Последнее дело

День подошёл к концу, готовясь упасть на город ночным холодом, непроглядным мраком застелить улицы. Света и Иван по дороге домой решили прогуляться дольше обычного. Очень хорошая погода была, лёгкий ветер, приносящий с моря свежесть, кружил по дорожкам листву и запутывался в так старательно уложенных утром локонах под беретом. Света держалась за руку Рокотова, как и прежде горячую, в которой всегда можно согреть свою ладонь, даже если она не замёрзла. Они неспешно брели по занесённой опавшей листвой дорожке. Над головами же сплелись пожелтевшие и побагровевшие кроны деревьев. Сковзь листву пробивались рыжые лучи заката. День всё быстрее ускользал за горизонт. Навстречу им шли прохожие — солдаты, женщины с дети и пожилые дамы и мужчины. Света и Иван шагали и молчали, говорить не хотелось. Просто наслаждались тем, что они рядом друг с другом. Было удивительно спокойно им. Вокруг отгремела уже война, это всё же, несмотря ни на что, чувствуется. Люди вокруг очень хотят жить дальше, у них есть надежды, планы… Однако, у Светы и у Ивана — у них всё ещё война. Света помнила, как в сорок первом рвалась на фронт, в бой, желая скорее попасть на передовую, война казалась чем-то исключительно героическим, с орелом особой романтики. Попав под первый же обстрел мнение изменилось на противоположное. А когда у неё на руках умер солдат, молодой пацан, совсем ещё мальчик — войну она возненавидела. И все четыре года мечтала только об одном — чтобы этот кошмар закончился. И вот, он закончился, Победа, можно начать жить… Однако, нет. Вновь форма, погоны, должность, оружие. И смерть вокруг тебя и тех, кого очень любишь. Всё ещё живёшь по законам военного времени. Рокотов решил пройтись через скверик, соединяющий две улицы. Света была не против и они зашагали по узкой тропке. Здесь, на одной из уцелевших скамеек сидела молодая девушка, на руках — младенец. Его громкий плач сразу обратил на себя внимание Светы, а потом и Рокотова, которые проходили мимо. Девушка пыталась успокоить ребенка, но он всё продолжал плакать. Девушка волновалась, сильнее укутала малыша, желая успокоить его. Но никак. Тогда девушка поспешила уйти, чтобы плач не беспокоил гулявших здесь советских солдат и офицеров. Света не сводила глаз от этой девушки. Сердце её каждый раз беспокойно билось, стоило услышать детский плач. Ивана тоже эта короткая сцена равнодушным не оставила. Он, как и Света посмотрел вслед ушедшей девушке. Из глубин памяти детский голос поднял смутные воспоминания, которые были словно из прошлой жизни. Да, это всё было в его прошлой жизни, в прошлой семье. Его прошлое, которое давало так часто о себе знать в настоящем, в новой жизни, в новой семье. Рокотов тяжко и печально вздохнул. Дети… Для Светы эта тема всегда звучала как укор, как обвинение, что она не может дать желаемого, она не такая, как другие женщины. Она всегда радостно и вместе с тем глубоко печально смотрела на других женщин, которые играли со своими детьми. Она им завидовала. Что они могут. А она — нет. Рокотов обхватил Свету за плечи, как можно нежнее, как можно мягче. Даже такую, другую, он её любил. Не смотря ни на что! Не смотря ни на какие обстоятельства! Он любил её и только её. Она была теперь его жизнью! Как только Света почувствовала на себе ладони Ивана, как крепкие и сильные руки обхватили её мягко и с нежностью, сжавшееся от боли сердце немного отпустило. Ваня всегда обнимал её так, когда ей было плохо, когда переживала, когда сердце сжималось в тугой комок от боли, вот как было это сейчас. В его объятиях становилось легче. Ведь в них, Света точно знала, ей всегда безопасно, здесь можно спрятаться наверное, даже от собственных мыслей, которые порой разъедают кислотой душу.

