***
По скрипучим мостам и шатким лестницам я спустился вниз, в мрачные, отталкивающие болота. Если бы не острая нужда, то я бы ни за какие деньги или привилегии не стал бы рыскать среди этого кошмара наяву! Проходя средь теней и сумрака, я невольно подумал: если бы существовало чистилище, то оно непременно выглядело бы именно так. Лишь от одного взгляда на топи, гнилой бурелом, жуткого вида корни, похожие на чьи-то зловещие когтистые лапы, громадные, мерзкие лишайники и чудаковатые гигантские грибы, сердце сжималось, и на затылке шевелились волосы. Разве могло такое давящее и гнетущее место возникнуть само собой? Какие твари затаились вон в тех прибрежных зарослях? Кто издает эти протяжные, стонущие звуки? А какие фантастические монстры могли обитать вон в том холодном озере, по которому лениво плавали кувшинки? А там, вдали… мне кажется, или нечто огромное медленно растворилось в сонном, сизом тумане? Ком застрял в горле. Очень хотелось просто зажмуриться и проснуться. Но, увы, я окончательно понял, что окружающая меня действительность не была сном. Если я не хочу попасть в беду, то должен своими руками, не надеясь ни на какую помощь, выбираться из этого подлинного ада наяву. Страх сковывал каждый мой шаг. Чтобы чувствовать себя хоть на йоту увереннее и приглушить животный ужас, я вынул из кобуры пистолет, сжав его дрожащей рукой с такой силой, что у меня побелели кончики пальцев. Я шел очень быстро, почти бегом, то и дело оглядываясь и осматриваясь, боясь увидеть что-то такое, от чего мой тревожный рассудок навсегда покинет воспаленный мозг. С кочки на кочку, ища более-менее устойчивый и, желательно, сухой грунт, я прыгал по островкам, ощущая чудовищное присутствие кого-то другого. Словно бы кто-то следил за мной. Он был рядом, но я не мог увидеть его. Тяжело выдохнув, я дрожащими руками перехватил пистолет, глянув вверх, на серо-сизый, покрытый мхами, лишайниками и грибами ствол необъятного дерева. Каким же образом вообще мог сформироваться такой поразительный биом?! Откуда взялся километровый лес, эти вонючие болота, да хотя бы сама почва, в конце концов?! Да, я прекрасно знаю, что на корабле были немалые запасы питательной, плодородной почвы, на тот случай, если на колонизированной планете не будет подходящих условий для выращивания подходящих людям пищевых культур. Либо на тот случай, если планета и вовсе окажется безжизненной. Но даже если подумать — откуда на «Приосковии» настолько большие запасы почвы?! Это сколько же должно быть материала и какого он должен быть качества, чтобы за столь короткий временной промежуток по всему чертовому звездолету разросся какой-то адский лес великанов! Я уже даже не обращал внимания, что ответов на все новые и новые вопросы у меня не появлялось, потому, решив не забивать себе голову, просто шел вперед, отчаянно пытаясь не намочить ноги, что было нетривиальной задачей. За несколько минут я добрался до намеченной цели — той самой хижины, и принялся ее изучать. Как я и ожидал, строение было покинуто жителями, но не сказать, чтобы давно. Внутри я нашел недавние следы пребывания здесь разумных существ — костровую золу на утоптанном полу, в самом центре хижины, несколько лежанок из засушенной травы, разбитые черепки глиняной посуды — а это означало, что у местных имелось развитое гончарное дело — несколько пустых плетеных корзин и что-то похожее на примитивные сельскохозяйственные инструменты, сделанные из простейших материалов — дерева, камня, с редкими металлическими соединениями. Конечно, инструменты выглядели довольно грубо, но все же в них четко угадывались средства возделывания — местные жители точно обладали хоть сколько-нибудь развитым сельским хозяйством! Вполне возможно, что где-нибудь неподалеку я найду даже их посевы, если, конечно, они сохранились. Но слой пыли и грязи, насекомые, пробравшиеся внутрь жилища и устроившие тут гнездо, и уже начавшие пробиваться из земли маленькие растения ясно давали понять, что минимум пару неделю-две тут никто не жил. Взять из хижины было нечего, потому я покинул ее, осмотрелся, и, заметив рядом небольшой шалаш, направился к нему. За прошедшее время он осел, а одна стенка и вовсе обрушилась, так что он навряд ли представлял какой-нибудь интерес. Ожидаемо, внутри, на первый взгляд, не обнаружилось ничего полезного, но немного разворошив пожухлые листья ногой, я обнаружил внушительный каменный нож, очень острый — что меня весьма поразило — крепкий и с удобной костяной рукояткой. Стараясь не думать о том, из чьих костей она могла быть сделана, я поднял нож с земли и старательно очистив от грязи и листьев, осмотрел его более детальнее. Тот, кто сделал его, был весьма искусным мастером, ведь смастачить такой удобный и, по-своему, красивый и элегантный, инструмент из такого материала, как камень (который, вероятно, попал в руки аборигенов из одного из садов, которых было множество на звездолете), было нетривиальной, творческой задачей. Мало того, что сам клинок был сделан очень аккуратно, еще и рукоять обладала интереснейшим рисунком, с какими-то символами, отдаленно похожими на некую первобытную письменность. Выходит, что местные еще и писать умеют! Пусть и очень грубо, клинописью и разноплановыми иероглифами, но сам факт! Это была превосходная новость — племена, обладающие искусством записи своей речи, куда более склонны к контактам и мирному решению конфликтов, чем те, кто лишены этого. Потому я мог надеяться на то, что мне удастся найти общий язык с дикарями «Приосковии»! Ха-ха, как же это странно и забавно звучит! Более оставаться в этом месте не имело смысла, но я все еще не знал: а что, собственно, мне делать дальше? Потоптавшись на месте в нерешительности, я вспомнил, что у меня есть планшет — настоящая волшебная палочка! Я достал его из рюкзака, и, не без проблем включив устройство, замер на месте. Мысли остановились. Я не знал, с какой целью я достал его, чего именно я хотел добиться, используя машину. Да, у нее был ограниченный функционал, но, в тоже время — огромное количество разнообразных инструментов… И я не знал, который из них требуется мне в данной ситуации. Отсутствие идей в голове разозлило меня. Я сжал кулаки, но быстро совладал с собой — злость не лучший союзник. Злость затуманивает разум, не позволяя думать четко, холодным умом. Закрыв глаза, я на несколько минут ушел сам в себя, глубоко дышал, вдыхая и выдыхая прохладный, влажный воздух, старательно раздумывая насчет дальнейшего плана действий.***
Точно! Сканер местности! На планшете должен был быть простейший, трехмерный сканер, которым нас учили пользоваться на тот случай, если нужно будет построить карту местности на неизведанной планете. Требуемое приложение быстро нашлось на устройстве и, после небольшой паузы, планшет низким, бархатным, монотонным голосом, произнес. — Приложение сканера местности активировано. Пожалуйста, наведите сканируемую камеру на желаемый объект или на желаемое направление. Недолго думая, я расположил планшет боком к лесу, но быстро осознал, что держать его так — весьма неудобное занятие. Да и рука теперь была занята. Через пару минут до меня дошло, что защитный резиновый чехол электронного устройства имел внутри шесть выдвижных ремней, которые позволяли надеть его на руку для большего удобства, что я сразу же и сделал. Планшет обладал компактными размерами, потому в таком положении, закрепленный на левой руке, он, продолжая свою работу, не вызывал никакого дискомфорта. Ну а покуда машина сканировала окружающий мрачный мир подножия леса и рисовала примерную карту, я решил пройтись вокруг хижины в надежде найти что-нибудь интересное. Зайдя в рощицу из гигантских папоротников, на полтора-два раза выше моего роста, я обнаружил у берега протекавшей тут подлинной реки различное оборудование для рыбной ловли, вроде разбросанных всюду деревянных острог, гарпунов с каменными наконечниками, изорванную сеть, а также подгнившие мостки, рядом с которыми на берегу лежали две лодки-долбленки. Похоже, что те, кто жили в этой хижине, помимо сельского хозяйства, промышляли еще и рыбной ловлей. Хотя мне показалось странным, что при такой развитой культуре местных я не обнаружил ни одной удочки. Но, однако, не исключаю, что я просто не заметил их. — Сканирование в радиусе двухсот пятидесяти метров от вашего текущего месторасположения завершено. Составлена подробная трехмерная карта местности. Обнаружены около 300 неизвестных видов флоры и порядка 120 неизвестных видов фауны. Обнаружены источники пресной воды и, предположительно, съедобные растения. Замечание: по ряду признаков, вы находитесь в искусственно созданной среде, теоретически — на сверхкрупном корабле-колонии типа «Эребус» с личным названием «Приосковия». Событие, приведшее к катастрофическому распространению флоры и повреждению части систем: неизвестно, ведется сбор данных. Дата: Ошибка, установление точной даты невозможно. Время: шестнадцать часов пятьдесят семь минут, — сухим голосом произнес диктор планшета, и я, нахмурившись, поднял левую руку, чтобы, во-первых, посмотреть на карту, а, во-вторых, самому убедиться в предоставленных поразительных (хотя местами и банальных) данных. Джунгли, изображенные на экране, были отображены довольно детально, хоть я с большим трудом мог понять хоть что-то из того, что изображено на сгенерированной карте. Внимательно изучив несколько раз подряд данные со сканера, я, страдавший топографической неразборчивостью, понял, что ориентироваться в пространстве мне будет очень тяжко. Зеленная масса на экране была столь однородной и непонятной для моего взгляда, столь скучна, что я даже не мог зацепиться хоть за какие-нибудь необычные и путеводные «указатели». В очередной раз я расстроился. Мозг снова затуманил гнев — какого демона все идет настолько отвратительно?! Каждый шаг сулит все новые проблемы! Будто бы какое-то проклятье свыше! Словно некие злобные, желчные и омерзительные темные боги желали поиздеваться надо мной, прежде чем смилостивиться и подарить лёгкую смерть. Ну уж нет! Так просто я вам не дамся, сволочи всесильные! Зубами буду за свою жизнь держаться! Зря, что ли, я черт знает сколько времени провел в стазисе?! Зря пережил шок от увиденного в первые минуты?! Зря, упав с высоты почти одного километра, одним лишь невероятным везением, подлинным чудом, выжил?! Я не отдам свою жизнь, не стану отчаиваться, чего бы мне это не стоило! Я выступлю хоть против целого мира — плевать! Несмотря на гнев, во мне все так же нарастала тревога, страх, даже ужас. Окружающие звуки топи с каждой минутой давили на нервы, туман сгущался лишь сильнее. Совсем неподалеку протяжно, глубокими трубными, гортанными звуками грустно выло какое-то существо. Чуть выше, средь деревьев, отчаянно кричали птицы, от легких порывов ветра шелестели папоротники. Странно квакали не то лягушки, не то еще какая болотная живность. Где-то над головой в тусклой дымке послышался шелест