Параллельные перекрестки

*** …Еду я в Новиград, Друзей увидеть буду рад. Уже ждут меня там Золтан, Прис и Юлиан… - Фррр… - недовольно прянула ушами лошадь. Геральт успокаивающе потрепал животное по холке: - Знаю, знаю, Плотвичка, мне тоже последняя строчка не нравится. «Прис» - весьма невежливое сокращение по отношению к Цираночке. Давай так попробуем: …Уже ждут меня там Присцилла, Золтан, Юлиан… Плотва тряхнула головой, явно будучи не в восторге от экзерсисов ведьмака. Геральт сдержал усмешку, делая вид, что игнорирует столь очевидное недовольство, и, перебросив поводья в одну руку, шутливо воздел другую к небу: - Да-да, ты права, конечно, Лютик не слишком-то любит, когда его по имени называют, а цветком оно как-то уже привычно за годы стало. Тогда третий вариант, что скажешь: …Уже ждут меня там Присцилла, Лютик и Золта́н… Лошадь повернула голову, уставившись на Геральта. Темно-коричневые с золотистыми крапинками глаза лучше любых слов выражали мнение Плотвы о поэтическом даре своего всадника. Ведьмак опустил руку и снова перехватил плетеные ремешки уздечки, чуть потянув их. Вздохнул: - Совершенно с тобой согласен, девочка. Как думаешь, что сказал бы наш виршеплет по этому поводу? Что-нибудь вроде… - Геральт выразительно откашлялся, подражая вышеупомянутому «виршеплету», – …дорогой ведьмак, мое уважение к тебе безгранично, восхищение безмерно, а дружба наша столь ценна, что я готов закрыть глаза на твои недостатки, которые, позволь все-таки заметить скромному барду, имеются в наличии даже у таких совершенных созданий вроде тебя… на все, Геральт, кроме этого! Потому что вот не умеешь складывать рифмы – так не берись! Я же не машу мечом каждый раз при виде утопцев, у меня ни таланта к этому, ни даже, собственно говоря, и меча – так что монстры тебе, а гармонию слов и музыки оставь тем, кто разбирается в этом лучше!... Плотва снисходительно мотнула головой и отвернулась – если у нее и было что фыркнуть конкретно по этому вопросу, она благоразумно придержала мнение при себе. Геральт вздохнул снова, замедляясь и переводя молодую соловую лошадку с бега на быстрый шаг. Очередная Плотвичка, «одна из», счет которым уже перевалил за полдюжины и резво приближался к двузначной цифре… эта юная «смена» привычным и надежным «бывшим» еще мало что знала о своей роли молчаливой наперсницы и терпеливой слушательницы ведьмачьих разглагольствований, которые – чего уж греха таить – порой находили на Белого Волка. Если честно, Геральт надеялся, что новой Плотве не придется узнавать о чем-то большем и опасном – как, например, увозить ведьмака с поля битвы, утаскивать, рискуя жизнью, из-под монстровых когтей, клыков или жал, или, лягаясь, отбрыкиваться от кого-то пострашнее бродячих псов… С другой стороны, при его профессии питать надежды на что-то подобное было бы… ну, как минимум, самонадеянно… «Геральт! «Питать надежды» и «самонадеянно» - в рамках одного предложения?! Боги, молю тебя, не издевайся ты так над речью!...» Чертов Лютик, подумал ведьмак почти весело, и захочешь, да не прогонишь из головы эту то ли ошибку, то ли недоразумение, то ли шутку Судьбы, созданную, казалось, исключительно для того, чтобы однажды попасться на пути охотника за чудовищами и в дальнейшем временами разбавлять рутинное существование и переползание с одной тропы на другую в поисках работы практически неумолчной болтовней. В которой, справедливости ради все же признавал Геральт, порой – если, конечно, прислушиваться – среди очевидных глупостей внезапно проскальзывали умные, если не сказать, мудрые мысли и рассуждения. Бесшабашный хвастливый менестрель, для которого закрытых дорог словно не существовало – тем более теперь, когда Ее Милость княгиня Анна-Генриетта одарила барда высочайшей милостью права вновь демонстрировать свою талантливую и безбашенную личность в Туссенте… «Ее Милость одарила милостью… ведьмак, кто тебя учил так говорить-то?» Ох, заткнись, Лютик, едва не сорвался на привычное ругательство ведьмак. Не сорвался. Хотя бы из-за того, что обращаться, собственно, пока не к кому – Лютик, как и говорилось в неуклюжих строчках наскоро изобретенного четверостишия, сейчас должен был находиться в Новиграде, куда и пригласил Геральта наведаться, как только последнему наскучит безмятежное времяпрепровождение в Корво-Бьянко. Ремонт в поместье был практически