Часть 1. Неоновое море

      Он не производил впечатление человека, который может дать серьёзный отпор. Хрупкий силуэт в зелёной мантии на фоне панорамного окна, за которым горел пламенеющий красный закат, равномерно растекаясь по монолиту едких пыльных туч. Несмотря на страх и дрожащие руки, я не мог не заметить всю киношность и драматичность момента. Нет, даже не так. Страх и дрожь усиливали эту драму многократно, словно перенося внимание во взгляд оператора, который ну точно сейчас всё снимет под душераздирающую партию мрачных скрипок. Юрий медленно двинулся, заскользив вдоль комнаты, и начал говорить:       — Что за тетрадки? Расчёты и формулы?       — Нет, — ответил я, — стихи.       — Чьи?       —Мои.       Он остановился. Я почему-то думал, что мой ответ вызовет удивление, но ошибся. Не вызвал он совершенно ничего.       — Где-то в глубинах космоса есть бесчисленное количество звёзд. - Юрий продолжил говорить и вновь скользнул вперёд, касаясь пальцами стены моей квартиры, — Галактики, туманности, чёрные дыры, про которые настрочили сотни книг всякого рода озабоченные…       «Он не в себе» - подумал я и сделал шаг назад, положив руку на пистолет в кармане. Юрий продолжал:       — И знаешь в чём смысл? В исключительной паршивости нашего с тобой существа. Мы устроенны этот смысл искать и в своем постоянном поиске открываем туманность за туманностью, конвейером штампуем подобных себе животных с таким же разделённым на сознание и подсознание аппаратом ума, а зачем? Не противно ли это? Не омерзителен ли весь мир?       — Чего блять? – дрожь прошла, а страх сменился недоумением. Я представлял себе схватку; если не физическую, то интеллектуальную, а сейчас стою и слушаю бред из бульварной книжки по философии, которая еще не решила, о чем будет говорить с читателем, и просто сгущает краски.       — Ой, да пошел ты! – Юрий как-то криво показал мне средний палец и видимо хотел плюхнуться мордой в диван, но промахнулся и с грохотом упал на ковёр, заскулив от боли.       Только в этот момент я отчетливо понял, что происходит. Он был пьян. Сильно. Очень сильно. По состоянию это лежащее передо мной существо напоминало недалёкую девочку подростка, которая пришла в клуб с целью потрахаться, но впервые в жизни познакомилась с алкоголем. Стало противно. Я даже слегка пнул его в живот, от чего Юрий проскулил что-то невнятное и задергался. Не знаю, зачем я это сделал. Может со злости, а может от разочарования. Всё-таки при первой встрече он мне казался другим.       — Вставай, сука, топливо принесли! – в моём голосе явно читалось раздражение.       Юрий поднялся, издавая непонятные звуки, и плюхнулся на диван. Я сел рядом, продолжая держаться за пистолет. Всё-таки он мог быть опасен. Юрий тяжело вздохнул и начал говорить.       — Дмитрий, буду откровенным. Это был я. Я действительно их убил, руки до сих пор дрожат.       Он посмотрел на свои руки, словно впервые разглядывая тонкие пальцы. Дрожь была судорожной, нервной и отталкивающей. Обычно после изрядной дозы алкоголя такого не бывает. Он продолжил, на этот раз уверенно и четко, выговаривая каждое слово:       — Но я не раскаиваюсь. И никогда и ни в чем раскаиваться не буду, слышишь? Я сделал то, что сделал и смог уйти. Остальное меня не волнует. Вопрос в том, что дальше.       Юрий замолчал. Я сильнее сжал пистолет и через минуту направил ствол ему в голову, положив палец на спусковой крючок. Рука у меня не дрогнула, но сердце резко наполнилось холодом и его стук стал отчетливым.       — Почему мне тогда тебя просто не застрелить? Ты это заслужил.       Мой голос вздрогнул. Юрий оставался по-мёртвому спокоен, смотря в стену. С каждой секундой его молчания, моё тело закипало, а дрожь переходила в мурашки от предвкушения убийства. Нет, я не хотел этого, но был готов. Если бы он промолчал ещё секунду, действительно прогремел бы выстрел и мои омерзительные обои впитали бы грязные капли алой крови. Но он словно нехотя улыбнулся и прислонился виском к пистолету, начав говорить так чётко, словно протрезвел:       — Нам внятно всё - и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений...       Поэзия заставила меня остепениться и в комнате повисла тишина. Казалось, что слышны только гулкий пульс ударами вискам и скользящие капли пота. Самое страшное в совершении убийства — его ожидание. Момент можно растягивать до бесконечности, пока он не наступит сам собой. Окончательно и бесповоротно.       — Ты невыносим… - Покровский резко развернулся и точным жестом толкнул мою руку в сторону окна. Прогремел выстрел. Стекло посыпалось и в комнату хлынул звонкий треск дождя, который всегда начинается под вечер. Юрий твёрдо встал, ехидно смотря на испуганного меня, и продолжил говорить, переходя на крик. Нет, скорее на рёв:       — Тебе до убийства, как мне до края вселенной, урод! Что ты вообще хотел сказать своим пистолетом? Десятки пыльных тетрадей со стихами и низкая работа на самой отвратительной помойке во всей галактике. Боже, как ты жалок. Я, именно я тебя восхищаю! К моей жизни ты хочешь стремиться, червяк из пробирки! Лучше утопиться в этом кислотном вонючем дожде чем быть таким, как ты…       На последней фразе Юрий выпрямил руку, указав на разбитое окно, и кажется хотел сказать еще что-то, но не успел. Я со всей силы ударил его по лицу, так что он сильно приложился спиной о стену и упал. Для меня стало неожиданностью, когда Юрий встал и кинулся нападать; совершенно неуклюже и неустойчиво, словно мелкий ребёнок, играющий в супер героя, который по всем канонам решил отомстить за своих мёртвых родителей. Мне стало тошно.