We'd walk on grass that's greener

Хао сжигает обоих. Он не колеблется и секунды, ни капли фурёку не тратит впустую, когда призывает Дух Огня и превращает их в пепел. Это было мгновенное решение. Он понял, что сделает, как только чужой дух вцепился ему в лодыжку. Он не ожидал, что Кейко последует за ним. Не ожидал, что она обхватит его со спины и обнимет своим телом в нелепой попытке защитить. Но он не удивился, когда на лодке, не успев прийти в себя, она первым делом прикрыла его собой. Теперь, завернув одну руку во влажный хлопок своей рубашки, Хао наблюдает за тем, как эти двое горят и ничуть не сожалеет. Они собирались убить его. Одна из ветвей семьи Асакура сообщила им, что он добился своего. Они собирались убить и Кейко. А теперь горят. Их разум угасает, прах тонет в волнах, а Хао стоит на их дрянном плоту. И как только отважились выйти на нём в море? Один из них работал с духом рыбака, но мореходы из обоих вышли неважные. Его маленькому телу волны кажутся слишком сильными, слишком большими, слишком высокими. Но их затмевает Дух Огня, парящий над волнами. В его теле смешиваются и мерцают дымки красных оттенков. – Хао… Голос надтреснутый, она выдыхает последний глоток воздуха в лёгких, и он скрипит зубами. Даже когда она стискивает его, он знает, что в безопасности. Его дух-хранитель в воздухе вокруг них, он черпает силу в том самом кислороде, которым они дышат. Хао может спасти себя в любой момент, сделать это за долю секунды. И… в глубине души ему интересно, что она сделает. Недавняя паника и адреналин, наполнивший кровь, мешают читать мысли. Но он может. Просто не хочет смотреть. Кейко прижимает его к своей груди сильнее, чем тогда, в воде. Одна её рука зарылась в его волосы широко расставленными пальцами, будто она собиралась удерживать его, а рука обвивает его спину. Хао просто дышит. Это всё, что он сейчас может. Она снова и снова выдыхает его имя, шепчет этот звук в его волосы, пропитанные солью моря. Её руки всё ещё дрожат, она по-прежнему стоит на коленях, но ни на секунду не разжимает объятий. – Ты в порядке? Руки быстро ощупывают всё его тело, но не находят никаких повреждений. Её напряжённые плечи расслабляются с приглушённым всхлипом, и она вновь обнимает его. – В порядке, – отвечает Хао, хотя это наглая ложь. Он ждёт, предвидя её реакцию. Он только что сжёг заживо двоих человек. Дух Огня ещё не исчез. Вот-вот Кейко всё поймёт, вот-вот её пронзит осознание. И всё же Хао тупо не вырывается из кольца её рук, не спешит отступить в безопасность своего духа-хранителя. – Хвала богам. Его лицо прижато (на самом деле притиснуто) обратно к изгибу её плеча, то маленькое пространство, которое ему удалось оставить между ними, исчезает без следа. Она больше ничего не говорит, а Хао не торопится нарушить их хрупкий мир. Он всё ещё держит Духа Огня поблизости, хотя и позволяет ему стать меньше. Просто для подстраховки.