завершен, наведением последнего лоска занимался уже Базиль, лучший управляющий на свете (хотя сравнивать было не с кем, но в своих выводах, лишь окрепших за время знакомства с Фоулти, Геральт был уверен) и знаток истории дома и винодельни. Именно потомственный дворецкий во время беседы с хозяином тактично и как бы между прочим обронил вроде бы малозначимую фразу о том, что визит «маэстро Лютика» к предстоящему новоселью наверняка мог бы разнообразить спокойно-размеренное течение жизни в поместье толикой веселья, и, возможно, стоило бы послать «мэтру» приглашение? На что Геральт – разумеется, точно так же между прочим и малозначимо – отозвался, что пока еще гонец-почтовик доберется до Новиграда, и еще не факт, что не встретит по пути разбойников или монстров каких, что упрямо не желали исчезать с Континента… А если все пройдет благополучно, кто может гарантировать безопасность обратной дороги? Да и потом, Лютик пока еще соберется, пока решит, что брать с собой, какими одеждами хвалиться, на сколько дней рассчитывать провизию – это ведь не так, как раньше же было, лютню за плечо и верхом на Пегаса… или кто там теперь в лошадях у великого менестреля?.. …короче, на следующее утро ведьмак уже седлал новую Плотву, с ностальгическим удовольствием ощущая за плечами знакомую тяжесть двух мечей, а невозмутимый Базиль передавал «господину из Ривии» сумку с едой – собранную (ну разумеется!) не заранее, а просто… ну очень проворно, чего, собственно, и следовало ожидать от лучшего дворецкого всея Континента. Вот как-то так и вышло, что через несколько недель после выезда с винодельни (вопрос с восстановлением виноградников до сих пор оставался открытым, но осторожные прогнозы виноградарей немного обнадеживали) ведьмак Геральт, Равикс из Четыругла, Гвин'блэйдд, Белый Волк, когда-то назначенный и тут же разжалованный рыцарь Ривии, гражданин Туссента и высочайше именованный по повелению княгини Анны-Генриетты дворянином… да, короче говоря, все вот это вот, объединенное отличительными чертами вроде каменно-неподвижного лица, собранных в хвост седых волос, седой же щетины и янтарно-желтых кошачьих (или змеиных, так тоже поговаривали) глаз, наискосок одного из которых, чудом уцелевшего во время сражения с куролисками, шел отчетливо различимый шрам – вот это все сейчас, облаченное в дорожные доспехи, восседало на молодой соловой лошадке, чинно цокающей копытами по направлению к Новиграду. …Еду я в Новиград, Друзей увидеть буду рад… Относительно складные строчки (годы дружбы с бардом не проходят даром даже для ведьмаков) если и не являли собой вершину поэзии, то были, по крайней мере, правдивыми. Золтан вовсю погрузился в руководство кабаре, Присцилла, давно оправившаяся после нападения и ужасных травм, завоевывала новые высоты вокального искусства и восхищение слушателей, постепенно, кажется, смещая Лютика с пьедестала величия… сам же Лютик, похоже, то ли этого не замечал, то ли, остепенившись, не препятствовал юной девушке-барду в поиске ее собственной дороги в мире музыки. Кабаре все равно пользовалось успехом не в последнюю очередь из-за владельца, известного всему Континенту не только своими – заслуженными, чего уж тут спорить – достижениями в литературе и бардовском деле, но и пережитыми за прошедшие годы приключениями, детально (хоть и не всегда правдиво) отраженными в созданных книгах и сборниках… да почему «пережитыми»? Переживаемыми до сих пор, хотя и не насколько часто, как раньше, подумал Геральт, вспоминая их последнюю встречу около полугода назад – когда обычный вроде бы визит менестреля к княгине на очередной традиционный туссентский праздник обернулся пусть и непродолжительной, но занудной схваткой с обнаглевшими останками разгромленных ранее ведьмаком разбойничьих ганз. Бард вылез из заварушки пусть и невредимым, но весьма помятым и недовольным столь неуважительным отношением к собственной знаменитой персоне. Геральт только посмеивался, помогая потрепанному менестрелю подняться на ноги и отряхнуть (безуспешно, конечно же) перепачканный землей и чужой кровью камзол. Лютику пришлось воспользоваться куда менее кричащей и яркой сменой одежды и выступать перед изысканной публикой, как он сам ворчливо выражался, в образе бродячего торговца… впрочем, ни на музыке, ни на песнях это не сказалось. А Геральт на всякий случай на обратном