кожаных крыльев. Мир вокруг жил своей жизнью, почти не обращая на мое жалкое существо никакого внимания. Под ногами копошились насекомые, паукообразные и прочие членистоногие. Самыми интересными были какие-то довольно крупные, серо-бежевые насекомые, собиравшие кусочки гнилой листвы, маленькие палочки и прочие полуразложившиеся частицы лесной подстилки, и несли их в сторону огромного гнезда неподалеку. По поведению они напоминали мне Земных муравьев, которые, за прошедшие сотни лет человеческой жизнедеятельности, экологических катастроф и даже почти полного превращения планеты в один большой город, с редкими заповедниками, пережили все эти невзгоды. Казалось, что муравьям все нипочем — даже в мегаполисах бывало, что в каком-нибудь небольшом саду все равно заводились муравьи. Однако насекомые, которые копошились передо мной, лишь по поведению напоминали тех самых, пресловутых муравьев, а вот внешне… Я, конечно, далеко не инсектолог, да и биологию помню только со школьной скамьи, так что в видах членистоногих разбираюсь очень слабо, но эти жучки очень уж напоминали мне ос. На Земле осы почти полностью вымерли — небольшие популяции сохранились только в Центральной Африке и на Мадагаскаре, а также в нескольких крупных заповедниках — зато посмотреть на их реконструкции можно было во многих музеях. Да и не стоит забывать, что осы были завезены сотни лет назад на Венеру, где успешно прижились и распространились в наиболее теплых регионах. Однако, насколько я помню, осы обладали несколько иной, более яркой, полосатой расцветкой, а еще у них были крылья. Эти же насекомые ничего подобного не имели, да и поведение не особо походило на осиное. Решив не отвлекаться на окружение, я, все еще пребывая в состоянии ярости, открыл память планшета, сам не зная, чего хочу там увидеть. Пальцы сами собой отыскали через пару минут то, что мне и требовалось — план «Приосковии». Немного помучавшись с инструментами, я смог скопировать схему и в полупрозрачном виде нанести ее поверх карты джунглей, получив хотя бы примерное представление о том, что и где находится. Пусть, конечно, вышло все далеко не с первой попытки, да и итоговый результат был не идеальным, но все же такая карта давала мне четкое понимание, где я нахожусь, и гнев отступил, будто бы его и не бывало. Как оказалось, согласно плану, болото, посреди которого я и находился, в прошлом было теннисным кортом, под которым, уровнем ниже, располагались огромные баки с питьевой водой и сложная система ее циркуляции, благодаря которой, вроде бы, вода должна была оставаться чистой и свежей на протяжении очень долго периода времени — года, декады и столетия. Инженером я, так же, как и биологом, не был, и всех тонкостей работы сей чудной системы не знал, но, если говорить кратко, дилетантским языком — это была реконструкция чего-то вроде круговорота воды, происходящего в природе. Возвращаясь к карте — примерно в пятистах-шестистах метрах выше (или, правильнее сказать, севернее? Никак не могу понять, как же правильно говорить, находясь внутри звездолета) должна была располагаться одна из десятков столовых. Точнее, то, что от нее осталось за такой долгий промежуток времени. Эту столовую я хорошо знал — до криоконсервации я почти ежедневно, за редкими исключениями, завтракал, обедал и ужинал именно в ней, так как, во-первых, был официально приписан за данным пунктом питания, а, во-вторых, тут и правда вкусно готовили! Я был совершенно без понятия, в каком состоянии нынче находилось это место, но оно было для меня весьма и весьма интересным, да и довольно близко находилось, так что туда стоило бы наведаться. Путь через топь по-прежнему вызывал у меня какой-то животный страх, пробирающийся в подкорку мозга. Я вздрагивал от каждого скрипа и от каждого гулкого звука, распространявшегося по лесу эхом, тут и там мне мерещились кошмарные силуэты безмерно отвратительных тварей, прятавшихся средь покачивавшихся ветвей. В руке я сжимал свой лучевой пистолет, в ужасе и панике рисуя картину в голове: что будет, если я наткнусь на какое-нибудь болотное чудовище? Кроме того, меня не покидало чувство, что за мной пристально следила пара чьих-то внимательных глаз. Я буквально чувствовал, как оно следит за мной, отчего мое тело пронизывал холод. Кто это существо? Свирепый хищник, готовый разорвать меня на куски? Разумный охотник-людоед, который уже представляет, как лакомится моими внутренностями, пожирая печень, вгрызаясь в деликатес зубами? Или просто некое любопытное создание, заинтересовавшееся загадочным, нервным гостем? На моем пути было лишь одно светлое пятно — буквально в нескольких десятках метров от покинутой хижины обнаружилось небольшое рукотворное, мутное озерце, в котором росла пара десятков небольших кустиков с округлыми маленькими листочками, на которых спели крупные, ярко-красные, с розовым отливом, плоды, не то фрукты, не то ягоды. Я абсолютно не имел представления, что это за растение такое, хотя, очень отдаленно, оно напоминало мне фрукты айю-айю, с планеты Мокошь, только очень уж крупные, да и цвет у этих плодов был другим. Однако я был почти уверен в том, что это был посадки местных жителей — уж слишком ровными рядами росли кусты. Опрометчиво было бы есть неизведанные фрукты, но, во-первых, когда я подходил ближе, то случайно наступил на поваленную, подгнившую оградку — а это подтверждало мое предположение о том, что кустарники были культурными растениями; во-вторых, почти на всех растениях были следы того, что часть плодов срезали острым предметом, наверное, ножом; и, в-третьих, рядом с двумя кустиками я заметил очень странных, определенно растительноядных существ, похожих на головоногих моллюсков. Удивительным было то, что эти существа жили вне воды, вероятно, являясь амфибиями, и что у них были длинные-длинные щупальца, раза в три длиннее их тела, при помощи которых эти «сухопутные кальмары» срывали плоды, отправляя их в рот. Честно сказать, вообще не знаю, что это за головоногие такие, но, в любом случае, агрессии ко мне они не проявляли, а едва я подошел ближе, как с громким свистом и уханьем кальмарчики попрыгали в воду, прячась от меня. Сорвав ближайший к себе фрукт с кустарника, я крепко призадумался. На самом деле, я очень переживал, так как не знал, какое воздействие окажут эти плоды на мой организм. Что, если они ядовиты? Да, звучит как бред — иначе зачем бы тогда местные выращивали их в таких количествах — но все же я долго не рисковал есть фрукты. Голод, отступивший было после того, как я перекусил питательным батончиком, уже давно возвратился, и из-за этого меня так и подмывало откусить кусочек. Я сопротивлялся долго, но, взвесив все за и против, таки решил рискнуть. В любом случае, на корабле не было по-настоящему ядовитых растений, да и потом — взяться им здесь просто неоткуда! По крайней мере, в теории. Как бы мне ни было страшно, результат оказался более чем предсказуемым — по вкусу этот фрукт был точно таким же, как айю-айю, только куда более сочным, сладким и вкусным, чуть терпким. Словом, похоже было на то, будто бы это был действительно один из родов айю-айю, который долгое время подвергали намеренной селекции, чтобы повысить вкусовые и питательные качества. Выходит, мои догадки были верны — это действительно были посадки тех самых обитателей хибарки. Но, в таком случае, что заставило их столь экстренно покинуть это место, даже не собрав как следует урожай?! Такое внезапное открытие напугало меня. Потому, собрав около пяти-шести ягод в большой лист какого-то растения, которое росло рядом, перевязав лианой и убрав в рюкзак, я отправился в дальнейший путь.***
Шел я осторожно, старательно и аккуратно обходя все наиболее опасные места. С каждой минутой я все сильнее ускорялся, так как мерзкое чувство преследования, слежки за мной со стороны некоего внимательного и невидимого наблюдателя не желало отпускать меня ни на секунду. До намеченного пункта назначения я добрался быстро, даже очень быстро, опережая свой воображаемый график. Мне казалось, что трясина будет куда более непролазной, но, к моему удивлению, средь болот были словно протоптаны тропинки по твердому грунту — кто знает, может и это были следы аборигенов? Меня удивил тот факт, что по прибытию, я далеко не сразу смог понять, где вообще располагалась та самая столовая. Просто умопомрачительно, как природа полностью поглотила некогда довольно крупный комплекс общественного питания, не оставив от него почти никаких следов. Лишь через несколько минут до меня стало доходить, что возвышавшийся передо мной относительно высокий, лишенный леса холм, покрытый одним лишь папоротником и хвощами, со зловещими, чернеющими гротами, как раз и являлся той самой столовой! А эти пещеры — наполовину заваленные, сокрытые грунтом и густой растительностью — многочисленные входы внутрь комплекса! Прямо перед структурой было большое озеро с заболоченными берегами. На противоположном от меня берегу я заметил пару странных созданий. Крупные, определенно растительноядные животные, коротконогие, массивные, с бочкообразным телом и чуть вытянутой шеей с небольшой головой и двумя коротенькими, шишкообразными рожками над ноздрями. Звери пришли на водопой, потому не обращали на меня ни малейшего внимания, да и мне самому не хотелось их беспокоить. Кто знает, вдруг они бы посчитали меня угрозой и тотчас затоптали бы?! Почему-то мне сразу стало понятно, что эти животные являются некими родичами или потомками дейнотопсов с Аргуса, только более мелкими, с другой окраской и менее агрессивным нравом. А в целом — очень даже похожи! Идя по берегу озера, я прикидывал, как бы мне попасть внутрь бывшего здания столовой. Большая часть проходов была непосредственно у кромки воды, а купаться мне совершенно не хотелось — мне даже представлять не хотелось, какую дрянь я мог там подхватить! Несколько минут я ходил кругами, пытаясь выискать наиболее подходящий для меня путь, пока мне не улыбнулась удача. Чуть в стороне, в зарослях папоротников и еще каких-то кустов, обнаружился еще один вход внутрь, очень узкий, но достаточный для того, чтобы я смог пролезть в него. Подойдя к самому входу и немного расчистив его от растений, я заглянул внутрь. Мурашки снова побежали у меня по спине — кромешная, непроглядная темнота без единого источника света, прелый, теплый воздух, отдающий чем-то сладковатым, отвратительным для обоняния и плескавшаяся где-то там, в глубине «пещер» вода. Ужасно не хотелось лезть туда, но я почему-то был уверен, что там я смогу найти ответы на свои вопросы. Ну или, как минимум, найти что-нибудь полезное для выживания в этом странном, но суровом мире. Лезть внутрь без света — чистой воды самоубийство и невероятная глупость. К счастью, мне удалось довольно быстро отыскать все компоненты для приготовления факела — возможно, я бы и не смог сделать это простейшее осветительное устройство (если его вообще можно так назвать), если бы не