***

Улицы полностью оделись в мрак ночи́. Фонари, конечно, не горели, их просто не было теперь. Редкий свет на улицах — свет окон и свет от проезжающих мимо машин. Света и Ивана дошли по этим тёмным улицам Кёнигсберга к своему домику на Шиллерштрассе. Иван привычно приоткрыл калитку и в этот момент с другого конца улицы послышались торопливые шаги. А потом послышался голос: — Товарищи! Товарищи! — к майорам подбежала женщина с большой сумкой через плечо и переводя дыхание после пробежки, — Извините, это же вы в этом доме живёте? — Да, мы, — ответил Рокотов. — Ну тогда вам вот, письмо. Третий день ношу, вас никак застать не могу! Ящика-то у вас нет! Так что, вот, держите, ваше! — почтальон протянула им конверт. Иван взял его, поблагодарил почтальона и всё же отворил калитку. Поднявшись домой, Света первым делом распечатала письмо. Широким чуть неровным почерком на конверте значился отправитель — Горенко А.А., город Одесса. — Это от Сан Саныча письмо! — радостно произнесла Света Ване, который вошел из прихожей. Не снимая формы Света принялась вчитываться при скудном свете керосинки (сегодня вновь не дали электричество в дома) в небольшой листок исписанный всё тем же широким почерком. Иван, поставив на примусе греться небольшой медный чайничек, тоже сел за стол, ждал своей очереди прочесть письмо. — Ну что там? — не выдержав Иван спросил у Светы. — Сейчас… Подожди… — Света не отрывала взгляда от письма. Однако Иван быстро заметил, чем дальше читала Света тем сильнее менялась в лице. Радость и счастье сменялась печалью. Стало ясно — не радостные известия были в письме… Света медленно отложила в сторону листок, на ресницах заблестели капельки слёз. — Представляешь, у Саши… Родственники нашлись… — Света пыталась изобразить улыбку сквозь пелену слёз, — Они к себе забрали его. Читая эти строчки Света понимала — надо порадоваться за него, как ни как, а родные люди нашлись. Ведь Саша, Света видела из строк письма, искренне был рад тому, что его родня жива, он теперь с ними. Сбегая вниз по строчкам она пыталась тоже искренне за него порадоваться, улыбалась сквозь подступишие слёзы. Но ведь Саша ей за прошедший год стал как родной, почти что сыном. А теперь он не её… У неё больше нет ребенка. По щеке сорвавшись прокатилась слеза. «Забрали» — повторил про себя Иван. Вот и всё, они не успели… Рокотов взглянул в письмо, взгляд выхватил строчки: «…Большое спасибо Вам за всё! Я очень рад тому, что познакомился с Вами… Светлана Петровна, я никогда не забуду вашу доброту ко мне…». Вот всё и закончилось, даже не успев начаться. Напоминать об этом будет только стопка его писем. Рокотов опустил листок на скатерть, шагнул к Свете и сел рядом, обняв Свету за плечи. Слов для утешения её он не находил, не знал какие они должны быть. Он только крепче сжимал ладони на её понурых плечиках. Света тихо плакала. Слёзы в тишине скатывались по щекам. Она пыталась успокоить саму себя тем, что так бывает, что это хорошо, когда родня всё же есть, Саше там будет лучше, в родной семье, чем с чужими людьми… Но спрятанная внутри неё мама сейчас сжалась от боли и рыдала на взрыд, опять не нашлось ей места, вновь она вынуждена сидеть где-то глубоко внутри без шансов выйти вновь, раскрыться наконец. Света всё сидела так, опять копаясь в своих мыслях. Никуда не уходил и Рокотов. Ваня… Почему не уйдёт, не найдёт нормальную? Зачем ему быть с ней такой? … Её Ваня!.. Он её утешает, переживает вместе с ней и самое главное — любит даже такую — неправильную, ненормальную. Любит и никуда не уходит. Не уходит, потому что любит! Света обернулась и вжалась в его плечо, чтобы спрятаться там от боли, которая разрывала её изнутри. Иван медленно вёл ладонью по её волосам, по спине. Света всё также тихо плакала, вцепившись в него, прячась в нём. Иван знал — ей сейчас нужно именно так излить свою боль и отчаяние — слезами в его рубаху, в его крепкое мужское плечо. У него у самого тоже на душе стало в миг тяжко и горько. Ведь… Где-то здесь, в Кёнигсберге, среди развалин, прячется его сын. Но уже на половину сын. Ведь Миша предал, перешёл на другую сторону. А ведь Иван ему поверил в ту ночь! Теперь Миша стал почти чужим. Он словно действительно умер. Умер как сын. Физически Миша жил, даже работал, но на врага. А эти враги всё никак не успокоятся, не хотят кончать с войной, хотят и дальше смертей. А Иван больше этого не хочет. Он хочет это прекратить. Раз и навсегда!

