Последний герой.

-Ожидаемо, молодой человек, ожидаемо. Вполне. Восхищаюсь вашим безразсудством. Я принимаю твой вызов, только знай — ты выбрал второй вариант. -Я тебя твоими кишками свяжу! — крикнул Типунов, выхватил меч, и бросился на Егора. -Это мы сейчас и проверим — Егор не стал медлить, он достал свою огромную катану, с длиной клинка практически два метра и рукоятью сантиметров тридцать, и приготовился к бою. От первых ударов Типунова он просто уклонялся, но вот попытался парировать атаку мечом, и гвардеец отскочил в сторону. -Может ты и сёгун, но ты уже мёртв: у меня по классическому кендзюцу второй разряд! — прошипел Типунов. Егор только усмехнулся: он-то был мастер боя в классическом кендзюцу. Суть в том, что нельзя парировать удар меча другим мечом. Только уклонение. Первые катаны ломались с пяти-шести таких ударов. Это сейчас их делают прочными, а раньше — никаких блоков. Перекат — и в ноги. Нет, не прошёл. Ладно, имитация в живот — и выпад в голову! Опять уклонился. "Да как он умудряется со вторым разрядом так быстро двигаться? Ладно, покажи себя, открой карты" — Егор перевёл дыхание, отступил назад. Типунов, похоже, не понял, что у соперника на уме, бросился в атаку. Но что бы он не пытался сделать, ничего не получалось. Егор был неуловим. Тогда Типунов решил действовать более решительно. Его меч залетал по полю боя, постоянно оказываясь то сверху, то снизу. Егор пыхтел, задыхался, но в самый последний момент успевал отразить любой удар. А всё потому, что прекрасно знал свойства тела и клинка в бою. Это раздражало гвардейца: по его расчётам, Егор должен быть уже сто раз убит. Типунов взревел, взял меч одной правой рукой, понёсся на Егора, дико вращая глазами. Это была фатальная ошибка. Поздно. Слишком поздно он понял её. Егор шагнул вперёд, отклоняя тело назад, меч Типунова пролетел в трёх сантиметрах над его носом, Типунов с разворота ударил, но в пустую: Егор предвидел это, пригнулся, и, так как гвардеец только-только нанёс свой удар, его грудь оказалась открыта на несколько секунд. Этого времени хватило Егору чтобы проткнуть живот своего врага снизу вверх, всадив тому свой двухметровый меч между рёбер. Типунов сдавленно вскрикнул, выпучил глаза, шумно несколько раз вздохнул, попытался поднять голову и что-то сказать, но ничего не вышло, кроме как, давясь кровью, прохрипеть: -Чтоб … — и он затих. Егор с треском выдернул меч, разжал руки. Типунов просто упал, как мешок. -Иэх, дружок, а вообще, знаешь, зря я тебя зарезал. Надо было поподробней бы выспросить, куда же это ты, собака, так спешил. В той стороне, вообще-то, бежать особо не куда. Ладно, хрен с тобой. Пойду-ка я тебя отнесу в Лицей — Егор без труда взвалил Типунова на плечо и медленно побрёл прочь. *** Последние очаги сопротивления потухли окончательно. Первый этаж был зачищен, остальные и так находились под контролем сегуната, на улице ронины добивали остатки гвардии. Лёха тяжело рухнул на землю. Переводит дух, меч из рук не выпускает. Одышка — в битвах заработал. Кислорода после замеса не хватало. Убрал волосы со лба, жадно, глубоко вдохнул — нет, не хватает воздуха. Улетает он куда-то мгновенно. Мало его. Рядом очень некстати появился Ванёк. Сел, тоже так же тяжело дышит, меч в руках, смотрит куда-то в никуда. Лёха откладывает оружие, приноравливается, присматривается, и как влепит Ваньку звонкого отцовского! Тот от неожиданности Лёхе чуть руку не отрубил, вскочил, как ошпаренный: -Ты чё, е.лан, бл.ть?! Ты чё творишь, х.р недое.аный? Я те, бл.ть, ща как пере.бу по харе рукояткой, сука, ох.ел, бля, псих е.нутый! — Ванёк, которому ругань не свойственна. -Сори. Прости; просто кому-нибудь двинуть захотелось — Лёха был рассеян и на то, что ему сейчас может прилететь по морде, ему было абсолютно всё равно. Ванёк это понял и успокоился. Просто сидел рядом. Солнце уже стояло практически в зените, начинало припекать. Два сёгуна сидели на крыльце, где солнце било во всю мощь. Но не было у них сил уйти, сдвинуться в тень или прикрыть чем-нибудь голову: на них обоих битва действовала таким образом. -Что-то Оныча нету с Саней … — лишь одними пересохшими губами сказал Лёха. -Это да … -И Егорика нигде нет … -Точно … -Так … Ивашка, сбегай посмотри, как там наши. -Есть — Иван нехотя поднялся, прицепил ножны, взял катану, повертел в руках: -Не моя. А я и не заметил. -Дай посмотреть — Лёха взял Иванов меч, осмотрел, вернул обратно — И правда, не твоя. -А где же моя? — Ванёк был обеспокоен. -Брось, да разве найдёшь её теперь? Терять не надо было! -Ну уж нет! Не зря я за этот меч дрался себя не жалеючи аж в пяти городах. Так что, сейчас искать пойду. -А … — не успел Лёха ракрыть рот, дабы шугануть непослушного друга, как к ним подбежал какой-то худощавый парнишка в коричневом кимоно, низенький, щуплый, с тонкой как тростинка шеей, на которой неизвестно