уроки выживания в дикой среде, которые получил несколько месяцев назад от дронов… Тьфу! Опять у меня сбиты временные рамки! Какие еще несколько месяцев?! А, в самом деле — сколько же прошло с тех пор лет? Этот вопрос не давал мне покоя, пока я искал крепкую, более-менее сухую палку для факела, рвал тряпки и находился в поисках смолы. Я так и не мог поверить в то, что автоматические системы не сработали. Мы все должны были быть выведены из стазиса чуть более, чем через три века — это было заложено во все автоматизированные системы, на тот случай, если НИКСи будет выведена из строя! Что, собственно, и произошло. Но вот отключать криокапсулы никто не собирался. Что это? Сбой? Или чей-то спланированный, бесчеловечный умысел? Что, если нас банально пытались убить, а всю экспедицию объявить провалившейся? Для чего? Быть может, это какая-то схема, для отмывания денег? Вряд ли, это даже звучит как какой-то неистовый бред. Факел был готов, а через несколько минут мне не без труда удалось зажечь его, используя огниво, которое я получил еще из вакуумных шкафчиков персонала. Собравшись с силами и мужеством, я, держа перед собой полыхающий ярким огнем факел — никогда бы не подумал, что буду использовать такое внутри нашего корабля — неспешно и осторожно, сжав зубы от напряжения, пробрался внутрь так называемой «пещеры». И, осветив импровизированным «фонарем» внутренние помещения, я в очередной раз убедился — мое предположение о том, что мы находились в криогенной заморозке всего лишь три-четыре сотни лет, совершенно несостоятельно. Ну не могла произойти такая чудовищная разруха за столь короткий срок! Внутренние помещения столовой лишь отдаленно походили на самих себя из глубокого прошлого. Вокруг были следы гари, большая часть внутреннего оборудования и интерьера была уничтожена, всюду была грязь, паутина, где-то проросли лишайники и грибы, которым не нужен был свет, а под ногами чавкала болотная жижа, местами переходившая в глубокие лужи и даже небольшие озерца. Тут и там с потолка сочилась капель. Было довольно жутко. Хотя, надо признать, местами сохранилась техногенная природа данных «пещер» — отчетливо можно было рассмотреть балки и перекрытия здания столовой, кое где я заметил остатки автоматических дверей, а чем глубже я проникал, тем большую сохранность имели некоторые атрибуты общепита. В озаряемой факельным огнём тьме, наступая на лужи, я пробирался по этому лабиринту, глядя внимательно перед собой. Сам того не заметив, я вышел из трясины на вполне себе твердый, металлический пол, который бряцал от каждого моего шага. Окружающее пространство тоже перестало напоминать подлинную мечту спелеолога — теперь все вокруг куда больше походило на просто заброшенный давным-давно цех по производству продуктов питания. Ржавые перекрытия, остатки серо-голубой краски, сходившей со стен, различные предметы мебели, превратившиеся в труху — чего еще я ожидал здесь увидеть? Вкусные консервы? Свежие овощи? Какой был смысл идти сюда? Если действительно прошло столько много лет, то что могло тут сохраниться? О, древние боги, сооружение превратилось в пещеру — о чем я вообще думал, забираясь сюда?! Само собой разумеется, что я не нашел здесь совершенно ничего полезного для себя и своего выживания в этом диком мире! Ничего, кроме выводов о том, что прошло намного, намного больше лет с момента заморозки, чем я мог предположить в самых-самых смелых предположениях. Теперь у меня не было идей о том, сколько же в действительности прошло веков или тысячелетий, но грусть овладела мной, пожирая изнутри. Похоже, что я и в самом деле последний, чудом уцелевший член экипажа… И, все же, покуда я исследовал эти техногенные «пещеры», меня ни на минуту не покидал вопрос — как долго формировалась эта экосистема и весь мир внутри «Приосковии»? В голове по-прежнему витали эти чертовы цифры в 300 — 325 лет! Похоже, что нам столь часто и столь много говорили о том, что НИКСи автоматически откроет все капсулы спустя этот срок, что эта информация отпечаталась буквально на подкорках сознания.***
НИКСи… НИКСи… Как так получилась, что наша надежда, наш светлый луч вышла из строя? Ведь она — это есть сам корабль! Искусственный интеллект, расположенный буквально всюду, не имеющий определенного вычислительного центра или сервера, вдруг просто взял, и отключился? Не верю я в такие совпадения. Внутренние помещения столовой начинали угнетать меня своей могильной тоской, сюрреализмом и затхлостью — мне начало казаться, что я задыхаюсь здесь, в каких-то дьявольских, мертвых катакомбах. Весьма неприятное, дурное чувство. Я не нашел ничего того, что могло бы помочь мне. Зачем я вообще полез в эту дыру?! Я надеялся найти здесь людей? Припасы? Или просто найти ответы на вопросы? Ну, косвенно, я на один ответил — прошло много больше трех-четырех веков, так как за столь короткое время не мог целый пищевой комбинат, пункт общественного питания превратиться в холм, испещренный тоннелями и лазами, которые даже не сразу можно было назвать техногенными. На самом деле, нужно быть глупцом, чтобы не осознать этого сразу после взгляда на дикие джунгли, раскинувшиеся вокруг. Но, я легко готов был осадить самого себя и привести аргумент — такие леса могут, при благоприятных условиях, вырасти на почти полностью безжизненной планете за какие-то триста — пятьсот лет, без активного вмешательства человека. И как бы это смешно и безумно ни звучало, история знает случаи, когда корабли-колонии, по каким-то причинам, зарастали флорой за куда более скромные восемьдесят — сто двадцать лет. К примеру, хорошо известный «Инцидент с кораблем «Ян Паулаук», произошедший на рубеже XXVII–XXVIII веков, когда один из первых колонизационных кораблей, оборудованных капсулами с криогенным сном, оказался на длительный период без должного ухода — сил немногочисленных дронов в экипаже просто не хватило на устранение некой чрезвычайной ситуации, а в скором времени из многочисленных садов, которые были на том корабле, сформировалась своя собственная экосистема. Правда, она ни в какое сравнение на шла с тем, что было сейчас здесь и сейчас, на «Приосковии». В итоге, вопрос о произошедшем на корабле по-прежнему остается открытым. А гадать сейчас у меня не было никакого желания — и так настроение ни к черту.***
Пройдя обратный путь по запутанным тоннелям, я уже собирался покидать это странное, отсыревшее и мрачное место, как вдруг услышал, что снаружи доносятся какие-то громкие крики, не то злобы, не то боли и отчаяния. Затаившись в поросли у самого входа, я присмотрелся, пытаясь понять, что там вообще происходит? Моему любопытному взгляду предстала следующая картина — на полянке перед искусственным «холмом» подле озера, развязалась настоящая драма, или, если быть реалистом, кровавый триллер. Предо мной развернулось подлинное поле битвы. Совсем недавно здесь произошла схватка не на жизнь, а на смерть. Местные жители, аборигены-лизариксы, вступили друг с другом в жестокий бой, закончившийся полным поражением для одной из сторон. С первого взгляда становилось понятно, что между собой столкнулись два разных племени, которых я, условно, сразу разделил на «красных» и «синих». Назвал я их так потому, что и у тех, и у других на телах была раскраска. Но вот у «красных» она, что логично, была ярких оттенков — в основном кровяного, бордового, оранжевого и различных оттенков охристого цвета, перемежаемые белыми узорами, полосами и прочими рисунками. Вся эта боевая раскраска выглядела крайне воинственно и агрессивно. А вот у «синих» окраска была куда мене броская, да и нанесено ее было намного меньше. Если племя «красных» наносило окрас по всему телу, в особенности на лице, то «синие» — только на руки и, совсем немного, на лице. Да и сами узоры были спокойными, больше напоминали орнамент с иероглифами. Первых, «красных», было на порядок больше, и, помимо броской, пугающей расцветки, их украшениями, которые должны были устрашать противника, были кости животных и рыб, а также черепа и рога. Притом, забавно, что одежды на них — как, впрочем, и на всех аборигенов — было чуть-чуть, и за исключением набедренных повязок разной длины и формы, лишь у одного, который, наверное, был их вождем или лидером, по крайней мере, этого отряда, была накидка на плечах. Этот самый воин отличался от прочих чуть более крупным телосложением — хотя, в силу физиологии, ящеры все равно были довольно худыми — агрессивной мордой, властным, громким голосом, и у него, помимо деревянного меча с зубцами из костей, у единственного был округлый кожаный щит с символикой оскалившегося черепа не то какого-то хищника, не то божества. Все представители «красного» племени были хорошо вооружены — деревянные и костяные мечи, разного вида копья и дротики, а также у всех до единого были ножи или кинжалы. Одна из двух девушек-воительниц довольно сильно отличалась от остальных. Она сразу привлекала мое внимание, так как на ее голове было что-то вроде защитного шлема или церемониального головного убора — крупногабаритная маска, закрывающая всю верхнюю часть головы, полусферической формы, украшенная рисунками и оскалившимся лицом, вероятно, какого-то злобного бога войны, по кайме которой шли длинные загнутые назад шипы. Похоже, это какое-то ритуальное приспособление — либо эта девица занимает какую-то высокую иерархию в рядах воинов, либо, что мне показалось более вероятным, она была шаманкой или ведьмой. Хотя это лишь предположение. Одежды на ней было столько же, если не меньше, сколько и на остальных членах их отряда — лишь набедренная повязка длиной до колена, да что-то похожее на простейший ремень из лиан в районе груди, на котором были закреплены примитивные ножны с костяным кинжалом. На шее — ожерелье из разноцветных ракушек. Но дама обладала по истине боевым характером, так что одного кинжала ей было мало, потому на поясе, в еще одних ножнах — если, конечно, систему из листьев и лиан можно было ими назвать — был закреплен шипастый деревянный меч, не очень большой, но, определенно, крайне опасный в руках этой дикой фурии. Определенно, она не была вождем племени, это уж точно, но ее слова точно имели вес, учитывая сколь агрессивно она переговаривалась на своем шипящем языке с тем крупным воином, которого я уже уверенно мог называть главарем. Что же до представителей другого племени, «синих», как я их назвал, то у них дела шли плачевно. Их было четверо плюс двое убитых. Из выживших — две женщины, раненый мужчина и юнец, подросток, тоже получивший легкое ранение. Все они смиренно сидели на коленях, а воины из противоборствующего племени довольно грубо завязывали им руки путами. К слову, по одежде они были одеты чуть значительнее — на поясах не просто набедренные повязки — наиболее примитивный вид одежды — а что-то вроде юбки или, правильнее сказать, набедренного пояса. Я не знаю, как называется подобная штука, но, кажется, я видел что-то подобное в учебниках по истории