***

Очередной день октября. На этот раз пасмурный. После вчерашних известий Света поникла, много молчала, даже с Ваней мало переговаривалась. А если и говорила, то односложно, короткими фразами, строго по делу. Ваня же заботился о ней как мог — чаще обычного приносил горячий чай на работе, предлагал чаще сделать перерыв, сам за неё что-то делал. Он боялся того, что Света слишком сильно могла уйти в себя после этого. Старался отвлекать. На службе и Дрёмов, и Йоффе, и конечно Павленко, сразу заметили настроение Светланы Петровны, но с расспросами никто не лез — понимали, это что-то глубоко личное и только её муж вправе знать об этом. И если в самом штабе коллеги всё понимали, то вот преступникам было всё равно. В обед сообщили о налёте на кассу восстановленного в пригороде заводика. Нужно было ехать разбираться. И вот работа помогла Свете наконец отвлечься от собственных мыслей, от переживаний. Тот нечастый случай, когда их служба приносила лично им пользу. Обсуждение нового дела, мотивов, найденных улик отлично заняло голову, заставило думать о другом. Света в войну каждый раз так старалась отвлечься от боли, от тяжёлых событий — с головой уйти в работу, не видеть ничего перед собой кроме расследования. Это действительно помогало.

***

Рокотов с Йоффе внимательно осмотрели вскрытую кассу, Света опрашивала работников, а Павленко осматривал территорию завода. Павленко к удивлению Рокотова словно бы стал безразличен к Свете, не смотрел в её сторону, обращался строго по форме, лишнего себе не позволял. Майор был сосредоточен на новом деле. Рокотов поглядывал из окна кассы на внимательно изучающего двор Павленко. Тот действительно работал. Периодически он делал в свой блокнот пометки, даже зарисовки. Иван как начальник был доволен этим. А как муж — в двойне (Иван не относил себя к ярым ревнивцам, но совсем этого чувства лишён не был, но при том в верности Светы он никогда не сомневался). Осмотрев всё и опросив всех работников, следователи обсудили предварительную картину. Выходило, что кассу ограбили трое и явно из тех, кто был знаком с помещением, действовали уверенно и быстро, ничего кроме денег и карточек не похитили, значит это и была цель налётчиков. То, что это дело рук немцев отпало сразу, они здесь не работали да и к чему им советские рубли и карточки если их выселяют в Германию. Оставались только свои. Павленко вызвался обойти с опросом район. Рокотов согласился с этим. А сам он, Света и Йоффе пока вернуться в штаб, капитан обещал посмотреть отпечатки в своей картотеке, преступники на этот раз наследили. Но не только отпечатки они оставили после себя, ещё и следы от обуви в коридоре, Свете удалось их разгялдеть на половицах в тусклом свете лампы под потолком.

