Последнее желание

~*~

— Миааааааааааааака! Девушка вскинула голову со стола и затуманенными глазами уставилась сквозь незнакомую арку в стене. Это… Она нахмурилась. Это не ее дом. Это определенно не ее дом. Что ее разбудило? Миака сонно огляделась вокруг, замечая гладко отполированные столешницы, покрытый крапинками деревянный буфет, украшенный магнитами холодильник. Все казалось каким-то знакомым, как будто она не раз бывала здесь, но… Черт, где бродит ее сознание! Оно бы точно сказало ей, что происходит… И вдруг со второго этажа раздался голос, отдающийся с удивительной громкостью по всему дому. — Миааааааааааааака! Голос Нурико вернул ее к реальности, заставляя признать в окружающей ее комнате кухню семьи Чо. Ах да. Она пришла сюда (Миака посмотрела на часы) два с половиной часа назад, собираясь тайком приготовить что-нибудь съедобное на завтрак и сделать, тем самым, сюрприз Нурико. Правда… для завтрака было уже поздновато. Она прикусила губу, ругая себя за то, что уснула на рабочем месте. «Ты не просто кухарка или уборщица, Миака, — напомнила она себе строго. — Ты защитник». — Миааааааааааааакааааааааааа! Она вскочила на ноги и на ходу заметила, что — в порыве кулинарной горячки, наверное, — завязала на талии кружевной передник. Вцепившись пальцами в завязки, она поспешила прочь из кухни, взбежала по лестнице на второй этаж и постучала в дверь комнаты Нурико. Задыхаясь и все еще возясь с узлом на поясе, она с шумом ворвалась внутрь и остановилась тут же, на пороге. — Да? Полусидя на кровати с подложенной под спину подушкой, Нурико повернул голову на ее вхождение. Под глазами у него пролегли тени, что ясно говорило ей, сколь мало он спал за сегодняшний вечер. Однако выглядел он веселым, и один фиолетовый глаз подмигнул ей. — Ну как спалось? Миака покраснела. — Прости. Я присела подумать, что приготовить и… не заметила, как заснула. Нурико пожал плечами, осторожно отвернул уголок одеяла и так же осторожно стал стаскивать ноги с кровати. Миака в шоке бросилась вперед, распахивая глаза. — Нурико! — закричала она. — Мицукаке сказал не вставать! — А тебе он сказал не готовить, — сухо парировал он. — Я прааав? Игнорируя продолжающиеся протесты и тихо шелестя пижамой, он опустил босые ноги на пол и, упираясь рукой о кровать, привел себя в стоячее положение. На нем был бандаж, но движение по-прежнему причиняло ему боль. Он поморщился, хватаясь за ребра, и резко втянул воздух. — Ну, и кто был прав? — проворчала Миака. — Да, да, ты, — выдохнул Нурико. — Поможешь мне спуститься, а? Это было… странно. Нурико стоял перед ней с исказившимся от боли лицом и обхватив свою грудь рукой — а всё, о чем она могла думать, это сказанные им пару дней назад слова. Боже, казалось, прошла целая вечность. Столько всего случилось… Но они всплыли сейчас в ее памяти так внезапно, что она могла думать только о том, что случилось с тем Нурико, которого она тогда вдруг увидела. Он почти признался ей в любви, а она в ответ только ранила его. Глаза его, когда он покидал тот пустырь, были полны боли и печали; он понял, что надежды нет. Миака собиралась поговорить с ним об этом по прибытии домой, как только они останутся одни, но то, что случилось с семьей Тамахоме… — она внутренне вздрогнула. — Ей так и не выпало шанса. Но… Миака взглянула на профиль Нурико, в то время как, взяв его под руку, она вела его к двери. Было так просто делать вид, что ничего не произошло, так просто взглянуть на него и видеть Нурико, которого она всегда знала. Но в этом мире она совсем его не знала, так ведь? Все, что она видела, было окрашено воспоминаниями о том Нурико, которого она знала из Книги, и они навсегда были запятнаны кровью и его смертью. Могла ли она позволить себе отпустить это, просто забыть то, что Нурико хранит чувства к ней, которые, быть может, никогда не остынут? Если все действительно шло к тому, что случилось в Книге, могла ли она забыть все и позволить Нурико умереть? — Миака. Его голос вызволил ее из этих дум, и она поняла, что стоит у самого спуска лестницы, отсутствующе глядя в пространство перед собой. Миака моргнула. — П-прости! — выговорила она, широко и очень неестественно улыбаясь. — Просто задумалась кое над чем… Было ли это от недостатка сна или от боли, а может быть просто от хорошего настроения с самого