Паранойя

Это была дикость. Бешеная дикость, как она есть: Эймонд рванул вперед, подставляя ногу аккурат за миг до того, как Рейнира успела бы захлопнуть дверь. Он все еще помнил, что некоторые вещи судьба дает только взаймы и под очень большие проценты, но больше не мог сдерживаться. - Я не поеду. - Эймонд! – король Визерис даже встал с трона, вперив на племянника холодный взгляд, яростно сжимая послание от ворона Арренов о трагедии на охоте в посеревших от недуга пальцах. – Ты должен! Она твоя мать! - Ваше Величество! - принц твердо выдержал на себе суровый взор дяди, склонил немного голову в знак покорности, но единственный глаз его полыхал ненавистью. - Это мать, которая бросила меня больше восемнадцати лет назад! - немедленно напомнил он и буркнул чуть более обиженно, чем следовало. - Ничего я ей не должен. - Все равно она твоя мать. - Визерис Таргариен, первый своего имени, устало вздохнул и повалился на престол. Странно было видеть дядю таким: беспомощным и слабым. Наблюдать, не имея возможности что-то сделать, как он медленно угасает, словно свеча, одна из многочисленных, у алтаря Балериона. Он похудел, если не сказать отощал. Черно-золотая мантия, расшитая россыпью драгоценных камней, висела на еще молодом мужчине как холщовый мешок. - Она твоя мать, и другой у тебя никогда не будет. – взгляд короля, затуманившись, смягчился, он подозвал жестом племянника к себе и Эймонд, тряхнув копной светлых волос и упрямо сжав тонкие губы, послушно сделал несколько шагов ближе к человеку, который заменил ему отца. - Отдай ей свой долг. Младший Таргариен потоптался на месте, в тронном зале резиденции своего могущественного правящего дома, не поднимая головы, не зная, что сказать. Разве не пристало ребенку быть рядом с родителем в момент тягостей и невзгод? Пусть мать и никогда не отплатила бы ему тем же, он все еще может стать хорошим сыном. Эймонд коротко кивнул дяде, поборов в себе быстрый порыв неповиноваться, и развернулся на каблуках. Рея Ройс была мертва, и не важно, приехал бы он или нет. Она почувствовала себя лучше, встала с кровати и умерла, и оставалась бы мертвой в любом случае - где бы ее сын не находился. За последние несколько недель принцу удавалось поспать лишь по несколько часов в сутки, да и те с перерывами. Земля его предков по материнской линии была чужой и бездушной для дракона, несмотря на природные изобилия, а похороны родительницы оказались тяжелее, чем он ожидал, ведь вместе с ней умерли и любые надежды на примирение. Граница между сонным и бодрым состоянием размывалась, и сегодня, когда он вернулся домой, в Королевскую Гавань, по-настоящему домой, он почти впал в летаргический полутранс. Он не успел. Его мать, Рея Ройс, леди Рунного Камня, что располагался на полуострове в Долине Аррен, умерла только через девять дней после травмы головы, полученной на ястребиной охоте, а он не успел. Почему он предпочел полету на Вхагар длительное путешествие на коне? Может, дело в том, что женщина, которая подарила ему жизнь, относилась к нему к холодным отчуждением с рождения и после прошения отца о расторжении брака отправила его с нерадивым супругом ко двору? Принц не собирался торопиться к ней. Внешне Эймонд был как две капли воды похож на Деймона: те же белые, точно снег, мягкие и податливые волосы, в излюбленной манере отрощеные до середины спины, то же худощавое атлетичное телосложение. Только глаза у отца и сына были разные: у Деймона фиолетовые, насколько темные, что почти черные; у Эймонда сапфиро-голубые, яркие. Эймонд помнил, как мать отводила взгляд в их редкие встречи. Может, из-за того, что он был больше Таргариен, чем Ройс, его не назвали Йорик или Робар, в честь большинства Бронзовых королей? В детстве он часто думал, что он сделал такого, помимо того, что родился, конечно, что Рея Ройс его не любит, но сейчас ему было плевать, потому что причин у матери то и не было. - Ее всегда интересовали только звери и лошади, но никак не люди. Выпей. - голос , словно шило, пронизал вечер. Слова в больной голове отдались будто набатом. Эймонд несколько раз моргнул, сбрасывая с себя наваждение. Взгляд