***

Капитан занимался отпечатками, иногда копаясь в бумагах и выходя в узел связи для подачи запросов. А вот Рокотова и Свету неожиданно вызвал к себе Дрёмов. — Вчерашний ваш грабитель сегодня всё же заговорил, показания дал, — начал подполковник когда Елагина и Иван Григорьевич сели в кабинете, — Кое-что по нему утром и Лев Анатольевич принёс. — И что нового по нему? — сразу же спросил Рокотов. — Зовут его Сергей Говоров, отбывал наказание в колонии за грабеж, в августе сорок первого при этапировании сбежал, примкнул к немцам и стал служить у них… — Полицаем? — одновременно уточняя и утверждая перебила Дрёмова Светлана. — Да, полицаем. — подтвердил сразу догадку Елагиной Дрёмов, — И вот потом с отступающими немцами он добрался до Кёнигсберга, здесь его взяли в оборот подпольщики. Был у них посыльным и отвечал за сбор оружия для акций. Именно он частично снабдил их всем тем, что мы потом изъяли. Дал ещё нам адреса схронов, которые мы не нашли. — Что-то о руководстве рассказал? — задал второй вопрос Рокотов. — Увы. Он всё же был мелкой сошкой в подполье и много не знал. Знал он только то, что нужно было в его заданиях. Куратор его был нами ликвидирован во время операции. Сам Говоров ухитрился тогда сбежать от нас. Такие вот дела, — довольно закончил подполковник. — Но это никак не выводит нас ни на Мишу, ни на того с кем он ушёл… Сташевский узнал что-нибудь ценное? — спрашивал дальше Иван Григорьевич. — Нет. — Плохо, — Иван ещё больше расстроился, следствие, кажется, было вновь в тупике. — Ну я сегодня по нескольким адресам поеду, проверить кое-что. Но ты будешь здесь работь, Иван Григорьевич, — Дрёмов быстро дал понять Рокотову, что брать его не собирается, — Будет что ценное, я дам знать. А сейчас, работайте по своим делам. У вас там, знаю, вновь ограбление. Поэтому, занимайтесь этим. Иван не стал спорить, вместе со Светой он вышел из кабинета. Пока было совещание, да и пока работали у себя в отделе, Света то и дело терла ладонью глаза, зевала, хоть и пыталась это делать незаметно. Иван это сразу замечал, уж от него это не спрятать (слишком хорошо знал Свету). Идя обратно в отдел, он спросил у неё тихонько над самым ухом: — Не выспалась? — Совершенно! С удовольствием сейчас где-нибудь легла, да часок подермала, — последнее слово она договаривала опять зевая. — Ну, как вернёмся, ты сразу ложись спать, отдыхай. Я сам со всем управлюсь, — приобнял её Рокотов, и пока никто не видит поцеловал. Света устало улыбнулась. Как хорошо, что Ваня всё же рядом, что он у неё есть!

***

Когда Павленко вернулся с обхода района, то картина преступления стала складываться лучше. Нашлось ещё несколько улик и пара ценных свидетелей. Так следователи узнали о давнем конфликте между директором и тремя рабочими, которые сетовали на невыплату зарплаты, подозревали директора в воровстве. Эти рабочие и стали первыми подозреваемыми. Йоффе же к этому времени закончил экспертизу и сказал, что только один отпечаток удалось опознать — принадлежит от освободившемуся год назад вору-домушнику. Стало известно и имя первого подозреваемого. Света сразу же стала искать его в своём списке допрошенных. Такого человека она не опрашивала, но его знали как одного из рабочих, который вчера уволился. Павленко также подсказал — это один из тех, кто не получил деньги. Версия и круг подозреваемых становились у́же. Рокотов хотел отправить Павленко на завод, узнать адреса тех троих рабочих, но это уже не требовалось — к удивлению Ивана Павленко скурполезно записал показания, и там были и адреса тех троих рабочих и описание внешности, особые приметы. — Ну что, тогда навестим всех троих, — немедля решил ехать Рокотов, кажется можно вновь по горячими следам раскрыть преступление.