***

Некоторое время спустя На самом деле Хао не считает минуты. Вместо этого медленно расползается по швам. Он ждёт отвращения, страха и гнева. Но всё, что он получает от Кейко – это то же самое ошеломляющее облегчение… Тот же мягкий пушок, который заполняет его внутренности так, что он не хочет давать ему названия, не может, иначе он пропадёт. Морская соль впиталась в его волосы, склеив пряди, вода скатывалась по коже. Нежное поглаживание его спины и рука Кейко, протирающая его влажной тканью – вот и всё, на чём он мог сосредоточиться. – Давно ты вспомнил? – наконец, говорит она. – Я не забывал. Его голос холодный, лишённый эмоций. Женщина мычит, её ноги скрещены в коленях, а Хао всё ещё отдыхает у неё на руках. Она покачивает его и, кажется, не хочет отпускать. Они со всех сторон окружены океаном, дрейфуют, и, без сомнений, у неё есть отличная возможность утопить врага рода. Но она прижимает его к себе. – И ты остался. – Вдох, мгновение, в которое они молчат. Хао молчит, потому что его подтверждение не требуется. Он правда остался. – И… что ты собираешься делать сейчас? Что… что он собирается делать сейчас? Сейчас он слишком юн, чтобы начать реально собирать последователей, слишком мал, чтобы начинать реальные действия. О, он, конечно, мог бы справиться, но если он объявит о себе сейчас, это привлечёт ненужное внимание, а как показали недавние события, Асакура уже поделились фактом его возвращения. Это не единственная причина, по которой он не хочет уходить. Кейко, должно быть, чувствует его колебание, потому что начинает говорить. – Значит, ты переродился. Но родила тебя я. Это значит, что ты мой малыш, мой ребёнок. Ты мой первенец. И я всегда буду тебе рада. Если ты захочешь остаться, я буду счастлива, но если ты захочешь уйти, я не стану тебя останавливать. Беспорядочные слова, всё, что она хочет сказать, но запирает в своей голове, обрушивается на него. Ей всё равно, что он всегда помнил себя, ей непонятно его желание стереть с лица земли эту скверну, она хочет проводить каждый день вместе, семьёй… Она не хочет, чтобы он уходил. Отчаянно желает, чтобы он остался. Это абсолютно, совершенно не поддаётся логике. Она знает, что он Асакура Хао. Она знает, что он переродился со всеми своими воспоминаниями, своим духом-хранителем и своим запасом фурёку, что он готов использовать всё это во имя своих амбиций. Она знает, она знает, она знает, но всё равно хочет, чтобы он остался. Хочет этого так яростно, что это желание освещает её душу, обжигает его чувства. И он не может выдавить из горла заявление. Потому что это глупо, это совершенно глупо, но он хочет остаться. Это тело ещё слишком молодое, а здесь безопасно, здесь, с Кейко, которая привязана к нему. Это всё тело. Его гормоны текут по венам и яростно протестуют при мысли об уходе. То же самое было с телом патча в прошлый раз: тогда он тоже испытывал эту инстинктивную тягу к матери, потребность в связи с ней. Только в этот раз мать, Кейко, на эту связь ответила. Это усложнило всё. Он может провести с ней некоторое время, взрослея и собирая себя. Ни слово не проходит сквозь предательский комок в горле, и вместо этого он крепко сжимает мокрую рубашку Кейко.

***

Её сын, её ребёнок, который на самом деле вовсе не ребёнок, переносит их на берег. Кейко не знает, как ему это удаётся. Всё, что она знала про силы своего предка – это то, что он овладел стихиями и многим другим, но никогда не ожидала ощутить их воздействие на себе. Голова кружится, мысли путаются. Единственное, в чём она уверена – в маленьком теле, которое держит в объятиях. Он мелко дрожит, хотя воздух вокруг них подозрительно тёплый. Её одежда высохла, а под неё надет купальник, и Кейко, не колеблясь, стягивает с себя рубашку и заворачивает в неё Хао, прижимает драгоценный свёрток к груди. Он всё помнил. Он помнил всё с самого начала. Всякий раз, когда она говорила со своим маленьким мальчиком, её могущественный предок смотрел на неё из его тёмных глаз. Её слушал Асакура Хао. Это Хао улыбнулся ей ещё до того, как у него прорезались зубы. Асакура Хао выбрал себе плюшевого кролика и дал ему имя. Её предок, имени которого боятся шаманы всего мира, забирает из тарелки Йо морковь, когда думает, что она не смотрит, чтобы Йо не разбросал её по всей кухне. Потому что Йо ненавидит морковь. Предок Асакура Хао всегда представлялся ей смутно, был призраком, который нависал над их семьёй и диктовал их образ жизни на протяжении тысячи лет, потому что постоянно угрожал миру. Младенец Асакура Хао – её маленький мальчик, который дарит ей все свои улыбки, маленькие объятия и лучше всего засыпает на её руках, когда его пухлая щёчка упирается ей в плечо. Может быть, она ведёт себя неразумно, возможно, она не воспринимает ситуацию всерьёз, но… Хао здесь. Всё ещё здесь. Угнетающий Дух Огня исчез, хотя он явно способен спасти своего хозяина и защитить его. Может быть, не ей одной нравится игнорировать сложившуюся ситуацию. Хотя бы ненадолго.

