"О слепых музыкантах"

“Экстраординарные утверждения требуют экстраординарных доказательств” Карл Саган “– что бывает, мама, со старым горем, аккуратно смолотым на свету? – оно просто раскладывается на книгу и темноту.” Вера Полозкова. “Работа горя”

Глава 1 — Ты не выспался, да? - Сережа сел за руль, заботливо протягивая Ване один из двух стильных крафтовых стаканчиков кофе. Такого, который только выглядит дорого, а на вкус - обычный растворимый. Но на безрыбье... — Как обычно, - зевнул Алексеев в ответ, убирая телефон в передний карман тонкого черного рюкзака, - спасибо. — Миндальное молоко, - улыбнулся Сережа и провернул ключ в зажигании. Только что заправленная машина благодарно заревела, двигаясь с места с каким-то особым энтузиазмом. — И за то, что подобрал спасибо, я бы на своих двоих не вывез... За окном замелькали заснеженные березы, еще горящие уличные фонари и... и ничего больше. Улицы в такую рань были совсем пустыми, ни одной живой души, может пара машин на встречке и несколько пьяниц, постепенно замерзающих на лавках. “Петербург не спал” только на главных улицах, чем дальше машина удалялась от центра, тем меньше деталей оставалось в окружении, как в непрогруженной карте какой-нибудь ретро-игры, туман и terra incognita. А потом все вокруг и вовсе слилось в одно разноцветное пятно в Ванином взгляде. — Не засыпай давай, нам еще работать и работать, - выдохнул Желнов с какой-то особенной грустью в голосе. — Я понимаю. На место они доехали быстро. Еще бы - по пустым-то улицам. Вне теплой машины с включенным обогревом было холодно, Ваня поежился, и прямо как воробей укутался глубоко в толстое, но все равно не по погоде надетое пальто. Особенно холодно стало, когда в паре шагов от машины, кроссовок моментально утонул в сугробе и щиколотки обожгло снегом. — Модник блять, - хмыкнул Сережа, протягивая Алексееву руку, - сдался ты кому-то в пять утра? — Не твое дело, - парировал Ваня и в два прыжка добрался до протоптанной тропинки. Сережа припарковался далеко, но Ваня не стал, по своему обыкновению, ворчать, только не то тихо вздохнул не то зевнул, потирая заледеневшие пальцы. Говорить совсем не хотелось… хотелось только представлять как он вернется в теплую квартиру и ляжет спать под тяжелое одеяло. — Сергей Владимирович! - навстречу им быстрым шагом шел высокий, худощавый молодой человек в форменной шинели, - Иван Александрович, мы вас ждем. Я, кстати, Слава. — Ничего еще не натворили? - устало, без лишней воды типа "привет, как дела?" спросил Алексеев в ответ, скрещивая руки на груди. — Мы не трогали почти. Только пальцы откатали. — Че замолчал-то, отпечатки? — Нет. Ничего, его самого-то еще не опознали... — Понаберут по объявлению, - отплюнулся Ваня и ускорил шаг, не особо надеясь услышать что-то хоть сколько-нибудь важное. Сережа почти побежал за ним, оставляя Славу в (не особо) гордом одиночестве. — Тебе понежнее надо с новенькими, они когда-нибудь твое место займут, - Алексеев в ответ только хмыкнул, поднимая уголок губ. — Ему до моего места еще работать и работать... Начинался слабый, но от этого не менее противный снегопад, так что, когда Ваня с Сережей пробрались к трупу, половина сотрудников постепенно разбредались кто куда. — Мужчина, средних лет, причина смерти - асфиксия. Говорят задушили чем-то тонким и… да струна скорее всего, - уже совсем не молодой, упитанный человек подошел к ним, без особых промедлений начав говорить. Вот такой подход Ване был по душе, - Подполковник Егор Николаевич. Булаткин, - протянул он руку, которую тут же улыбаясь пожал Алексеев, - а вы следователи, да? Наслышан, наслышан… — Давно наступила смерть? - Сережа вернул к делу обоих, представляя как долго, обычно немногословный, Ваня мог проговорить с человеком, которого по настоящему уважает (а таких было не много). — Часа три, может четыре. Очень холодно, трудно сказать. Заберут, там видно будет. Ваня натянул нитриловую перчатку, эффектно оттягивая тугую черную резинку, чтобы потом, так же картинно ее отпустить. Простейший способ сказать Желнову "сегодня осматриваю я, продолжай заниматься скучными беседами". Труп и вправду был уже очень холодным и, практически деревянным, зато запаха не было никакого, спасибо на редкость суровой Петербургской зиме. В перчатках руки мерзли еще сильнее, Алексеев живо представлял, что сам скоро окоченеет как этот "мужчина средних лет", если сейчас же не закончит. Крови тоже не было, бинго идеального убийства: ничего из ряда вон, ничего слишком отвратительного по Ваниным меркам… хотя этот критерий соблюсти было не особо трудно. Он расстегнул куртку на трупе, раскинул ее края и осмотрел внутреннее содержимое. Ну конечно, никто никогда не думает про внутренние карманы. Там было не густо, но все, что Ваня нашел, было до жути ценное. — Наш Джон Доу больше не Джон Доу, - улыбнулся он, козыряя перед Сережей ключами от машины и тонкой блестящей карточкой. Кредиткой. — А что за бумажка? — О, это самое интересное, - Ваня развернул сложенный вдвое, немного размоченный снежинками листочек и зачитал его содержимое, - "За ними живут мужчины. Женщины. Дети. Деньги. Поэтому несокрушимые лучше обойти стены." — Сам придумал, или кто подсказал? - недоверчиво переспросил Сережа. — Это Бродский, - обижено пробормотал Ваня, - Мы ведь оба понимаем, что это не убитый писал, да? — Дичь какая-то. Что за стих? — Стихотворение, - фыркнул Алексеев, закатывая глаза, - “О слепых музыкантах”. — Че, прямо так и начинается? — В том-то и дело что нет...