***

Первым делом поехали на адрес к отсидевшему вору, он вполне мог быть тем, кто придумал ограбить кассу. Да и уж больно аккуратно сработано было, сразу ясно — работал профессионал своего преступного дела. Подъехав к нужному дому, Рокотов оставил под окном Павленко и Мамиева; хотел оставить Свету, но тогда с собой пришлось бы брать либо Мамиева, либо Павленко. Но быстро рассудив, что лучше будет иметь хорошо прикрытый «тыл» в лице Мамиева с автоматом, а вот в «атаку» надо идти с самым надёжным человеком, который точно прикроет. Рокотов, да и Света тоже, сразу настроились на то, что задержание не будет простым. Так и вышло — не успели подойти к двери, как послышались выстрелы из нагана. Преступник решил живым не даваться, а драться за себя до последнего. Но он был один, а брало его два опытных следователя. Иван быстро вскрыл дверь и первым ворвался в комнату, где засел преступник. — Оружие на пол! — Рокотов застал кажется вора в расплох, тот с наганом в руке встал у окна желая сбежать. — Что, мент, живым хочешь взять?! Ну давай, попробуй! — и одним движением руки в сторону Ивана полетела граната, а сам вор прыгнул вперёд, в окном своего первого этажа. По полу глухо стукнули ребристые чугунные бока гранаты. Иван слышал тот самый щелчок запала, когда отлетает предохранитель… Три… Рокотов не думал, тело само действовало. Две… Иван бросился со всей силы назад, толкая назад и Свету с криком: «Ложись!». Одна. Взрыв. В ушах стало очень громко, в спину больно ударило воздухом, который стал твердым как стена. А потом всё быстро стихло, лишь по комнате летала пыль и падали щепки от пола. Иван лежал и не шевелился, накрыв собой Свету. Она тоже лежала без движения прикрыв глаза. Внизу выскочившего вора встретил приклад автомата Мамиева и сапог Павленко, на этот раз майор никого не упустил. Как только раздался взрыв и из окна прыгнул преступник, Павленко набросился на беглеца, а сержант обездвижил его точным ударом. Теперь преступник связан, а Павленко бросился в дом, ведь оттуда никто так и не вышел. «Вот чёрт! Они же там вдвоём! Оба там!» — вбегая в подъезд подумал Павленко. Майор вбежал по лестнице в дом, пара поворотов и нужная комната. Дверь нараспашку, она посечена осколками, на полу валяются щепки от половиц и мебели, на окне сорвана гардина со шторами, обои на стенах иссечены осколками гранаты и щепками. В воздухе стойкий запах гари и пороха смешавшийся с пылью. — Иван Григорьевич, Светлана Петровна, вы живы? — позвал Павленко. — Живы, живы, — ответил Рокотов поднявшись и помогая подняться Свете, оба кашляли надышавшись пыли. — Ну и славно! А то уж подумал… Что накрыл он вас тут! — Павленко довольно поглядел на испачканных майоров. — Взяли его? — спросил следом Рокотов отряхивая себя со всех сторон. — Конечно! Лежит там, у машины. Рокотов кивнул, хоть что-то сделал этот Павленко! Но его сейчас всё-таки больше волновала Света. Он быстро оглядел её. — Свет, ты как? В порядке? И Света кивнула, поправляя на себе плащ и ремень. — В порядке… В порядке, Вань. Однако Рокотову показалось, что не совсем она в порядке — голос неуверенный, шаг тоже и взгляд очень испуганный, практически до паники. Хотя казалось бы, Света уже привыкла к такому. А тут опять испуг, как когда-то в сорок первом, под Киевом. Глаза широко распахнуты и бегают по фигуре Ивана. Светлана подняла с пола сорванный взрывом с головы берет и стараясь держать твердую походку вышла на улицу. Сердце продолжало биться с бешеной скоростью, в горле стоял комок, а в голове шумело. От всего этого ей казалось, что ещё немного и точно упадёт. Но она всё же дошла до машины, у которой лежал связанный преступник под прицелом автомата их шофёра. Света добрела до машины и опёрлась на капот. Было от чего-то трудно вздохнуть, а хотелось продышаться, казалось, так должно стать легче. Но словно что-то мешало вздохнуть, грудь стянуло невидимыми тугими кольцами. Света пыталась взять себя в руки, что разве никогда рядом гранаты не взрывались?! Взрывались! Авиабомбы взрывались, а такого у неё не было! — Сержант, давайте, грузите задержанного, — Света всё же нашла силы подойти к Мамиеву, — надо его… в шта… Света не договорила. Ноги стали в миг ватные, а всё перед глазами куда-то поплыло, земля ускользнула из-под ног. — Товарищ майор! — сержант поймал падающую прямо на него Светлану Петровну. В этот самый момент из подъезда вышел Рокотов. — Товарищ майор, тут… — сразу же тревожно и с усиленным от этого акцентом сообщил Мамиев, хоть это и не требовалось, Рокотов сам всё прекрасно увидел, он мгновенно очутился рядом. — Света! Света! — Иван взял её на свои руки, она была без сознания, — Сержант, быстро заводи машину! — А этот? — Мамиев указал на лежащего вора. — С этим Павленко разберётся! Быстро заводи! — Рокотов открыл дверь салона и усадил там Свету, сам тоже быстро оказался внутри. Мамиев сел за руль, завёл мотор машины и сорвалось с места. Иван торопил. Он ведь сейчас не знал, что со Светой, может быть что-то очень неприятное и нужно как можно скорее оказаться в больнице! Хотя ни крови, ни каких-либо других следов того, что Свету всё же ранило, Рокотов не видел у неё. Света просто лежала закрыв глаза, слабо дышала, а кожа на лице была нездорово бледной. Павленко сразу всё понял, два раза не пришлось объяснять — ему теперь самому конвоировать задержанного. Он вновь достал пистолет, поднял на ноги арестованного и тот на своих двоих под прицелом Павленко зашагал в сторону штаба. По пути майор его и допрашивал, узнавая о подельниках и о том, где награбленное.