сфокусировался на человеке, который оказался напротив, потом на бокале вина, протянутого им сыну. Деймон Таргариен стоял во всей своей красе, преисполненный великолепия, обласканный в лучах славы. Вокруг отца золотой ореол от света свечи. Свет дрожал, ведь дрожала и рука, держащая свечу. От Деймона пахло дымом и... перегаром. Пары вина в первое мгновение можно было спутать со сладким приторным запахом гнилых фруктов. Эймонд едва сдержался, чтобы не скорчиться. Слухи о подвигах Порочного принца на Ступенях, группе островов в южной части Узкого моря, и погром Триархии - Вольных городов Мира, Лиса и Тироша, - облетели Семь Королевств с первыми осенними ветрами. Эймонд получил вести аккурат в день погребения матери, и находил это элементами одной цепи. Отец взыскал почет и освободился от семейных уз, тяготивших его долгие годы, и все в одно время. Боги одарили его милостью, никак иначе. Длинные пальцы медленно перехватили хрустальную ножку бокала, но Эймонд лишь смочил губы, даже не удосужившись отведать предложенного вина. Его сознание и так было затуманено отсутствием длительного отдыха, а магия благородного напитка сыграет злую шутку, лишь усугубив все. Деймон цокнул, сел напротив и откинулся на спинку кресла в полурасслабленной позе: лживой, как и он сам, ведь его глаза недобро сузились, желваки заходили на острых скулах. Наверное, он предпочел бы более легкого на подъем сына. Эймонд учил историю и философию. Эймонд упражнялся с мечом и летал на самом большом живом драконе. Эймонд не позволял себя излишек, не куролесил. Эймонд был полной противоположностью Деймону. - Корчишь из себя святого. Ясно. Неинтересно. Как всегда. – старший Таргариен пожал плечами, отсалютовал сыну и за один присест демонстративно небрежно-нагло осушил свой бокал. Сосредоточил свое внимание на начатой бутылке, которую зажимал подмышкой, а теперь точно награду выставил на резном столе, потеряв к наследнику всякий интерес. Эймонду все еще было плевать, но он не мог не почувствовать горько-привычного разочарования и чувства враждебности. Деймона Таргариен он ненавидел не всегда. Первые годы жизни он был неотъемлемой его частью сначала в Долине, где Деймону быстро стало скучно, и он начал заниматься наследником, а потом во дворце, в котором Порочный принц подобострастно перед братом длительное время был тише воды и ниже травы. Но время шло, оно бежало неукротимо, и ветряный нрав младшего брата короля всё же дал о себе знать. Любовь и уважение приемника, семьи, он променял на выпивку, низкопробную вседозволенность, и женщин. Увлечения его были зачастую продажными и кратковременными. Сколько должностей он сменил, заседая в Малом совете? Сколько представительниц слабого пола перепробовал? Ходили слухи, что отец имел особую страсть к лишению девушек невинности… Мерзость. Пока Деймон развлекал себя как только мог, Эймонд рос. Из мальчишки, чье драконье яйцо так и не вылупилось, из юнца, которому дети слуг приволокли свинью вместо летающей огнедышащей ящерицы, он стал мужчиной, при этом, знал отец или нет, несколько озлобленным. И Порочный принц был в числе тех, на кого он злился. Эймонд поднялся, стряхивая с черного камзола невидимые пылинки. Когда-то давно он решил, что не будет таким, как Деймон, и он таким не стал. В конце концов, каждый сам кузнец своего счастья. Принц, лишившийся глаза еще в детстве, не проронил ни слова. Повернулся спиной, чувствуя на себя тяжелый и одновременно насмешливый взгляд, не поворачивая головы резко швырнул бокал в камин, отчего пламя вспыхнуло пуще прежнего, и вышел, оставляя родителя одного. Он знал старую притчу: каждый раз, когда рождается новый Таргариен, Боги подбрасывают монету, ведь безумие и величие - это две ее стороны. И если с другими все ждут, затаив дыхание, то что делать с ним, чье рождение – глупые игры случайных сил? Родители были вместе лишь единожды, из чувства долга, а последствия остались на всю жизнь. За окном смеркалось. Красный замок, величественная крепость на холме Эйгона над городом и водами Черноводной, погружался в темноту, укрываясь пестрившим звездами небом, и отходил ко сну.