Адреналин

20 июля 2018 года Рио-де-Жанейро, Амала Басу Накрапывал мелкий дождь, и Амала спряталась под козырёк крыши, до самого верха застегнула ветровку. В сущности, ей было плевать на холод, на мокрые волосы, но остатки здравого смысла и капитан Лайтвуд загнали её на сухой пятачок. Из морга тянуло формалином и сладковатым душком разложения, только усугублявшим её тошноту, — под дождём, прибивавшим эту вонь к земле, дышалось легче. С подвядших — к концу дня в цветочном магазине, куда Амала заскочила от безысходности и нехватки времени, особого ассортимента не наблюдалось, а имевшееся не отличалось свежестью — роз облетели еще три лепестка. Прожди она ещё минут сорок, и в руках у неё остались бы две шипастые палки, зато крыльцо морга усыпали бы белые лепестки, но не прошло и десяти минут, как тело вынесли для прощания. — Вы его невеста, донья? — раздался бестактный вопрос прямо над её ухом. Она вскинула голову и подавилась воздухом в начале вдоха. Игнорируя дурноту, судорожно втянула дикую мешанину запахов, пытаясь справиться с эмоциями и не разрыдаться по новой. Из неё словно вынули стержень: осознание, что она справилась, что все получилось, навалилось незаметно, оглушило её, высосало остатки сил. Среагировать на неловкое движение собеседника, сопровождавшего гроб, она не успела — и цветы вывалились из руки, упали на серый бетон, разом сбрасывая белоснежные лепестки. — Да, — смело встретив тёмный взгляд, ответила она, игнорируя недоумение, невидимым знаком вопроса зависшее над троицей полицейских. — Скажите мне, я должна знать… Амала опустила ресницы, прикусила губу. Не сейчас. Ей нужно доиграть этот акт, пусть больше всего хочется закричать, отпуская весь хаос эмоций, скопившийся за этот безумно долгий день. Присела, пытаясь поднять уже не розы, а их останки — усеянные шипами стебли. — Простите, простите, — засуетился виновник её слез, опережая её на доли секунды, схватил зелёные палочки и протянул ей. Их руки соприкоснулись всего на миг, но и его хватило. В её ладонь, помимо колючих стеблей, легла крохотная бумажка. Чёрный катафалк еле тащился по пробкам, усыпляющая духота салона медленно убивала Амалу, но наконец этот последний путь завершился на кладбище, утопающем в тёмной зелени. На Рио уже надвигались сумерки, сквозь густые кроны было видно, как на улицах загораются огни фонарей. Удушающий и такой родной запах сандала окутывал Амалу тонким пледом, и от этого становилось и спокойнее, и страшнее. Шорох песка, падающего на крышку гроба, скрежет лопат — и самый простой гроб, затянутый дурацким красным шелком, больше похожим на дешёвую синтетику, скрыла земля, надежно хороня мистера А под своими толщами. На табличке с именем умершего гордо красовалась одна заглавная литера А и дата 20.07.2018. На свежем песке две облетевшие розы смотрелись дико неуместно и неуважительно, но тратиться на то, что ей даром не сдалось, Амала не собиралась. — Малати, ты любила его? Полицейская прямота её убивала, хотя, возможно, капитан Лайтвуд так своеобразно проявлял заботу, не желая потом вынимать Малати из петли. Он был из того типа людей, которые, если потребуется, доведут до психолога, но не в смысле «сведут с ума», а в смысле активного причинения добра. — Любила? Я и сейчас… — Амала осеклась, а тишина за спиной зазвенела невысказанным. Оборачиваться Амала не стала, уходя по-английски тихо, без лишних и таких опасных слов. 27 июля 2018 года Лондон, Амала Басу Два перелёта за шесть дней — из Рио в Калькутту и из Калькутты в Лондон — окончательно сбили ей биоритмы, превращая из классической совы в непонятно кого. Даже флэт уайт, с которого она теперь начинала день (вернувшийся на день позже неё Кир, попробовав один раз, заявил, что «одного глотка этого ужаса» ему хватило на всю жизнь и больше он в эту кофейню ни ногой) не спасал, и если Амала и ощущала себя птицей, то только дохлой. Счета так настойчиво требовали её внимания, так