***

Плот прибивает к уединённому участку пляжа, недалеко от места их стоянки. Кейко сходит с него на золотистый песок, продолжая прижимать Хао к себе. Он уютно утыкается носом в её шею. Её волосы уже успели высохнуть и в низком хвосте падают ей на спину. Микихиса мгновенно оказывается рядом с ней, он выглядит чрезвычайно взволнованным, но Кейко видит только Йо. Её младшенький понятия не имеет, что она была в море… неопределённое количество времени, он хихикает и тянет к ней перемазанные влажным песком руки. – Кейко! Что случилось? Момент истины. Она может рассказать ему всё и надеяться, что он успел привязаться к Хао, что убеждения её семьи не проникли в него слишком глубоко. Он не был воспитан на них, он не слышал с колыбели ужасающие истории о том, что Хао сделает с миром. Поэтому Кейко была единственным ребёнком в семье – родители боялись, что Хао может переродиться её младшим братом. Микихиса может согласиться с ней, может признать, что ребёнок не заслуживает смерти в момент рождения только потому, что он стал реинкарнацией Хао. Её любимый муж может согласиться с ней. Но это слишком большой риск. – Нас унесло обратным течением. Мне пришлось призвать низшего духа ками, чтобы вернуться на берег. К счастью, рядом был брошенный плот. Ложь разъедает её язык, как соль. Микихиса секунду смотрит на неё, а затем разом выдыхает и перекладывает Йо на одну руку, чтобы притянуть в объятия её (а значит, и Хао тоже). – Больше никаких волн. – Никаких волн, – соглашается Кейко и тает в его объятиях. Она продолжает держать Хао на руках. Ах, он недолго пробудет младенцем. Вскоре у неё будут двое малышей, которые, пошатываясь и спотыкаясь, начнут активно изучать мир. Двое малышей, которых не смогут различить те, кого её родители пошлют за ними. Пришло время обратиться к богам.