утра, но Нурико не придал особого значения ее словам. — Не важно, — мягко сказал он. — Но я бы хотел добраться до первого этажа, не растеряв конечностей, так что не считай ворон, ладно? Миака кивнула. — Ладно. Преодолев схождение с лестницы, заставившее их потрястись, они прошли через кухню, где Нурико прихватил с собой парочку магазинных онигири, и направились в гостиную. Было уже где-то полдвенадцатого, и потому, как только Миака помогла ему опуститься на диван, Нурико схватил лежащий на подлокотнике пульт, и взяв его в свои тонкие пальцы, включил программу «Шанс!». — Мидзуки Ариса-сан, спускайтесь, пожалуйста, к наааааааам! — провозгласил Ито Сиро. — Ваааааам выпал невероятный ШАНС! Зал вспыхнул аплодисментами, и восторженная школьница в короткой клетчатой юбке с визгом подскочила с места. В следующее мгновение она перепрыгнула через колени сидящей с раздраженным видом девушки и быстро спустилась вниз прямо к ведущему и остальным участникам. — Туу-ду-ду-дууу, — тихо напевал Нурико. — Дуу-ду-ду-дуууу-ДУУУ-дууу. Ту-ду-ду… Он внезапно осекся, когда Миака плюхнулась на подушку рядом с ним, выхватила у него пульт и выключила телевизор. Темная бровь изогнулась. — Миака? Она знала, для этого было не лучшее время. Семья Тамахоме, травмы Нурико, Тамахоме на грани срыва — слишком многое случилось, и разговор о подобном был бы явно не самым приятным сейчас. Господи, все и так было слишком сложно. Зачем она делает еще хуже? Но… но, нет. Миака слегка встряхнулась и мысленно себе кивнула. Нет, они должны поговорить об этом. И даже если сейчас было не лучшее время, оно вполне могло оказаться последним, и потому она воспользуется им. Не важно, что может случиться, не важно, что из этого выльется, она сделает это. — Нурико, нам нужно поговорить, — сказала она. Слова вышли в спешке, и Миака знала, что ее щеки пылали, а руки, лежащие на коленях, тряслись, но даже вся решимость в мире не смогла бы остановить ее тело от реакции. Сидящий рядом Нурико слегка отодвинулся. Он был весь во внимании, но Миака не смотрела на него. — Поговорить, — отозвался он. — О чем? — О… — слова застыли у нее на языке. — О том… что ты сказал пару дней назад. О том, что чувствуешь… Долгое время Нурико молчал, пораженно глядя на нее и затаив дыхание, но потом выпустил слегка напряженный смех и покачал головой. — Нет, Миака, мы тогда друг друга не поняли… — Нет. — На этот раз ее голос был тверд. Она закрыла глаза, стараясь игнорировать тот факт, что ее сердце так стучит. — Нет, — повторила она чуть мягче. — Все в порядке, Нурико. Я знаю правду. Я знаю, что у тебя… есть чувства ко мне. — К-конечно, они есть, дурочка. Мы столько лет дружим… — Ты же знаешь, я не это имею ввиду. Чувства… отличные от дружбы. Повисла долгая пораженная тишина. А затем Нурико вздохнул, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Миака взглянула на него тотчас, когда опасность встретиться с ним глазами миновала, и стала следить за тем, как двигались мышцы его челюсти в то время как он говорил. — Так и думал, что ты догадаешься, — тихо сказал он. Было странно, но его голос стал низким — совсем не таким, как обычно. Он говорил как… мужчина. — Прости, Миака. Я знаю, от этого лучше никому не будет. Тем более сейчас, когда с Тамахоме и его семьей случилось… такое. Но… — его глаза вдруг раскрылись, и он повернулся, чтобы посмотреть на нее. И, несмотря на то, как отчаянно она хотела отвести взгляд, она не смогла этого сделать. — …Я люблю тебя, Миака. Как это было странно! Слышать эти слова от него и знать, что он имеет ввиду именно их. — Мне потребовалось столько времени, чтобы осознать это, что я даже думал, что вру сам себе, но… — внезапно пыл в глазах Нурико испарился, и он опустил взгляд. — Но это так. И я не прошу… чего-либо от тебя. Я знаю, ты любишь Тамахоме, и я никогда даже не подумал бы о том, чтобы встать между вами. Так что… это даже хорошо, наверно, что ты знаешь — но, забудь об этом, ладно, Миака? Так всем будет легче. Особенно мне. Забыть. Он хотел, чтобы она забыла. Не то чтобы она могла, конечно, но это было тем, чего Нурико действительно хотел от нее. Он хотел, чтобы она отвергла его чувства, оттолкнула их и вернула все на свои места. Как будто ничего… никогда не случалось. «Неужели он действительно так меня любит? — вопрошала она