что даже сари, честно заработанные и собранные с помощью Саны, ждали своего часа на дне полуразобранного чемодана. Уборка дома, за месяц их отсутствия укрывшегося ровным слоем пыли, готовка — обязательные два часа на кухне плюс поход по магазинам за продуктами, глажка, стирка… У мистера А почти всю рутинную работу делали роботы, вот где было счастье. Промозглая погода на берегу Темзы ощущалась особенно мерзко, ветер своими порывами задувал капли дождя под зонт, и где-то от колена джинсы у Амалы вымокли так, как будто она по мелководью бродила. Шмыгнув носом, Амала помечтала о тёплых и, главное, сухих шерстяных носочках. Родное английское лето даже бразильской зиме уступало в погодном плане, желания стоять и мокнуть не было никакого, но кто-то, когда писал записку, с прогнозом погоды не сверялся, а, может, синоптики опять заранее наврали. И даже в дождь Миллениум не опустел: редкие пешеходы кутались в дождевики, крепко цеплялись за ручки зонтов, но упорно спешили по мосту кто на южный берег, а кто — ей навстречу, на северный. В таких людей Амала вглядывалась пристальнее, сжимая в кулаке его кольцо, все так же непочтительно висящее на веревочке. — Госпожа Басу, — она вздрогнула и порыв ветра, воспользовавшись её замешательством, вырвал зонт из её рук и унёс за парапет. По серым водам Темзы поплыл новый кораблик жизнерадостно-цветочной расцветки. — Шехар к Вашим услугам, — поклон был чуть глубже, чем полагалось Амале, пусть и носившей фамилию из списка двенадцати великих семей, но официально двенадцати не представленной. — Мне приказано сопроводить Вас. «Что же Дубей тебе сказал такое, что ты так кланяешься?» Догадка у неё была, но озвучивать вслух свои предположения Амала не планировала: не то место, не тот человек. Из чёрного форда, почти такого же, как у Рейтана Вайша, она вышла на Чарльз-стрит у отеля Честерфилд, находившегося неподалёку от финансового центра Лондона, что Амала посчитала добрым знаком. О деньгах она разговаривать умела и любила. — Господин ждёт Вас, — сам Шехар, проводив её до номера, скрылся за поворотом коридора. Но Амала не сомневалась, что телохранитель (сканирующий взгляд, на который у Амалы нюх выработался одновременно с аллергией на столь пристальное внимание, и занятая им позиция справа, но чуть позади, активно намекали на работу в сфере безопасности, а учитывая, кого он охранял, — полицейским Шехар не мог быть по определению) будет бдеть неподалёку в полной боевой готовности. Амала проскользнула в приветливо открытую дверь. В первое мгновение она ослепла: слишком непроницаемым показался полумрак на контрасте с ярким светом барочных светильников, висевших в коридоре по обе стороны от двери. Чернота окружила Амалу. Тихая. Опасная. Живая. — Ну здравствуй, Амала Басу, — один вдох — и адреналин в крови смешался с её личным афроидизаком — ароматом сандала и вишни. Он отошёл от неё куда-то вглубь комнаты, зашелестела ткань, тяжёлые портьеры раздвинулись, пропуская тусклый дневной свет, достаточный для того, чтобы видеть выражение чужого лица. — Ну здравствуй, Амрит Дубей, — впервые лёгкая улыбка, которой она его подарила, была искренней. — Видимо, не я одна подготовилась к этой встрече. Но, полагаю, второй наследник семьи Дубей, с отличием окончивший Кембридж и оставшийся в докторантуре, является намного более публичной личностью, и информацию о тебе искать — одно удовольствие, чего не скажешь обо мне. Из громких новостей про Басу — только резня в Клифаграми, но я тогда даже не родилась. Взгляд Амрита (имя перекатывалось на языке звоном лидийского статира, и хотелось повторять его снова и снова) опустился на её ноги, он хмыкнул и, не успела она задуматься, что вызвало такой интерес, почти приказал: — Переодевайся, мокроногая моя, чистый халат в ванной. Переодеться и правда стоило, потому что влажные джинсы и носки уже неприятно холодили ноги, но Амала заметила это только сейчас, когда ми… то