно оттолкнув Марка в сторону. Ей двигала одержимость, сила прошлого, притяжение к утерянной памяти. Марк заложил руки за спину и последовал за ней, наблюдая за своей мечущейся по сторонам девочкой. Она бегала от одной стены к другой, а потом вдруг остановилась и, обхватив голову руками, замерла. Её глаза лихорадочно перемещались по помещению, а потом она взвыла так, как в самый первый день, и повалилась на пол. Алиса кричала, словно увидев нечто неимоверно страшное. Она вся съёжилась и ударяла кулаками по полу.       Марку стало плохо, он почувствовал головокружение и тошноту, захотелось сбежать отсюда и бросить Лисичку одну с её проблемами и страхами, но он никак не мог заставить себя сдвинуться с места. Алиса выла, совсем как раненое животное, как умирающий лось, и это было жутко. Марк с ужасом наблюдал за тем, как она методично начала рвать на себе волосы, а не преуспев, закатала рукава и начала яростно расцарапывать запястья. Нужно было что-то делать, но он не знал что. Может, Барнадский мог бы помочь, но он мёртв, он гниёт в земле, и он не поможет обезумевшей девочке.       Наконец это стало невыносимо, и Марк как в омут шагнул вперёд. - Заткнись немедленно! Дура! Идиотка сумасшедшая, молчи или я тебя ударю!       Он не отдавал себе отчёта в словах, которые выкрикивал. Нужно было испугать её, испугать до такой степени, чтобы она затихла, но Алиса даже не посмотрела на него. Тогда он рывком поднял её с земли, и она наконец заметила. Лисичка прижалась к нему, цепляясь руками за плечи неимоверно сильно, до боли. Сначала Марк списывал это на эмоции, но потом понял, что она вовсе не обнимает его, а пытается ударить. Тогда он рывком отцепил её от себя и грубо поднял пылающее лицо за подбородок. Осмотрел шею в поисках того, что Бернадский называл сонной артерией. Он знал, что если надавить на неё, Алиса потеряет сознание. Важно не передавить, потому что тогда кислород совсем перестанет поступать в голову.       Всё получилось чётко и идеально. Девочка обвисла у него на руках, и он осторожно положил её на пол, а сам сел рядом. Наконец-то всё закончилось. Она замолчала, замолчала хотя бы на несколько минут. Безжизненная, она снова почудилась Марку трупом, и он поспешно нащупал пульс. Жилка билась.       Едва начав рассуждать, Марк с ужасом понял, что ему придётся убить девочку. Она вспомнила всё и теперь желает его смерти. Ну зачем, зачем он отвёл её сюда? Зачем она, эта милая чудесная девочка, подписала себе смертный приговор? Почему она не умеет рассуждать так же хладнокровно, как он? Ей всего-то нужно проявить ту сообразительность, которую она показала в свои шесть. Марк до сих пор помнил, как велел ей молчать, и Алиса, тогда ещё малышка, совсем по-взрослому понимающе кивнула. Но сейчас она не сможет, она попросту сошла с ума!       Стоило ли десять лет огораживать её от всего, чтобы теперь уничтожить собственными руками? Или она росла, как овца для убоя! Но как же жалко, чудовищно жалко славную малышку, прекрасное олицетворение грязного человечества. Убьёт ли он всех людей вместе с ней?       Алиса открыла глаза. Марк ничего не сказал ей, а она ничего не сказала ему, только молча смотрела, и в этом взгляде больше не было ни ярости, ни страха. - А я думал, ты спишь, - Марк улыбнулся и сам удивился бессмысленности своих слов и особо той нежной интонации, с которой они были произнесены. - Ну, не молчи. Ты устала?       