***

Когда они возвращаются домой, Микихисе уже нужно идти на ночную смену в магазин, но он так перенервничал днём, что собирался позвонить начальнику и сказаться больным. Кейко в пижаме, прижимается плечом к дверному косяку и отмахивается на его очередное предложение остаться дома. Он спрашивает снова и целует её в лоб, а ей так трудно сказать ему, что он должен уйти. Но он должен. Потому что когда Йо уснёт, у неё и Хао состоится серьёзный разговор. Конечно, они могут поговорить и тогда, когда Йо бодрствует, он игривый, шустрый и смышлёный, но ему всего годик. Он ничего из их разговора не поймёт. Но она не хочет нервничать в его присутствии, а разговор с Хао, несомненно, заставит её нервничать. – Я в порядке, – повторяет Кейко с нажимом на последнем слове и твёрдо смотрит Микихисе в глаза. Он уступает. – Просто я переживаю за тебя. – Я знаю. Знаю и очень это ценю. Но с нами правда всё будет хорошо. Хао жив, хотя в этом и нет никакой её заслуги. Это только подчёркивает необходимость вернуться к роли мико, даже если у неё не будет конкретного храма. Она справится, это даст им дополнительную защиту. Взяв лицо Микихисы в ладони, Кейко приподнимается на цыпочках и касается его губ невинным поцелуем, которым подкрепляет свои слова, и возвращается обратно в квартиру. Когда Микихиса уходит, Кейко идёт в гостиную и садится на пол рядом с близнецами. Йо, конечно, приходит в восторг от её внезапного, почти волшебного появления. Он ползёт к ней, быстро что-то лопоча и крепко сжимая в руке своего плюшевого кои. Кажется, Микки назвал игрушку Кин, но сам Йо ещё ни разу не обратился к ней по имени (и не показал, что принимает именование Микки), поэтому Кейко предпочитала никак рыбку не называть. – А как поживает моё младшее солнышко? Йо бормочет, переворачиваясь на спину. Его ноги оказываются закинуты на одно её бедро, а голова лежит на другом. Пальцы Кейко легонько порхают над его животом в оранжевой пижаме, пока он не заливается смехом. Он такой тёплый и мягкий, как весеннее солнце, когда оно освещает скованные зимой острова. – Хао! Хао! – Йо извивается у неё на коленях, перекатывается на живот, и тянет обе руки к своему старшему брату, бросая своего кои в него. Хао ловит игрушку. Это движение лишено изящества, ему приходится использовать обе руки, но он совершенно точно превосходит по координации любого годовалого ребёнка. Он хорошо скрывался всё это время. Сердце Кейко разрывается при мысли об этом. Ему не нужно было от неё прятаться. Только не от неё. У постоянной маскировки могут быть последствия… – Это было необходимо. Кейко вздрагивает. Её старший сын прислоняется к ножке стола, скрестив на груди крошечные руки. Серьёзное выражение на его лице совсем не сочетается с детским телом и ярко-красной пижамой. Хао демонстративно не смотрит на неё, сверлит взглядом рыбку кои так, будто может поджечь её. А может, он действительно способен на это, Кейко не знает. Зато она знает, что у него, должно быть, есть Рейши, если он ответил на её мысль. Он способен читать сердца, а единственный способ добиться этого… – Давно у тебя есть Рейши? – спрашивает она нарочито мягким голосом, поправляя скрюченного Йо, чтобы у него не затекла во сне шея. Тонкие веки Йо уже трепещут, ресницы опускаются, касаясь щёк, но он резко распахивает глаза, словно не хочет спать. Но он хочет: у него был длинный день, несмотря на то, что он успел вздремнуть в поезде на обратном пути. – Довольно давно. – Хао чуть-чуть сутулится, глядя на неё. – Ты не хочешь, чтобы я уходил. – Конечно, не хочу! – Ей хочется выкрикнуть это, но она шепчет, чтобы не испугать Йо. С какой это стати Хао считает, что она хочет его ухода? Даже если он и возрождённый дух, это не имеет значения. Она хорошо помнит, как прижимала к груди его крошечное тельце вскоре после побега. Она и сейчас в бегах только потому, что поставила жизни своих близнецов, его жизнь, выше семьи, которая считала своим предназначением победу над ним. – Ты мой сын, – напоминает Кейко, проводя рукой по волосам спящего Йо. Его маленькие губы приоткрылись, забавно сдвинувшись в уголке. – Я знаю, что моё желание не рационально. Но в связи матери и ребёнка нет ничего рационального. Я всё сделаю ради тебя и Йо. Микихиса был светом её жизни, тем, что ей нужно, чтобы видеть мир. Но Йо и Хао – это её вода. Она могла бы жить в абсолютной тьме, это было бы трудно, да, но она бы выжила. Однако без своих мальчиков? Без своих мальчиков её душа бы иссохла, растрескалась и осыпалась прахом. Без них она бы не смогла существовать. Хао отворачивается первым, и часть Кейко желает знать, что творится у него на сердце. Но другая, большая часть противится самой идее иметь Рейши. Потому что она прекрасно знает, через что нужно пройти, чтобы его получить. От этого её сердце сжимается. – Мне не нужна твоя жалость, – огрызается Хао, поворачиваясь к ней с нахмуренными бровями. Гневный голос так странно сочетается с детской невнятностью в словах. – Я знаю. Ты Асакура Хао, тебе ничего не нужно. – Кейко осторожно перекладывает Йо на одну из больших подушек, окружающих низкий стол. Теперь он пускает слюни на тканевый чехол, а не на её ногу. Она медленно приближается к Хао. Он может отойти в сторону, если захочет, но он остаётся неподвижным, как храмовые статуи, которым она поклонялась когда-то. Кейко заключает его в объятия, опуская подбородок на его макушку. – Только если тебе что-то не нужно, это не значит, что ты не можешь этого хотеть. Если ты хочешь остаться – пожалуйста. Если ты хочешь возвращаться только время от времени – хорошо. И если ты хочешь уйти навсегда, я никак не смогу остановить тебя. Но я всегда буду ждать тебя, потому что, хочешь ты того или нет, в этой жизни ты мой сын. И больше всего на свете я хочу, чтобы вы оба выросли здоровыми и счастливыми. Хао ничего не отвечает, просто выдыхает в её ключицы, но через мгновение уже цепляется в её рубашку и прижимается носом к нежному месту в основании горла. Может, это тело заставляет его остаться и искать поддержку и безопасность. Она уже не помнит, вся информация о детях, гормонах и инстинктах, которую она читала, смешивается в голове. Утром, когда она просыпается с шеей, ноющей от сна на неудобном деревянном столе, Хао всё ещё рядом.