есть, Амрит, обратил её внимание на этот факт. Потуже затянув пояс белого махрового халата и слегка утонув в этой явно на мужчину рассчитанной банной принадлежности, Амала остановилась перед зеркалом, придирчиво поправила выбившуюся из высокого хвоста прядь. Щеки капельку горели, как будто она трепетная девица на первом свидании. «Амала Басу, просто представь, что он наша самая выгодная сделка, — что-то неуловимое поменялось между ними, отчего Амале, прожившей с ним три недели бок о бок, хотелось натянуть джинсы обратно, и плевать, что они мокрые, — и иди её заключать!» — Итак, жизнь за жизнь, мы с тобой в расчете. Но как я и договаривался с твоей меркантильностью, можешь выбрать из списка что-то одно, — Амрит указал рукой на лист бумаги, белеющий между заварочным чайником и вафлями. Деликатно похрустывая чужим завтраком, Амала вчиталась в нумерованные строки. Глаза разбегались: за одну «Голубую красавицу Азии», по официальным сообщениям, проданную на аукционе неизвестному покупателю, но, как оказалось, приобретенную мистером А совершенно бесплатно, капитан Лайтвуд отдал бы почки, печень и ещё что-то из потрохов, если бы знал. Но аукционный дом» Кристис» не стал афишировать свою потерю, и полиция спала спокойно. — Из ранних приобретений? Две тысячи четырнадцатый год, ты тогда букву А на карте мира не рисовал. — Проба сил, — согласно кивнул Амрит. Неплохая проба сил на семнадцать миллионов долларов — первые успехи Амалы были в тысячу раз скромнее. — У тебя нездоровая тяга к моей собственности, уже на еду покушаешься, — он без спроса стащил одну вафлю с блюдца, подсел ближе. — Не мелковато для тебя? — В самый раз, спасибо, — прошамкала Амала и откусила кусок от ещё не начатой, чтобы истинному владельцу досталось поменьше. Было дико странно не врать, не решать вопросы жизни и смерти, а без задней мысли объедать мистера А, то есть, Амрита, но для разнообразия в их взаимоотношениях — самое оно. — Кстати, может поделишься, — Амрит чуть склонил голову, — своим гениальным способом обойти вскрытие? — Сохранить жизнь и вовремя унести ноги, в истории моих поисковых запросов эта тема раскрывалась гораздо подробнее, жаль, что кто-то читает по диагонали. Амала хотела промолчать, потому что, как минимум, на подробности тогда не хватало времени — кое-кто грозил вот-вот проснуться, плюс, для победы ей хватило и той информации, которую она урвала. Но его выжидающая усмешка задавила в Амале хрупкие ростки благоразумия. То есть пристроить пакет с кровью над сердцем, так, что только прощупывая можно на него наткнуться, артистично избавиться от мотоцикла, которому пробили колесо, уверить полицию и почти напугать Амалу, что дурная пуля попала в сердце, каким-то препаратом расширить зрачки, вывести из строя медицинские приборы своими хитроумными разработками — все это умещается в «сохранить жизнь». Страшно представить, что кроется за «вовремя унести ноги». — Издеваешься, да? — Амала угрожающе наставила свежую вафлю на собеседника, а он, этот наглый вор, взял и откусил половину. — То, что я много тебе позволяю… — Значит, что ты готова позволить и больше. Щеки уже не горели, они полыхали наравне с ушами, потому что это «больше» (лучше бы Амала расценила это в контексте полностью съеденных вафель) всколыхнуло фантазии о, выражаясь литературно, сладострастной майтхуне. Хотелось оттянуть ворот халата и футболки, чтобы охладиться, но Амала только плотнее сжала ткань в кулаке, пытаясь противостоять соблазну. Сандал туманил голову, сбивал дыхание. — Махарани? Стыд не позволял посмотреть мистеру А в глаза: она не хотела, чтобы он прочитал её мысли, где есть он, она и никакого сюжета, только рейтинговые сцены. До боли и крови прикусив щеку, она все же подняла взгляд — и сразу об этом пожалела, потому что когда-то зелёные глаза превратились в две чёрных бездны, неотвратимо засасывающих её внутрь, в непроглядный мрак обоюдных желаний. Бхут, бхут, бхут! И