Дневник ангела

Небольшая, немного грустная глава, в которой мы чуть больше узнаем о Кире ;) На неделе выкину еще одну, не переживайте – пишу по мере возможности и о фике не забываю. __________________________________ Будучи человеком, я чувствовала время – ощущала, как оно течет сквозь меня, меняет меня саму и мир вокруг. Я видела результат его бега – рост деревьев, новые зимы и бесстрашно летящие в укрытое так многообещающе яркими покровами будущее судьбы друзей и совсем чужих мне людей. А сейчас я лишь видела его бег, будто смотрела фильм. Для меня было неважно, прошла минута или неделя – я не ощущала этого. Я лишь видела, как вихрится время, иногда замывая яркими пыльными клубами уже отживших свое мгновений настоящее, и показывая мне то, что уже произошло, или еще только готовится произойти. Эти видения и путали, и помогали мне одновременно. Но судя по тому, что в последнее время перестали отлучать от мальчика, и его внутренний свет (нежно-серебристый, как у матери) становился только ярче, я наконец научилась определять наиболее подходящий исход и должным образом подводила к нему своего подопечного. Вот и сейчас, наблюдая с края аккуратно заправленной постели за очередным новым днем в жизни Тома и кружащими вокруг него «дырами» с видами на возможное будущее, я сентиментально подперла подбородок упертой в бедро рукой и шумно вздохнула. Надо же, я совсем не заметила, как он повзрослел… Сегодня для моего подопечного настало волнительное для любого ребенка время первого похода в школу. Правда, школа была не очень обычной – частной, неприлично дорогой и сказочно престижной. Я с ленивым любопытством наблюдала, как Диана заботливо собирала сыну чемодан с вещами, то и дело отвлекаясь, чтобы в сотый раз с гордостью расправить на его узких, острых плечах несуществующие складки дорогой бледно-голубой рубашки и одернуть надетую поверх нее сине-желтую безрукавку. - Куда же он запропастился… Я сейчас вернусь, милый, нужно найти твой любимый свитер, - Диана с улыбкой поцеловала сына в щеку и упорхнула искать потерянную вещь. В комнату тут же изо всех углов полезли демоны. Эти твари знали, что без матери Том был уязвим и легко поддавался страхам и унынию, а о моем присутствием они почему-то начинали заботиться уже, как правило, посмертно. В этот раз все началось как обычно – бесформенные и безмолвные темные сгустки страхов и сомнений жадно тянулись из темных углов к светлой ауре мальчика. Все они хотели только одного: задушить, уничтожить его свет, загубить таланты и веру в себя, и превратить в очередное угодное преисподней забитое, само себя обрекшее на полную несчастий и горя жизнь существо. - Ёп твою милость, да откуда же вас столько прет?! – я встала за спиной любопытно смотрящего в окно мальчика и принялась по привычке щедро обсыпать ушлое демоньё пригоршнями света. Странно, в этот раз они даже не подумали убраться восвояси. Теней наоборот становилось все больше, и они были какими-то… Другими. Подоспевшие позднее демоны не были похожи на неразумных, вроде оголодавших подвальных мышей, тварей: они были больше, темнее, и что самое жуткое – они умели говорить. Я слышала их мерзкие голоса, их шепот, твердящий мальчонке, что в школе будет плохо, что от него просто хотят избавиться, что он никому не нужен, что частная школа – это тот же самый детский дом, только немного лучше. Уже готовая запустить особенно мощной вспышкой в очередную тварь, я на мгновение замешкалась. Детский дом… В голове невольно всплыли страшные воспоминания – полная клопов продавленная кроватка, отсутствие нормальной еды, вечные побои, холод, одиночество, страх при виде очередного умершего от слабости и болезни ребенка, которого просто было нечем лечить и о котором сразу же забывали бессердечные воспитатели… Я стряхнула страшное наваждение и продолжила прицельно расшвыриваться сгустками света и честить гнусные демонские голоса по всем матерям и троюродным бабушкам. Но твари сообразили, что пока я здесь – они не могут причинить мальчишке никакого вреда, но теперь у них появился шанс от меня избавиться. Я боролась изо всех сил, но от их подлого, льющегося в уши смрадной грязью бормотания все равно было не по себе. - Я сказала пошли прочь! – вместо ярости в очередном крике подала голос нарастающая паника, а сияющий шар света лишь отогнал одну особо настырную тень подальше, а не уничтожил, как раньше, - А это еще что?.. Я удивленно ковырнула ногтем расползающееся на груди пятно - темное, будто от мазута. Вместе с ним в моем разуме начали все быстрее просыпаться воспоминания об ужасах проведенного в детском доме времени, о моих возникших там страхах, о ненависти к людям и самой себе. Тени вокруг стали гуще и без страха крутились всего в метре от нас с Томом. Он тоже их чувствовал – пацан пугливо заглянул себе за