древнейших цивилизаций на Земле. С собой у «синих» было несколько плетеных корзин, наполненных разными фруктами, которые в ходе потасовки рассыпались по поляне, и сейчас их собирал один парень и девушка, под четким присмотром той «ведьмы». По крайней мере, девушка так уж точно постоянно получала какие-то от нее указания. йМежду главарем и этой воительницей-фурией то и дело возникали споры. Один из таких перерос в агрессивную беседу на повышенных тонах. Вождь упрямился и, указывая на пленников, что-то говорил «ведьме», но та, скалясь, говорила что-то иное, тоже тыкая в несчастных пальцем. В итоге они уже было схватились за оружие, когда, наконец, главный уступил. Лизарикса расхохоталась и направилась к пленникам, бросая взгляд на хмурого вождя. Обойдя стороной раненого взрослого воина, она, взглядом указав на него своим приспешникам, плавно подошла ближе к плененным женщинам. Положив руку на морду одной, она несколько минут рассматривала ее, затем перешла к другой. Расхохотавшись вновь, она о чем-то громко объявила всем остальным, и воины красных заликовали. Затем, посмотрев на вождя, она стала ждать его решения. Тот, вздохнув, махнул рукой и что-то ответил. А когда один из «красных» подошел к раненому, главарь показал рукой — «добей его». У меня сжалось сердце. Они убьют их! Как минимум мужчин! А что будет с женщинами — оставалось лишь гадать. Я потянулся за лучевым пистолетом и… Не смог заставить себя прийти им на подмогу. Боялся ли я? Возможно, но ведь оружие и технологическое оснащение на моей стороне! Я могу спасти их! Я должен был помочь! Мое тело будто бы отказалось слушаться меня. Я застыл в одной позе, боясь, что они могут заметить меня и тоже пустить в расход. Ужасно. Я просто сидел, и наблюдал, как на моих глазах казнят живое, разумное создание. Воин принял свою судьбу спокойно, а враги подарили ему быструю смерть. Костяной меч скользнул по его шее, разрезая ее, брызнула голубая кровь лизарикса. Он захрипел, забулькал, и упал на землю. Женщины-пленницы вскрикнули от ужаса, и отвернулись в другую сторону, а юнец забился в ярости, кажется, обзывая палачей всеми возможными ругательствами на их языке. Он даже попытался встать, скалясь и шипя, но, получив по шее сзади сильный удар мечом плашмя, сразу вновь покорно сел на колени, лишь про себя шепча проклятья. «Ведьму» это невероятно позабавило. Она подошла к нему, и, сев на колени напротив, осклабилась, взяв его обоими руками за лицо. Она что-то произнесла ему, отчего парень помрачнел и ответил что-то дерзкое. Но лизарикса лишь посмеялась, и медленно лизнула его в щеку своим темно-синим языком. Я скривился — вот же извращенка! Еще и издевается над беднягой! В конце концов, через несколько минут выживших пленников подняли на ноги и, толкая в спину, повели перед собой, прочь с поля битвы. Та гюрза вела парнишку, держа его за шею и странно скалясь. Ну точно, какая-то похотливая развратная дева! Просто ужасно, бедный парнишка! И что теперь его ждет?!***
Через несколько минут вся группа скрылась в густой растительности подлеска, а я вышел из укрытия, все еще сжимая пистолет в руке. Вся поляна была залита голубой кровью лизариксов. Конечно, сей факт не сильно удивил меня — я и раньше знал, что их кровь имеет столь необычный цвет. Хотя раньше сей факт очень сильно поражал меня, особенно в детстве, когда я повздорил со своим другом, который был как раз лизариксом. В ходе завязавшейся перепалки я разбил ему нос, из которого потекла неизвестная для меня в тот миг голубая жидкость. Тогда это напугало меня до икоты, я даже расплакался. Забавно сейчас вспоминать этот случай, находясь посреди поляны, усеянной трупами. Удивительна, однако же, человеческая психика! Когда я подошел к телам погибших воинов, залитых голубой кровью, то я не испытал такого страха и отвращения, как если бы это были покойники человеческого вида, даже несмотря на то, что у одного отчетливо были видны внутренние органы, выпавшие из раны. Не знаю, почему так — большую часть жизни я мало контактировал с иномирцами, потому для меня их ранения не были чем-то таким уж жутким, в отличие от ран людей, которых я насмотрелся сполна. Еще с самого детства я боялся крови, обычной, красной, человеческой крови, меня тошнило, когда я видел изображения покалеченных людей, и падал в обморок от вида обезображенного трупа. Но все тоже самое по отношению к тем же лизариксам или со’одек не вызывало у меня такую бурю внутри. Да, неприятно, но не столь чудовищно жутко. У покойных при себе было оружие, которое «красные» отчего то не забрали. У каждого были каменные кинжалы и лишь у одного довольно сложный, композитный лук со стрелами. С таким снаряжением у них и в самом деле не было ни единого шанса против вооруженных до зубов воинов противоположного племени. У меня была идея взять себе лук, но, подумав, я резонно рассудил, что не смогу им пользоваться хотя бы потому, что никогда не держал ничего подобного в руках, а лишь только видел в музеях. Вреда от него будет куда больше, чем пользы. Я долго раздумывал, смотря в ту сторону, куда ушли воинственные лизариксы вместе со своими пленниками. Стоило ли мне вмешиваться в тот конфликт, что происходил между племенами? Ведь это не моя битва. Я всего лишь гость, сторонний человек в этом безумном мире. Какое я моральное право имею встревать во внутренние междоусобицы, не понимая их сути? Но, если подумать более тщательно, в этом и есть вся суть развитого, цивилизованного и интеллектуального человека! Помогать другим, менее развитым собратьям жить мирно! Да, быть может, история и поспорит со мной, но все же по итогу согласится. Не могу же я стоять в стороне, зная, что тех бедняг просто убьют, и это еще в самом оптимистичном раскладе! Кто знает, какие извращенные желания могут возникнуть в головах у дикарей?! Нет, больше нельзя медлить! Нужно было спешить, бежать на выручку, переборов свой страх. В конце концов, так просто меня убить у них не получится — у меня есть пистолет, ну и я надеялся на то, что мое появление напугает примитивных аборигенов. Бросившись по следам дикарей, я лелеял надежды на то, что мне удастся поспеть вовремя. Не знаю, почему, но мне очень хотелось верить, что, спасая невинных, я делаю важное дело, уж если не для этого мира внутри космического корабля, то для собственной нравственности. Самое страшное — лишиться самого себя, стыда и совести, будучи запертым здесь, фактически в одиночестве, так как лизариксы, одичавшие за столько времени, вряд ли смогут быть достойными собеседниками. Нет, я не хотел говорить о них уничижительно или пренебрежительно. Просто они, скорее всего, даже не смогут понять меня, если и вовсе не примут за какое-нибудь божество или что-то подобное. Уж сколько раз в истории землян (да и не только их) были такие случаи, когда прибывшие колонизаторы заставали местные народы на крайне низком уровне развития, а те считали своих поработителей богами и правителями древности. Нет, я не хотел, не должен был убивать аборигенов. Все, чего я желал, это лишь напугать их, устрашить, чтобы забрать с собой плененных, но у меня не было идей, как же это сделать? Да, внешне я был совсем другим, не похожим на них, в светлых одеждах, но могли ли они принять меня за посланника неких высших сил, на что я и надеялся? В любом случае, демонстрация силы моего лучевого оружия должна была показать им, что шутить со мной не следует — я умею пускать из рук «молнии»! Разумеется, не по ним. Я долго шел по следу, стараясь сильно не отставать по времени, которое, к слову, стремительно приближалось к «ночи». А вообще, интересно, эта система смены времени суток на корабле все еще функционировала? Или уже давным-давно вышла из строя? С другой стороны, свет ведь был, а значит все работало в штатном режиме. Громадный, заболоченный лес вскоре сменился более сухой местностью, под ногами наконец перестали чавкать лужи и жидкая грязь. Деревья-великаны стремительно уменьшались в своих габаритах, зато их количество на квадратный метр сильно увеличилось. Невысокая растительность переплеталась между собой в непролазные дебри и бурелом. Я уверен, что так бы и не отыскал пленников, ведь давно потерял следы лизариксов, если бы само племя не выдало свое положение в этой густой чащобе. Да, я успешно заплутал, сбился со следа, но в какой-то момент над сенью леса разлетелся громкий бой барабанов и высокие трубные звуки, за которыми последовали веселые песнопения и крики, издаваемые не иначе как местными аборигенами. А уж определить, с какой стороны шел звук, при помощи моего ручного планшета, было не такой большой проблемой.***
К деревне я вышел через десять-пятнадцать минут, оставшись никем не замеченным. Правда, деревней сие поселение назвать можно было с большой натяжкой — десятка полтора простейших шалаша, даже навеса, под которыми располагались лежаки, многочисленные ритуальные тотемы или идолы по периметру, назначение которых, видимо, было в отпугивании врагов и злых духов. В самом центре же поселения располагалось громадное кострище и церемониальный алтарь или, по крайней мере, что-то очень сильно похожее на него. Это были две каменные плиты, на которых были высечены какие-то рисунки, сдобренные охрой. Похожи они были за оскалившиеся гримасы каких-то уродливых богов. Вокруг алтаря собралась сейчас большая часть членов племени — немногим более двух десятков. По периметру стояло еще от пяти до семи воинов, а на опушке с противоположной стороны — барабанщики и трубадуры. Отчего они были именно там? Совершенно без понятия. Туземцы, столпившиеся вокруг алтаря, пока били барабаны и гремели трубы, прыгали, бегали и отплясывали свои дикие танцы, словно бы это и не живые существа были, а какое-то чудовищное пламя! Перед всем племенем, неподалеку от алтаря, на котором возвышался вождь (теперь я точно был уверен, что это был вождь), на коленях, в слезах, стояла одна из тех двух женщин-пленниц, а рядом, чуть в стороне, привязанный за руки к небольшому столбу, бедный мальчишка, над которым с хищным оскалом нависала уже знакомая мне «ведьма», да еще и со своей подружкой. А вот участь третьей пленницы была незавидной. Я не успел, чтобы спасти бедняжку. Сейчас лизарикса лежала на пьедестале, ее грудь была разворочена, все вокруг залито голубой кровью. Над ее бездыханным телом склонился вождь племени, с головы до ног раскрашенный белыми, красными, оранжевыми и зелеными красками, с огромным головным убором на голове, украшенным разноцветными перьями и ракушками, с большим ритуальным кинжалом в руке, с которого сочилась кровь. В другой руке у него было зажато что-то небольшого размера, имеющее сине-фиолетовый оттенок… «Сердце, » — моментально понял я. Происходящее здесь заставило мое тело окаменеть от ужаса, к горлу подступила тошнота, я едва ли сдержался, чтобы меня не вывернуло. Кошмарная, нижайшая дикость! В это мгновение меня охватил невероятный гнев на этих поганых существ. Ярость, застилающая