Индульгенция

Безвыходным мы называем положение, выход из которого нам не нравится. (Станислав Ежи Лец)

***

      Зеленые дубовые листья мерно покачивались на ветру. Сквозь густую крону пробивались солнечные лучики, образуя под деревьями узор. Легким движением руки женщина обводит лепестки Хризантемы, прежде чем на ее лице расцветает нежная улыбка. Темно рыжие волосы, редкие и жидкие, были собраны в низкий хвостик из-за чего, в силу возраста, на голове можно было увидеть проплешины лысины. Но это нисколько не портило картинку, наоборот, придавало своеобразного очарования. Ресницы, короткие и ломкие, прикрывали венистые веки, за которыми скрывалась зеленая радужка.       Родись она на век раньше, то была бы сожжена на костре за ведьмовство. Хотя многие и сейчас уверены, что она практикует магию, ведь по молодости женщина пользовалась популярностью среди парней. Тяжело разгибает спину, немного придерживая ту рукой, стараясь сбавить напряжение. Несколько прядей из челки попадают в глаза, заставляя ее хмуриться и недовольно шептать под нос о "старости-не радости". Платье на пуговицах зеленого, почти изумрудного, цвета и длинными свободными рукавами, развивается от потока ветра.       Рей наблюдает за этим из под тени дерева. Ее рука против воли поднимается в направлении женщины и только губы беззвучно шепчут столь родное слово – "Мама". Прежде статная и серьезная женщина, сейчас стала обычной старушкой желающей любви и быть выслушанной. Раньше она не желала копаться в земле или занимают делами по дому, предпочитая отдавать эту работу садовникам и домработницами, а сейчас ее руки покрылись влажной землей, но на лице все равно сияла улыбка. Аоки ни разу не видела ее такой безмятежной, вероятно, старость действительно сильно меняет людей.       Делает аккуратные шаги, словно боится потревожить царящее в этом саду умиротворение. Ступая по гравированной дорожке, Рей не сводит взгляда с постаревшей женщины. Такой родной и одновременно чужой. Подходит почти вплотную, разглядывая спину потерявшую свою прежнюю осанку. Появилось желание прикоснуться к ней, сказать что она вернулась, что она больше не будет такой глупой как раньше.       – О божечки мои! Нельзя так старых женщин пугать! – Но та словно почувствовав чужое присутствие, обернулась. Хватаясь морщинистой рукой за сердце, она хмурит брови, но вовсе не так как раньше. Немного недовольно, но без обвинения.       Рей от этого застывает на месте. Она ее видит? Рот чуть приоткрывается, хватая воздух, пока мама продолжает говорить:       – Девушка, а вы кто? – рассматривает свою дочь, прищуривая глаза, и Аоки понимает, что выглядит совершенно по-другому. Значит, нет смысла объяснять ей о своем воскрешение. Женщина надевает очки для зрения и в отражении кратко мелькает незнакомое лицо: Рыжие волосы, кожа покрытая россыпью веснушек, рыжеватые ресницы, тонкие губы, курносый носик.       – А, так ты наверное Вика, дочь Фрэнка? Он предупреждал о твоем приезде, но все-таки нельзя так подкрадываться, сердце у меня уже не молодое. – дружеские посмеивается женщина и чуть сгорбившись отправляется куда-то внутрь сада. Махая рукой подзывая Рейчел Викторию за собой.       – Как долетела? Твой отец говорил ты летать боишься. – Заводит разговор женщина, пока Рей плетется сзади, с удивлением разглядывая сад. Тот заметно изменился за время, добавились новые цветы, деревья прибавили в высоте и густоте, но самым большим изменением стало наличие любви в каждом кусочке земли. Сад словно пропитался эмоциями и рос только благодаря этой нежности.       – Хорошо долетела, спасибо за беспокойство. Вы сами за этим садом ухаживаете? Выглядит прекрасно. – отвечает Рей, так и не сводя взгляда со спины женщины. Взгляд Аоки впервые за это время наполнился таким количеством нежности, она чувствовала словно ее сердцу вернули тот оторванный после смерти кусок, который забрал с ней ее душу и желания.       