***

Около госпиталя стояла машина Дрёмова, рядом — машина на которой приехал Рокотов. Мамиев, ожидая приказа возвращаться, отошёл покурить. Сам подполковник и Иван стояли недалеко от входа. Рокотов очень волновался, он даже не собирался этого скрывать — шутка ли, Свету в госпиталь привезти и до сих пор не знать, что с ней! А Дрёмов напротив держался спокойно, уверенно. — Иван Григорьевич, не переживай ты так, нормально всё будет. — в который раз говорил Дрёмов, хотя он тоже запереживал когда увидел въезжающую во двор госпиталя штабную машину, из которой Рокотов практически вынес Светлану Петровну. — Нормально… — повторил за Дрёмовым Иван в полголоса, — Два часа уже прошло! — он поглядел на часы. — Значит надо так. — продолжал сохранять спокойствие Дрёмов. — Надо… — в который раз полушёпотом повторил за Дрёмовым Иван, — Хоть бы вышел кто, сказал, как она! Вновь оба замолчали. Иван то прохаживался по тротуару, то поглядывал на их сержанта, стоявшего у лавки возле каких-то выздоравливающих. Они дружно курили. Рокотову сейчас тоже очень хотелось присоединиться к ним, требовалось снять напряжение. Но о себе давала знать рана, поэтому Рокотов себя держал, не поддавался. Тогда нужно себя чем-то занять другим… Два часа тут торчит уже ведь!.. — Кстати, а ты-то чего здесь? — Рокотов только сейчас сообразил, что у госпиталя всё это время был подполковник, до этого он был каким-то фоном, который периодически ему отвечал. — Да солдат двух ранило, я сопроводил машину. А потом вот, ты приехал. — Виталий Сергеевич спокойно всё объяснил, — Остался подождать. Всё-таки… вы ж мои подчинённые, должен же я быть в курсе всего. — Ясно. Но Дрёмов решил диалог не обрывать, к тому же у него были для Рокотова новости по их основному делу. — Кстати, Иван Григорьевич, знаешь кто нам сдался? — Кто? — Рокотов стал слушать внимательнее. — Человек приближенный к главарю подполья. — торжествующе сказал подполковник, — Он между прочим был знаком с Михаилом и это именно он рассказал Светлане Петровне о месте и времени начала мятежа. — Он сдался нам? — Рокотов не думал, что кто-то из подполья решит добровольно сложить оружие. — Да. Просто всё это время он прятался боясь мести подпольщиков. Прятался там, куда мы сегодня как раз и приехали, кое-что проверить. Ну а нарвались на мародеров каких-то. Как стихло всё вижу, человек выходит, руки вверх поднял и говорит, что он сдаётся СМЕРШу, он всё расскажет про восстание… Сам аж вначале не поверил. Думал засада такая… Ан-нет, не засада. — Позволишь мне его допросить? — Ивану очень хотелось самому допросить этого немца, он ведь знал Мишу, а может быть он знает то, где сын сейчас, и вообще в курсе того, что он делал в подполье! Ведь прибыл сюда Миша как свой, за советского офицера себя выдавал. — Дам, Иван Григорьевич. — Дрёмов решил не препятствовать, но как всегда у него были условия, — Но допросишь вместе в моём присутствии. — Как скажешь. — Рокотов был согласен на такое. Входная дверь госпиталя открылась и оттуда неспеша шагнула Света. Иван первым делом обратил внимание на то, что Света от чего-то улыбалась. Именно улыбалась, радостно и светло. И никаких следов волнения, тревоги у неё не было. Она просто сияла — легкий шаг, радостный взгляд! «Ну, значит ничего серьезного наверное» — понял по Светиной улыбке Рокотов; это была первая хорошая новость за два часа, стало немного легче. Света