разум непроглядной пеленой. Как я был зол! Сколько ненависти вылилось в мое внутреннее самосознание! Я готов был убить сейчас всех — мужчин, женщин, детей… Я закрыл глаза. «Успокойся, они просто находятся на уровне первобытных племен. Они не осознают ценность жизни. Просто успокойся. Ты не должен уподобиться им», — твердил я сам себе, сжимая в руках лучевой пистолет. Как мне хотелось уничтожить их всех, до единого! И предать огню это грязное капище! Но я должен, я обязан был проявить свой холодный разум! Лишь, когда я вошел на территорию поселения, шелестя листьями, меня заметили. И для дикарей мое явление было словно гром среди ясного неба. Воины, которые должны были меня остановить, в ужасе отшатнулись подальше, музыка утихла, танцы закончились, среди чешуйчатых повисла тишина, прежде чем они испуганно попятились от меня. Кто-то падал, закрываясь руками, глядя на мою фигуру глазами, полными ужаса и непонимания. Никто не смел мне препятствовать. И только когда я уже почти приблизился к толпе, собравшейся вокруг алтаря, мне навстречу выбежала та самая «ведьма». Шипя и нараспев картавя какие-то заклинания, а может и проклятия, она бросилась на меня, зажав в правой руке костяной кинжал, а другой срывая с груди какое-то украшение из ракушек и разноцветных камней, в центре которого был символ в виде оскалившейся морды какого-то чудища, от которой в стороны расходились семь лучей. Скалясь и рыча, она медленно шла в мою сторону, приглядываясь ко мне, протяжно шипя сквозь зубы. Окружающие, в том числе и хмурый вождь, с ужасом наблюдали за сей картиной, шепотом, кажется, пытаясь отговорить от глупого поступка смелую чешуйчатую. Но ящерица была непреклонна, хоть я и отчетливо видел, как у нее дрожали руки и колени, а кончик длинного, полосатого хвоста в ужасе дергался. — Компьютер, проанализируй поведение, — отступив от нее на пару шагов, попросил я, глянув на планшет на руке. — Что лучше предпринять? От моего голоса она, будто дикая кошка, отпрыгнула назад, опершись еще и на руку, изогнувшись в неестественной позе, глядя на меня большими, серо-зелеными глазами, полными гнева и страха. — Уровень угрозы — 47%, — проговорил нейтральным голосом через минуту ИИ планшета. — Данная особь испытывает сильнейший страх, маскируя его агрессией. Рекомендуется ликвидация, — голос, взявшийся из ниоткуда, перепугал аборигенов еще сильнее, кто-то закричал, другие попадали и попятились, кто-то даже побежал в рассыпную. Ящерица же передо мной отступила на несколько шагов, удивленно осматриваясь, но тут же сделала выпад, снова зашипев. — Черт возьми, какая бойкая… Нет, убивать ее я не буду, если она не нападет, — бросил я в воздух, обращаясь больше не к КПК, а к самому себе. В какой-то момент, видимо, набравшись смелости, она решила показать, кто тут хозяин, и что-то заворчав, пошла в атаку. Что ж, я не хотел причинять ей вреда. Голова работала очень быстро в стрессовой ситуации, потому я, подняв пистолет, сделал выстрел в землю, буквально в полуметре от чешуйчатой. Сила заряда была выкручена на максимум, потому земля разлетелась в клочья, до ужаса напугав потерявшую ориентацию «ведьму». Она выронила свой кинжал, споткнувшись, а я, поймав ее на лету, заломил за шею, слегка придушив, сбив с головы ее головной убор и прислонив горячее дуло пистолета к виску. Девушка взмолилась. Она быстро-быстро повторяла какую-то фразу, наверное, просила, чтобы я не причинял ей вреда. Из ее глаз брызнули слезы, уже через мгновение он рыдала, задыхаясь и краснея. Конечно, теперь-то само собой, а как иначе! Раньше думать нужно было, милочка! — Отпустите всех пленников! Живо! — потребовал жестко я, плотнее прижав дуло пистолета к ее виску, нанося ожег от пламегасителя. Смелая, ранее, «ведьма» заплакала громче прежнего, но я лишь шикнул на нее. Некоторые из окружающих меня чешуйчатых попадали в обморок. — Иначе я вышибу ей мозги, клянусь! Я прекрасно понимал, что никто из присутствующих не понимал моей речи, точно так же, как и я не понимал их тарабарщину. Пусть и не очень хорошо, но я примерно знал, как звучит стандартный язык лизариксов, ну или, по крайней мере, одно из самых распространенных из их многочисленных наречий. Язык ящеров был быстрым, с небольшим количеством фонем и лексем, но чешуйчатые умело играли с типологиями порядка слов — в зависимости от постановки одни и тех же слов в предложении значительно менялся его смысл. Но тот язык, на котором говорили туземцы, совершенно не был похож на стандартный лизарикский — разве что общей скоростью и интонацией, но все остальное было очень резким, никакой плавности и стройности, а количество шипящих и свистящих звуков превышало все языковые нормы. Это был абсолютно другой язык, который ранее я никогда не слышал, что, впрочем, вполне логично. Ситуация, сложившаяся сейчас, была патовой. Да, у меня в заложницах была, по всей видимости, какая-то важная особа в племени, да и в целом, как я приметил, женщин в племени было раза в два, а то и в три меньше. Терять еще одну для них было непозволительной роскошью! Понятное дело, что, несмотря на весь гнев, адреналин и злость, я старался держать себя в руках. Не хотелось потом оттирать свою одежду от синей крови — говорят, кровь рептилий с еще большим трудом отстирывается, нежели человеческая. Шок от всего происходившего поразил столь сильно все племя, что до сих пор никто не пытался противостоять мне. Некоторые и вовсе упали на колени, вжав головы в плечи. Пока наконец со стороны алтаря для жертвоприношений, ко мне не вышел вождь племени — относительно крупный и немолодой лизарикс. Подняв кулаки в небо, он что-то зарычал, указывая на меня, и принимаясь, судя по тону, отчитывать меня. — Парень, мы не поймем друг друга, — сказал я, следом шепнув в сторону планшета. — Ты можешь распознать их речь? Покуда патриарх распинался, брызжа слюной и, вероятно, покрывая меня жуткой бранью, я ждал ответа от планшета, который пришелся как раз тогда, когда ящер начал говорить совсем уже высокопарно и эпически. — Ответ отрицательный. Данная языковая система не обнаружена в базе данных. Обновите архивы. — Блеск. Я просто был уверен, что голос планшета просто невероятно оскорбил вождя. После того, как диктор закончил краткий отчет, повисла гробовая тишина, а слышал лишь как шуршат листья. Вождь, ткнув в мою сторону когтистым пальцем, глядя в глаза, что-то прорычав, а после медленно провел по шее ладонью, намекая на то, что я скоро лишусь ее. Кажется, это вызов на дуэль, верно? — Парень, не нарывайся, — холодно произнес я и бестактно откинул заложницу в сторону, где ее тут же подобрали ее соплеменники, и все вместе отползли от меня на почтительное расстояние. Она все еще заливалась слезами. Справа на виске у нее был округлый ожог. Моей целью был вождь. Но я не хотел сражаться с ним, у меня не было цели ему навредить или убить. Да, их варварские, совершенно палеолитические традиции вгоняли меня в ужас, скорбь и пробуждали в моих жилах ярость. Не знаю, что бы я хотел сделать со всеми этими чешуйчатыми, но гнев уступал место спокойному уму. В любом случае, я осознавал, что здесь, в этом странном, обезумевшем мире так было принято, и я все равно ничего не смогу изменить, как бы я не старался. Но все же, не попытаться спасти пленных бедолаг я просто не мог! Моя совесть сделала бы все, чтобы я не забыл потом, как проигнорировал немую просьбу о помощи! Вождь, указав на меня, что-то громко прокричал, отчего многие соплеменники вжали головы в плечи, и, окончательно рассвирепев, бросился на меня, занеся над головой меч. Последующее произошло столь быстро, что я даже не успел ничего осознать. Реакция опередила мысли, и когда патриарх племени поравнялся со мной, уже готовый обрушить на меня свое оружие, я инстинктивно поднял пистолет и нажал на спусковой крючок. Луч смерти попал прямо в грудь лизариксу, прожигая ее насквозь, мгновенно убив его. Он даже не успел вскрикнуть. Мертвое тело тяжело упало на землю у моих ног. В руках дымился пистолет, а вокруг повисла гробовая тишина.***
Я лишил его жизни. Вот так. Просто. Мое тело словно окаменело. Мое восприятие отказывалось поверить в произошедшее, и я просто таращился на покойника, отказываясь признавать, что только что стал убийцей. Вихрь мыслей о том, что же пошло не так, накрыл меня с головой. Как же так?! Да, я был преступником, но… Но ведь не убийцей же! Как я позволил себе такую ужасающую оплошность?! Как же я всегда презирал тех, кто имел наглость лишить жизни других, как ненавидел тех, кто ради какой-то своей выгоды или наживы готов был пойти на такое кошмарное преступление, на такой не терпящий прощения поступок, как убийство! Даже не важно, убийство человека или любого другого разумного или неразумного существа! Нет и никогда не было оправдания им! А теперь я и сам стал таким… Мне было невероятно мерзко и противно от того, что я только что натворил, я не хотел смотреть на труп, я был полон ненависти и злости, но… Я не чувствовал раскаяния. Да, я не хотел, чтобы так вышло, но ведь он сам был виноват в произошедшем! Это он напал на меня, а я лишь защищался! Выстрел был на реакции, я даже не целился. Смятение, непонимание и отчуждение сменилось спокойствием и каким-то странным умиротворением. Вина за убийство вождя отошла на второй план, растворилась в паутине подсознания. Произошедшее отложилось в моей памяти, но я будто бы забыл это. Словно бы тело у моих ног не могло четко дать понимание в моём разуме, кто убил его. Повернув к себе пистолет, я глянул на дисплей зарядки аккумулятора — восемьдесят один процент. Очень быстро разряжается, нужно максимально экономить оставшуюся энергию. Да, сейчас использование пистолета было вопросом жизни и смерти, но дальше нельзя будет постоянно полагаться только на лучевик. Окинув грозным взглядом окружающих, я увидел на их лицах непередаваемый страх и ужас, женщины тихо плакали, а поспешившие было на помощь своему вождю воины, увидев ту силу, которой обладал чужак, стояли в полном смятении. Кто-то даже бросил оружие на землю, боясь привлечь к себе мое внимание. Молчаливая сцена затягивалась, каждый мой взгляд в толпу заставлял их дрожать и подать на колени, всхлипывая и причитая что-то одними губами. И тут снова инициативу в свои руки взяла та «ведьма», которая и без того настрадалась. Воскликнув что-то плаксивым голосом, она встала на колени, как и остальные, последовавшие ее примеру, подползла ко мне и, упав ниц к моей ноге, поставила ее к себе на голову. От такой вот реакции я был в настоящем шоке, а когда все остальные зарыдали и стали быстро-быстро что-то петь, а если точнее — молиться, я, наконец, все понял окончательно. Мой план сработал! Я сейчас и вправду стал для них кем-то вроде всесильного, всемогущего, мечущего смертоносные молнии грозного бога, ну или, как минимум, его посланником. Да, я обязан был не предаваться захлестнувшим меня эмоциям. Нет ничего хуже бездушных, подлых