даже голос совести, подозрительно похожий на голос бабушки Индиры, не звучал в опустевшей голове, потому что фраза «внучка, лицо видела, имя знаешь — решай сама, но я бы советовала», ей принадлежать не могла. — Так, — с трудом собирая разбегающиеся мысли, Амала уперлась ладонью в его грудь, отстранилась, схватила чашку и одним глотком выпила свой чай, — пригласил ты меня явно… — слова никак не выстраивались в связные предложения, — не за этим, иначе я буду очень разочарована. А тебе… станет очень больно. — У меня дежа-вю или ты мне этим уже угрожала? — Не увиливай, — скрещенные на груди руки позволяли хоть немного, дюйма на четыре, дистанцироваться. Амрит моргнул, и темная бездна скрылась где-то в глубине зрачков, затаилась в приподнятых уголках губ. — Мне не нравится, когда кто-то так настойчиво хочет меня подставить, а потом и устранить. Вот оно то, чего она подсознательно ждала. Жар, сжигавший её изнутри, мгновенно сменился холодом, в мозгах прояснилось. — Мне не нравится, когда мне угрожают жизнью моих близких, и ты видишь, что из этого получается, — последние слова она произнесла с нажимом, очерчивая ему границы допустимого. Шантаж братом она больше не потерпит, и очень разочаруется, если Амрит опустится до такого. Тогда кому-то точно будет очень больно. Снова она бежала по тонкому льду взаимной откровенности, который уже угрожающе потрескивал, и ей больше всего на свете хотелось, чтобы Амрит Дубей не оказался Рейтаном Вайшем. Только не снова, пожалуйста. Она настороженно следила, как Амрит встал, протянул ей раскрытую ладонь. — Присоединишься ли ты ко мне, коварная моя? — Месть? — немного заторможенно отозвалась Амала, переводя взгляд с его аристократических пальцев на его лицо. Он кивнул, с самоуверенно-мягкой усмешкой ожидая её положительного ответа, и беззвучно, одними губами, уточнил «Вайшу». Не ошиблась! Её ладонь привычно легла в его, её руку бережно, но крепко, сжали, и Амрит потянул Амалу на себя, помогая ей встать. — Знаешь, в твоём списке не хватает одного, но очень важного пункта, полностью удовлетворяющего мою меркантильность… — Амала помахала перед его носом листком, с трудом сдерживая наползающую улыбку. — Сказать какого? — дождавшись кивка, поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо. — Тебя, — и повторила, чуть отстранившись от Амрита, хотя его руки, внезано и крепко сжавшие ее талию, очень мешали отодвинуться назад даже на дюйм, — моя меркантильность выбирает тебя. Кажется, ей снова удалось лишить своего мстительного и злопамятного вора дара речи. — Какая… невыгодная сделка. Так это да? — Выгодная, мой махарадж. Ведь к тебе прилагается и все это, — она кивнула на список, и второй раз совершила свою ошибку — неосмотрительно посмотрела своей личной бездне в глаза. Не осталось ни одной преграды — только звенящее напряжение. Ни одного аргумента против, ни одного невыгодного пункта — только один шаг вперед, который станет для нее падением или влетом, а, скорее, и тем, и другим. — Все по цене одного плюс месть, я ведь не могла устоять перед столь заманчивым предложением? 1 января 2019 года Калькутта, госпожа Шанти Кхан Сотворив молитву, госпожа Кхан приступила к еде. Минувший год и мутные воды Хугли отняли у неё внучку, но в праздничный день не следует роптать на волю богов, лучше вспоминать их милость и надеяться на встречу после перерождения. Подслеповато щурясь, она нащупала блюдо, где лежали ещё тёплые самосы, поднесла один ко рту. Можно было не бояться, что в праздник попадётся с мясной начинкой: Сунита Кумар — девочка из верующей семьи — без напоминаний приготовила только с сырной и овощной, не оскорбляя этот день плотью мёртвого животного. Хорошая девочка эта Сунита, в медицинском колледже учится и вечерами со старухой возится, подрабатывает, совсем как её Малати — она тоже вечно бежала с учёбы на работу, даже покушать бабушкины чапати не успевала. Кулёк сунешь на