Алиса медленно моргнула и не отвечала несколько секунд, а потом кивнула. - Да. Марк, давай уйдём отсюда. Уведи меня, пожалуйста, я хочу домой. - Ты не злишься на меня? - он не мог поверить своим ушам! - Нет, Марк, я очень тебя люблю, а это всё дело прошлое. Только ты меня уведи, пожалуйста, мне здесь страшно.       Марк никогда в жизни не плакал, но если когда-нибудь ему бы и пришлось проронить слёзы, то сейчас. Всё было страшным сном, наваждением! Сон снова исцелил её, она очнулась здоровой и спокойной, как и после всех своих кошмаров. Она простила его, она даже его любит. И он чувствует то же самое! Думая о её убийстве, он так оцепенел, что, отменив про себя приговор, почувствовал себя заново родившимся. Ему не нужно брать этот неподъёмный груз на себя, а всё благодаря этой чудесной девочке. Что ему за дело до всего? В конечном итоге именно Алиса вывела его из лагеря, хотя могла бросить. Он мечтал, что то же в своё время проделает Бернадский, ну и что, что тогда учёный не сделал этого? Зато теперь Алиса всё исправила. За это ей можно всё! Пусть делает всё, что заблагорассудится, пусть убивает, обманывает, забирает. Всё это такие мелочи по сравнению с той бездной, в которую ему пришлось заглянуть минуту назад.       Марк осторожно помог ей встать и вывел из проклятого места. Бункер остался за спиной, а Лисичка даже не оглянулась. Они шли вперёд, и она сжимала его руку. Всё будет хорошо. С учёными они разберутся, с Лидией тоже, а может, даже найдут кого-то ещё. Алиса раскачивала их руки, как любила делать в детстве, и вдруг остановилась перед ним, встала на цыпочки и осторожно сняла с него очки. - Это папины? - она вертела их в руках так небрежно, что Марк испугался, что она может их разбить, но всё равно позволил ей это.       Он кивнул, с интересом наблюдая за ней. Сначала очки не были слишком нужны ему, он сохранил их исключительно как память о Бернадском и знак власти. Но со временем зрение, как нарочно, начало портиться, и Марк больше носил свой трофей не только украшением. - Какие интересные. Это ведь единственные очки в лагере? - беззаботно поинтересовалась Алиса, продолжая крутить предмет туда-сюда. - Да, - осторожно подтвердил Марк, чувствуя себя неуверенно с вмиг ухудшимся зрением. - Отдай мне их, пожалуйста.       Лисичка пропустила его просьбу мимо ушей, она шла впереди него и отходила всё дальше и дальше. Когда Марк попробовал схватить её за руку, она увернулась. - Интересно, как они смотрелись на нём?.. - задумчиво протянула Алиса. - Я плохо помню, а ты? - Отдай очки! - тревожное чувство захлестнуло всё существо Марка. - Сейчас же! Перестань дурачиться! - Марк, - Лисичка на секунду остановилась, но едва он сделал к ней шаг, тут же отступила опять, - а ведь это, получается, мои очки. - Перестань.       Она держала очки за дужку, и они вертелись как маятник, туда-сюда, туда-сюда. - Тебе неприятно? - спросила она. - Но тебе должно быть неприятно, Марк! Ты ведь убил моего отца! Ты уничтожил меня, украл меня, как сказочное чудовище, - её голос терял спокойствие и начинал дрожать. - А я! - она ткнула пальцем свободной руки себе в грудь. - Я сходила с ума! Я помню, как ты душил меня, Марк! Я ведь всё понимала, всё помнила! Я обнимала тебя и знала, что ты в любой момент можешь меня убить! Ты заставил меня любить тебя, почитать тебя, нуждаться в тебе! Как ты мог меня полюбить?! Как ты мог позволить мне полюбить тебя?! И каждую ночь этот сон! Лука говорил, что это нервы, но я знала, что нет! Я начинала плакать раньше, чем находила для этого причину, и всё время… - она провела ладонью под веком, хотя на её лице не было слёз, - всё время слёзы начинают идти из этого глаза.       