Ее мама слабо посмеивается, и сквозь это смех можно было услышать как сильно изменился голос, став более уставшим и хриплым от старости.       – Спасибо, Вика. Признаться честно раньше я не особо любила копаться в земле, но с возрастом все меняется. – на последних словах голос стих, пропитываясь нотками грусти. Рей с трудом побарывала желание зажать женщину в объятия и заплакать на ее плече. Рассказать обо всем, что с ней произошло, о каждой мысли, что преследовала ее, о том как она соскучилась и мечтает вернуться.       – Ваш сын, как он? – Интересуется молодая девушка, желая побольше узнать о брате. Как он? Есть ли жена, дети? Пустился ли он в кругосветное путешествие, о котором мечтал с подросткового возраста или решил оставить детские мечты, погрузившись во взрослую жизнь.       Стоило вопросу о ее сыне прозвучать, как глаза загорелись и радостно блеснули на солнце. Губы растянулись в улыбке, украшая морщинистое лицо.       – Сынишка то мой второго ждет, говорят девочка будет. Уже ждусь не дождусь понянчить внучку. – Обе фигуры заходят в беседку, прячась в тени белой деревянной крыши. Внутри находился небольшой круглый столик с желтой скатертью и три деревянных стула, с желтыми подушками, расшитыми цветочным узором.       – Ты присаживайся, присаживайся. Я сейчас попрошу Свету нам чай принести. – указывает на место мама Рейчел, а сама достает из кармана телефон и немного дрожащими пальцами набирает номер, прося принести жасминовый чай. Затем она сама усаживается на место, продолжая разговор.       – А уж его жена, Лизочка, такая девочка красивая, вежливая, заботливая. От материнства ее лицо только сильнее сияет, а уж как она с моим сыном расцветает, словами не передать. – Душа Рей внутри сжимается в тиски от осознания того, что она их не увидит, не станет тетей и не потискает новорожденную племянницу.       Но они счастливы и этого Рей хватает, дабы радостно улыбнуться постаревшей женщине. Теперь когда они сидели друг напротив друга, можно было увидеть морщины на лбу и под носом. Пигментные пятна на щеках, старательно скрытые пудрой и шершавые губы. Старость ее явно не красила, но это не имело значения, ведь это была ее мама. И Аоки всегда будет считать ее самой прекрасной женщиной.       Пока женщина рассказывала об их семейном отдыхе в горах, темноволосая служанка Света, успела принести заварочный чайник и две чашки чая с блюдцами. Все предметы были взяты из одного набора и имели голубой узор. К чаю также принесли сахарницу и несколько печенек.       – Как планируете назвать девочку? – казалось невинный вопрос, резко погрузил старушку в мысли. Ее губы поджались и она сделала небольшой глоток, скрывая дрогнувшие ресницы.       – Рейчел. – ее имя произнесенное голосом матери, срезонировало где-то в сердце. Перед глазами пролетают моменты когда она была маленькой непослушной девочкой, и вынуждала свою маму по несколько раз выкрикивать свое имя, прежде чем получить нравоучение. Руки дрогнули, заставляя блюдце неаккуратно стукнуться о чашку. Между ними зависла тишина, благодаря которой можно хорошо услышать чириканье птичек на соседнем дереве и дуновение ветра, заставляющее листья деревьев перешептываться.       – Понимаю, у всех такая реакция. Честно говоря я была против, но сын сказал, что хоть так она будет с нами. – в уголках глаз матери блеснули слезы, которые она поспешила вытереть костяшкой пальца, прежде чем продолжить говорить, осевшим голосом.       –Знаешь, я до сих пор не простила себя за это. Всегда учила ее быть самостоятельной и полагаться на себя, это ее и убило. Она ведь никому не рассказывала о том, что происходит у них в семье. Радует только то, что этого, этого – она запнулась, видимо не зная какое слово подойдет лучше для описания этого человека – посадили его, вообщем. Но это ведь не вернет мертвого к жизни.       – Соболезную вашей потере. – Рей произносит это сквозь ком в горле, стараясь не расплакаться. Ее голос хрипит, а слова давят на грудную клетку. Руки стискиваются под столом, и она тяжело вздыхает. – Возможно вы посчитаете этот вопрос неуместным, но, чтобы вы сказали своей дочери, будь она рядом с вами? – кое-как выговаривает Рей, чувствуя на себе грустный взгляд матери.       – Что она не обязана быть сильной. Я всегда учила ее не плакать, быть твердой, уметь вовремя замолчать и проглотить, а потом, когда ее не стало. – женщина вновь запнулась и шмыгнула носом. Потом подняла глаза, чтобы посмотреть на небо и прикрыла их – когда она ушла, я поняла, что так и не научила ее самому главному – любить себя.       Аоки опускает голову, и чужие рыжие волосы прикрывают полные слез глаза: – Я уверена, ваша дочь вас услышала. – в ответ женщина грустно посмеивается, и делает глоток чая, а Рей чувствует как душа сбросила камень. У них все хорошо, и ее бывший получил по заслугам, они ее любят и в меру скорбят. Теперь она обязана стать счастливой, даже если придется умереть еще несколько раз.       Она резко поднимает глаза полные слез, которые скользят по щекам. Улыбается нежной улыбкой и чувствует как ее тело растворяется. Руки начинают становиться прозрачными, и теперь она понимает, что это была их последняя встреча.       – Передайте им мои лучшие пожелания, и спасибо, большое спасибо за все. – мир перед глазами тухнет и она видит расширенные глаза матери, протянутую к ней руку и застывшие в глазах слезы, прежде чем ее тело рассыпается золотистым светом.

"Спасибо, что была рядом со мной сейчас."

***

      Звенит, ударившись о пол, лезвие, И Маки вытирает выступившие на лбу капельки пота. Они скатываются по лицу, смешиваясь с пылью и грязью, она движением ладони только сильнее растирает грязь по лицу. Волосы давно выбились из хвоста и мешали сохранять зрительный контакт с проклятьем. Изначально, проклятье не дотягивало и до третьего уровня, но со временем оно становилось только сильнее. Скорость передвижения возросла, а отрубленные языки отрастали обратно за секунду, если не быстрее.       За все это время, проклятье успело изрядно потрепать Зенин. Растянутые мышцы руки давали о себе знать ноющей болью, спина отзывалась на каждое движение, после того как Маки свалилась со второго этажа на первый. Она стряхивает волосы назад и подбирает копье, готовясь к удару, который она с успехом отражает. Мозг сконцентрирован на быстро мелькающем перед глазами проклятье. То уходит за спину шаманке, намереваясь ударить исподтишка, но она успевает блокировать удар, тем не менее от силы удара ее отбрасывает в стену.       Зенин дышит сквозь зубы и выпрыгивает сквозь окно на улицу, дабы уменьшить количество препятствий и дать больше возможностей для размаха. Проклятье отправляется за ней, не желая отпускать добычу. Света на улице становиться меньше из-за набежавших туч, тем не менее лучше, нежели внутри, где света еще меньше. Оно наносит удар сверху, который Маки блокирует копьем, вновь разрубая язык, только в этот раз слюна начинает разъедать ручку копья, заставляя то разломиться надвое.       – Вот же – договорить она не успевает, ведь следующий удар не заставляет себя ждать. Тело на автомате отпрыгивает в сторону, и теперь шаманка замечает женское тело, лежащее на земле. "Аоки" мысль в голове заставляет девушку двинуться к ее телу, при этом уворачиваясь от быстрых атак проклятья. Она кидает остатки копья в сторону проклятия, удачно попадая прямо в рот чудовища.       Это только на некоторое время замедляет его, но его хватает, чтобы добежать до сокурсницы. Быстро осматривает тело, замечая неестественно выкрученную руку и кровь на затылке. Подставляет палец к носу, проверяя на наличие дыхания, и спокойно выдыхает когда чувствует его слабый отголосок. Подхватывает девушку и закидывает себе на спину, решая скорее удирать отсюда и вызвать подмогу.       