выходе — и нет её, уже на смену в магазин улетела. Госпожа Кхан вздохнула, ткнула кнопку на говорящем ящике, прибавила громкость, чтобы хоть слышно было. Напридумывают сагибы всякое. Этот ящик, как и вся квартира, появился у госпожи Кхан от госпожи Амалы, когда-то работавшей с её Малати по одной специальности. Неисповедимы пути Владыки Бессмертия и Великой Матери: и у вдов бывает свой угол. «Суд Калькутты арестовал господина Рейтана Вайша по подозрению на государственную измену и получение взятки от иноагентов. При обысках у него изъяли более сорока миллионов рупий. Против него возбуждено уголовное дело по статье… , — госпожа Кхан поискала, где бы переключить ящик, чтобы эти страсти не слушать. Сунита ей показывала, а из головы опять вылетело. Какая же кнопка, правая или левая? — Обвинение требует смертной казни.» Левая сработала, а может она сослепу по правой попала, они же черненькие, мелкие, даже в очках не разглядишь, — и картинка сменилась. «Господин и госпожа Дубей также посетили этот приём, — хорошо, когда девушки носят красное, этот цвет получше виден, чем чёрный или синий. А какая счастливая молодая госпожа Дубей, как непочтительно она стоит не на шаг позади, а рядом с мужем. — В связи с задержкой рейса из Англии, госпожа Амала Дубей и её младший брат вынуждены были пропустить новогодний концерт. Это первый визит Кирана Басу на землю предков. Но, как мы видим, он истинный сын семьи Басу, не смотря на английское воспитание, и шервани сидит на нем, как влитое. Господин и госпожа Банерджи представили обществу свою дочь Джаю… " " Богатые пусть развлекаются, а мы пойдём спать,» — госпожа Кхан уже увереннее попала по кнопке выключения и тихонько напевая под нос печальную песню своей молодости — вдовам не следует радоваться — взяла тряпку, тарелку и открыла кран. Какое же все-таки счастье — теплая вода. 2 января 2019 года Калькутта, Киллиан Лайтвуд — И она заявила, что у нас теперь здоровый образ жизни, поэтому я без кофе, — лейтенант Грант с ненавистью смотрел на куда более бодрых коллег. Отдел снабжения наконец сменил кофейный аппарат, что хоть немного примиряло с, похоже, бессрочной ссылкой в бывшие колонии Британской империи всех, кроме Габриэля Гранта. Женщины… Они губят лучших. Усмехнувшись, Киллиан погрузился в кипу отчётов, уже не удивляясь количеству висяков у индийских коллег и изредка помечая опорные пункты на отдельном листке. Карандаш-рецидивист снова отказался сотрудничать с полицией и закатился куда-то под бумаги, но, основательно покопавшись, Киллиан его все же выудил, повертел в пальцах и черкнул в ежедневнике, что ему просто кровь из носу нужна сигналка. На внутренний рынок стремительно выходила компания, принадлежащая семье Дубей, и, возможно, в первую очередь стоило обговорить поставку с ними. Тем более глава компании, Амрит Дубей, как раз проводит праздники в Калькутте. Размышления прервала резкая сирена рабочего звонка. Руки дойдут — заменит мелодию, чтобы не тянуться к кобуре каждый раз. — Майор! — Киллиан не вычислил бы Эммета Роуза по голосу, но бывший начальник — единственный лейтенант в управлении, который принципиально не использовал в речи слово «сэр», а также фамилии, не говоря уже об именах, поэтому личность докладывающего была мгновенно установлена. Короны полетели с его плеч ровно через два месяца после операции, как будто кто-то серьёзный мстил Эммету Роузу за смерть мистера А. Для самого Киллиана достаточным наказанием было жить в том городе, где он не обеспечил безопасность вернувшейся домой Малати. Фото её обезображенного водой трупа он увидел в сводках за август. — В провинции Чжэцзян украден экспонат — нефритовый король чжу… чжу… попробуй выговори, Лянчжу Цун. Идеально сохранился, оценивается в семнадцать миллионов долларов. Китайские коллеги сообщают: на месте преступления найдена литера А, сообщников, предположительно, было двое. Кого-то ему это напоминало… Подражатели? Или?