Полынным золотом России...

Де Брильи, вальяжно разлёгшись в креслах, устало следил за тем, как мухи кружат над столом и оглядывают со всех сторон опорожнённые бутылки, в которых ещё пару минут назад сверкало алое вино. Они то с важным видом обнюхивали горлышки, то с треском забирались внутрь, и тогда француз брал в руки револьвер и, прищурив один глаз, разбивал бутылку вдребезги. Дымок поднимался к самому потолку, и в этом сером тумане чёрные глаза француза становились ещё черней. Был уже почти вечер, за окном ещё было светло, и сквозь тучи еле просвечивало уходящее с небосклона солнце. Большие корзины с вещами уже стояли у входа, и слуги, приготовившиеся к отъезду, спали в сенях, дожидаясь, когда барин кликнет их, однако пока спешить было некуда. А потому де Брильи стрелял в бутылки, чувствуя, как холодящее вены разочарование и жгучая боль бьются в его сердце пойманными птицами. Наверху, закрывшись, сидела его пленница, прекрасная русская девушка, и он думал только о том, что она не Анастасия. Несомненно, Таня была красива, умна, образованна, но она не была ею и никогда не сможет её заменить. Уткнувшись лицом в свои потрескавшиеся ладони, де Брильи устало вздохнул, безнадёжно пытаясь выбросить из головы светлый образ Анастасии. Казалось, не было никого на свете прекраснее её... Её глаза, глубокие, гордые, благородные, сверкали для него ярче всяких звёзд, алые губы были слаще мёда, кожа мягче бархата отливала серебром атласа. Разве могла эта девочка, совсем ещё девочка, заменить её? Заменить эти гордые манеры своим скромным изяществом? Заменить тёмные, царственные глаза светлым, глубоким и таким печальным взором? Де Брильи в беспомощности стиснул виски руками, словно этой болью он смог бы вытеснить боль из окровавленного сердца. Таня была в чём-то права - Анастасия и правда не любила его, теперь он это яснее понимал. Де Брильи должен был желать ей счастья, обязан был отпустить её, но... вырвать её образ из сердца оказалось слишком трудно. Он чувствовал, что сил становится всё меньше и вскоре, быть может, он отправится вслед за ней. Он обыщет всю Россию, каждый потаённый уголок бескрайней тайги, каждое озеро и каждую реку, но обязательно найдёт её! Найдёт Анастасию! Как можно жить без неё?.. В эту самую минуту половицы скрипнули, и дверца, что вела в его комнату, задрожала, открываясь. Де Брильи дрогнул, быстро поднял взор, окидывая фигуру вошедшего и не найдя в ней ничего для себя хорошего, снова повесил голову. Статный юноша в гардемаринской чёрной шляпе, натянутой на глаза, и длинном чёрном плаще, надетом поверх чёрного камзола, прошёл в комнату медленным шагом и встал напротив француза, тяжёлым, прожигающим насквозь взором взирая на него. Де Брильи поднял на него насмешливые чёрные глаза и вальяжно закинул ногу на ногу, улыбаясь. - Вы представитесь мне наконец, сударь? - обратился француз к юноше, чувствуя в нём угрозу, а потому не выпуская из рук заряженного револьвера. - Князь Никита Оленев, - отрывисто проговорил юноша, снимая шляпу, и его глубокие глаза цвета грозовых туч ярко блеснули в свете дня. - Я привёз вам вот это. С этими словами он вытащил из-за пазухи какой-то свёрток бумаг, перевязанных розовой лентой, и де Брильи мгновенно узнал их. Проклятый архив Бестужева... - Мне это не нужно, молодой человек, - француз усмехнулся в свои чёрные усы. - Знаю, однако, отдав вам это, я забираю у вас то, что не принадлежит вам, - глаза Никиты почернели. - Вы получаете бумаги и возвращаете нам Татьяну Белову. - Вот как, - де Брильи медленно, словно лениво встал со своего кресла и шагнул навстречу юноше. - Мне плевать на эти бумаги, эта девушка моя невеста. - Вы лжёте! - гневно воскликнул Никита, хмуря красивые брови. - Здесь ты не смеешь оскорблять меня, щенок! - де Брильи неожиданно и резко плеснул в глаза юноше бокал с белым вином, и Оленев закрыл глаза от жгучей ярости, прожигающей расплавленным золотом его вены. Струйки вина стекали по его щекам, и он, открыв глаза, посмотрел на де Брильи с такой ненавистью, которая казалась совсем нечеловеческой. - Так знайте, - прошептал он в злости, - я буду преследовать вас вечно, если вам удастся увезти Таню, и я найду вас везде, где бы вы ни были. Либо вы отдаёте её мне, либо вас ждёт смерть! С этими ярыми словами Оленев обнажил клинок верной шпаги, отпрыгивая назад и становясь в привычную боевую позицию. Де Брильи, бросив револьвер в сторону, тоже достал с пола шпагу, и битва началась. Засверкали клинки, наполненные ненавистью и