Проклятье в это время, успевшее избавиться от оружия в своем рту, перевело все несколько глаз на убегающую парочку подруг. Из его рта раздается искаженный крик из-за которого трясется земля, поднимая в воздух куски земли, после чего оно начинает возрастать в размерах. Становясь ростом чуть ли не в два этажа здания.       – Да какого хрена?! – возмущенно вскрикивает Зенин, чувствуя как не может бежать достаточно быстро из-за тела на ее спине.        Поудобнее перехватывает Аоки за ноги и наклоняется вперед, дабы не дать ей упасть, стараясь побыстрее добраться до края завесы, но не успевает. Проклятье настигает их быстрее и подхватывает двух девушек языком. Пока одна без сознания весит в путах, другая старается отчаянно выбраться, барахтаясь ногами и постукивая руками по жирному языку.       – Рей, очнись! – взывает к помощи Маки, надрывая голос. Она надеется, что девушка сможет сделать хоть что-то, ведь не зря Годжо приволок ее в техникум и проводит индивидуальные тренировки. – Аоки Рей, если ты сейчас не очнешься, то мы обе здесь сдохнем! – Маки чувствует как слюна проклятья начинает разъедать одежду и пощипывать кожу. Да их тут сейчас переварит, без надобности желудка.       – Аоки, не смей умирать такой глупой смертью! Ты своего друга еще не похоронила! – каким-то волшебным образом слова доходят до ее создания, и она приоткрывает глаза. По лицу стекает несколько капель слез, плывущий взгляд, сигнализирует об ударе или возможно сотрясение. Из носа вытекает струйка крови, пачкая недавно купленный кардиган.       В голове вспыхивают последние события, и боль при ударе об землю. Аоки со страхом рассматривает положение в котором они находятся, замечая то насколько огромным было схватившее их существо. Переводит взгляд на висящую в воздухе Маки, щека которой была расцарапана от удара, и из раны сочилась кровь. Дужка очков была сломана из-за чего они наклонились в сторону. Несмотря на то, что зрение более-менее восстановилось, она не слышала ни одного звука, будто находилась в вакууме. Она замечает то как чужой взгляд смотрит на нее с надеждой, прося спасти. Видит как открывается ее рот и она что-то кричит.       В голове звучат слова: "я поняла, что так и не научила ее самому главному – любить себя. ". И она думает, что даже если умрет сегодня, она умрет отдав жизнь за людей, которые еще хотят жить. Рей концентрируется на энергии внутри нее, чувствуя как она впервые отзывается на ее просьбу. Она горячая, словно магма, опаляет ее органы изнутри, вонзаясь ножами. Из ее горла вырывается болезненный крик, сопровождаемый сиянием.       Смоляные волосы в этом свете обретают белый цвет, символы на руке светятся, и ее тело взрывается изнутри. Она чувствует как ломаются ее кости, как сжигаются мышцы тела, а сердце пульсирует в ушах. Она кричит от боли, и столб золотой энергии вырывается вверх, разрушая завесу, заставляя ту осыпаться на кусочки разбитым стеклом. На небе образуется круг, который освещает пространство вокруг, проклятье зарывается воплем, роняя девушек. В небесном кругу появляются рунические символы. Они крутятся против часовой стрелки и дублируются на землю, покрывая всю территорию публичного дома и захватывая проклятье.       Гортанный крик становиться хриплым, и Аоки от боли хватается за голову. Ее разрывает на части, сдавливает огромным цементным блоком и одновременно бьет электричеством. Мозг отказывается работать, пока энергия отчаянно старается защитить своего носителя, и Аоки ей это позволяет. Маки приоткрыв рот наблюдает за этой ситуацией, не зная что и думать, до тех пор пока из центра двух кругов не вырывается несколько лучей. Они сталкиваются между собой, создавая разрушительную волну, которая ярким светом поглощает всю округу. Шаманка прикрывает глаза рукой, а Рей погружается в знакомую темноту.

