We'd walk on grass that's greener

Хао ненавидит Микихису. Кейко удивлена абсолютной свирепостью, с которой мальчик относится к своему отцу. Йо, первые несколько дней косившийся на незнакомца с осторожностью, быстро привык к нему и уже приветствовал распростёртыми объятиями и широкой улыбкой. Хао же совершенно другой. Он настойчиво цепляется за неё всякий раз, как она берёт его на руки, и, кажется, решил присвоить себе и её кровать. В какой-то момент ей показалось, что он и правда способен сжечь Микихису одним только взглядом. Однажды он действительно сможет сделать это, если захочет, и это… неприятная мысль. – Мама. Кейко вздрагивает и смотрит вниз, на мальчика, о котором только что думала, а он смотрит на неё, сжимая в одной руке ткань её брюк, второй потирая глаз, чтобы прогнать сон. Не прошло и десяти минут, как она встала с постели, а он уже здесь, следует за ней, как маленький утёнок, и бросает обжигающий взгляд на спящую фигуру Микихисы. Её бедный муж спит на диване, прикрыв рукой глаза от солнца. В идеальном мире он спал бы с ней в одной кровати. В идеальном мире ей не пришлось бы сбегать из дома и прятаться. Но это не идеальный мир, и что будет дальше, зависит от неё. – Да, мой листочек? Кейко опускается на корточки до уровня Хао и раскрывает руки, приглашая его в объятия. Он задумывается на секунду, стоит ли добровольно вступать в физический контакт, но быстро решает, что стоит. Одна его рука сжимает её рубашку, вторая обнимает за плечо, а голова оказывается чуть ниже линии её подбородка. Ей всё ещё легко поднимать его, она выпрямляется и упирает его в своё бедро, чтобы не утомлять руки. Хао неторопливо откидывается назад, его волосы всё ещё растрёпаны после сна. Боги, он восхитителен. Что бы он ни искал в её лице, он находит это и успокаивается, но перед этим, конечно, бросает в Микихису очередной острый взгляд. Это неудивительно. Целый год их было всего трое. Она была единственным постоянным взрослым в их жизни. И хотя Йо щедр на улыбки и доверие, Хао совсем не такой. О, нет, Хао тоже улыбается. Улыбается почти так же, как его младший близнец. Но только для неё. В остальное время он наблюдает за происходящим вокруг серьёзными глазами. – Мама, – повторяет он, кладёт голову на её плечо и полностью расслабляется. Кейко выдыхает, поглаживая его спину, и возвращается обратно в спальню, потому что завтрак явно откладывается. Йо продолжает сладко спать в своей кроватке, прижимаясь к плюшевому мишке, тонкая нить слюны стекает из уголка его рта. Он прелестный ребёнок, она знает это с той самой секунды, как родила его. Кейко ложится на свою кровать и прижимает Хао к себе так, чтобы он лежал на ней и её руке, а не на матрасе. Она проводит большим пальцам по его рёбрам и растворяется в трепете его дыхания. Она думает о том, что случится, когда Хао «проснётся». Это одновременно изменит всё и ничего. Он станет чем-то большим, чем её ребёнком, но это неизбежно, это его судьба. Но он никогда не перестанет быть её сыном. Кейко целует Хао в висок, наблюдая за тем, как он тщетно борется с подступающим сном. Она будет лежать с ним, пока он не уснёт. А потом пойдёт завтракать. Чем-то холодным, чем-то с длительным сроком хранения, чтобы не разбудить её мальчиков. Она не успела позавтракать, потому что Хао выбежал за неё из комнаты раньше. Подумать только, она чуть не позволила убить свой листочек, своего маленького утёнка. А всё из-за того, кем он вырастет. Они шаманы, понятия жизни и смерти для них не такие, как для обычных людей. И всё же Кейко не может не задаваться вопросом: не повлияло ли это на точку их зрения? Разве они не высоко ценят человеческую жизнь? Неужели они игнорируют окончательность смерти, потому что некоторые посвящённые могут оживлять? – Сладких снов, Хао. Я буду рядом, когда ты проснёшься. Он уже не слышит её. Он спит. Но она надеется, что он услышал её. – Он немного прилипчивый, не так ли? Микихиса стоит в дверях, одной рукой приглаживая волосы. Его глаза сонные и мягкие, когда он смотрит на Кейко и Хао. Ей интересно, как они выглядят со стороны: мать и сын, наследница и её избранный-чтобы-разрушить-мир наследник. Что бы Кейко не собиралась ответить, её слова тонут в громком крике Йо. Он сработал точно, как часы. Это стало своеобразной рутиной: он всегда прерывает их первое утреннее приветствие. Каждый день. Если бы её мысли не были заняты Йо, она задумалась бы, так ли случайны эти совпадения.