пути сопроводил друга до границ княжества, где тот уже присоединился к охраняемому обозу, что направлялся с грузом ящиков с драгоценным содержимым в Северные королевства – и ведьмак был почти уверен, что несколько стеклянных бутылок с «Фьорано» в результате осели в седельной сумке менестреля в обмен на увесистый мешок с кронами… Княгиня, кстати, думала точно так же. Особо, впрочем, не возражала… …Воспоминания-воспоминания… ведьмаку было, походу, впору самому фыркнуть сейчас не хуже Плотвы. До Новиграда оставалось несколько часов пути неспешной рысью, через побережье Цидарисского Залива прямиком к приграничному Вольному Граду. К закату уже будут на месте, рассчитал Геральт, что неплохо, потому что последний копченый окорок он догрыз еще вчера утром, запив ледяной водой из близлежащего ручейка. Ведьмачья выносливость – оно дело, конечно, хорошее, но пустой желудок, категорически с этим несогласный, вел себя как обычный человеческий. То есть, недовольно ворчал, причем настолько громко, что слышала, кажется, даже Плотва, то и дело подергивая ушами в такт утробному рычанию. - Потерпи, девочка, - ободряюще проговорил Геральт. – Доберемся до Застенья, а там и до города рукой подать, и до «Хамелеона» практически два шага… Насчет «двух шагов», понимал ведьмак, он, конечно, погорячился – однако с учетом уже оставленных позади миль предстоящее расстояние казалось, да и было для все еще бодрой лошадки, практически ничтожным. Еще немного, думал Геральт, предвкушая радушный – иной в «Хамелеоне» его обычно и не ожидал – прием, горячую ванну и отменный поздний ужин в компании друзей и отличного туссентского вина, пару бутылок которого Лютик всегда приберегал на случай вот таких вот встреч. Пару-тройку дней вполне можно уделить прогулкам по Новиграду, а затем как бы невзначай упомянуть о предстоящем завершении ремонта в Корво-Бьянко. Лютик обязательно загорится желанием лично убедиться в том, что его старому другу ведьмаку отныне созданы все условия для спокойной и комфортной жизни. Присцилла, кстати, может поехать тоже – тем более что Золтан прекрасно справляется с управлением самостоятельно и, в отличие от менестреля, страстью к путешествиям и опасным приключениям уже перегорел. Для Цираночки же чем не шанс подарить красоту и гармонию своего творчества теплому южному княжеству? А воспоминания… Сколько их за прошлые годы накопилось, Геральт даже и не считал. Да и целью такой не задавался, в общем-то. Для этого, если что, когда-то давно во время гуляний в Гулете в его жизнь, соблазнив местную девицу и пообещав ей спьяну золотые горы, ворвался (точнее, вполз, учитывая тогдашнее состояние после возлияний) Юлиан Альфред Панкрац, виконт де Леттенхоф, более известный как бард Лютик. Сдержаться от улыбки, вспоминая друга, было сложно. Геральт и не стал – в конце концов, кто видит-то? Плотва на дороге сосредоточена, а сонному солнцу да просыпающемуся после ночи небу дела не было до ведьмачьей человечности, в свое время напомнившей о себе наличием вот этого самого Лютика… а позже и Йен, Трисс, Шани, Цириллы, эльфов, краснолюдов, да вообще много кого… …кстати, о воспоминаниях, подумал ведьмак, воспроизводя в сознании обстановку комнаты на третьем этаже «Хамелеона». Кажется, во время своего последнего визита он заметил там пару сборников «Баллад», одного из недавних творений барда. Может быть, Лютик не откажется прихватить с собой в Туссент одну книгу? Будет, конечно, доставать вопросами, почему и для чего, но неуемное любопытство, разумеется, победит, и… …что «и», Геральт додумать не успел, переключившись на стремительно приближающуюся по запыленной дороге со стороны Новиграда точку. Медальон молчал, но инстинкты сработали как обычно – моментально настроившись на готовность к чему бы то ни было. В прохладную рассветную свежесть трав и приглушенные ароматы цветов ворвались резкие терпкие запахи – адреналин и пот, старая кожа лошадиной упряжи и седельной сумки, металл подков и упряжных колец, сухая ломкость бумаги и тонкие линии высохших чернил… Ведьмак натянул поводья, вполголоса скомандовав мягкое «Тпррр-ру» Плотве. Повода для беспокойства не было – всего лишь выполняющий свою работу гонец-почтовик. Геральт направил лошадь к обочине, освобождая пространство и одновременно не желая наглотаться пыли из поднимающихся по дороге клубов. Проедет мимо, решил