Алиса опять стала водить ладонями по лицу, стирая невидимые следы, и наконец-то остановилась. А Марк всё понял. - Я так и знал. Ты хотела, чтобы так вышло, да? Глупая девочка, тебе всегда так хотелось меня обыграть, - он усмехнулся, но ему не было весело. - Трудно было договориться с Лукой, а потом строить мне глазки? А уговорить Олега погнаться за собой? Или, может, сложнее было давать мне ягоды, воздействующие на сон? Или всё-таки покрывать заговоры своих дружков? Тебе давно нужно было смириться с тем, что тебе не превзойти меня. А теперь ты зашла слишком далеко!       Он говорил всё, что хотел сказать, и ни слова больше, но при этом его словно оглушило. Да, наконец настало то время, которого он ждал. Пусть Лисичка знает, что он с самого начала раскусил её, пусть осознает, что у неё не было и шанса. Но вместо торжества в глазах Алисы застыло удивление. - Ты чего, Марк? Не было никакого плана. Да я просто хотела, чтобы ты смотрел на меня, понимаешь?! Как можно быть таким идиотом и верить в надуманные заговоры? Ты обыграл сам себя, Марк!       Честно, он не знал, как это вышло. Честно. Нет, он не толкал её, он не сжимал её плечи. Просто она стояла прямо перед ним, а через секунду он обнаружил её уже сидящей у дерева. С её затылка капала кровь, а глаза… она смотрела как-то испуганно, беззащитно… да как же это вышло? Он не помнит, не помнит, что произошло. Может, она оступилась? Или это порыв ветра подхватил её? Но он ведь в самом деле не двигался… Что делать? А ничего, потому что вот этот безжизненный труп на земле — это уже не Алиса. Где Алиса? Марк оглянулся по сторонам, но нигде её не нашёл. Чёрт, да что же это такое? Выходит, не было никакого плана, не было Луки и ядовитых ягод, а она… она… сказала это и исчезла. Почему бы им не помириться теперь, когда они всё друг другу рассказали? В конце концов она его дочь, сестра, любовница. А всё остальное, оно приложится, уляжется, положится куда-нибудь…… какая тяжёлая голова! Да куда же делась эта девчонка? Наверное, опять убежала в бункер. Это невозможно, но она наверняка там, а где ей ещё быть, не могла же она в самом деле испариться… и бесследно…

***

      Лагерь опустел, и вокруг царила тишина. Это хорошо, потому что то, что естественно, всегда хорошо. Марк заглянул в яму и поменял положение. Вот так, так быстро и безболезненно, чтобы сразу.       В бункер он всё-таки вернулся и не нашёл ту, кого искал, зато обнаружил старый блокнот Бернадского. Вышло как-то очень глупо, потому что он не собирался убивать. Даже спорил с остальными, выходит… все обманулись, надумали себе что-то. Чёрт знает что.       Но и это теперь не было важно. Важно то, что люди не нужны миру. Возможно, когда-то они помогали ему быть гармоничным, но за тысячи лет человечество совершенно искалечило природу, как сам Марк искалечил доверенного ему ребёнка. Людям нет места, и эксперимент «Наследие» — чудовищная ошибка, которую нужно исправить во что бы то ни стало.       В эту яму сбрасывали тех, кто провинился. Марк сам решал кого и подсказывал свою мысль Лидии. Он и сейчас может решить. «Знаешь, Лидия, этот мальчик, Марк… да-да, тот самый, у кого очки разбитые. Да. Он в своё время неплохо послужил для нашего организма, но теперь… теперь, как мне кажется, он заражён. Чем? Да кто его знает… глупостью, наверно. Короче, Лидия! Необходимо казнить. Да нет, не беспокойся, толку из него уже не выйдет. Вышел весь… толк…»       Мальчик поправил очки. Вроде бы теперь он всё делает правильно. И совсем не страшно, организм-то один, никуда ты из него не денешься. Ну всё, ладно.