***

Хао кипит. Это никак не отражается на его лице (для этого он слишком хорошо себя контролирует), но он в ярости. Его тело «спит», но сам Хао кипит. Он не может постоянно использовать телепатию, чтобы заставлять брата кричать. Скоро эти совпадения станут слишком очевидными. Но пока это лучшее, что он может сделать. Было так хорошо, когда их было трое. Ему наплевать, что Микихиса предан их маленькой семье, наплевать, что мужчина уже решил, что умрёт за своих близнецов, умрёт за Кейко. Его не волнует, что он уже начал искать работу, чтобы заботиться о них. Ему наплевать. Микихиса должен уйти. Хао не знал, что собирается остаться, пока этот нарушитель спокойствия не появился на пороге. Он был готов разобраться с ним, был готов исчезнуть. И… был готов взять с собой Кейко. Взять с собой Йо. Конечно, они ему не нужны. Он Асакура Хао, величайший шаман в истории, он со всем справится сам. Но по какой-то совершенно нелепой причине он… не хочет. Не хочет жить один, с одним только Духом Огня, пока не станет достаточно взрослым для того, чтобы снова начать собирать сторонников. Хао не собирается заглядывать себе в душу, копаться в причинах, он старался не делать этого весь этот странный год. А если бы заглянул, то, может быть, уловил бы эту перемену раньше. Она напоминает ему о его матери. Характеры разные, но что-то общее есть. Он даже не уверен, что именно, но не может этого игнорировать. И, кажется, он этого не хочет. Ужасно абсурдная мысль. Не обращая ни на кого внимания, Кейко укачивает Йо и тихонько напевает, оставив Микихису стоять у двери. Хао нужно решить, что с ним делать. Этот человек не собирается выдавать их остальным Асакура, он готов защищать их, и это… полезно. И хотя совершенно очевидно, что он любит только идею близнецов, а не их самих (потому что он не успел узнать их и по-настоящему полюбить), даже Хао не смог бы отрицать, что мужчина любит Кейко. И это проблема. Хао совершенно не готов делить с кем-то её время. Довольно лжи. Он привязался. И он никогда не умел отказываться от того, что считает своим. Хао улыбается, позволяя себе ещё немного задержаться в полусне. Микихиса может остаться. Пока. Хотя бы для того, чтобы Кейко не приходилось тянуть их семью в одиночку.