энергией взгляды, повалились столы и стулья, разбились на мелкие осколки бутылки отличного бургундского вина. Схватив бумаги Бестужева, Никита быстрым движением спрятал их в ботфортах и ловко отразил ещё один удар предателя-француза. Князь, отбив ещё один удар де Брильи, неожиданно услышал наверху чьи-то лёгкие шаги и остновился, мгновенно теряя самообладание. Эти шаги он узнает и через тысячи километров, и через тысячи лет!.. Француз тем временем подло воспользовался минутой его слабости и, взяв бутылку уцелевшего вина, с силой ударил ею гардемарина по голове. Никита беспомощно скатился на пол, хватаясь за голову и сощуривая глаза от боли. Де Брильи, тоже мгновенно узнавая эти шаги, быстро прикрыл распростёртое на полу тело князя его же плащом и бросился стремглав по лестнице, успевая вовремя остановить уже спускавшуюся Таню. - Я услышала шум, шевалье, - проговорила она холодно, кое-как скрывая своё волнение. Де Брильи тем временем уже нежно держа её руку в своей, то и дело прикасаясь к ней губами, и с восхищением взирая на её платье, аккуратное, но очень красивое - голубое, оттеняющее её глаза. - Ничего страшного, моя милая, - проговорил он, старательно закрывая своей фигурой открывающуюся внизу картину. Таня всё-таки изловчилась и, перегнувшись через перила винтовой лестницы, с ужасом заметила закрытое плащом тело, что лежало на полу в осколках бутылок вина. - Боже мой! - невольно воскликнула она, пытаясь ступить на одну ступеньку ниже, но напираясь на грудь француза, мгновенно обхаватившего её талию руками. - Шевалье, там ранен человек! Она попыталась вырваться из его объятий, но из этого мало, что вышло, а потому она твёрдо посмотрела французу в глаза. - Пустите же меня, сударь, я должна осмотреть раненого! - ей невдомёк было, что этот раненый был самым родным человеком на свете, и де Брильи, понимая это, не спешил её пропускать. - Не бойся, милая, он лишь ударился головой, - проговорил успокаивающим тоном и аккуратно погладил невесту по руке, отчего она неприязненно вздрогнула и снова безнадёжно попыталась отстраниться. - Ступай в свою комнату, а я разберусь с этим человеком. Несколько долгих мгновений, показавшихся вечностью, Таня смотрела на де Брильи, прижатая к его груди, и наконец оттолкнула его от себя, последний раз взирая на человека, что безвольно лежал под лестницей. Что-то в сердце её шевельнулось, но она, отбросив глупые мысли, начала медленно подниматься обратно наверх, чувствуя на своей спине тяжёлый взгляд де Брильи. Она не верила его словам, не верила ничему, что он говорил, однако сражаться с ним ей было бессмысленно - он был в несколько раз сильнее. - Вы подлец, сударь! - вдруг услышала она резкое восклицание, и печальные глаза её распахнулись от изумления. Этот голос она не спутает ни с каким другим. - Никита! - крикнула она, бросаясь по лестнице вниз, ничего перед собой не видя и ничего не слыша. В ушах пойманной птицей билось восклицание родного голоса, и она шла на него. - Сделаешь ещё шаг, и этот князь умрёт, - неожиданно остановил её голос де Брильи, и Таня явственно увидела, не дойдя до первого этажа всего несколько ступенек, как француз направил заряженный револьвер на поднимающегося с пола Оленева. Её глаза невольно осмотрели Никиту с ног до головы, запоминая каждую его черту и взирая на него так, словно она не видела его тысячи и тысячи лет. Князь осторожно поднял взор на неё, и они встретились взглядами, вздрагивая от нахлынувших чувств. Только с большим усилием они смогли подавить в себе желание броситься друг к другу. - Шевалье, - произнесла Таня неожиданно громко и твёрдо, - не убивайте этого человека. Я умру вместо него, если потребуется. - Тогда пусть он убирается, - жёстко проговорил де Брильи, не опуская револьвера. - Уходите, князь, - голос девушки предательски дрогнул, а глаза, устремлённые а Никиту, потемнели от нахлынувших слёз и страхов. Она готова была ехать и на другой конец света, только бы с ним было всё хорошо. - Я никуда не уйду, - твёрдо проговорил Оленев, не сводя с неё мужественного взора. Он медленно повернулся к де Брильи, с усмешкой взирая на дуло его револьвера. Этот взгляд лишил француза уверенности, и, кажется, рука его дрогнула. - Я люблю эту девушку, сударь, - голос Никиты зазвенел от напряжения и стали, и его рука привычно сжала на поясе рукоять клинка. - И я буду сражаться за неё до последнего вздоха. Если вы не трус, то вы положите револьвер и примете участие в честном бою. Глаза князя лихо заблестели, и