подошла к стоящим на другой стороне дороги Ивану и Дрёмову. — Здравия желаю, товарищ подполковник. — поприветствовала Света Дрёмова пытаясь стать серьёзнее. — Свет, ты как? — одновременно с этим спросил Рокотов. — Хорошо. — вновь её лицо украсила милая улыбка. — Ну, я вас в штабе жду тогда. — Дрёмов поспешил уйти, он знал — здесь он сейчас абсолютно лишний, тут дела семейные, а это уже не его компетенция. Дрёмов кивнул на прощание и натянув перчатки, ушёл к своей машине. Вскоре раздался рокот мотора, машина уехала подскакивая по вымощенной дороге. Иван же не мог перестать волноваться даже когда Света оказалась рядом и внешне всё было в порядке. Он вновь с волнением переживающим взглядом спросил у неё: — Точно всё хорошо? Что врач сказал? Света вместо ответа взялась под его руку и повела в сторону от входа, туда где был скверик. — Свет ну не молчи! — Рокотов во чтобы то ни стало хотел узнать всё, обмороков у Светы он непомнил с уже далёкого сорок первого. — Да всё хорошо! Ничего страшного, Иван Григорьевич, — Света особенным тоном произнесла его имя, — Со мной не произошло… Просто, немного испугалась… — Светка, — Иван резко остановился и остановил Свету, взялся за её плечи, — ты и испугалась? Свет, лучше скажи всё прямо… А Света вместо того чтобы ответить, серьёзно и сразу заулыбалась, отвела взгляд в сторону, пряча его от Рокотова. Ивана это окончательно выводило. Что такого смешного он сказал? Он строго-непонимающе смотрел на неё. — Со мной правда всё в полном порядке, Вань… — голос её был мягче прежнего, — Теперь со мной всё в порядке! На этих словах она посмотрела в лицо Вани, шагнула к нему ближе, руки чуть беспокойно взялись за отогнутый воротник его плаща, вновь провела по нему рукой, после поднявшись на носочки прошептала Рокотову: — Просто теперь у нас будет ребенок! Рокотов от фантастичности услышанного отшагнул назад. С ещё более непонимающим взглядом он вглядывался в удивительно радостное лицо Светы. С его губ слова не могли сорваться, так и замерли в ошеломлении. Однако осознание услышенного от жены в эти минуты пришло быстро. Ребенок! Невероятно! Он отец их общего со Светой ребенка! Не верится даже! В миг Иван преобразился. — Светка! — Рокотов так счастливо ещё никогда не улыбался, никогда так крепко не обнимал, хотя сейчас хотелось на руках её носить, от небывалого счастья и радости, — Любимая моя! Света! А у неё на глазах проступили слёзы. Но теперь от счастья. Ведь она давно смирилась с тем, что больше никогда не… Даже слабая надежда давно угасла в ней. Свыклась с этим. А вот теперь — уже как месяц она носила под сердцем своего ребенка. А сколько она и Ваня пережили за этот месяц! Света крепче обняла Ваню. — Света, — зашептал ей вскоре Иван, — только теперь, прошу тебя, больше никаких задержаний! — и он взглянул на неё, — Никаких, слышишь меня? Ты теперь должна беречь себя! Хорошо? — он держал её за плечи. И Света кивнула. — Хорошо. Но только и ты обещай мне, что будешь себя беречь и будешь осторожен! — взгляд её стал теперь умоляющим. — Даю тебе слово! — с полной уверенностью ответил Рокотов. И Света вновь крепко обхватила его. Теперь она как никогда боится его потерять. От этого и не хочется выпускать друг друга из своих объятий. Иван за Свету теперь боялся и переживал вдвойне сильнее. Так хочется спрятать её от всех бед в своих руках. Счастье ведь, оно так теперь близко!