***

Они обедают за низким столиком в гостиной, и Хао без капли стеснения залезает на колени Кейко. В ответ на её удивлённый взгляд (он ведь только недавно начал приходить к ней по собственной инициативе), он откидывает голову назад и улыбается. Он старается не думать об Охачиё и образе жизни, который вёл с демоном-кроликом. Вместо этого он позволяет нежным чувствам, бурлящим в груди Кейко, окутать его с головой, прячется в тепле её тела и суёт в рот кусочки хлеба с мясом. Бутерброды мелко порезаны в основном для того, для удобства Йо, чем Хао. Он уверен, что его младший брат подавится, если попытается засунуть в рот большой кусок целиком. В прошлых жизнях Хао улыбался всем подряд, но сейчас его улыбка достаётся только Кейко. В конце концов, она возвела его и Йо в ранг «самого ценного в её жизни». Она считает его сокровищем, своей драгоценностью, и ради него готова пожертвовать чем угодно. – Какой у нас план, Кей? – спрашивает Микихиса, убирая крошки, которые Йо успел рассыпать вокруг своей тарелки. Несмотря на всю свою нелюбовь к этому человеку, Хао вынужден с ним согласиться. Если он смог выследить их, значит, смогут и другие. Это лишь вопрос времени. Микихиса не напал только из своей чистой любви к этой женщине. И ещё потому, что он не был рождён Асакура, не был воспитан в их убеждениях. То, что Кейко решилась сбежать, – просто чудо. – Выжить? – Кейко дышит над ним, одна ладонь прижимается к его рёбрам. – У меня не было никакого плана. Всё, чего я хотела – спасти своих мальчиков. Если… когда Хао проснётся, думаю, я узнаю об этом. Я… я не думаю, что смогу вернуться. – Твои родители любят тебя, Кей. Ты разбила им сердце. – Но они всё равно убьют его, да? Её вопрос остаётся без ответа, и это лучшее подтверждение её правоты. Хао немного прижимается к матери в утешающих объятиях. Она твёрдо стоит на своём, ставя его жизнь выше своих отношений с родителями. Не все люди порочны, даже спустя тысячу лет с тех пор, как он заметил заразу в их сердцах.

***

Микки устраивается продавцом в музыкальный магазин. Эта работа так удивительно ему подходит, что Кейко не может не улыбаться. Ему нравится ставить музыку Soul Bob для Йо, малыш всегда рад слышать её, он хлопает пухлыми ладошками и сияет ослепительной тёплой улыбкой. Сейчас муж на работе, а Кейко идёт на рынок вместе с близнецами, усаженными в двухместную коляску. Сегодня вечером она собирается приготовить что-нибудь вкусное, лето же в разгаре. Она уже купила арбуз, который сейчас лежит в маленькой корзинке в основании коляски. Они съедят его завтра, когда будет самая жаркая погода. Она могла бы угостить своих детей арбузом и раньше, но специально оставила его на лето, чтобы связать в их сознании сладкий вкус и тёплый летний сезон. Проходя мимо рыночных прилавков, Кейко краем глаза наблюдает за тем, как её мальчики смотрят на мир. На лице Хао недовольное выражение, а Йо с восторгом цепляется взглядом за каждую яркую вещь, которая проплывает мимо них. – Хочу! – вдруг кричит он и отчаянно тянется к плюшевой рыбке кои, сжимая и разжимая в воздухе пальцы, будто пытается подтянуть игрушку к себе силой мысли. Ну, если Микихиса теперь с ней и начал зарабатывать, у неё есть немного денег, чтобы побаловать сыновей. – Подарок для вашего милого сынишки, мэм? – Да, пожалуйста. Кои и... – Она замолкает и смотрит на Хао, он быстро отворачивается, упрямо выпятив нижнюю губу. Она переводит взгляд обратно на прилавок и начинает перечислять всех игрушечных животных, которых видит. – Обезьяна? Нет, слишком глупо. Журавль? Нет, не за что держаться. Может, кролик? Хао невольно напрягается, выдавая себя. Кейко кивает владельцу киоска и протягивает деньги за две игрушки. Йо повизгивает от восторга, когда ему дают кои, его короткие пухлые ручки крепко хватают ярко-оранжевое тело рыбки, а Хао спокойно берёт комок белого пуха, который выдаёт себя за кролика. В какой-то момент он гладит его между длинных висячих ушей, а затем уютно устраивается на своём сидении, прикрыв глаза. – Охачиё, – бормочет он, и несмотря на то, что в его речи ещё есть детская невнятность, всем ясно, что это особенное имя, выбранное без малейших колебаний. Кейко несколько раз моргает, проталкиваясь вперёд в поисках прилавка с рыбой. Её мысли быстро кружатся. Был ли когда-то «Охачиё» в жизни её предка? Она не может вспомнить все истории о нём, на которых была воспитана. Когда её отец предсказал, что одним из её близнецов станет Хао, и решил, что оба мальчика должны умереть, она не нашла в себе сил исследовать биографию предка, которого ей суждено родить. Значит ли это, что Хао начинает просыпаться? Она разберётся с этим позже. Глубоко вздохнув, Кейко подходит к торговцу рыбой и улыбается. День за днём. Так она сможет принять.