он, пропустим… Однако через минуту Геральт заметил, что гонец не только не понукает свою поджарую тонконогую кобылку, но даже словно бы придерживает ее, понемногу замедляясь. В том, что почтовик заметил ведьмака, сомневаться не приходилось, конечно же – однако в подобных случаях большинство людей предпочитают просто проскочить мимо, по возможности игнорируя присутствие охотника на монстров. Гонец же, похоже, наоборот… Ведьмак нахмурился, снова перехватывая поводья одной рукой, а другую перемещая к бедру – прикрепленный к поясу гибкий ремень надежно удерживал чехол с коротким острым клинком. Не то чтобы Геральт намеревался ввязываться в драку, тем более что гонец был один, а в близлежащих кустарниках ведьмачье чутье не улавливало чужого присутствия, но чем черт не шутит в такие-то времена… - Милсдарь ведьмак?! – запыхавшийся гонец осадил не менее взмыленную кобылку в шаге от настороженной Плотвы. – Вы же ведьмак? По-прежнему удерживая ладонь в дюйме от рукоятки клинка, Геральт кивнул, не видя смысла озвучивать очевидное. Много ли по дорогам Континента разъезжает седовласых да желтоглазых всадников с двумя мечами за спиной? - Тот самый, из Ривии? – почтовику, казалось, не было дела до застывшего на грани угрозы жеста затянутой в перчатку руки. - Геральт из Ривии, - медленно подтвердил ведьмак. Непонимание оставалось, но угрозы определенно не было. Гонец то ли узнал его, то ли искал. - Ага, - выдохнул тот со смесью испуга и облегчения. – Вы-то мне и нужны. Как же, как же… Ведьмак хмыкнул, вновь зажимая ремешки поводьев обеими руками, но по-прежнему недоумевая. Гонец ехал с Севера, и мог везти письма как из Новиграда, так и любого прибрежного города Редании, ни одному из которых ведьмачьи навыки вроде как требоваться не должны были. А если и требовались, так ради объявления об этом не всякий почтовик согласится гонять по всему Континенту даже за щедрую плату, потому что хрен найдешь скитающегося по всем мыслимым и немыслимым дорогам охотника на монстров, не попав при этом в лапы / когти / зубы / жала / щупальца / подчеркнуть нужное / этих самых монстров. Так что уж если Геральта и разыскивали, то только те, кто знал, по какой дороге и куда ведьмак может в ближайшее время направиться. А кто мог знать, если несколько недель назад Геральт и сам даже не подозревал, что сорвется с места и поедет на Север? Базиля в качестве подозреваемого ведьмак отмел сразу же. Тот, у кого теоретически была возможность за Геральтом проследить, и сам не догадывался о предпринятой ведьмаком поездке. Из тех, кто практически мог ждать – только трое обитателей новиградского «Хамелеона»… - У тебя для меня письмо? – игнорируя зародившийся внутри неприятный холодок, поинтересовался Белый Волк. Гонец помотал головой, восстанавливая сбившееся дыхание: - Послание из Новиграда. Кто меня посылает и по какому маршруту, хотелось съязвить Геральту, чтобы отогнать это уже давно не испытываемое ощущение тревоги, но ведьмак просто откликнулся: - Так передавай. Почтовик кивнул. Откашлялся. Выпрямился в седле. Набрал воздуха в грудь. И с преисполненным чувства собственной важности выражением лица изрек: - Лютик. Ведьмак моргнул: - Что? - Лютик, - все так же важно, но с примесью легкого раздражения, повторил гонец, очевидно раздосадованный тем, что адресат не понял с первого раза, затем коротко поклонился, привстав в седле, и ударил кобылку пятками по бокам. - Будьте здравы, милсдарь из Ривии!.. Геральт глядел вслед удаляющейся точке до тех пор, пока та не исчезла. Он ведь и правда не понял. Ну, или понял, но не все. Лютик? - Может быть, тебе что-то ясно, а, Плотвичка? – обратился Геральт к лошади и, не дожидаясь реакции, снова пустил ту неспешной рысью, рассуждая вслух: - Содержание послания, разумеется, слишком краткое, чтобы из него добыть необходимую информацию, но давай попробуем разобраться. Речь определенно не о полевых цветах, а кроме них Лютика я знаю только одного – того самого, который сейчас в «Хамелеоне» наверняка разбирает бухгалтерские бумаги… ну, или готовится развлекать публику, или вообще еще даже не проснулся, что вероятнее. Сам он подобным образом напоминать мне о своем существовании станет едва ли – знает, что такого как он захочешь да не забудешь… Ведьмак осекся, вспомнив тот короткий период после своего возвращения, когда из памяти выпала вся