молча, с удивлением обнаруживая блеск слез в своих глазах. — Способен ли кто-нибудь на такую любовь, в которой собственное счастье ничего для него не значит?» Но… боги, Нурико уже делал это, не так ли? Сначала с Корин — и здесь, и в Книге. Он любил ее настолько, что отдал всего себя ради нее, пожертвовал всем тем, чем был Рюен, и обратил себя в нее — стал ею. А потом в Хоккан, в Книге — боже, он отдал всего себя и там, ради Жрицы и своих друзей. Он позволил себе умереть дважды за других людей, — фигурально, а затем буквально — а теперь он собирался сделать это вновь? Господи, он снова собирался принести себя в жертву! Пусть она не знала, где и когда, и при каких обстоятельствах, но она знала, что это случится, с такой уверенностью, что это пугало ее. Он умрет. Он умрет, опять, за нее. За их друзей. Нурико умрет. У нее перехватило дыхание. Пока. Пока… она что-нибудь не изменит. Пока она не изменит что-нибудь серьезное. Сердце билось в груди и так громко стучало в ушах, что даже заглушало ее собственное сбивчивое дыхание. «Действительно ли это настолько важно для меня? Действительно ли это важно настолько, чтобы поступать так? Рисковать так?» Она знала, даже когда спрашивала себя об этом, что да. Господи, боже, да! Если Тайцукун не собиралась спасать их, то можно было поклясться, что никто не собирался. Все зависело от нее. Только от нее. Миаки. Жрицы Судзаку. Но что бы она сделала, чтобы спасти Нурико? Чтобы спасти его, Хотохори, всех ее друзей? Что бы она отдала? Чем бы пожертвовала? «Настоящей любовью, — прошептала она про себя. — Я откажусь от своей настоящей любви». Сердце все еще билось в ушах, когда Миака повернулась к сидящему рядом юноше и посмотрела на него, — и почувствовала, как каждый нерв ее кричит от страха, и дыхание замирает в ожидании. Ее пульс учащался, и по коже бежали мурашки от страха, создавая ощущение покалывания в пальцах и заставляя содрогаться всем телом. Она прекрасно осознавала как дышит, и знала как стремительно бежит кровь по ее венам, как кружилась голова от осознания того, что она вот-вот изменит что-то, что никогда и уже никак нельзя будет изменить обратно, — но она делала это несмотря ни на что, невзирая на то, что могло бы случиться. Нет. Из-за того, что могло бы случиться. «Это наш единственный шанс». Их единственный шанс. Не дав себе больше времени на раздумья, Миака подалась вперед, коснулась тонкой рукой шелковых волос Нурико… и поцеловала его. Все тело Нурико напряглось под ее прикосновением. Распахнутые глаза были темны и полны изумления, а руки напряженно застыли в воздухе, как если бы он отчаянно пытался понять, что с ними делать. Но затем он вдруг, видимо, сбросив с себя первый шок, отпрянул и, забившись в самый дальний угол дивана, уставился на нее, как на умалишенную. — М-Миака! — пропищал он, задыхаясь, как после пробежки. — Каа… каааа… какого черта ты ДЕЛАЕШЬ?! Ладно, допустим, это не совсем та реакция, которую она ожидала. Но она должна, должна была догадаться, что он не примет это за чистую монету. В конце концов, кем бы человек ни был, чтобы то, чего он всю жизнь желал в глубине своего сердца, и вдруг найти брошенным к его ногам без предупреждения? Так… Это значило, что ей нужно убедить его, вот и все. — Нурико, — мягко проговорила Миака, — прости меня. — Она взяла его руку в свою и поднесла его ладонь к своей щеке. — Я тоже люблю тебя. Я… я боялась признаться тебе в этом раньше, но… это правда. Я люблю тебя. Нурико с силой потряс головой, но руки не отнял. — Нет, — прошептал он, глядя на нее с болью в глазах — как если бы думал, что это была лишь какая-нибудь жестокая шутка. — Нет. Ты… ты любишь Тамахоме. Ты всегда любила Тамахоме. Девушка на мгновение закрыла глаза. — Да, — тихо ответила она. — Я люблю Тамахоме. Но… — она сделала последний вдох с образом Тамахоме, улыбающегося в ее голове, выдохнула и открыла глаза. — Но я хочу быть с тобой. И она поцеловала его снова, очень нежно, и хотя Нурико был все еще неподвижен и напряжен от ее поцелуя, в этот раз он уже не предпринял попытки отстраниться. «Я пойду на это, если оно того требует, — пообещала она тихо. — Может быть, со мной рядом ему не за чем будет жертвовать собой. Может, если я останусь с ним… он будет жить и позволит себе быть счастливым». …может быть. Боги, она надеялась на это.