***

Ломтики арбуза быстро становятся любимым лакомством мальчиков. Теперь ей приходится брать их с собой на каждый пикник. Уже наступил август, а в воздухе всё равно душно. Жарко настолько, что они с Микихисой устроили общий выходной и отправились на поезде на пляж. Металлические колёса вагона стучат по рельсам, но звук негромкий. Хао сидит на сидении рядом с ней, погружённый в глубокие думы, одна его рука продолжает рассеянно гладить Охачиё. Иногда ей кажется, что он больше привязан к этой игрушке, чем к собственному близнецу. Этот самый близнец всеми силами старается не упасть, пока его ладони и лицо притиснуты к оконному стеклу. Ей нужно обязательно умыть его, как только они приедут. Йо совершенно очарован мелькающими перед ним деревнями и тихо бормочет что-то на тайном детском языке. Тем не менее, Кейко поддерживает этот разговор, спрашивает его, что он видит и куда, по его мнению, они направляются, и внимательно слушает ответ. Потому что она должна слушать своих мальчиков. Каждого из них. Микихиса смотрит на неё, сидя на сидении напротив, большая дорожная сумка лежит рядом с ним. К счастью, в этот тёплый летний день фестиваль в большом городе, кажется, собрал больше людей, чем пляж. Конечно, Кейко понимает, как она может не понимать, она же годами училась быть мико. Но… она понятия не имеет, разделились ли Асакура. Не знает, предупредили ли они другие кланы. И посещать праздники, где может оказаться куча других шаманов? Ну уж нет, они не будут так рисковать. Значит, остаётся пляж.