теперь, казалось, страх окончательно покинул его сердце. Нахмуренные брови пустили складки по белому лбу, руки покрепче перехватили рукоять, но де Брильи не спешил опускать револьвера. В его глазах отражалась внутренняя борьба чести и желания поскорее закончить всё это. Было время выезжать к де Шетарди, а он возится здесь с этим нахальным мальчишкой. Он не спускал глаз с противника, и они двигались по комнате очень осторожно, словно предугадывая действия соперника. Палец де Брильи неосознанно потянулся спустить курок. В эту саму минуту Таня решилась на отчаянный поступок. Француз неожиданно встал к ней спиной, когда обходил кругом готового ко всему Никиту Оленева, и теперь она могла спасти положение. Быстро поискав что-нибудь тяжёлое, она не нашла ничего лучше железной коробки с духами, которая отчего-то была оставлена на первой ступеньке лестницы. Хорошенько замахнувшись, Таня с силою ударила ей по голове француза, и тот, никак этого не ожидавший, скатился на пол, беспомощно хватаясь руками за перила лестницы. Прогремел звонкий выстрел, и Таня в ужасе вскрикнула. Кажется, когда она его ударила, он нечаянно нажал на курок. Покачнувшись, Никита тоже медленно опустился на пол, однако не развалился, а схватился за руку, помрачнев от жуткой боли. Белова со слезами на глазах бросилась к нему и упала перед ним на колени. - Боже мой... - в ужасе произнесла она, аккуратно прикасаясь к окровавленной ране Никиты и понимая, что её руки уже все в крови. - Ничего страшного, - скрывая дрожь в голосе, твёрдо сказал Оленев, осторожно поднимаясь на ноги и придерживая раненую руку. Таня мгновенно оказалась рядом и прижалась к князю, с болью и тревогой взирая на него. - Нам нужно немедленно уходить отсюда. Рану перевяжу потом. Бросив последний взор на лежавшего без чувств на полу де Брильи и бумаги, что они оставили у него на груди, Белова помогла Никите спуститься с лестницы, и, оказавшись на свежем воздухе, они заспешили быстрее. Во дворе роскошного особняка их уже ждали с лошадьми Сашка и Алёшка, и их лица просветлели, когда они увидели бегущих им навстречу Никиту и Таню. Девушка счастливо помахала им рукой, а вот Оленев лишь криво улыбнулся, и друзья тут же стали мрачнее. Сашка предложил взять Таню к себе на коня, но князь запротестовал - даже с больной рукой он готов был везти девушку хоть на край света, лишь бы защитить её от преследователей. Оленев кое-как помог Тане запрыгнуть на коня, и сам вспрыгнул вслед за нею. Осторожно и очень нежно обхватив её за талию здоровой рукой, он прижал её к себе, не желая выпускать из рук, и гардемарины поспешили исчезнуть из этого дома, только бы не видеть больше никогда этих озлобленных окон и тёмных лестниц. Прощай, де Брильи! Прощай, проклятая Франция! Золотым вереском струился по траве ветер, гнал листья и воздух за морской небосклон, пускал рябь по серебристым волнам. Бег лихих коней эхом отражался от тёплой земли, а улыбки молодых людей, что теперь были счастливы были ярче солнца, ясно светившего на бескрайнем полотне голубого цвета. Их сердца, звучавшие в унисон, бились так неистово и жарко, словно не было на свете опасностей, словно жизнь принадлежала только им, а не развратнице судьбе. Вскоре ни остановились в большом поле, когда решили, что отъехали достаточно далеко. Сашка и Алёшка помогли Никите спуститься с коня и уложили его в тени под раскидистым деревом. Таня бросилась к юноше и, оторвав от платья внушительный кусок белой ткани, принялась бинтовать его руку, скрывая стук тревожно бьющегося сердца в рваном дыхании. Оленев не отрываясь смотрел на неё, чувствовал, как по коже пробегает дрожь каждый раз, когда её нежные руки касаются его. Когда она осторожно завязала повязку, Никита, не сдержавшись, подался вперёд, приобнимая её за талию, и прижался губами к её губам. С её уст сорвался рваный вздох, руки попытались оттолкнуть его, боясь, что рана раскроется, но князь лишь крепче прижал Таню к себе, продолжая её целовать. Она сдалась под его напором и покорно ответила на поцелуй, устраиваясь у него на груди. Оторвавшись от него, она прижалась макушкой к его подбородку, и его рука легла ей на плечи, крепко обнимая. - Твои волосы горят полынным золотом, - неожиданно прошептал Никита на ухо своей возлюбленной, и та, подняв на него глаза, счастливо улыбнулась. - А твои глаза мерцают грозовыми тучами, - проговорила она очень тихо и нежно. - Я люблю тебя, Таня, - его тёплое, дурманящее дыхание обдало шею, и его губы осторожно коснулись её щеки. - Я тебя тоже.