Роковой фатум/Fatal Fate

      Пока Альсина видела сны про свои несбывшиеся мечты, которые, в целом, сводились лишь к тому, чтобы быть любимой или же стать лучшей джазовой певицей, то Гейзенберг, едва ли заметив, что «его» дама уснула, стал искать выход из замка. К счастью, его память была поразительной: несмотря на то, что он выпил, дорогу обратно хорошо помнил.       И вот, оказавшись около ворот и заметив лунное сияние, а также привычную для него ночную тишину, подобно зимней сказке, он, своими медленными шагами, под которыми явно слышался хруст снега, побрёл в сторону своего «дома». Его терзали сомнения, которые явно никак не могли бы точно отражать его состояние. По большей части, он бы не обратил на всё это внимание, как бы сделал в привычное время, но его внутреннее нутро подсказывало, что это достаточно важная тема.       «Не верю я — правда ли это или ложное чувство? Она была со мной настоящей или же это — побочные действия от выпитого нами спиртного, испытывает ко мне какие-то чувства или это её способ поиграться со мной? Я запутался в её натуре, какая же она на самом деле… Альсина, что не показалась мне настолько жестокой, как её описывали, быть может, такое отношение лишь ко мне? Но почему? Из-за того, что я лорд и член семьи Миранды? Бред какой-то. Зачем великой вампирше какие-то лишние связи, неужели тоска и одиночество в её душе слишком сильны, что заставили «огромную беднягу» пытаться со мной подружиться или даже нечто большее?» — размышлял Карл, не заметив, как добрался до собственной фабрики — чистого воплощения советских построек. Однако, так казалось только снаружи. Стоит оказаться внутри, любой здравый рассудок покинул бы тело.       Прежде чем вернуться к собственным переживаниям, которые спустя долгие годы посетили Гейзенберга, тот решил проверить тщательность своей работы. Его, как инженера и талантливого физика, больше привлекала сумасшедшая идея о победе в войне против Миранды, если та, конечно, состоится.       Дойдя до большой свалки на этаже В5, или же утилизации, Карл продолжил свой путь по линейному участку, добираясь до главного зала, где уже виднелись производственные линии — это этаж В4, на котором находились разные материалы и литейная машинка, ставшая создательницей многих шаблонов. Гейзенберг следил за плавностью работы, ведь с каждым днём его порождений в виде механических солдатов и прочих тварей, одним из которых являлся «Штурм», становилось всё больше и больше. Естественно, лорда это очень радовало, ведь он чувствовал себя всё сильнее и могущественнее.       Вскоре инженер посетил этаж В3 — сектор производства, в котором активно кипела его задумка. Куча электрических устройств, напрямую подключенных к живым людям. Да, мерзко, пожалуй, даже страшно, но Гейзенберг видел в этом своё будущее. Быть может, не было бы и всей этой ужасной картины, если бы из него, начиная с самого детства, не сделали настоящее чудовище, которое не способно испытывать ни чувства, ни боль — было ли ему хорошо? Неизвестно. Наверное, оттого и удивился от признания Альсины, ведь был дикий, подобно изгою.       Стоит заметить, что свои творения Карл любил. Все эти солдаты, оснащённые реактивными ранцами, способные даже летать, практически неуязвимые, кроме ядра в их грудях — все они, словно его армия, в которой он являлся главнокомандующим.       Наконец, уставший и крайне запутавшийся в нитях своих воспоминаний, он забрёл в свой кабинет, о котором никто не знал. Именно там большую часть времени проводил сам Гейзенберг, думая о каких-то собственных восхождениях и прочих вещах, балуясь спиртным. Эта ночь, конечно же, не исключение. Всем нам иногда нужно побыть одним. Ведь если не давать себе время, то можно ли назвать себя счастливым? У Карла же всё было наоборот. Большую часть своей жизни он был один. Если честно, то всегда. Родители не понимали его и лишь заставляли учиться тому, что придумали сами, на его нужды им было плевать. Потом появилась и матерь Миранда, сделавшая из него того, кем является по сей день. Он не хотел такого исхода. Бессмертие, наполненное одиночеством и болью за то, что не стал тем, кем хотел.       Он думал и об Альсине, той самой женщине, что пригласила его в собственный замок, проведя с ним время замечательно и та первая, что смогла поговорить с ним и как-то прочувствовать его переживания. Димитреску всегда казалась ему самовлюбленной выскочкой, которой лишь бы засунуть свой нос куда попало, лишь бы получить побольше выгоды, но так ли это? Их первая встреча немного изменила мнение, которое Карл сформировал изначально. Вряд ли он испытывал к ней какие-то чувства, равноценные любви, но она ему симпатизировала явно — красавица с пышными формами, что ещё нужно было бы для счастья мужчине, который мог думать лишь одним местом? Но Гейзенберг таким не являлся. Он оценивал людей по их речи, складывал какие-то теории и догадки, в частности, имеет ли человек, с которым он общается, мозг и всё, что с ним связано. Больше всего в лорде зарождалась мысль, в которой он смог бы сделать эту женщину участницей восстания против поехавшей суки, именующей себя Мирандой. Как же ему хотелось победы: это чувство, подобное мести, но наполненное ощущением справедливости, ведь Карл не хотел жить вечно, да ещё и под опекой вкупе с контролем ненавистной ему правительницы, которая хотела вернуть свою дочь путём собственного эгоизма и порабощения слабых, каким Гейзенберг себя не считал. Он мечтал стать свободным. Да и только ли это? Если уж говорить про его состояние, после встречи с леди Димитреску…