поступков, вроде порабощения разумных существ, которые даже осознать этого не смогут, из-за узости их миропонимания и кругозора. Несмотря на ярость и гнев на лизариксов за их поступки, я должен был проявить милосердие! С другой стороны — а имел ли я право так рассуждать, имея на своих руках кровь их вождя? Пару минут я просто стоял в смятении, все еще не зная, как же мне поступить. Сейчас они не могли мне противостоять — ужас и панический страх передо мной не позволили бы им даже с места двинуться без моего ведома. Мне было невероятно тяжело противостоять своим темным внутренним демонам. Ведь я могу сделать с ними все, абсолютно все! Никто не будет осуждать меня, никто меня не остановит! Власть! Полная власть над ними, над этими глупыми аборигенами! Нет, я обязан был принять выбор в сложившейся ситуации! И, вскинув оружие, я принял его! Поставив пистолет на предохранитель, я убрал с головы чешуйчатой «ведьмы» ногу, взял ее за локоть и уверенным движением поднял на ноги. — Поднимись. Не хочу, чтобы ты унижалась, — сказал серьезно я, хоть и понимал, что она, как остальные, не понимает меня. Это было и так понятно, едва я увидел ее мокрый, полный слез и страха, ничего не понимающий и не осознающий взгляд. Мне будет сложно. Очень сложно. Я должен был придумать способ объяснить дикарям то, что мне требуется от них. Что же, остается только использовать жесты и рисовать палочкой на грунте. В первую очередь я указал на пленников и властным голосом, сжав кулак, потребовал освободить их. — Сейчас же отпустите пленных! Удивительно, но, видимо, подсознательно, лизариксы поняли меня. К выжившей пленной женщине и перепуганному юнцу подбежало три шустрых паренька, которые разрезали и разорвали руками их путы, мигом отскочив в сторону, поглядев на меня немного зашуганными, но горделивыми взглядами. Может, ждали похвалы? — Подойдите ко мне, — чуть мягче подозвал я к себе бывших пленников, и те, пусть и не сразу, но подошли ближе, тоже упав на колени, но я мгновенно поднял и девушку, и подростка на ноги, слегка пригрозив им. — Нет, не надо! Не стоит, — затем, жестами, я показал, чтобы все остальные тоже поднялись с колен. Приблизившись к алтарю, я с состраданием посмотрел на замученную бедняжку, которую принесли в жертву кровавым местным богам. Руки и ноги ее были зафиксированы путами у оснований постамента, кулаки сильно сжаты, видимо, от боли, на лице застыла ужасная гримаса, а остекленевшие глаза навеки остались открытыми, олицетворявшими весь кошмар, который испытала ящерка. Мне тяжело было смотреть в них, потому я, с опаской, закрыл её веки и после развязал все веревки. Я не мог, просто не имел морального права оставить ее тело здесь. Используя власть и возможности, открывшиеся передо мной, я должен был повелевать, чтобы они захоронили ее, а также своего вождя под моим чутким руководством. Кто же знает, а вдруг они еще и каннибалы?! — Раскопайте ямы! — повернувшись к племени, потребовал вновь я. В этот раз объяснить задачу было куда сложнее. Я взял горсть земли, а другой рукой показал на тела, пытаясь дать им ассоциативный ряд, что их нужно захоронить. В этот раз ящерицы смогли понять меня только после того, как та самая «ведьма» бросилась ко мне, пытаясь хоть немного понять мою речь или жесты. Кажется, до нее дошло мое пожелание, потому как она стала громко, активно жестикулируя, объяснять остальным, что же мне от них ото всех нужно. Несколько минут она говорила, пока наконец все племя не зашумело, не загремели барабаны, и все дикари начали в поте лица заниматься работой. Конечно, я планировал траур, потому посмотрел грозно на «ведьму», покачав головой, но как-то ругать не стал — все равно ведь не поймет. На удивление, я не успел осмотреть освобожденных из плена парня и девушку, как десяток мужчин, с сумасшедшей скоростью, начали вырывать две ямы на окраине поселения, которые были готовы минут через десять-пятнадцать. Причем, что удивило меня сильнее всего, копали исключительно руками! Даже поразительно, и как это им удалось сделать это с такой скоростью?! Женщины тоже не сидели сложа руки. Несколько из них сразу бросились в рассыпную, собирая вокруг цветы, пыльцу и красивые камешки — и все-таки, значит, у них была культура погребения! Эта новость немного обрадовала меня — значит, они не были настолько уж и дикими. Тела были захоронены относительно быстро, но, что меня немного удивило, после этого аборигены не разбежались кто куда, а продолжили проводить ритуал, укладывая на мертвецов цветы и украшения. Меня удивил не столько сам факт сего действа, сколько то, что к покойникам было одинаковое уважение — что к вождю, что к принесенной в жертву девушке. Хотя, кто знает, может они так себя ведут просто потому, что я стоял все время рядом? В любом случае, все же, что-то хорошее было в этих ящерицах. Зазвучали заунывные, протяжные песнопения, столь тоскливые, что даже мне стало не по себе. Моя «помощница» ходила между соплеменниками, то и дело что-то им говоря, поправляя их и даже грозя пальцем, поглядывая в мою сторону с опаской и просьбой поддержки в глазах. Я лишь удовлетворительно кивал. Ну, а что же дальше? Куда мне теперь идти? Я ведь так и не выработал четкий план дальнейших действий. О чем речь, если у меня даже нет четкого понимания мира, окружающего меня?! Кто еще, помимо скатившихся обратно в каменный век лизариксов, жил на корабле? Были ли здесь люди? Тлалотлианцы? Или может быть представители со’одек? А если и были, то какой уровень культуры у них сохранился? Что, если они пали так же низко, как и чешуйчатые? Обряд погребения был завершен. Каждый из племени, опасаясь строгого взгляда с моей стороны, присыпал тела горсткой земли, а после их накрыли большим слоем крупных пальмовых листьев, установив у изголовья чудного вида памятные знаки в виде скрещенных прямых, деревянных прутов, меж которых была натянута веревка, украшенная разноцветными перьями и камнями с причудливым узором. Все же, как минимум хоть какой-то уровень духовного развития у аборигенов имелся. Похоже, что лизарикса, которую я метко окрестил «ведьмой», действительно была неким религиозным или мистическим лидером в племени «красных» — окружающие повиновались ей беспрекословно, при том, что сама ящерица при одном только взгляде в мою сторону начинала дрожать. Мы возвратились в деревню. Никакого желания оставаться здесь у меня не было, я должен был идти дальше, в поисках более развитых народов, если таковые были. Тем более, вдруг тут были выжившие представители экипажа «Приосковии», не деградировавшие до такого вот уровня? Только вот в каком направлении идти, чтобы отыскать их? Я вновь глянул на тех, из-за кого началась вся эта заварушка. Бывшие пленники, девушка — довольно молодая лизарикса, испуганно дрожавшая, поглядывавшая в мою сторону не то со страхом, не то с надеждой в глазах, и совсем юный парнишка, которому на вид было лет семнадцать — восемнадцать, но досталось ему действительно крепко — все тело в ушибах и ссадинах, правый глаз заплыл от гематомы, кончик длинного уха сломан. Но держался он все равно молодцом — пусть взгляд и был поникшим, но духом он все же не упал, чувствовалась уверенность, исходившая от юнца, а также злоба в адрес «ведьмы». Видимо, она действительно успела насолить ему до того, как я пришел на выручку. Интересно, и что именно от парня было нужно? Совращение? Может, попытка искушения? А какой смысл? Что, «ведьме» мало было мужчин своего племени? Да нет. Скорее всего, его оставили в живых далеко не по этой причине. Может быть, из паренька желали сделать раба? Слугу? Или, может, провести какой-нибудь ритуал? Вполне возможно, откуда же мне будет известно о местных традициях?! Вероятно, им действительно несказанно повезло, что я принял решение об их спасении. — Я ухожу, а их — забираю с собой, — твердо сказал я, обращаясь к, фактически, новой предводительнице племени «красных», объясняя ей свои требования еще и жестами. То, что плененные ранее были на свободе, не сильно смутило ящерицу, но вот новость о моем уходе была настоящим ударом! Едва осознав, что я хочу сделать, она со слезами на глазах упала на колени, припав к моей ноге, взмолилась, вознеся руки к небу, прося остаться меня с ними. Остальные члены племени поспешили сделать тоже самое, склонив головы, крича, плача и рыдая. Я был богом, властителем, их новым грозным повелителем. Я был вправе делать с лизариксами все, что придет в голове, мог убить их всех до единого, мог сам приказать идти на смерть. Но нет. Такой цели у меня даже не возникало в голове. Мне не нужен был этот титул, которым наградило меня племя дикарей. Это даже раздражало меня, зажигало злость, агрессию. Даром мне все это не нужно было! Не хочу я гнить в этом протухшем болоте, не желаю править какими-то глупыми ящерами! Вот зачем мне эта глупая власть, когда они даже не понимают меня?! — Прочь, — с отвращением произнес я, стряхнув с ноги «ведьму», которая снизу-вверх глядела на меня большими глазами, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. Злость разливалась по моим жилам, я едва сдерживался, чтобы, как последний тиран, не выплеснуть её на ящеров, чтобы не показать, кто здесь сильнее, кто главнее! Мне хотелось раздавить их, как насекомых, хотелось изничтожить за все прегрешения, за их образ жизни! Аккумулированная во мне за все время озлобленность, желчность и отчаяние от своего положения едва ли не выплеснулась на аборигенов. Были ли они отвратительны мне? Несомненны. Были ли виноваты в том, что это их культура? Нет. Они не должны были страдать лишь из-за того, что во мне взыграла ярость и ненависть. — Вы — грешные и неверные! Ваши души сгнили изнутри, вы преисполнены злобой и дикостью. Для вас убить невинного ради ублажения омерзительной воли своих гадких богов — норма! — яростно кричал я, активно жестикулируя, стараясь донести хоть частично суть своих слов. Чешуйчатые прижали длинные уши, вжали головы в плечи, кто-то даже закрыл лицо руками и плакал. — Вы противны мне, вы — хуже животных! Убиваете ради наслаждения, ради крови и своего звериного, извращенного наслаждения! — кричал я, чувствуя, как срываю голос. Но мне становилось лучше. Выплескивая скопившуюся злобу через крики и ругань, я понимал, что сохраняю им жизни. Лучше унизить и выразить неприязнь словами, чем перестрелять бедолаг. Ужасно подмывало сделать что-то такое, чтобы сломать их мировоззрение, показать, что я готов наплевать на их устои, что для меня их образ жизни — что-то поганое, грязное. Раз я их предводитель, то перед уходом должен хотя бы намекнуть на то, что они должны изменить себя. А еще лучше — не намекнуть, а дать четкую установку. Эти ящерицы — примитивны, а значит в их жизни религия играет колоссальную роль. Ведь так? Так почему бы не помочь им избавиться от нее? Хотя бы от кровавых темных божеств, которым, очевидно, они поклонялись. — Ваши боги — сборище поганцев! Они — грязь, низвергнутая с небес! — максимально громким, эпическим голосом произнес я, старательно выдумывая прямо на ходу. Не понимаю, как, но они понимали меня. Может, и не все слова, и в целом моя речь была для них чуждой, но необъяснимым образом я ощущал, верил, что они понимают хотя бы общую суть моей речи. Как это работает? Без понятия. — Я проклинаю ваших богов! Нет, я низвергаю их еще дальше! Пусть имена их растворяться во тьме времени! — эмоциональный взрыв и разрядка достигли кульминации. Не в силах совладать с обуявшим меня невероятным гневом, я, выхватив лучевик, произвел несколько выстрелов в алтарь, разнося его в щебень. И с каждым выстрелом я все сильнее ощущал выброс адреналина в кровь. Один из острых кусочков камня, пулей пронесшийся мимо, оставил на моей щеке порез, но мне было плевать. Я закричал. Громко, во все горло! Негодование, агрессия и дикая злость — безумный коктейль из этих чувств начал стремительно покидать меня. Плевать, что подумают туземцы, плевать, дойдет ли до них послание, плевать на все — я облегчил свою душу, словно бы скинул тяжеленный груз, привязанный за шею. Эти треклятые ящерицы, эти треклятые джунгли, этот треклятый ИИ, и этот треклятый звездолет! Как же сильно я ненавидел все вокруг! Я ненавидел себя! Ведь я попал сюда по своей вине! Потому, что был недалеким глупцом, не смог предвидеть возможные варианты своего будущего. Скрипнув зубами от обуявшего меня, очередного приступа гнева, я закрыл глаза.***
