Sweet candy lie

      Гониль       Люмен «Зима» + Папин Олимпос «Тёмно-оранжевый закат»       tw: упоминание изнасилования       — Ты в порядке?       Фраза повисает в тишине, как и множество других предыдущих. Они сгущаются, превращаясь в беспросветные серые облака, и Гонилю душно, невыносимо душно находится здесь. Но он всё ещё здесь. Всё ещё рядом. Всё ещё пытается пробить эту глухую стену из облаков и льда, которую она выстроила вокруг себя. Выдавливает на тонких губах улыбку, допивая остывший кофе, рассказывает о проделках Джуёна на последней репетиции, когда она лишь звякает последней домытой ложечкой, снимает с рук резиновые перчатки и уходит с кухни, оставляя его в промёрзшей тишине давиться холодным кофе.       Он так и уходит, оставив тёплый поцелуй на её щеке, и саму её — какую-то вдруг посеревшую и холодную, в большом кресле, под мягким серым пледом, под которым они так любили нежиться раньше.       Гониль искренне не понимает, что произошло. Но он не лезет с расспросами, не станет донимать. Просто выждет, когда она будет готова и расскажет всё сама.       Она расскажет. Давясь слезами и ярким оранжевым светом закатного солнца, в котором слишком ярко видны уже пожелтевшие синяки на руках и боках. И рушатся все снежные облака, рушатся все ледяные стены, когда её трясёт в тёплых сильных объятиях, когда кричит в крепкую грудь о том, как было больно, как было страшно и стыдно, о том, как больше не хочется жить. О том, что он достоин гораздо лучшей, чем сломанная и исковерканная она.       В её тоскливых словах рушатся все воздушные замки, которые они строили вместе, все мечты и ожидания утекают за горизонт вместе с расплавленным равнодушно-ярким оранжевым диском.       Гониль тоже едва держится. Но он должен быть сильным рядом с ней, должен держать, чтобы и ей не дать утечь за горизонт. Прижимает к себе, рассыпая по макушке поцелуи-бабочки и шепча что-то успокаивающее. Он и догадаться не мог, что это могло произойти с ней, с его маленькой любимой девочкой. Догадаться не мог, почему она шарахается от его прикосновений, почему ёжится от каждого поцелуя. И молчит. Ужасно холодно и равнодушно молчит. Он и не знал, сколько вселенных успело разрушится в её голове за эти дни. Сколько раз она заставляла себя открывать глаза и жить дальше, готовить грёбаный чёрный кофе для него.       Впервые за последнюю неделю она жмётся к нему хрупким маленьким тельцем под тем самым тёплым серым пледом, впервые за последнюю неделю льнёт под прикосновения. Он не бросит. Вместе пойдут в полицию. Будет держать её за руку, пока она, заикаясь, всё будет рассказывать следователю и писать заявление. Вместе пойдут к врачу.       Вместе.       Не смотря ни на что.       Чонсу       Люмен «Кофе» + «Кроме любви» + «Между строчек»       Звук будильника разрывает утреннее пространство и Чонсу, не до конца просыпаясь, поднимается на постели, сразу же опуская босые ноги на прохладный пол.       По голой спине пробегает бодрящий холодок и он нехотя разлепляет глаза, ероша пальцами пшеничные волосы.       Очередной день.       С кухни уже доносится запах кофе и поджаренного бекона, и Чонсу по-хорошему бы уже подняться, но лениво скользящий взгляд узких спросонья глаз цепляется за фотографию. Большую фотографию над тумбочкой.       Парень поднимается, откидывая одеяло на постель и медленно подходит к фоторамке: это фото с вашей свадьбы. Фотографу удалось запечатлеть тот момент, когда в ваших глазах читалась настолько искренняя любовь и привязанность друг к другу, что даже сейчас у Чонсу затрепетало сердце, как тогда, когда он впервые увидел тебя в свадебном платье.       