***

      – Слон на f6 – Спокойный мужской голос раздается на фоне. Он раздается отовсюду и сразу, заполняя собой все пространство библиотеки. Высокие деревянные полки образовывали цилиндр и устремлялись вверх. Настолько высоко, что потолка нельзя было заметить, сколько не вглядывайся. Книги были педантично повернуты корешком наружу, показывая свое название.       Каждое из названий было на своем языке, и если некоторые языки имели в себе романский отголосок, то другие были больше похожи не какие-то линии или иероглифы нежели буквы. Каждая книга имела свой цвет, у некоторых обложка имела красивое позолоченное оформление, но абсолютно все здесь содержалось в единой гамме темных цветов.       В середине библиотеки расположился темный деревянный столик, готического стиля. К столу были приставлены четыре стула, каждый из них сочетался по стилю со столом. На одном из стульев сидел Сулис, его длинные русые волосы были перевязаны в высокий хвост, а передние завязаны в косички, перевязанные красными нитками. Золотистые глаза сосредоточенно смотрели на шахматную доску, пока он подперев голову рукой открыл взгляду свисающие с верхней части уха серьгу. Он был облачен в привычное кимоно, но в этот раз в нем преобладали красные цвета, нежели желтые.       – Пешка на D4. – другой голос, в этот раз женский, также не имел направления и резонировал по всему пространству. Напротив Сулиса за столом сидела знакомая Рей женщина. Темные короткие волосы доходили до кончика носа и немного вились на концах. Глаза такого-же золотистого оттенка нахмурились, стоило ей озвучить свой ход. Затем она вскакивает с места, поднимая за собой красное шелковое платье с вырезом на бедре. На ее шее расположилась интересного типа подвеска, в центре которой переливался красный камень.       – Нет, нет, нет, стой давай обратно! – вскрикивает девушка на шахматную доску, но та не слушается и передвигает пешку на указанное место. Стеклянная пешка, подсвеченная золотистым свечением самостоятельно опускается на нужную точку.       – Слон на Е5 – Сулис пускает смешок, рассматривая поджатые губы Анаты, украшенные помадой цвета бордо. – Мат – объявляет о своей победе парень, и Аната пинает ногой стул, который отлетает в одну из книжных полок, обваливая несколько книг. Рей, будучи не в своей телесной оболочки, вздрагивает. А затем неуверенно хлопает белоснежными глазами, оглядывая место, в котором оказалась.       – Опа, Сулис, а это случаем не твое? – эмоции женщины сменяются с недовольных на заинтересованные в многновение ока, словно у маленького ребенка. Сулис переводит вечно спокойный взгляд на Рей и предлагает ей сесть за стол. Совершенно не удивляясь ее здесь нахождению. –Эй, эй, а что она делает в моих владениях? – вопрошает Аната, комично поворачивая голову в сторону Логоса. На это он только махает рукой, говоря "Да, помолчи ты" и щелчком пальца отодвигает для Аоки стул.       Длинные белые локоны спадают по спинке вырезного стула, пока девушка немного натянуто устраивается рядом с двумя Логосами. Женщина несколько раз потаптывает ножкой, на которой обуты красные каблуки и когда Рей усаживается, вздыхает и садиться в след за ней. Аната закидывает руку на спинку стула, подозрительно щурится и выдает:       – Какого хрена от нее так сильно несет твоей энергией? – Аоки в удивление раскрывает глаза, ожидая ответа Сулиса, но тот игнорируя Анату, смотрел на нее, ожидая ее вопроса. Девушка почувствовала себя немного неуютно под