Дождь. В тот день шел холодный, промозглый дождь, из-за которого я промок до нитки и простудился. Он проникал всюду, заставлял промерзать, дрожать, кутаться в мокрую одежду. Эти данные… Почему они попали именно в мои руки?! Почему? Почему?! Чем же я заслужил такую подлянку от госпожи Судьбы? Я жил самой обычной, спокойной жизнью. Я не высказывался против власть имущих, жил мирно, без высказывания всей той грязи, что была внутри, в голове. Я не стремился как-то противостоять тем, кто узурпировал власть. Я жил под гнетом самодурства, идиотизма, кумовства, невероятной коррупции и бессовестной бюрократии! Так же, как и, наверное, восьмидесяти процентам всего населения, мне не нравилась установившаяся власть, но что я мог сделать в одиночку? Вполголоса обозвать политиканов крепким словом за чаем на кухне? В очередной раз возмутиться ужасным социальным расслоением? Разразиться на них бранной тирадой из-за инфляции и дефицита? Да, но страх за свою жизнь не позволял идти дальше простых речей в собственной квартире. Никто просто не позволил бы мне долго возмущаться в открытую и уж тем более выступать против власти. Я был тихой, серой мышью. Да, иногда я интересовался тем, что делает так называемое Сопротивление — многочисленные разрозненные ячейки более или менее радикальных повстанцев, подполья, которое пыталось бороться против диктатуры Тессадиллио и его приспешников. Дела их были не очень — ужасающая государственная машина перемалывала любое заметное инакомыслие, превращая его в пыль без разбирательств. Однако тот регион, в котором я жил, был настолько сильно пронизан духом Сопротивления, что я нет-нет да в той или иной степени бывал втянут в его деятельность. Я не был активным деятелем подполья, ничего не знал об их структуре и почти не помогал им. «Почти» потому, что, будучи работником в сфере информации, иногда, можно сказать, сливал на сторону кое-какие данные. Притом люди, которым я предоставлял свои «теневые услуги», особо не представлялись, как сопротивленцы, а заработок такого типа был распространен везде и всюду — нужно было лишь предоставлять «откаты» тем, кто повыше. Словом — я был «серой массой», крутившейся в бесконечном колесе жизни, которая не желала радикальных перемен в их устоявшемся, маленьким, загнивающем мирке. Однако, в тот день… До сих пор не могу понять, как я позволил себе быть обманутым? Каким образом я допустил, чтобы меня использовали для достижения своих целей?! МИТ, который я должен был передать некому третьему лицу, был доверху набит настолько чудовищным компроматом на верхушку власти, что волосы шевелились на затылке. Уничтожение целых поселений, с дальнейшей «утилизацией» трупов, лишь по одной прихоти какого-то высокопоставленного чиновника или вояки, аморальные медицинские опыты на людях без их согласия, подробные описания сотен миллиардов украденных денег, с примерным отчетом о том, на что они были потрачены, и, конечно, просто тошнотворные данные о сексуальных перверсиях как правителя Тессадиллио, так и его ближайшего окружения, особенно из числа высокопоставленных военных, о которых у меня язык не поворачивается сказать вслух — достаточно того, что они практиковали на своих «личных встречах» все, начиная от похотливого садизма и заканчивая таким кошмаром, как каннибализм. А уж про возраст некоторых несчастных, участвующих в этих извращенных игрищах, и говорить не хочется. Знай я о том, что было зашифровано на том тетраэдре, я бы в жизни даже в руку не взял бы его! За такое в лучшем случае назначают пожизненную каторгу! Но фактически меня просто подставили. Подставили те, кому я доверился. Подставили те, кого некоторые считают героями — представители Сопротивления. Тут и возникает вопрос — а так ли уж много разницы между ними, так называемыми борцами за справедливость, и ужасным действующим правительством? Тот факт, что буквально в тот же день ко мне наведалась инспекция и меня арестовали, наталкивал на мысль, что все заранее было спланировано. Что те так называемые «сопротивленцы» были либо в сговоре с правительственными силовыми структурами, либо, что более вероятно, были их непосредственными работниками под прикрытием. Ну а я… Я был лишь несведущей пешкой в руках куда более могущественных и всезнающих людей. Мог ли я все предвидеть или предотвратить? Вопрос риторический.***
Я указал бывшим пленникам путь из деревни. Желания задерживаться тут хоть бы еще на несколько минут совершенно не было. Как бы ни молились, как бы ни плакали чешуйчатые туземцы, я лишь сильнее раздражался и злился — чего они добиваются? Я уже четко обозначил свою позицию! Не желаю видеть их более ни секунды своего драгоценного времени! Густой лес снова встретил меня и моих новых спутников легкой прохладой и шумным пением десятков птиц. Шуршала от порывов ветра листва (и все же, откуда внутри звездолета ветер?! Кажется, я задавался этим вопросом еще тогда, до заморозки), где-то невдалеке шумела небольшая река или родник. Отойдя подальше от поселения, я повернулся к спутникам, шедшим по пятам, еще раз осмотрел их и, вздохнув, попытался найти с ними общий язык. — Я не хочу, чтобы между нами возникали отношения подчиненного и лидера. Я — не ваш бог, не повелитель, я хочу, чтобы у нас были равноправные отношения, — в голове, пока я им пытался донести эту истину, появилась довольно неплохая мысль. А что, если я попрошу этих ребят отвести меня уже в их племя? Конечно, ничего не говорило о том, что нравы их клана были лучше, чем у «красных», но исходя хотя бы из более искусной одежды и кроткого (как мне показалось) нрава, я мог осторожно предположить, что они действительно имели куда более высокий уровень культуры. Понятное дело, мои слова не доходили до чешуйчатых — как я понял, общее настроение они могли уловить, но конкретную суть — совершенно нет. Потому снова приходиться объяснять суть на пальцах, а также при помощи «изобразительного искусства» на песке при помощи палки — я заметил, что так до лизариксов доходило намного лучше. Вероятно, у них было весьма хорошо развито оценочное понимание изображений. — У меня нет никаких паранормальных способностей и суперсил. Я не желаю причинять вам вреда, и при этому не хочу, чтобы вы как-то мне поклонялись, — я вновь и вновь пытался донести свою мысль до лизариксов, — но мне нужна ваша помощь! Прошу вас, проводите меня туда, откуда вы родом. Проводите меня к вашему дому. Обещаю, что я не стану сеять там ужас и панику! Мне это не нужно! — просил я их, осознавая, что все это на самом деле большая и опасная авантюра. Кто знает, как меня встретит племя «синих»? Правильно ли они смогут понять меня? А что, если нет? Что, если племя соплеменников этих бедолаг — еще более дикое и злобное, чем те же «красные» аборигены?! Вдруг они так же примут меня за врага и нападут? Очень уж не хотелось, чтобы меня принесли в жертву или съели за вкусным, ритуальным обедом. И не факт, что мой пистолет сможет переубедить их не делать этого. Да и, к тому же, моя импульсивность и так уже погубила значительную часть заряда — что же я поделаю, коли у меня такой вот взрывной характер? Разве что оставалось корить самого себя за несдержанность. Выслушав меня почтительно и с огромным уважением, но, кажется, без толики понимания в глазах, чешуйчатые переглянувшись, даже не попытались что-то ответить мне. Напротив, они начали перешептываться между собой, что-то обсуждая на быстром, тяжелом для восприятия языке, то и дело поглядывая на меня. Разумеется, я не понимал ни единого слова, даже как-то обидно стало. Последовавшая попытка разъясняться со мной при помощи речи и жестов не привела ни к какому результату — по-прежнему я не мог понять ни одной мысли ящеров. Парнишка даже попытался что-то нарисовать на земле, но неудачно — художник из него был даже хуже, чем из меня. С другой стороны, до меня дошла общая суть — лизариксы были невероятно благодарны мне за спасение, готовы были помогать мне и идти за мной куда угодно и, к моему опасению, они таки приняли меня не то за бога, не то за посланника богов, не то за какого-то великого вождя. Девушка тоже быстро поняла, что её воодушевляющая речь в мой адрес осталась совершенно непонятой. Потому, задумчиво положив руку на подбородок, она смотрела на меня своими яркими, желтыми глазами, повиливая из стороны в сторону кончиком полосатого хвоста. Лизариксы, еще раз обсудив между собой сложившуюся ситуацию, притом с легкой агрессией, вновь глянули на меня, и только потом, прочистив горло, девушка, на очень и очень ломаном, шипящем и картавом общем языке, с большим количеством неточностей, ошибок и неверным ударением, с большим трудом и тяжестью, заговорила. — Я желать… Звать… Звать за ты… Ты большой уважительный! Радостно поздравлять! Благодарность ты за спасение! Спасение меня, и брат… Мы благодарный! — округлив от двойного удивления глаза, я еще раз посмотрел внимательно на чешуйчатых. Желтые глаза, немного похожее расположение полосок, пятнышек и в целом узор на телах, похожая форма мордочек — они и в самом деле были братом и сестрой! И как я этого не заметил раньше?! Хотя, разумеется, куда сильнее меня поразил тот факт, что ящерицы, оказывается, понимали и даже могли говорить на общем языке! Выходит, они действительно понимали мою речь?! Ну, хотя бы частично, так уж точно! — Я выражать… Выражать благодарение! Мы служить! — девушка почтительно кивнула, и хотела было вместе с братом встать передо мной на колено, но я сразу же взял ее за руку, отрицательно, с