Их время

      Ветер принес звуки города, такого близкого и все же далекого от тишины и спокойствия той территории, что находилась за пределами Хрустального Токио. В городе было шумно. В городе было столпотворение. Кто-то, нагруженный подарками, спешил домой, в круг семьи. Кто-то наоборот, планировал провести этот вечер в круговерти клубов, вечеринок и празднично одетых людей. И вся эта бурлящая толпа создавала атмосферу радостного предчувствия чего-то прекрасного, непостижимого и сказочного.       В этот вечер, когда семьи собираются за огромным столом, чтобы поделиться друг с другом историями и приятными и поучительными воспоминаниями, старик, как никогда, чувствовал себя одиноким.       Он сошел с тропинки, направляясь в сторону «запретной зоны». Рыхлый снег легко пружинил под его ногами.       Дорога была ему знакома. Он ходил по ней почти каждую ночь в течение последних пяти десятков лет, когда чаще, когда реже, сегодня, он решил, будет его последний визит к тем, кого он оставил позади себя, к тем, кто оставил его, но остался в его памяти.       Старик остановился, тяжело вздохнул. Его чуткий слух уловил движение в кустах, обрамлявших широкий луг, и он настороженно прислушался. Собака, поводок от ошейника которой был крепко зажат в его руке, неуверенно взглянула на человека, словно не понимая, почему он не двигается, и коротко вопросительно тявкнула.       Старик слегка расслабился:       - Все в порядке, Малыш, сейчас мы пойдем дальше. Только отдышусь.       Малыш давно уже был с ним, старик уже и не помнил точно, когда этот пушистый комок впервые ткнулся ему в ладонь мокрым щенячьим носом, требуя внимания.       Пригрев бездомного щенка, он тогда и не подозревал, что со временем тот вырастет в огромную лохматую псину, которая нагло таскала лакомства прямо из его тарелки, не обращая ни малейшего внимания на его возмущенные вопли, залезала на ночь на его постель, исправно линяла дважды в год и радостно оповещала его о приближающемся восходе, облизывая его лицо шершавым языком и пыхтя, как небольшой паровоз. Кроме того, его компаньон требовал выгуливать его по три раза в день, не взирая на дождь, снег и прочие атмосферные явления.       Были и положительные качества, как то берущая за сердце преданность хозяину. Отвага, с которой этот пес защищал его при малейшем признаке опасности, всегда умиляла старика.       Так они и жили, вместе сражались, вместе старели.       Человек тяжело вздохнул.       Он надеялся, что с сегодняшней ночи их пути разойдутся. Малыш всегда был с ним рядом, всегда бесстрашно кидался в самую гущу схватки, защищая хозяина и прикрывая его спину. И не ему с его собачьим маленьким разумом понять, что сегодня хозяин не хочет его помощи, не нуждается в ней. Собака как всегда будет сражаться рядом с ним, до самого конца, до последнего вздоха, до последней капли крови. Старик лишь просил Небеса, чтобы, когда он уйдет, Малыш не решил последовать за ним.       Так или иначе человек ничего не мог поделать с тем, что Малыш больше никогда не вернется домой. Так будет лучше. Жестокостью было бы оставить его дома. Нет. На улице у него будет больше шансов дожить остаток его дней и умереть не раньше, чем это будет установлено самой природой. Малыш был на удивление крепок для своих преклонных собачьих лет, он сумеет постоять за себя. Так же, как он стоял за него. Но не сейчас, еще слишком рано. У них еще оставалось несколько часов вместе.       Собака снова тявкнула, и старик, тяжело вздохнув, продолжил свой путь по участку №21. Вокруг были только большие валуны камней, и остатки зданий от городов 20 века.       Он остановился снова, когда перед ним выросла небольшая мраморная глыба. Сняв с руки поводок, человек бросил его на снегу и отпустил пса коротким: «Гуляй, Малыш». Собака обнюхала кожаный ремешок, но не двинулась с места, сев рядом с хозяином. Покачав головой, старик, опираясь на камень, опустился сначала на колени, а затем с болезненной гримасой сел прямо на снег перед своеобразной могилой. Когда-то именно он выскреб на этом камне, вдалеке от ненужных глаз, несколько имен.       Несколько долгих минут он сидел неподвижно, высохшей ладонью гладя неровную поверхность «надгробия», кончиками пальцев обводя имена тех, кто должен был лежать в этой могиле.       «Кунсайт. Нефрит. Зойсайт»       Ни фамилий, ни дат.       Три имени на сером камне.       Ни обращений, ни посвящений.       Он говорил с ними сам, а остальному миру они были не нужны.       Мир не заметил их ухода, остался равнодушным к потере. Лишь единицы помнили о них, но среди живых остались только Король и Королева Хрустального Токио. Больше никого не было. Юпитер, Меркурий, Венера и… Марс… чтобы жил 30 век, они разбили свои семена. Чтобы воссияли огни города, чтобы у людей было будущее, чтобы Серенити хватило сил, на пробуждение планеты…       Он горько усмехнулся, вновь касаясь камня.       