спину, но потом снова вернулся к разглядыванию осеннего пейзажа. Я в панике отшатнулась прочь, уперлась в стену и в ужасе закрыла лицо руками. Я снова была несчастной, забитой трехлетней девочкой, у которой не было ни мамы, ни друзей, и которую не шпынял только ленивый – просто потому, что я не могла на это ответить. «Не бойся их. Они питаются твоим страхом, получают через него власть над тобой. Ты сильна, как никто другой, сильнее любого архангела, вспомни об этом! Не слушай их, дитя, заглуши их голоса теплыми воспоминаниями», - я слышала в голове взволнованный голос Аиды, но не могла найти в себе сил выполнить сказанное. Ужас накатывал все сильнее, воспоминания становились все грязнее и отчетливее, а белоснежное раньше рубище стало тяжелым, словно доспехи, и практически полностью почернело. - О хорошем… Вспомнить о хорошем… - с трудом выдавила я, и из последних сил попыталась разогнать оплетший мое сознание липкий мрак. Ужасы детского дома ушли из моей жизни, когда наступила моя четвертая осень. Тогда, в самом начале сентября, меня спасли. Дедушка, который узнал о моем существовании у непутевой матери, тут же ринулся на мои поиски и через долгие несколько месяцев спас меня из этого ада. Я до сих пор помню, как увидела его в обшарпанном дверном проеме крошечной комнатки, которая для нас была одновременно и столовой и бедной игровой комнатой. Я была жутко недоверчивым, ёжистым и самостоятельным ребенком, но тут меня будто подменили. Не помня себя, я побежала к высокому, худому старику, чье морщинистое лицо при виде меня озарилось выражением неописуемого облегчения и счастья. Тогда я еще не знала, кто он. Наверное, просто почувствовала, поняла, что он пришел за мной: мой герой, мой бесстрашный рыцарь… Я до сих пор помню, как меня подхватили его теплые, сухие руки, помню легкий запах дыма от его седых волос и колючего темно-коричневого свитера и влажную прохладу его старенького серого пальто. Я зажмурилась еще крепче, стараясь как можно глубже погрузиться в это воспоминание, и стремительно шла по лабиринтам памяти, изо всех сил стараясь убежать от бормотания теней и разбуженных ими страхов. Я вспоминала наш старенький, теплый дом на окраине Екатеринбурга, круглый год ароматно пахнущую горькой осенней прелостью и лесом поленницу под старой крышей, толстого дворового кота Афанасия, который коротал у нас зимы и всегда с удовольствием спал у меня под боком, старенький «Урал» с коляской, в которой я так любила кататься в стародревнем шлеме и трофейных немецких летных очках, которые дед сберег еще с войны, и наши потрясающие вечера, полные уютного потрескивания старой печки, чтения книг, стихов, бурных обсуждений, ленивого ворчания старого самовара и аромата чая со смородиновым листом и липой. Дедушка… Он был моей семьей и научил меня самому главному – как бы не повернулась жизнь, не смей терять оптимизма и никогда не бойся защищать свою честь и тех, кто слабее тебя. Дедушка и сам всегда придерживался такой философии. Он был стар, у него болели колени и барахлило сердце, но никогда не жаловался. Дошедший до Берлина, дважды тяжело раненный и потерявший в родном Ленинграде мать и младшую сестру, он не посмел сдаться и смог научить меня быть такой же сильной и несгибаемой. Он доказал, что любые переживания и беды лишь делают нас сильнее, что пролитые по ним слезы, увы, не способны изменить произошедшее, и что любую неудачу можно, а главное – нужно, обернуть во благо себе. «Страх не должен парализовывать тебя, Кира. Ты не кролик, что робеет перед удавом, ты – лев, который с ревом бросается врагу наперерез и выходит из битвы победителем!» - дед крепко взял меня за плечи и легонько тряхнул, заставив эту истину навсегда остаться в моем сознании. Он сделал меня сильной и счастливой, доказал, что людей можно и нужно любить, а друзей - беречь пуще себя самого. Но едва начавший вновь пробиваться свет вновь заглушили гнусный шепот и хихиканье. Я вспомнила день, когда дедушка умер. Мне тогда было всего 16 лет, и я снова осталась совсем одна... - Хватит, заткнитесь!!!, - Я упала на колени и отчаянно зажала уши руками, но в моей голове продолжало оглушительно грохотать: «Наша, наша, скоро ты будешь наша!». Я знала, что еще секунда, и я уже не буду принадлежать светлому миру, я стану как они – потерянной, озлобленной, одинокой тенью, стремящейся испоганить все вокруг. По щеке скатилась непрошеная слезинка, и я уже было начала вслух прощаться с Томом, как из-за спины мощно гаркнул чей-то командный крик: - А ну пшли прочь, проклятущие! – безумно яркая вспышка света, в которой с воплями разом сгинули все демоны, ослепила меня даже сквозь крепко зажмуренные веки. Я бы узнала этот голос среди миллионов похожих и через тысячу лет, но все равно боялась ошибиться, и вместо того, чтобы открыть глаза, только