***

Три месяца спустя Кейко выходит из автобуса и улыбается водителю, который помог ей спустить коляску по ступенькам. Они приехали в ближайший буддийский храм. Кейко в подержанном пальто, которое она нашла в местном благотворительном магазине, а Хао и Йо – в спортивных вязаных шапках и шарфах, которые специально для них связала соседка. Йо, словарный запас и сознательность которого неуклонно растут, упорно пытается поддержать разговор с Хао. Хотя весь разговор, в сущности, сводится к команде «Хао, смотри!», которую старший агрессивно игнорирует. Прошло три месяца с тех пор, как их нашли те два шамана. Других не было. Пока. Она не может оставаться в этом состоянии напряжённого ожидания, несмотря на то, что Хао способен постоять за себя. Но что, если по ошибке нападут на Йо? Нет, Кейко нужна подстраховка. Нужна защита. И как всегда, в минуты сомнений, она обращается за ответом к богам. Храм, в который они приехали, выглядит ухоженным, вход выкрашен свежей краской. Монах приветствует её поклоном, и Кейко немедленно кланяется в ответ. Она умывает свои руки в очистительном фонтане, затем моет молча протянутые руки Хао. Йо, который во всём стремится подражать старшему брату, тут же тянет к ней и свои короткие пальчики, она умывает и их, особенно тщательно трёт пятно от варенья на тыльной стороне одной из ладошек. Оказавшись внутри, Йо оставляет попытки разговорить близнеца и большими карими глазами рассматривает интерьер. Кейко идёт к хайдену, останавливает коляску и встаёт рядом с сыновьями, чтобы посмотреть на здание. Как же давно она была в храме последний раз, выражала почтение богам и вслушивалась в их слова, пронизывавшие её тело. Она склоняет голову, ища в кармане подношение. К счастью, святилище Каннон находится близко к их дому. Опустив счастливые пять йен в сайсэн-бако, Кейко звонит в колокольчик и закрывает глаза. Два глубоких поклона, чтобы приветствовать Ками-саму. Два хлопка в знак уважения. Она очень уважает эту богиню – богиню милосердия, богиню материнства. Затем она молится. Сначала – о прощении за пренебрежение своими обязанностями мико. Затем – о милости, но не для себя, а для своих детей. Она молит о защите, о том, чтобы они смогли пережить все угрозы, которые на них обрушатся, чтобы становились сильнее с годами. Её последняя молитва о том, чтобы богиня помогла ей на пути материнства, помогла ей позаботиться о её детях. Кейко просит прощения, кланяясь в последний раз, и чувствует, как сквозь неё проносится энергия Ками. Сильнее, чем раньше, это общение без единого слова, но обещание чего-то хорошего впитывается в её кости. Это что-то дарит надежду, смотрит на Хао и Йо с нежностью, и у Кейко перехватывает дыхание, в уголках глаз собираются слёзы. Она позволяет им катиться по щекам, потому что не дать жизни благословению Ками было бы настоящим святотатством. Когда она снова открывает глаза, то видит, что Хао вылез из коляски и осматривает святыню, поджав губы. – Почему пять йен? – спрашивает он, не отводя глаз от хайдена. – Это считается к удаче. Ты хочешь? У неё в кармане есть монеты, их хватит и Хао, и Йо, хотя последний вряд ли захочет помолиться. Он ещё слишком мал, чтобы понимать, что делает. Хао другое дело. Кейко не дожидается его ответа и просто протягивает монеты. Помедлив, он поднимает руку и берёт их. Его роста вполне хватит, чтобы, встав на цыпочки, бросить монеты, поэтому Кейко отворачивается и берёт на руки Йо. Пусть он не понимает значения их действий, она вполне может научить его основам храмового этикета. Она позволяет ему сделать подношение, осторожно и медленно. Может быть, ей следовало просить о помощи в браке. Она лжёт Микихисе, и даже если эта ложь служит спасению её детей, она не перестаёт быть ложью. Её муж – хороший человек, который когда-то решился утешить плачущую девушку, хотя ничего о ней не знал. Человек, который много слышал обо всех ужасных вещах, которые собирался сделать их старший сын, и, тем не менее, остался с ними. Человек, который работает, чтобы защищать их. И всё же Кейко не чувствует, что должна обращаться с этим к богам. Так она только покажет, что не способна справиться с ситуацией. Это её проблема. Она справится сама. Нет. Микихиса заслуживает знать правду, и Кейко расскажет ему. Просто… не сейчас.