прошлая жизнь до его обнаружения Весемиром и братьями неподалеку от Каэр-Морхена. Кивнул, соглашаясь с самим собой, и тут же возразил: - А забудешь, так все равно вспомнишь! Плотва фыркнула. Геральт решил принять это за согласие. - Короче говоря, вряд ли послание от него, - продолжил ведьмак, обходя не слишком-то приятную для обсуждения тему. – Да и не будет он тратить кроны на плату почтовику всего лишь за одно слово, так что… Геральт резко натянул поводья, останавливая лошадь. Кроны. Гонец не потребовал платы у него – значит, получил заранее. Только за одно имя? Но кому такое могло понадобиться, в самом-то деле? Самому Лютику – едва ли. Золтану – тоже не сдалось. Разве что Присцилле, но… Геральт стиснул зубы. Выругался. То ли на себя самого за несообразительность. То ли на Лютика, который, похоже, опять во что-то вляпался. Во что-то серьезное – с менестрелем иначе и не бывает, любая кажущаяся незначительной мелочь зачастую становится предпосылкой к очередной проблеме… хорошо хоть не глобального масштаба, в этом бард пока замечен не был. - Придется нам ускориться, Плотвичка, - негромко проговорил ведьмак, вглядываясь в простирающееся впереди обманчиво спокойное полотно дороги. – Надеюсь, ты не против. Если Плотва и была против, то дипломатично об этом умолчала. За что Геральт был ей благодарен, мысленно все же пообещав надрать менестрелю уши, если ситуация на самом деле окажется не стоящей внимания и сил… Нарастающая тревога с последним предположением была не согласна. А чутье Геральта обычно не обманывало. К сожалению… …Незапланированное ускорение дало выигрыш всего в пару часов, так что добраться совсем засветло до Новиграда не удалось – в оранжевый солнечный круг уже врезались остроконечные силуэты крыш и башенок городских построек, когда Геральт, беспрепятственно миновав Застенье, завел Плотву через городские ворота прямиком в Путь Славы – городской район, в южной части которого и располагался «Хамелеон». Спешившись, ведьмак повел лошадь по знакомым улицам, на всякий случай приглядываясь и прислушиваясь – вдруг да проскользнет в приглушенных беседах да шепотках намек на новость о том, что (возможно) случилось с хозяином кабаре. Влюбился (в очередной раз и поверхностно), женился (на сей раз всерьез и по-настоящему), был застигнут в чужой постели (хотя вроде как давно уже должен перерасти подобное), перепил и свалился с балкона (не приведи боги), оскорбил в очередной песенке высокую или приближенную к таковым особу (с него станется)… ну, и сотни иных вариантов, имеющих равные права на существование. По крайней мере, криков не слышалось, дымом не пахло, небо закутывалось в карминные цвета по вполне себе природным причинам, так что действия Лютика – какими бы таковые ни были – к пожару не привели. Чуть легче, выдохнул Геральт, отметая одну из версий. Тревога, правда, уходить не спешила, усиливаясь с каждым шагом, что приближал ведьмака и Плотву к «Хамелеону». Надо ли говорить, что это беспокоило Геральта еще больше? На него, конечно, оглядывались – но ведьмачье чутье затаилось и дремало на краешке сознания, определенно не распознавая опасности в краткой любопытствующей заинтересованности, которая спадала практически сразу же, стоило спешащим по домам горожанам задуматься о делах насущных. Привыкнув и к вниманию (желательному и не очень), и к его отсутствию (те же характеристики), ведьмак неторопливо шествовал по зажатым среди стен улочкам через золотистые пятна света, льющиеся из мягко светящихся окон домов, привычным знакомым маршрутом, пока следующий поворот не вывел его на небольшую площадку перед «Хамелеоном». Высокое светлое трехэтажное здание, опоясанное сверху с трех сторон занавешенным тяжелыми темно-алыми портьерами балконом, когда-то было борделем и принадлежало криминальному авторитету Алонсо Вилли, больше известному как Ублюдок Старший – что полностью соответствовало его безжалостному характеру и садистским наклонностям, а также высокому положению в своей разбойничьей банде Сердцеедов, ранее хозяйничавшей в Новиграде. Тем более странным и невероятным казалось то, что такой человек – хотя заслуживал ли Алонсо называться таковым? – ценил и любил искусство, пусть даже и не способное облагородить его пропитанную чернотой и ядом душу. Однако же… искусство и стало причиной смерти Ублюдка от рук собственного сына – недоказанного, но поговаривали, Киприан Вилли, перенявший дурную славу, место лидера Сердцеедов и семейное прозвище, принял самое деятельное участие в избавлении от отца, разлучив его душу с телом по дороге Алонсо на поэтический вечер… …но то же самое искусство сподвигло Алонсо Вилли ранее завещать один из своих борделей непревзойденному мастеру слов и музыки. Как можно легко догадаться, речь шла о Лютике. Рвениями, стараниями и деяниями которого – не без помощи Золтана, Присциллы и, конечно же, подключившегося весьма вовремя Геральта, злачное заведение, именуемое когда-то «Шалфей и Розмарин», превратилось во вполне приличное кабаре, в название которого – «Хамелеон» - Лютик вкладывал только одному ему понятный смысл, туманно объясняя, что все может меняться, и новой судьбы достойно даже то, что ранее таковым не казалось. Зная о любви Лютика к высказываниям подобного рода, ведьмак предпочел в подробности не вдаваться и вопросов не задавать, просто честно внеся свою лепту как в помощь в переустройстве бывшего борделя в кабаре, так и в сохранение жизни его порой нерадивого, но каким-то чудом начавшего остепеняться хозяина… …хотя «Лютик» и «остепениться» - вот те самые два слова, которые в одном предложении выглядят неправдоподобно. Но, к своему удивлению вынужден был признать вскоре Геральт, вполне себе согласуются и работают. Даже несмотря на то, что деловая жилка так и не смогла затмить в менестреле ни приключенческую, ни притягивающую неприятности стороны его беспокойной и изменчивой поэтической натуры. И все же, как показалось ведьмаку, во время своего первого визита в Корво Бьянко в качестве гостя, бард был вполне себе серьезен, рассуждая о возможной поездке в родовое поместье Леттенхоф и возвращении себе положенного по праву… …может ли быть так, что он все-таки решился на подобное, внезапно пришло в голову Геральту. Хотя нет, дело тут определенно в чем-то другом, понял ведьмак в следующую секунду, увидев выбежавших ему навстречу из дверей кабаре Присциллу и Золтана. Вряд ли Лютик отважился бы на такое дело в одиночку. Не из-за боязни, нет, хотя в этом странном человеке поразительным образом сочетались и заячья трусливость, и неосмотрительная отчаянно храбрая готовность жертвовать собственной шкурой в очевидно опасных для жизни ситуациях. Но Геральт все же считал себя ведьмаком, знающим менестреля достаточно хорошо, чтобы быть уверенным – в подобную поездку бард без сопровождения не отправился бы. Так что ж случилось-то? А что-то точно случилось, осознавал ведьмак, видя, с какой тревогой смотрят на него обычно невозмутимый краснолюд и практически всегда задорная и легкая Присцилла. Девушка, ежась определенно не от холода – вечер выдался на удивление теплым, – куталась в мягкую шаль, привезенную в качестве подарка Лютиком из Туссента, и нервно переплетала тонкие пальцы, то и дело ища на боку свою лютню, но так ее и не находя… …кстати, почему? Цираночка же, подобно Лютику, всегда держала музыкальный инструмент при себе, расставаясь с ним, наверное, только на ночь или на время приема ванны. Теперь же лютни не было. - Присцилла, Золтан, - выпустив поводья Плотвы, проговорил ведьмак, протягивая руки друзьям. – Рад вас видеть. - Мы тоже, мы тоже, - пробасил краснолюд, сграбастав ладонь Геральта своей мощной пятерней, тогда как другую руку обхватили прохладные ладошки Цираночки. – Ох, Геральт, как хорошо, что ты приехал так быстро, у меня уже, если честно, терпение на исходе от его упрямства, не знаю, как Присцилла-то вообще еще держится. «Держалась» девушка очевидно не слишком-то хорошо, судя по покрасневшим глазам и дрожащим пальцам. Геральт приобнял ее за плечи и притянул к себе, вопросительно глядя поверх золотистой макушки, не покрытой привычным пышным беретом, на хмурого Золтана, и делая вид, что не слышит сдавленных всхлипов Присциллы. Дело, похоже, серьезное – Цираночка держалась стойко даже тогда, когда едва не лишилась жизни после нападения вампира Губерта, и хотя душевная травма осталась у девушки надолго, внешне это не проявлялось никак и было понятно лишь самым близким для нее людям… ну, то есть, одному барду и одному краснолюду. И да, одному не-человеку. И вот пожалуйста. Слёзы. Тщательно скрываемые, но все же прорвавшиеся. Тревога опутывала паутиной холода. Взгляд краснолюда оптимизма не добавлял. Из приоткрытой