Кольцанутые, или сверхтолерантная пьеса в трёх актах

Акт третий, сцена третья

Три гендера достались эльфам,

семь – повелителям гномов,

девять – человеческому роду,

и был создан единый гендер –

Властелин гендеров.

Аноним

      Занавес открывается.       На сцене – кузница Келебримбор. Совершенно некрасивые эльфы бестолково бегают туда-сюда, тянут экранное время, заполняя своей зашкаливающей толерантностью отсутствие у «Амазон» сценария.       Из-за кулисы на сцену выходит Элронд, запевает финальную песню (на мотив русской народной – ну не кантри ж им, в самом деле, петь!):       — Во ку… во ку-узнице,       Во ку… во ку-узнице,       Во кузни́це молодые кузнецы,       Во кузни́це молодые кузнецы.       Самый «молодой» Келебримбор продолжает:       — Они, они-и куют,       Они, они-и куют,       Они ку́ют – приговаривают,       Они Галю уговаривают.       Уж, коль, сцена-рия нет,       Так, чтоб прода-ать этот бред,       Толерантности добавим от щедрот,       Ложкой схавает щЫдевр такой народ!       Выходят бодипозитивная загорелая Диса с Дурином и ручным барлогом в розовом ошейнике из мифрила.       Диса:       — У Тол, у То-олкина,       У Тол, у То-олкина       В каждой книжке – бодишейминг и расизм,       Гомофобия с абьюзом и эйджизм!       Сексизм и шо-овинизм       Изгонит и-диотизм!       Говорите, не бывает чёрным гном?       Мы «Русалочку» до мая подождём!       Барлог с цепи, тихонько и жалобно:       — Вы поддакните скорее всей толпой,       Легче просто согласиться с психбольной…       На заднем плане гордо поднимают головы иранка Бронвин, пуэрториканец Арондир, их индусский сын Тео и все униженные и оскорблённые национальности, которых расист – Толкин, не знакомый с современной американской повесткой, предпочёл отнести сразу к оркам. Машут радужными флагами, раздают подросткам в зрительном зале топовые слэш-фанфики.       На сцену выходит Галадриэль:       — Я – эльф, я э-э-э-эльф,       Я – эльф, я э-э-э-эльф,       Себе надо это чаще повторять,       «Пэ-мэ-эсной дурой» стали называть!       За-ви-ду-ю-ут в сети,       Что супермэн я почти!       Надоел пузатый Гиль, Гиль-Галáд!       В Средиземье будет мат-риархат!       И, обращаясь за поддержкой к Дисе:       — По-мо-жешь ли ты мне, сестра?       По-мо-жешь ли ты мне, сестра?       Диса выхватывает из-за необъятной ляжки ножичек, наставляет на Галю:       — Мазер-факер, назови хоть раз «сестрой» –       Будешь жить в боку с большой дырой!       Тем временем, на сцену выходит Гэндальф, портя песню, запевая на мотив О. Газманова:       — А я хоббитов люблю,       Я их вместе соберу,       Вдоль по линии прибоя       Сразу в Мордор уведу!       Пендальфа, как вообще проходящего персонажа в сольничке сильной, независимой менструирующей персоны (помните о толерантности?) Галадриэль, прогоняют со сцены мощными женскими пенделями.       Старичок-Келебримбор, тем временем, под шумок отливший (в смысле, отливший кольца!), раздавая всем присутствующим по пластиковому сувенирному колечку из луна-парка с клеймом 585-й пробы, запи/евает, на мотив шлягера Т. Овсиенко:       — Колечко на палец, колечко,       Теперь несвободно сердечко!       Скажи ты мне, речка,       Скажи, рябина,       Да что ж «Амазон» за скоти-и-на?       Я в книге – ровесник Галины!       Так что ж за душок нафталина?       Вдвоём с Гиль-Галадом       С одной мы палаты,       Так в том в «Амазон» винова-а-ты!       И снова звучит русская народная. Герои, взявшись за руки, выходят на общий поклон, ловят тапки и люлей от возмущённых благодарных зрителей:       — В Аме, в Аме-е-рике,       В Аме, в Аме-е-рике,       В Амери́ке создавали сериал,       В Амери́ке создавали сериал,       Кова, кова-али клише,       Кова, кова-али клише,       Толерáстию ковали и раздор,       Не считая что, пожалуй, перебор!       В гробу, в гробу-у вертел,       В гробу, в гробу-у вертел,       Толкин много повертелся во гробу,       Сценаристы все нарушили табу!       За это их – в Бáрад-дур.       За это их – в Бáрад-дур!       Чтоб их там за пятку бáрлог укусил,       Чтобы бред снимать навечно отучил!         Уходят со сцены, отирая лицо от плевков.       На сцену тихонько выходит Саурон, про которого все как-то подзабыли, тревожно вглядывается вдаль, широким жестом, на манер Петра I, машет в сторону Мордора:       — Здесь граду быть!       Свет гаснет. Занавес.

Конец третьей сцены

Конец третьего акта