***

Йо откровенно визжит, когда видит океан. Он пытается вырваться из коляски, навалившись на ремни всем телом, и хнычет, когда они не поддаются. Микки смеётся, и Кейко нужно время, чтобы понять звук, который она не надеялась услышать снова до тех пор, пока он не возник на её пороге. Она забыла, как легко любить его. Ей не нужно даже пытаться. Но любовь к её мальчикам – бесспорно, факт природы, такой же несомненный, как восход солнца на восходе, такой же незыблемый, как приливы и отливы. Асакура Кейко создана из любви к своим близнецам. Широкие колёса коляски превращают путешествие по песку из невозможного в просто трудное. Песчинки под её ногами спрессованы достаточно для того, чтобы колёса проворачивались в нём с некоторым усилием. На пляже находится несколько семей, некоторые с одеялами, другие со специальными щитками от ветра, а одна особо подготовленная компания щеголяет гигантским зонтом от солнца. Удивительно, но они находят незанятое, относительно уединённое место, наполовину скрытое деревьями. Микихиса с громким звуком роняет сумку-холодильник, словно флаг, подтверждающий их право. В ту же секунду, когда они выпускают Йо из коляски, он зарывается руками в золотистый песок и громко хохочет, когда тот течёт сквозь его пальцы. Он очарователен и совершенно влюблён в эту новую обстановку, его короткие ножки болтаются туда и обратно, когда он пробует что-то построить. Микихиса воркует с ним, наполняя ведёрко песком, чтобы озадачить сына своей способностью мгновенно построить половину будущего замка. – Ну, мистер, – говорит Кейко, вытаскивая Хао из его маленького гнёздышка и усаживая к себе на бедро. – Мы с тобой сходим помочить ножки в воде? Она улыбается и тает, когда видит ответную улыбку на его лице. Боги, он слишком, слишком милый. Помахав Микихисе, Кейко идёт к воде. Она ставит Хао на ноги, когда они подходят близко. Его крошечные пальчики зарываются в песок, хотя он и близко не так очарован, как Йо. Вместо того, чтобы играть с песком, он делает один уверенный шаг, без тени страха в глазах направляясь к волнам. Но его пухлая ручка всё ещё остаётся в её. Это ощущение Кейко не променяла бы ни за что на свете. Вода захлёстывает их ноги, плещется у лодыжек, а мокрый песок размывается и проминается под её шагами. Хао быстро приседает, вынуждая Кейко опуститься вместе с ним или отпустить его руку. Тонкие шорты быстро становятся мокрыми, жадная вода ползёт по ткани так высоко, как только может. Неприятное ощущение. Хао совершенно не обращает внимания на то, что вода пропитала всю его одежду. Он слишком занят, он выдёргивает водоросли и внимательно осматривает их своими тёмными глазами. У него её волосы. Такие же каштановые, и, кажется, они будут такими же прямыми. Проведя пальцами по его коротким прядям, она перестаёт думать о своей одежде и садится в воду рядом с ним, наблюдая за тем, как Хао исследует то, что скрывает океан. Ни одна из его находок не увлекает его надолго: ни спиралевидная раковина с бледно-оранжевыми и жёлтыми узорами, ни гладкий камень, отполированный волнами за сотни лет, ни жёсткая лента водорослей, вытянутая из общего клубка. Это же её мечта. Именно то, чего она всегда хотела от жизни. До замужества, до встречи с Микихисой, она всегда мечтала о детях. О походах по густым лесам, прогулках по большим городам, о ленивом лете, проведённом на пляже, об уютных зимних вечерах у костра, с горячим шоколадом между ладоней. И в каждой картинке у неё под боком был ребёнок. И она знала, даже годы назад, она знала, как сильно и неистово она будет его обожать. Её близнецы стали величайшим благословением небес, на которое она даже не рассчитывала. У неё есть Йо и Хао, Хао и Йо, её малыши, её мальчики. О большем она не могла и мечтать. Конечно, она никогда не думала, что ей придётся сбежать из дома и скрываться от собственных родителей, в её мечтах всё было по-другому. Но она ничего не хочет менять. В этот момент что-то утягивает Хао под воду.

***

Кейко успевает схватить его в тот момент, когда его голова оказывается под водой, она обхватывает его руками и прижимает к своему телу. То, что тянуло его, должно было уже отпустить. Но через мгновение она понимает: это не физическая тяга. Это энергия духа. Её тянет вместе с ним. И в этот момент абсолютной паники она использует свою фурёку, впервые за год с лишним, и пытается найти духа. Любого, вообще любого. Потому что в этой борьбе у неё нет никакого оружия, она даже не подумала об этом. Глупо, невероятно глупо! Их выбрасывает на лодку. Кейко всё ещё прижимает к себе Хао, сворачивается вокруг него, шумно и жадно вдыхая воздух. Она чувствует, что он дышит так же тяжело, как она, чувствует быстрое биение его сердечка и быстрые перепуганные вдохи. Никогда раньше он не издавал таких звуков. Она резко вскидывает голову и видит двух шаманов, которые вытащили их в океан, оторвали её от мужа и младшего сына сюда, в эту лодку. Нет. Это Кейко заставила их тащить и её тоже. Им она была не нужна. Они здесь ради Хао. Отодвинув свою маленькую драгоценность за спину, Кейко поднимается на одно колено, придерживаясь за борт лодки рукой. Паника ещё не прошла. Их сунули под воду без предупреждения, а её ребёнку угрожали. Ему всё ещё угрожают. Один из них усмехается, его глаза смотрят мимо неё, прямо на ребёнка, которому немногим больше года, вне зависимости от того, чёрт возьми, кем они его считают и кем он вырастет. Тогда и вспыхивает пламя.