двери доносилась музыка, слышались веселые голоса и добродушные выкрики корчмаря, щебетанье официанток и струнные переборы – и вся эта беззаботность ну никак не вязалась с тем, что испытывал сейчас Геральт, глядя на расстроенных чем-то друзей. Хотя нет, не чем-то. Кем-то вполне определенным. - Где он? – спросил Геральт, осторожно отстраняя Присциллу, что терла глаза шалью, пытаясь убрать малейшие следы проявленной слабости. Золтан задрал голову вверх, указывая на третий этаж. Ведьмак проследил за его взглядом и кивнул, отметив мягко подсвеченные изнутри алые балконные портьеры. Беспокойство не отступило, но хотя бы разыскивать по всему Континенту Лютика не придется. - Что с ним? - задал ведьмак следующий вопрос. Присцилла всхлипнула. Краснолюд нахмурился еще сильнее, поджал губы и яростно поскреб густую бороду. Оба не произнесли ни слова. Понятно. То есть, разумеется, ничего не понятно. - Он хотя бы… Договаривать Геральт не стал, слово застряло в горле почти осязаемо. Потому что если ответом будет «нет»… если вдруг… если Лютик… если кто-то его… …тогда что? Геральт пока не знал. Но был уверен – услышав «нет», узнает обязательно. Найдет даже на краю света, достанет из-под земли, со дна морского, если понадобится, свернет шею, скрутит в бараний рог, лишит всякой возможности сотворить что-либо подобное в дальнейшем, и отправит туда, откуда и взял, пусть даже и понимая, что… Однако и девушка, и Золтан синхронно кивнули. Ведьмак перевел дыхание. Чуть легче. - Мне каждое слово из вас по буквам вытягивать? Прозвучало излишне резко и, может быть, даже грубовато – но расчет оправдался. Присцилла вздрогнула, собираясь с мыслями и сосредотачиваясь на разговоре, Золтан же наоборот, кажется, расслабился. Ясного до сих пор было мало – если не сказать, что ничего, – однако очевидное от Геральта не ускользнуло. А именно – что бы ни случилось с менестрелем, оно точно застало его друзей, совершенно не готовых к тому, врасплох, заставив растеряться. Даже не уточняя у Присциллы, ведьмак уже понимал, что почтовика с таким посланием отправила она, по своей ли инициативе, или с подачи Золтана, все же дольше знакомого с Геральтом. И осознавал, почему это послание было таким кратким. Потому что, как ни крути, а одного этого имени достаточно было, чтобы вот никогда не знать, чем обернется любое пересечение двух самостоятельных дорог на карте троп и путей Континента. Геральт вздохнул. Что ж, кажется, намечается очередное приключение, так? Осталось только выяснить примерный масштаб грядущего беспокойства. - Я хотя бы могу его увидеть? Золтан качнул головой, повернулся к девушке: - Цираночка, отведи его, ладно? Я вас догоню, пристрою только Геральтову… - Плотву, - подсказал ведьмак. Краснолюд фыркнул: - Ни в жизнь бы не догадался. Топайте уже. Геральт послушно последовал за Присциллой. А что ему еще оставалось, собственно говоря? Пока он воочию не узреет, что такого стряслось с менестрелем и какие проблемы по его милости в ближайшее время придется разруливать, о том, чтобы предпринимать какие-то активные действия прямо сейчас, не идет и речи. Обстановку для начала следовало увидеть, оценить масштаб нанесенного ущерба (в наличии которого ведьмак даже не сомневался), а уж потом решать, как поступить, чтобы выйти из ситуации с минимальными потерями. Со времен последнего визита Геральта к друзьям «Хамелеон» ничуть не изменился. Вспоминая обстоятельства выбора интерьера, ведьмак в очередной раз похвалил себя за догадку передоверить решение Присцилле – сдержанно-яркое театральное убранство определенно шло кабаре гораздо больше и привлекало больше посетителей, чем было бы в случае внутренней отделки под будуар… Что ж, все тот же помост перед входом – для уличных выступлений в солнечную и теплую погоду. Над дверью – все та же вывеска с изображением прекрасной девы-лютнистки. На первом этаже по-прежнему огромное пространство, залитое теплым уютным светом свечных огоньков со множества подсвечников, все те же расположенные по периметру зала немногочисленные столы и удобные скамейки с резными спинками. Все тот же корчмарь за стойкой, те же девушки-официантки в аккуратных платьях, чистых передничках и чепчиках, практически та же публика, поглядывающая в сторону все той же убранной тяжелыми драпировками занавеса сценой, на которой наверняка разыгрываются по вечерам