каким образом держалась его круглая, размером с тыкву голова. Бегал он быстро, со скоростью света перебирая тоненькими ножками, иногда путался в полах своего кимоно, в общем, на глаза он попадался частенько, и каждое его появление сопровождалось громогласными взрывали хохота. -Сёгуны-сан! Сёгуны-сан! — заверещал он своим тоненьким голоском — Последняя гвардия сдаётся в плен! Мы победили! -Ура! Целый, бля, год! Ура! Ванёк! Ванёк, мы это сделали! — Лёха так обрадовался, что даже не заметил, как Ванёк и какой-то ронин уже были на крыше, размахивая традиционным флагом Лицея: посередине белого полотнища три главы Успенского собора, справа — Двуглавый Орёл, слева — Серп и Молот. И сейчас же по всей территории раздалось многоголосое: -Ура! Ура! Ура-а-а! Кричали все, и даже гвардейские офицеры, оставшиеся в живых. Все: от мала до велика; летели в воздух шапки, мечи и прочее оружие, а также герои битвы, качаемые своими друзьями; лучники заряжали по пять стрел и отпускали их в небо; потом был дан фейерверк; потом Лёха велел распечатать винные погреба, и все тут же стали выпивать, попутно поздравляя друг друга с победой. Егора подхватили сразу семеро дюжих молодцев и подбросили, он несколько раз кувырнулся и правильно приземлился на землю, вызвав восторг зрителей. Типунова, директора и ещё нескольких ненавистных гвардейских командиров тут же сожгли, некоторых — мёртвыми. Пир продолжался до шести вечера, когда изрядно захмелевшие ронины принялись спать или слоняться без дела. Кто потрезвее — тот складывал трупы, или считал их, кто-то копал могилы на лицейском кладбище, кто-то стоял возле ворот, с оружием на готове. После общего веселья откуда-то пришло и повисло в воздухе напряжение: длинные языки разнесли по Лицею, будто вот уже как три часа сёгуны Онур и Александр должны вернуться с подкреплением, и до сих пор их нет. Посланная штабом разведка дважды вернулась ни с чем: слыхали от людей, будто на север от Канищева битва была большая, но вот кого и с кем — того так и не узнали. Любопытных на городской окраине не нашлось посмотреть, кто там и кого, и кто победил, но плохие предчувствия были у Лёхи: та сторона чуть ли не вся в патрулях английских. Англичане как бы обнимали Лицей с двух сторон: Трубежские школы и земли под английским контролем — с востока, и Недостоево с Канищевым — с юго-запада. Сила у них в "колониях" была небольшая — а всё равно, сила. Мало ли что … До конца дня на ушах стояли: сам воздух, кислород был пропитан напряженкой. В штабе готовились к волнениям, Лёха и Егор обсуждали кандидатов на пост императора, Ванёк же руководил похоронными работами. Подсчитали: всего погибло около четырёхсот человек. Не беда: мигом наберут пополнение из детских домов. Никто не расходился, все оставались на своих местах, восстанавливая повреждённое здание Лицея. Гвардейские офицеры в большинстве своём вели себя, как это подобает воину и просили права сэппуку. Естественно, они тут же его получали и приводили в исполнение. Но никуда не могла исчезнуть тревога. Промаялись так до темноты, когда огромный самурайский лагерь заснул. А в полночь пришло известие: отряд Онура и Сани из семидесяти человек, в подавляющем большинстве наёмников, нарвался на английскую армию в целую сотню солдат с конницей. При встрече английский командующий потребовал разойтись, ронины ответили отказом: Недостоево и Канищево ещё были официально свободными территориями, не принадлежащими Лицею 40 (Англии). Был принят неравный бой, наёмники стали отступать. Англичане сочли это своей победой и послали всю кавалерию, тридцать тяжеловооружённых всадников, в обход сил противника, для удара с правого фланга. Это была фатальная ошибка: правый фланг был прикрыт холмами, где конница оказалась совершенно бесполезной; в попытке помочь им пехотой, англичане растянули войска. Онур же отошёл, перегруппировался, и бросил всех своих воинов в яростную атаку на одном направлении. Битва кончилась в несколько минут. Англичане, смешав боевые порядки и имея малую концентрацию войск, не смогли противостоять такому бешенному натиску и были наголову разбиты. Ронины и наёмники потеряли убитыми около тридцати человек, англичане — не меньше пятидесяти. Остальные были либо взяты в плен, либо разбежались. Онур и Саня с остатками отряда заперлись в старой, никому не нужной крепости Казакинской: у них слишком мало людей, чтобы таскаться ночью по местам, где каждая собака работает на противника, и где за любым углом может стоять вражеский форпост. Онур просит подкрепления. И немедленно. Пока их не заметили, но с каждым часом вероятность быть внезапно атакованными возрастает: в штабе Лицея 40 уже знают, о том, что ронины разбили крупнейшее соединение южной армии. И сейчас идёт уже битва на опережение: быстрее окажется Лёха с подкреплением, или воины английского короля найдут Онура.