малодушно покрепче зажмурилась. - Ну ты чего, Кирюха, не рада чтоли старику? – обладатель весело дребезжащего голоса вышел из-за моей спины и опустился передо мной на колени. - Деда… Де-е-едушка-а-а! – гнусаво проныв последнее слово, я с ревом уткнулась в родное, как в детстве сладко пахнущее сухими смородиновым листьями и дымом, плечо. - Ну-ну, чего ты, синичка? – дедушка ласково погладил меня по голове и поцеловал в макушку, - Не нужно плакать. Но меня уже было не остановить. В последний раз я рыдала, когда мне было лет шесть, и дед попал в больницу с инфарктом. После этого, что бы ни произошло, и как бы ни было плохо, я не позволяла себе даже носом лишний раз шмыгнуть. Наверное, поэтому я все никак не могла прореветься – заботливо накопленные за долгие годы слезы наконец получили путь к свободе, и никак не желали униматься. - Я так боюсь… - я до боли прижалась к так нужному мне крепкому плечу, - Как я могу его защитить от всей этой дряни, если даже сама ей противостоять не могу? А ведь я нужна ему, нужна мальчику, понимаешь?.. – губы предательски дрожали, я вот-вот была готова снова начать позорно реветь. - Конечно нужна… - дедушка ласково утер мои слезы, - Не кори себя, борьба со страхами – дело не простое. Знаешь, я ведь тоже боялся, когда меня приставили к тебе, - дед молодецки хмыкул, - Тоже, старый пень, боялся, что не справлюсь, но ведь смог! От мысли, что дедушке пришлось за это время лицезреть, желание продолжать истерику мгновенно сменилось острой потребностью провалиться сквозь землю. Мне стало настолько стыдно, что умей ангелы краснеть, я бы до второго пришествия проходила пунцовой от корней волос до самых пяток. - Эй, в твоей жизни не было ничего постыдного, - дед ласково погладил меня по голове, - Ты прожила ее так, как должна была, сделав за отмеренный тебе срок, все, что могла. - А как же правнуки? – я стыдливо отвела глаза, - Ты же так хотел, чтобы у меня была семья, дети… - Хотел… - старик мечтательно вздохнул, - Но когда узнал, сколько тебе отмерено… Детям жизни без матери никто не пожелает. Я бы, конечно, присматривал и за ними, даже если бы меня об этом не просили, но что толку от такой помощи... Ни обнять, ни успокоить. Дедушка серьезно нахмурился, переживая за несуществующих внуков, а я благодарно повисла у него на шее и с восторгом пробормотала: - Я знала, что ты всегда был рядом… Спасибо тебе. - Ну а как иначе? Разве я мог бросить свою хулиганку? – дед со смехом коснулся кончика моего носа шершавым пальцем, - Помнишь, что я тебе говорил? Про льва и кролика? - Бросаться на беды и выходить из битв с ними победителем, - отчеканила я, как отличник на уроке. Дедушка с улыбкой взъерошил мои волосы и тихо сказал: - Мальчонка ничего не боится, Кира. И ты не бойся. Пока ты будешь храброй, ему ничего не грозит. А беречь его - и есть твоя главная задача, верно? Я пристыжено кивнула. - Бояться не стыдно, милая. Стыдно не найти в себе сил преодолеть свои страхи, - дед назидательно потряс у меня перед носом указательным пальцем, - Ты же не подведешь старика? - Никогда, - я, как заправский вояка, вытянулась по струнке. Дедушка с улыбкой коснулся моего лба дрожащими губами и крепко-крепко обнял. - И помни – ты никогда не будешь одна. Я всегда рядом с тобой. - Деда… - Да, Кирюш? - А я правда тебя не разочаровала?.. – я виновато заглянула в смеющиеся дедушкины глаза. - Ну, была пара моментов заставивших меня покраснеть и схватиться за несуществующее сердце, - дед расхохотался, - Но, как говорится, молодо-зелено – погулять велено! Юности свойственно совершать глупости и ошибки… Но это не важно, родная. Важно, что ты до самого конца была человеком – сильным, честным и преданным. Я гордился тобой, пока ты была жива, и горжусь сейчас. Быть хранителем сложно, я знаю, но ты смогла переступить через свои страхи и гордость, и это дорогого стоит. Ты молодец, – дедушка ободряюще обнял меня за плечи и развернул к скучающе слоняющемуся по комнате Тому, - А теперь соберись и вспомни, зачем тебя приставили к мальчонке. Вы с ним очень похожи, но его жизнь должна пройти по-другому. Не менее ярко и насыщенно чудесами и приключениями, но все же в более мирном и созидательном русле. - Я вижу, что он становится похожим на меня, и это пугает... – я тяжело вздохнула и коснулась кудряшек мальчика, - И я совершенно не представляю, куда его направить… - Подумай, кто может безнаказанно делать все, что угодно, и при этом вызывать у людей восторг, а не осуждение? – дед хитро улыбнулся и подмигнул. Я непонимающе нахмурилась. - Думай, голова – картуз куплю! – дедушка со смехом коснулся моего нахмуренного лба и исчез в золотистом облаке света, оставив меня в компании натужных попыток уловить суть подсказки, призванной подтолкнуть меня к поискам верного русла для буйной энергии юного Томаса.