Старик стал их миром. Его память о них - их обращением. Его жизнь - посвящением им. Они погибли задолго до того, как произошла катастрофа на земле, изменившая этот мир. Одержимые тьмой они несли хаос и разрушение. Земные Генералы и предатели во времена Серебряного Мира; Темные Лорды, так и не вспомнившие о прежних ошибках в 20 веке; тысячелетний сон, и полное восстановление памяти и картин прошлого…       - Я снова здесь, - прошептал он, обращаясь к немому камню. - Снова тревожу ваш покой. Молчи, Неф, я знаю, что бы ты сказал. Я в своем репертуаре. Странно, я думал, что человечность изменит меня, вывернет меня на изнанку, сделает меня другим. Увы. Все тот же занудливый я, ну, может, немного меньше сквернословлю. Малыш не любит все эти ругательства и прочие радости жизни.       Собака рядом со стариком едва слышно заворчала, подтверждая его слова. Затем пес зевнул и растянулся возле хозяина, положив узкую морду на одну лапу и накрыв ее другой.       - Странно, я решил, что сегодня будет мой последний день и последняя ночь. Пришел попрощаться и не знаю, что сказать. Никогда не умел уходить навсегда и не умел подобрать подходящие слова. Как просто прийти, наговорить привычных банальностей и уйти. Чтобы никогда больше не вернуться.       Он помолчал, собираясь с мыслями, запустил пальцы в выбеленные сединой волосы.       - Сегодня Рождество. Знаете, в центре города стоит огромная елка и запах хвои просто одуряет. Она настоящая, я потрогал ее и укололся об иголки. Столько жизни, столько торжественности и величия. Мальчишки во дворе сегодня весь день пускали петарды. Грохот стоял на всю улицу. Но это здорово. На сердце становится легко и свободно, когда слышишь их радостные крики. А когда мы шли к вам, нам навстречу выскочил Санта-Клаус с дурацким хохотом. Надеюсь, Малыш проделал в его штанах изрядную дыру. Он не любит пьяниц.       Старик весело усмехнулся.       - Этим вечером нужно быть вместе с семьей, доставать из духовки готовое жаркое, готовить лакомства, приструнивать не в меру расшалившихся детей и раскладывать под елкой подарки. Я слышал, так принято у людей. Во времена наших первых жизней, такого праздника ведь не было, да? Он появился в этом мире. И к 30 веку он не потерял своей актуальности. Смысл именно в том, чтобы быть со своей семьей. Вот я и здесь, с моей семьей. Жалко только, не подумал принести кусок курицы, но Малыш добрался до нее первым. Наверное, я его воспринимаю как непоседливого ребенка, который может быть в один момент таким мудрым, а в следующий выкинуть такое, за что его немедленно хочется отшлепать.       Старик тепло улыбнулся собаке, и та, услышав свое имя, подняла морду и завиляла хвостом, подметая им снег. Улыбка продержалась недолго на его лице. Он посерьезнел, снял очки, с черными стеклами, и устало потер ладонями лицо.       - Зой, я прошу не начинай, а. Вернуться к Эндимиону после всего того, что было? После предательства, после всего того, что натворил… Я знаю, что он бы простил, но… он все равно уже похоронил нас, так зачем заваливаться к нему на порог дома, если я стал смертным? Возможно, золотой кристалл и мог бы что-то изменить, мог бы и продлить жизнь, и вернуть мою силу… но зачем? Продолжать жить вечность без нее? Вы-то уже давно соединились со своими половинками. Уже тысячу лет вместе, где бы вы все не находились… Кун, спешу тебя обрадовать, что скоро тебе уже не надо будет приглядывать за ней. Скоро я присоединюсь ко всем вам. Многие решат, что с моей стороны - жуткое святотатство, умереть сегодня ночью. До сих пор не могу понять, как я выжил в той ледяной тюрьме. Это действительно был вечный сон… кошмар, который длился бесконечность, и даже больше, пока свет Новой Королевы не сломал печать, неся исцеление и очищение. Думаю, Серенити и не рассчитывала, что ее свет проникнет так глубоко, пока она пробуждала землю. Я прожил свою человеческую жизнь, даже стал охотником, когда узнал об участи постигшей хранителей принцессы Луны. Сражался, где мог, отступал, если не было другого выбора. Я - единственный, оставшийся в живых из Небесных королей. Единственный, кто мог бы рассказать миру нашу историю. Но я предпочитаю унести ее с собой в могилу - не хочу, чтобы нас судили те, кто не имеет на это никакого права.       Малыш заскулил, словно понимая, что говорит его хозяин, и попытался лизнуть его руку. Старик погладил его по голове, почесал за большими лопоухими ушами.       - Он со мной не согласен, знаю. Но я устал и хочу уйти. К тому же это будет в чем-то символично. Я никогда не рассказывал вам, парни, но во времена наших первых жизней, Рей спасла меня как-то зимой. Да, именно так. Помните командировку на Плутон и засаду, что устроили мне? Она почувствовала тогда. Она пришла за мной. И протащила через полпустыни снега буквально на себе. Тогда тоже шел снег. Не знаю, сколько сот лет назад это было. Став Лордом, я не следил за временем. Оно струилось сквозь пальцы, но это ничего не значило. Что значат пара лет, когда впереди вечность? Я до сих пор считаю время сменой сезонов - холодно, оттепель, жарко, желтые листья на дорожках. И снова холодно. Так проще. Легче не помнить.       Собака завозилась и переползла передними лапами старику на колени, подняв к его лицу морду и пытаясь заглянуть ему в лицо. Тот грустно улыбнулся и, позволив псу устроится поудобнее, положил руку ему на спину. Темные очки остались чуть в стороне от этой пары, забытые и больше не нужные.       - Мое ожидание слишком затянулось, парни. Прошло пятьдесят лет с тех пор, как я покинул свою темницу. Я был изранен, наполовину контужен и мало что соображал. Попытался телепортироваться, но не вышло. Я понял практически сразу же в чем тут дело. Человек. Я стал обычным человеком, даже простенькую иллюзию не могу сотворить. Берилл просчитала даже такой вариант, как освобождение из вечного сна… хотя сейчас это не имеет значение.       Из груди человека вырвалось сдавленное сухое рыдание, которое оборвалось также неожиданно, как и прозвучало.       Некоторое время тишину «запретной территории» нарушало лишь тяжелое прерывистое дыхание старика, но он быстро справился с собой, распрямил плечи и поднял голову, словно всматриваясь во что-то, видимое лишь ему одному.       - Как легко наказать кого-то прощением, дать Дар, обернувшийся проклятием. В темнице я так жаждал увидеть солнце. Выбраться и найти ее. А что теперь? Вновь не успел спасти центр моего мира, и до сих пор так и не видел солнца, свет стал чем-то туманным, еще более далеким, чем когда я был созданием тьмы. Вырвавшись из холодной глыбы льда, посреди незнакомых стен замерзшего - почти тысячу лет назад - города, погруженного в еще большую тьму, чем та, в которой я жил. Я устал от вечной ночи. У Темного Лорда были хотя бы иллюзии фонарей, у Джедайта не осталось даже их далекого света. Может быть, когда меня не станет, я снова увижу свет, не важно, от костров Преисподней, или от сияния Рая, лишь бы увидеть ее, мою Ведьму, еще хотя бы раз… не могу поверить, что она больше никогда не сможет переродиться…       Он не договорил. Собака, до этого спокойно лежащая на его коленях, неожиданно подняла голову и тихонько гавкнула. Спустя несколько минут чуткий слух старика уловил звук шагов. Не желая, чтобы его застали возле камня, старик поднялся и неуверенными движениями отряхнул одежду. Вспомнив об очках, оставшихся лежать где-то в снегу, он хотел было отдать команду Малышу, но передумал. Не имело смысла. Тем, кого он ждал, с кем собирался сегодня встретиться, не было никакого дела до его внешнего вида.       Но шаги на усыпанной снегом дорожке принадлежали не им. Кто-то маленький, стремительный, легкий приближался к нему со стороны города, празднующего Рождество. Старик нахмурился. Насколько он знал из собственного опыта, любителей прогуляться по «запретной территории» было не так уж и много.       Это территория не зря получила свое название. На ней можно было встретить лишь сенш, охотников, случайно забредших сюда придурков и…       Демонов, само собой. Они были неотъемлемой частью ночи. Пока земля спала, они буквально господствовали на ее снежных просторах. И, когда появился странный свет, уничтоживших стольких их собратьев, они затаились. Не собираясь просто так отдавать свою территорию, демоны ушли под землю. Со временем они стали совершать набеги на город, чувствуя жизненную энергию людей. Для демонов это было как эликсир амброзии. Неимоверно сладкая, такая живительная энергия. Именно на «запретных территориях» располагались порталы, сквозь которые демоны и оказывались на поверхности. Таких горячих точек было несколько десятков. И если бы не сенши, демоны со временем заполонили Хрустальный Токио, и прилегающие к нему территории.       За годы своей последней жизни, он часто сталкивался с представительницами добра и справедливости. Первые двадцать лет после освобождения от вечного сна, Джедайт не позволял этим девочкам засечь его. Отчасти, чтобы не быть узнанным. Эту главу жизни он закрыл и не собирался к ней возвращаться. Он стал свободным охотником, одним из многих, кто желал защищать город от демонов. Благо таких храбрецов было достаточно. За эту работу неплохо платили. Никому не было до него дела - даже воительницам в сейлорфуку.       Сейчас он ждал, пытаясь угадать, кто же еще гуляет по этому тихому скорбному месту, вместо того, чтобы наслаждаться праздником: маленький демон или воительница.