прожигающим взором двух пар глаз, но все же решилась:       – Я умерла? – задает самый главный вопрос девушка, сильнее вжимаясь в стул. Сулис пожимает плечами, затем долго вглядывается в ее глаза, переводит взгляд на руны на ее "теле" и отвечает:       – Пока нет, но ты близка к этому. Предугадывая твой следующий вопрос – отвечу. Из-за сильного потока энергии, твое тело не выдержало, и душа, хранившая мою энергию, самостоятельно отследлила мое местонахождение. – слишком безэмоционально говорит Логос, прежде чем щелкнуть пальцами, заменяя шахматы на чайник с чашками, уже наполненные чаем.       – Эй, ты теперь меня игнорируешь? – дуется Аната, когда на столе появляется только две чашки и ни одна не была предназначена ей. Аоки, с сомнением смотрит сначала на женщину, потом на предложенный чай. – Да, бери, бери,– но настроение Анаты меняется слишком быстро, и вот она уже сама отдает ей кружку.       – Забудь о существование этой проблематичной особы и сконцентрируйся на разговоре со мной. Мы довольно давно не обменивались словами. – Логос насмешливо поглядывает на Анату, которая возмущенно открыла рот, начиная словно рыба глотать воздух. Потом он вернул взгляд на Рей, подтягивая к ней кружку чая. Душе ничего не оставалось кроме как наконец отпить предложенный напиток, и удивиться странному ощущению внутри.       Чай вовсе не ощущался чаем, он словно горячий пар влился внутрь, но вместо того, чтобы обжечь или согреть, наоборот охладил. Аоки отодвигает чашку, замечая то как Сулис с интересом разглядывает ее. Под пристальным золотистым взглядом, Аоки чувствовала себя провинившейся девочкой, и будь у нее губы, непременно бы их сжала.       – Смотрю ты освоилась с энергией. Как прошел разговор с твоей матерью? – Два предложения раз за разом ставят в ступор, но вспомнив, что существо перед ней находится за гранью смертных, решила не задавать странных вопросов по типу "Откуда ты это знаешь?". Что-то подсказывало ей, что ответ она все равно не поняла бы.       – Стало спокойнее. – честно признается Рей, на что парень кивает, продолжая слушать – Но я совершенно не поняла как это сделала, в принципе тоже самое произошло и во время боя с проклятьем. – ее голос от неуверенности становиться тише. В воспоминаниях проскочили моменты когда она точно также сдавала устный экзамен по экономике, и сомневалась в своем ответе. В конечном итоге ей поставили пять, но то как тряслись ее руки во время сдачи, она не забудет никогда.       – Все просто. Ты приняла факт своей смерти, что позволило связи с энергией усилиться. Теперь она принимает тебя не просто как сосуд, а как владельца. – В своей привычной безэмоциональной манере, поясняет Логос. Будь у Аоки брови, они бы взметнулись вверх, вместе с резко подскочившей самооценкой. Она не будет скрывать тот факт, что совсем немного, но гордиться собой.       – То есть, теперь мне не будет больно ее использовать? – в голосе так и сквозила надежда, на что Сулис покачал головой, тут же ее разрушая. Аната, следящая за этим разговором, прыснула в кулак, в ту же секунду получив книгой по голове, прилетевшей с одной из полок.       На фоне раздавались ойки и айки, а также нецензурная лексика. К счастью Аната материлась на многих языках, которых Аоки не знала, и знать не хотела, а потому уши не завяли окончательно.       – Нет, боль останется и последствия использования тоже. Но теперь энергия будет слушаться тебя, и контроль станет лучше. С остальным поможет практика. – хоть какие-то хорошие новости, думает девушка, делая глоток странного пара. От следующих слов, ей захотелось поперхнуться – Как продвигается поиск моей частицы?       – Эм, ну. – Аоки запнулась, в голове судорожно обдумывая варианты оправдания своего бездействия. – Ты ведь сам все знаешь, не правда ли?       – Знаю, но не удержался от того, чтобы посмотреть на твои эмоции. Прости уж. – Совершенно спокойно выдает божество, пока Аоки в ступоре смотрит в его глаза. Ловит в зрачках капельку озорства, которая ее озадачивает. Разве Сулис не был спокойным, безэмоциональным камнем? Где-то на фоне вновь засмеялась Аната, в этот раз успешно уклоняясь от летевшей книги.       – И все-таки твоя связь с этой душой оказывает влияние – игриво протягивает женщина, резко оказываясь за спиной Сулиса, который вновь вернул себе невозмутимое лицо. В голове появился вопрос "Какое именно влияние?", но она не осмелилась его задать, потому что вся эта божественная кутерьма ее не касается и ответ, скорее всего, будет слишком сложным для понимания.       – Пока что останешься в гостях у Анаты. У меня есть дела и я не смогу уделить тебе достаточного внимания. Будем надеяться, что мне не придется проектировать для тебя еще одно тело. – Намекает на факт ее возможной смерти парень и встает со стула, ударяя плечом подбородок Анаты, которая уже намеревалась вновь возмутиться, но была остановлена ударом. Она хватается за ушибленное место, словно может испытывать такую-же человеческую боль и гневно машет кулаком, грозясь оторвать Сулису его волосы. Логос в это время бесследно исчезает, оставляя двух девушек наедине. Рей неуверенно посмотрела на еще одно божество, которое, несмотря на все свои возмущения, была рада компании Души.       Разговор у них получился смешанным и перескакивающим с темы на тему, вероятно из-за резко сменяющихся мыслей и эмоций самой богини, нежели неумения Рей поддержать разговор. Аната в это время порхала по библиотеке, проверяя какие-то книги, иногда хмурясь от того, что книга не на своем месте, переставляла ее туда куда надо, и вновь начинала говорить с Аоки. Подобная любовь к порядку показалась девушке странной, ведь сама Аната не была похожа на человека любящего идеальный порядок, хотя возможно именно потому что она не человек ее логика на ней и не работала.       – Кстати, тебе наверное интересно, что это за библиотека. – сама начала разговор женщина, перебирая в руках очередную книгу на непонятном языке. – Здесь хранятся книги об истории всех существующих миров и измерений. Тебе наверное известно, что Логосы это не божества, так вот у каждого из нас есть свои обязанности, у Сулиса например реинкарнировать души, а у меня следить за тем, чтобы все миры находились в своих отделах. Но, знаешь, что интереснее всего? Мы, Логосы не можем идти против своей природы и цели существования, а вот Сулис смог и даже больше, сплел свою энергию с твоей душой. Если об этом прознают Высшие – на этой фразе Аната пустила удрученный смешок – я боюсь даже представить, что с ним сделают.       В глазах женщины промелькнуло беспокойство и впервые за все это время ее лицо стало достаточно серьезным. Рей поежилась ловя на себе прожигающий взгляд, казалось она смотрела куда-то внутрь нее, стараясь отыскать причину такого интереса Логоса, но не сумев, вернула себе привычное выражение лица. После этого Рей старательно избегала общения с этой женщиной или мужчиной, боги ведь бесполые? Тогда может лучше называть их "оно"?