осуждением покачав головой. — Благодарение! Мы… Мы хотим понять… Понять стремиться вас? — Я хочу, чтобы вы помогли мне добраться до вашего дома, — я сразу понял, что означают её слова, и повторил свою просьбу медленно, по слогам, все так же жестикулируя. — К вашему племени, к вашему вождю или старейшинам. Ящеры еще раз переглянулись, шепнули что-то друг другу, а потому, девушка, еще немного подумав, продолжила. — Мы понимать… Мы понимать? — она глянула на юношу. Тот пожал плечами, добавив одну фразу на еще более кошмарном общем. — Вести на домашний? Но ящерка удовлетворительно кивнула. — Понимание. Мы пожалуйста… За нами… Идти нужно спасение. Тогда мы привести. Идем! Идем! Ты идем с я и брат! Да, столь чудовищного общего языка я еще никогда не слышал, даже тогда, до заморозки, какие-нибудь неграмотные тлалотлианцы, и те изъяснялись куда более понятно, а уж про грамотеев-лизариксов и говорить нечего. Но как же было приятно услышать хоть сколько-нибудь понятную, сладкую, чудесную, родную речь, да еще и от вполне себе милой девицы! Настоящий бальзам на душу! В этот миг мне больше ничего не нужно было для счастья! Да, действительно, выходит, что она понимала меня с самого начала! По крайней мере, часть моей речи. А это означало, что мы могли общаться! Да, с большими оговорками, но даже этого было достаточно, чтобы от переизбытка уже положительных эмоций у меня поплыли глаза. — О, спасибо-спасибо, я так рад, что вы поняли меня! — на радостях я, весьма нетактично, даже обнял чешуйчатую, а затем и ее брата. Необычное, приятное чувство — теплые, гладкие, покрытые мелкими чешуйками тела, немного влажные из-за испарины в лесу. Хм, а раньше я всегда считал, что лизариксы должны были быть прохладными на ощупь. Такое излишнее проявление эмоций удивило не столько лизариксов — хотя я заметил, что им очень даже понравилось, и чешуйчатые обрадовались — сколько меня. Это абсолютно неприемлемо, наверное. После тяжкой и малознакомой речи чешуйчатой нужна была вода, так как у нее першило в горле. Я заметил это, но, так как ящеры были слишком скромными, чтобы просить воды, или хотя бы отлучиться до родника, я достал из рюкзака бутылочку и протянул им, предварительно отвинтив крышку. — Вот, утолите жажду. Оба были очень рады воде, хотя, кажется, были не меньше поражены емкостью — кто знает, возможно, они подумали, что это какой-то магический напиток от меня-чародея? Стресс, жара, тяжкая речь — все сильно ударило по рептилиям, так что они за несколько секунд опустошили всю бутылку, но мне не было жалко. В конце концов, они мой ключ к будущему, да и, возможно, мои первые друзья в этом сумасшедшем мире! Закончив пить, брат и сестра принялись наперебой благодарить меня на своем языке, так же пытаясь вставить и слова благодарности на общем — выходило скверно, но я все равно был рад, что могу понимать их. Приятно, когда вы можете вести хоть на йоту конструктивный диалог! Я был уверен, что они голодны. Тоже не проблема — у меня был полный рюкзак тех самых фруктов, которые я тотчас предложил ящерам. И реакция их была изумительна — на лицах появилось изумление, наравне с еще большей благодарностью и радостью! Фух, все-таки я не оплошал — плоды и в самом деле были съедобными, учитывая, с каким удовольствием чешуйчатые уплетали их. Сам я тоже не постеснялся съесть один, раздав им по три штуки — что толку их хранить? Испортятся ведь. Как следует подкрепившись и немного отдохнув, мы направились вперед. Пусть и легкого, размеренного диалога не получилось, но все же я узнал их имена — девушку звали Циеаккеи, парня — Лаембигой. Имена нестандартные, но в них чувствовался лизарикский след — даже в моем времени имена у этой расы (по крайней мере у тех, кто предпочитал традиционные имена) были весьма необычными, а уж здесь и подавно. Хоть и по заверениям Циеаккеи путь до их деревни был недолгим, судя по всему, она слукавила — чешуйчатые сильно торопились, вероятно, желая добраться до безопасного места как можно быстрее, до наступления темного времени суток. Надежда была на то, что деревня была в нескольких километрах от нашего текущего местоположения — у меня не было никакого желания ночевать в лесу, тем более — в тропическом. В свое время я прочитал несколько произведений о жизни в джунглях, и лучше бы этого не делал. Количество опасностей, которые таились просто на земле, не поддается исчислению — от каких-нибудь бактерий и мерзких нематод и до ужасных членистоногих вроде скорпионов, сольпуг, фринов и кошмарно ядовитых сколопендр, а также змей и другой ползучей дряни. А если учесть, что такие твари обитали на вполне себе изученных людьми планетах, да хотя бы на той же самой Земле, то какие чудовища обитали здесь — мне даже представить страшно. Словом, нужно быть отчаянным, чтобы спать в тропическом лесу без какой-либо подготовки. Мы просто шли вперед, и я очень сильно надеялся на своих новых друзей, что они не подкачают, и мы выберемся из лесу как можно скорее. Кроме того, что, судя по времени, совсем скоро должна была настать «ночь», что, разумеется, сильно подогревало мои нервы, я вновь начал чувствовать это поганое чувство слежки. Это было невыносимо — действительно, как будто бы кто-то непрерывно буравил мой затылок взглядом. Кому же это я так понравился-то?! Дважды я останавливался, осматривался и пытался обнаружить неизвестного преследователя, но, увы, ничего. Не могло же у меня настолько сильно разыграться воображение? Да нет же, за нами или, быть может, действительно только за мной кто-то непрерывно следил уже целый день! Думаю, слежка не прекращалась и в поселении племени, просто там я не обратил на это внимание, так как там на меня одновременно смотрели десятки пар глаз. Из-за этого досадного, отравляющего момента и без того не самое приятное, торопливое путешествие по джунглям стало еще более нервным — я ни на миг не убирал руку с лучевого пистолета. Страшно было, жутко, неприятно. Отчего-то складывалось ощущение того, что этот наблюдатель был не обычным хищником, и даже не охотником из стана дикарей. Это был кто-то иной. Кто-то очень осторожный и незримый.***
Сколь сильно бы мы не спешили, но ночная пора настигла нас, наступив, как и предполагалось, моментально. Громкий щелчок откуда-то сверху ознаменовал отключение того самого «дневного освещения» звездолета, и в тот же миг вокруг наступила сумеречная полутьма. Очень слабое, едва заметное тусклое свечение все еще просачивалось сквозь повисший над лесом туман, рассеиваясь и поглощаясь им, так что в лесу стало очень уж темно и мрачно. Я уже собирался доставать фонарик, чтобы идти с ним, но, к моему удивлению, тьма вокруг царствовала не более трех-пяти минут. А затем я будто бы очутился в страшной сказке. Блеклое, красновато-оранжевое свечение медленно наполняло мир вокруг меня. Ковры из маленьких, ночных цветочков, от которых исходил алый, кровяного цвета свет, устилали буквально все вокруг меня, окружающие деревья, словно бы покрытые сетью красных капилляров, были опоясаны красно-оранжевыми, жутковатыми лианами, всюду виднелись плеяды каких-то бордовых или малиновых огоньков, вспыхивающие среди ночи. Чуть подальше — рощица раскидистых деревьев, на ветвях которых созревали биолюминесцентные плоды, отдававшие в лилово-алый оттенок. А вон — рощица крупных грибов, которую я бы и не заметил при дневном освещении, засияла бордовым, отталкивающим свечением. Это была сказка, но очень мрачная, словно кровавая сказка. Мне было не по себе от открывшегося с новой стороны мира звездолета. Кажется, что у нас с собой почти не было светящихся в темноте растений? Неужели они появились тут сами собой? Удивительно! Удивительно и очень страшно! Такой лес пугал меня и заставлял по спине бежать мурашки! Нет, я не скажу, что теперь лес буквально сиял, и было видно каждую травинку и каждый кустик, но, определенно, тьма отступила, и можно было видеть примерную дорогу! А уж знакомые с этой местностью спутники так и вовсе не сбавили ход ни на шаг, напротив, только лишь ускоряясь. Оно и немудрено — я далеко не сразу понял, что мы идем по протоптанной тропинке, можно даже сказать, уверенной такой дорожке. Местами она даже была оформлена утоптанными в почву деревянными усилениями. Хм, а рядом с поселением «красных» туземцев ничего подобного не было. Что же, может, местные, к которым относились брат с сестрой, и в самом деле были куда более развитыми и цивилизованными? Мы втроем все также прорывались через ночь, такую кровавую, сюрреалистичную и фантастически нереальную, редкие ночные звуки вгоняли меня в ступор, кровь стыла в жилах, пока мои спутники пустились в небыстрый бег. Хотя для них-то он был налегке, у них телосложение больше приспособлено для эффективного бега, а я едва ли поспевал за ними. Глаза с трудом привыкали к красным оттенкам, чернота мешалась с яркими тонами, а мелькавшие впереди силуэты чешуйчатых расплывались. Я уже сбил дыхание, следуя за ними, когда за очередным поворотом тропы мы наткнулись на небольшую рощицу каких-то невысоких, кустистых растений с отверстиями на многочисленных верхушках. И нужно же мне было быть столь неуклюжим, чтобы врезаться в эти довольно мягкие растения, в то время как ящерицы ловко оббежали их. Из десятков, и сотен пор в воздух взмыли тысячи ярких, ослепляющих, красновато-оранжевых спор, которые моментально дезориентировали меня. Паника поразила мой разум на несколько секунд. В меня будто бы бросили светошумовую гранату! — Помогите! — взмолился я. Мне на миг, который по внутренним ощущениям казался целой вечностью, показалось, что лизариксы бросили меня здесь одного, лишенного зрения, посреди ночи в кошмарном, опасном лесу! Крепкая рука молодого Лаембигоя схватила меня за локоть и потащила за собой. Перед глазами двоилось, но я был так безумно рад! Они не оставили меня! Не оставили здесь! Может и вправду я не зря посчитал их если уж не друзьями, то хорошими товарищами? Я довольно быстро смог вернуть себе нормальное зрение. Больше в такие оплошности попадать не хотелось, так что я четко следовал за своими чешуйчатыми собратьями по разуму. Ни единого шага вправо или влево, только за ними! И как же удобно, что у них были эти чудесные, длинные хвосты с белыми каймами на черных полосках, которые ярко выделялись на темном фоне. Именно благодаря хвостам я и не отставал от них. По моим часам было пятнадцать минут первого, когда мы, уставшие и запыхавшиеся, наконец пройдя насквозь чудовищный, кровавый лес, очутились на опушке. Предо мной предстала долина, скорее всего, возникшая из-за того, что часть корпуса главного тоннеля звездолета провалилась на несколько уровней вниз, образовав такой удивительный ландшафт! Хотя в тот момент мне было плевать. Ведь прямо перед нами раскинулось громадное, ярко освещенное нежными голубыми, зелеными и белыми тонами родное поселение для чешуйчатых друзей. Да что там поселение – целый подлинный город, красивый и согревающий мою душу теплом!