Как давно он видел у тебя такую чарующую улыбку? Как давно он вот так вот близко видел тебя? Погруженный в работу, он появлялся домой лишь под вечер, иногда просто заваливаясь спать, даже пропуская ужин. Работать в одной из самых крупных компаний Кореи непросто, особенно, когда ты глава этой компании.       Но ты всё понимала.       А вот он не понимал и даже не мог представить, почему ты до сих пор с ним.       — Проснулся? Идём завтракать, — он вздрагивает, когда ты подходишь к нему со спины, обнимая за талию и прижимаясь к спине.       Чонсу поворачивается, беря твои ладошки в свои и заглядывая тебе в глаза, неуверенно улыбаясь.       — Привет? — шепчешь ты, удивляясь его действиям и чуть фыркаешь, сдувая с лица чёлку.       — Т/и, знаешь… Ты очень красивая… И твои руки всё ещё мягкие, как и тогда. Т/и, знаешь… Я соскучился… — парень едва не плачет, продолжая сжимать твои руки и глядя в глаза так, как будто действительно не видел лет десять точно, а то и больше.       — Хэй, Су, — тянешь ты, высвобождая одну руку и кладя ему на щёку, когда он прижимается к ней, оставляя поцелуй на запястье. — Ты чего? Всё в порядке?       — Не в порядке, — выдыхает он. — Я соскучился. Давай уедем, а?       — Куда? — смеёшься ты, но серьезный вид парня всё ещё тебя озадачивает. — Су, что происходит?       — Я хочу уехать. Куда угодно. Лишь бы с тобой. Лишь бы вдвоём. Я безумно соскучился по тебе. Просто хочу провести время вместе и…       Его прерывает телефонный звонок на половине фразы, и он недовольно хмурится.       — Тебе нужно ответить, — ты собираешься отойти, да и лучше уйти из комнаты, чтобы не мешать, но Чонсу не даёт, сжимая твою руку.       — Нет. Не нужно. Я напишу секретарю, что беру отпуск на неделю. И ты тоже напиши на работу. Пожалуйста, давай проведём это время вместе?       Ты не можешь отказать его просьбе. Ты прекрасно видела, насколько он погружается в работу день ото дня, насколько вкладывается в неё, зачастую не оставляя не то, что для тебя кусочек, но и для себя.       Ему нужно исцеление.       Чонсу тоже знает, как тебе не хватает его, но только ты ему это никогда не покажешь. Будешь сильной рядом.       Но он-то знает.       Вы успеете всё позже.       Нужно выделить время и для любви.       Джисок       Люмен «Бабочки» + Земфира «Интересно»       — Луна сегодня… не такая, — выдыхает она во влажный воздух и глухо закашливается, следом сплёвывая кровь на мокрый асфальт и ещё крепче прижимаясь к тёплой груди позади себя.       — А какая?       — Обратная. Такая, что сдохнуть хочется.       — И правда, хочется, — горько усмехается Джисок, коротко затягиваясь и выпуская дым через ноздри. — Только вот твоё желание исполнилось. Идиотка.       Он не должен был привязываться. Не должен был влюбляться в девушку, распивающую вино в ночном поезде. Не должен был бросать всё и идти за ней. Не должен был красть её, с редеющими волосами, из больницы, увозить на старенькой машине к морю и слушать, как она проклинает жизнь.       Не должен был.       Но влюбился, привязался, пошёл за ней. Полюбил красное вино и кофейные сигареты. И сейчас, усмехаясь, провожает в море очередной корабль, ловя солёные брызги на щеках. Захлёбываясь солью, отчаянием и кровью от разбитого сердца.       — Интересно, — он запрокидывает голову, выронив из дрожащих пальцев последнюю сигарету в пену, — как ты там?       Звёзды холодны и безмолвны. Луна равнодушна и всё ещё «не такая». Обратная.       — Буду думать, что в порядке, — улыбается и подмигивает он им, вытирая с лица слёзы и неровным шагом возвращаясь в машину.       Он может спать спокойно — та девочка умерла счастливой. Наконец избавившись от боли, умерла свободной и любимой. А он продолжит жить. Просыпаться, встречать рассвет и проживать день за днём так, как бы их прожили они вдвоём.