***

      Комната состоящая из серой плитки, куда свет попадал с огромным трудом из-за того, что она находилась где-то в подвале Техникума, сейчас погрузилась в гробовое молчание, изредка прерываемое пикающими звуками кардиоманитора. На операционном столе лежало женское тело. Мертвенно белое лицо, измазанное в запекшейся крови, руки вдоль тела, словно собираются хоронить, глаза закрыты, из-за чего казалось, что девушка просто спит, но окружающим было ясно, что тогда ей не пришлось бы находиться в кабинете Секо. Сама врач, стояла в углу комнаты, наблюдая за телом Аоки, которое несмотря на обратную технику, не стремилось восстанавливаться. Изначально когда к ней среди ночи ворвалась взволнованная Зенин, врач еще не понимала масштаба трагедии, считая, что ранения получила только Маки. Проблемы начались когда ее взгляду предстало измученное молодое тело, из-зо рта которого стекала струйка крови и тот факт, что она еще дышала, можно назвать чудом.       Женщина зарывается руками в волосы, оттягивая те назад и переводит уставший взгляд на сидящего на стуле Сатору. Его ладони были сложены и находились прямо перед его лицом, растрепанные белоснежные волосы прикрывали глаза, накинутая наспех куртка свисала с плечей. Его тяжелый взгляд был устремлен на Рей. В голове крутилось много вопросов, но самым главным стал "Кто, черт его дери, решил отправить молодых учеников в это место?". Когда ему ночью поступил звонок от врача, начинающей читать ему мораль о том, что он слишком беспечно отнесся к своим ученикам, Годжо спросонья вообще не понял, что происходит и куда он направил учеников. А потом, когда примчался в школу и встретил потрепанную Маки перед дверью кабинета врача, то и вовсе оцепенел.       – Я не знаю как она осталась жива, но если боги существуют они явно на ее стороне. Разорванное легкое, четыре сломанных ребра и разбитый затылок – то что она как-то дышала, уже удивительно. – подводит итоги своих стараний женщина и хмуриться, недовольно поглядывая на шамана, который только теперь мог представить примерное состояние Аоки и с чем ей пришлось столкнуться.       Годжо вздыхает и откидывает голову назад, опуская руки между ногами. Прикрывает глаза, надеясь, что это сон, но ожидающий взор Секо окунает в суровую реальность.       – Почему она не просыпается? – голос звучит уставше и слишком искренне для Годжо, который почти никогда не показывал настоящих эмоций. Он вспоминает на какой теме закончился последний разговор и душащее чувство вины встает в горле. Он обязался следить за ней и обучать, а в итоге не только не уследил, но еще и покалечил.       – Понятия не имею. Меня больше напрягает тот факт в каком состоянии она была изначально. – В ее голосе слышиться обвинение и Сатору его прекрасно понимает. Поднимает взгляд на Секо, уставший и виноватый, и ему даже не надо ничего говорить потому что бывшая однокурсница прекрасно его понимает. Хоть Годжо и казался безответственным придурком, он никогда бы не подверг своих учеников такой опасности, зная насколько те не подготовлены. – Сатору, я пойду досыпать и тебе советую, ее жизни уже ничего не угрожает. – понимая, что это явно не ночной разговор, врач покидает комнату, перед этим проверяя Аоки на всякий случай, и удостоверившись, что та дышит, уходит. Щелчок закрывающейся двери кажется слишком громким.       Шаман тем не менее не спешит подниматься с места, просто сил на это не находит. Он опускает голову, потирая глаза большим и указательным пальцем, в голове крутиться слишком много всего, и даже если он захочет пойти спать сейчас – он сомневается, что уснет. Голубая радужка, сейчас ничем не скрытая из-за спешки, потемнела на несколько тонов. Безмятежное прежде лицо, на котором часто фигурировала насмешливая улыбка, стало серьезным. Он знал одно – тот, кто решил подделать его указание об проклятье, делал это не из добрых намерений. Хуже всего было то что, он вероятно знал про Рей, и тогда вопросов становится еще больше. С кем успела связаться эта девушка и почему тот жаждет ее смерти?       Опираясь руками о колени, медленно встает со стула, направляясь к мирно лежащему телу. "Слишком мирно"– появляется мысль в голове, когда он подходит ближе под аккомпанемент кардиоманитора. Иногда он сомневался в его работоспособности, потому что тело выглядело слишком бездыханно для того, чтобы сердце внутри могло биться. Рука тянется к застывшей около губ крови, большим пальцем стирая багровую жидкость. В мыслях всплывают воспоминания о том, как прошла их первая тренировка. Точнее о том, как ему пришлось будить заснувшую за столом Рей, пускающую слюни на исписанную бумагу. Точно, те записи.       Лезть в чужую жизнь, Годжо не хотелось, но теперь ситуация принимает слишком опасный оборот и он знает, где найдет ответы.       Он проводит рукой по спутавшимся смоляным волосам, убирая в сторону прилипшую челку, ловит себя на мысли, что боится прикоснуться сильнее и хмуриться. Нет, слишком странные мысли в его голове. Резко отодвигает ладонь и выходит из комнаты.

Пожалуй стоит начать с квартиры.