все те же представления… Ведьмак даже представить себе не мог, что способен настолько сильно скучать по «всему тому же». Хотя начать следовало с того, что он вообще плохо представлял себе, что значит «скучать». Подобного он не испытывал даже к собратьям-ведьмакам, потому что… да потому что эти глупости из них вытравливались Испытаниями. Только вот из Геральта, похоже, вытравились не полностью, да и начали напоминать о себе, когда на пути стали время от времени попадаться всякие там Лютики, упорно не желающие видеть в мутанте… ну, собственно, мутанта. Потом появилась Йеннифер, затем Трисс, Шани, Цирилла, Ярпен Зигрин и Золтан Хивай со своей компанией… …Мильва, Кагыр, Ангулема, Регис… Геральт мотнул головой, прогоняя неуместные воспоминания. …Лео… Неуместные, кому сказано!.. Лестничная ступенька ткнулась в щиколотку как нельзя кстати, заставляя Геральта сосредоточиться на моменте «здесь и сейчас» и проследовать за спешащей наверх Присциллой. Уже догадываясь, где находится менестрель, ведьмак проигнорировал открывшийся взгляду на несколько мгновений коридорный пролет с запертыми дверями комнат, в одной из которых предстояло остановиться ему самому, и взбежал по лестнице на третий этаж, к самой большой во всем кабаре комнате с балконом. Тяжелое латунное дверное кольцо прохладой легло в ладонь, дверь отворилась без малейшего скрипа, и ведьмак переступил порог, приготовившись… …ко всему, наверное. Но только не к такому. На первый взгляд, в комнате ничего не поменялось. По-прежнему насыщенно-теплые, густые и темные цвета деревянной отделки пола и потолка, повторяющего очертаниями крышу здания. По-прежнему чистые и прозрачные стекла с ромбовидным рельефом в обрамленных узорчатыми портьерами окнах – балконные занавеси, как уже увидел с улицы Геральт, были сдвинуты, что являлось немного непривычным, но все же до определения «странный» не дотягивало. Те же шкафы и полки с книгами, кувшинами, бутылками, кубками и посудой – наследие ли прежнего хозяина, или собранные уже самим Лютиком коллекции, Геральт у друга не уточнял. Тот же стол светлого дерева рядом с книжным шкафом, по-прежнему наискосок по расположению в отношении стен – потому что «прямые углы, Геральт, это скучно!», и по-прежнему заваленный бухгалтерскими бумагами. Те же ковры с одинаковым узором, стратегически расположенные так, чтобы «ножки столов и стульев не царапали пол, ведьмак, это же самое настоящее произведение искусства!». Те же подушки на сиденьях стульев и скамеек, все в той же теплой терракотово-янтарной цветовой гамме с яркими красно-коричневыми акцентами узоров. В отгороженном ширмой углу – тот же маленький столик с подносом и бокалами, тот же низенький запертый ящичек с коллекцией вин со всего континента. Те же подсвечники, теплящееся содержимое которых в вечернее время всегда заполняло комнату рассеянным мягко-золотым светом. Та же застеленная пушистым покрывалом широкая кровать напротив двери… А вот на кровати… Увиденное было настолько диким и нелепым, что Геральт в первые мгновения даже не знал, смеяться ли ему, или ругаться. - Какого х… Договорить не позволил резкий тычок в спину и захлопнувшаяся дверь, мгновенно отгородившая от доносящихся с первого этажа голосов и всплесков смеха. Ведьмак повернул голову. Золтан стоял рядом, сосредоточенный и хмурый, то сжимая, то разжимая кулаки. С другой стороны растерянно куталась в шаль Присцилла, то и дело шмыгая носом и наматывая на палец длинную светло-золотистую прядку. Им определенно было не до смеха. И, вглядевшись в лежащего на кровати человека, Геральт, наконец, понял, почему. Привязанный… нет, веревок не было. Прикованный… хотя цепей и кандалов тоже не наблюдалось. А вот ремни имелись. И, крепко пристегнутый ими, в грязной потрепанной рубашке, запыленной вышитой жилетке, измятом и усеянном темно-бурыми пятнами винно-сливовом кафтане, выставив на всеобщее обозрение истертые почти до прозрачности подошвы старых сапог, на кровати лежал Лютик. Мотал головой, нечленораздельно мыча – последнее объяснялось завязанным ртом. И смотрел. Не отрываясь. Широко распахнутыми синими глазами, в которых застыло слишком знакомое ведьмаку выражение. Отчаяние. Ужас. Беспомощность и страх. И причиной этого страха, как медленно начало доходить до Геральта, были те, кого Лютик видел перед собой. В том числе и сам ведьмак. ***