Вода и камень

Глава III Машины проезжали мимо, громко сигналя и оставляя за собой тучи пыли, которая оседала на всём, чего ни коснись. Грузчики со своими тележками сновали туда-сюда, прокладывая себе дорогу через толпу пронзительными выкриками "Paso! Dejen paso!", и всё вокруг двигалось, звучало и пахло по-новому, совсем не так, как в огромном, но родном и привычном Нью-Йорке. Бетти стояла, разинув рот, вцепившись в мамину руку, и боялась пошевелиться, в полной уверенности, что, стоит ей обнаружить себя – и все эти чужие люди ринутся на них, и тогда они совсем пропадут вместе с няней и чемоданами – растворятся, потеряются в бурлящем человеческом море, чтобы никогда больше не встретиться. Бетти посмотрела на мать – та была в ещё большей прострации. Испуганно прижимая к груди сумочку, она готова была заплакать и не делала этого, кажется, лишь потому, что не помнила точно, где именно сейчас находится весь запас носовых платков. Няня жалась к ним поближе и повторяла, как заведённая: "Боже правый, куда же мы теперь?" Вопрос был не праздный, по-испански никто из них не понимал ни слова: ни дорогу спросить, ни такси нанять – сиди на чемоданах и молись, чтобы тебя кто-нибудь нашёл. У миссис Браун были все основания сердиться на мужа, который не только не встретил их на пирсе в Сан-Антонио, как обещал, но, похоже, и вовсе не приехал. Знай она об этом заранее – вообще не сошла бы на берег, но сейчас было слишком поздно – на пароход без билета не пустят. Завтра он отправится обратно в Буэнос-Айрес, а им предстоит трястись по разбитым дорогам на север до неведомого Ламарка, который, скорее всего, окажется той ещё дырой. Оставалось лишь зеленеть от гнева и ждать, пока толпа встречающих схлынет, прихватив с собой недавних путешественников. Мимо пронёсся очередной носильщик и вдруг, заметив их, резко изменил траекторию и лихо затормозил тележку, едва не наехав няне на старательно начищенные поутру ботинки. "Ой!" – пискнула няня и попыталась подпрыгнуть. Два чемодана сделали своё дело, не дав ей оторваться от земли. Бетти смотрела на её потное лицо и колыхающийся, как желе, бюст и жалела, что аварии не случилось. Быть может, тогда ей не пришлось бы сегодня чистить зубы. Бетти ненавидела это занятие и няня должна была всякий раз стоять у девочки за спиной с полотенцем и следить, чтобы ритуал был соблюдён как следует. Чернявый парень в залатанных штанах и драных теннисных туфлях не по размеру, из которых выглядывали грязные пальцы ног, бодро начал закидывать их поклажу в свою тележку, а на попытки женщин протестовать решительно ткнул в лицо миссис Браун и заявил: "Мой быстро везти, сеньора идти туда!" После чего корявый, с обгрызанным ногтем, палец был направлен к выходу с пирса, где стояло несколько машин. Около одной из них преспокойно покуривал в тенёчке их старый знакомый. Обнаружив, что миссис Браун узнала его, китаец небрежно помахал ей и стал ждать, пока они подтянутся ближе. – Здравствуйте, мистер Чжао, какое счастье, что вы ещё не уехали! – прощебетала миссис Браун, сияя улыбкой. Сейчас все были так рады видеть его, что будь он хоть абиссинским негром – это не имело бы никакого значения. Мужчина молча кивнул и тут же занялся делом. Присел перед Бетти на корточки и начал выяснять, где она больше любит сидеть в машине, впереди или сзади. Девочка попросилась вперёд, но миссис Браун была против. Наконец, все разместились, багаж был уложен, и даже удалось объяснить водителю, куда ехать. Военная база располагалась за пределами города в специальной охраняемой зоне со строгим пропускным режимом, и оставалось лишь надеяться, что, когда они доберутся до места, документы будут готовы, и им не придётся любоваться закатом у закрытых ворот. – Вы уже выбрали, где остановиться? – миссис Браун не умолкала ни на минуту. С того момента, как машина тронулась, прошло уже часа два, а она ещё не перебрала и половины тем для разговора. Санада с усмешкой думал о том, что в постели слова ей были вовсе не нужны. Пожалуй, стоит ограничиться этой стороной их отношений, пусть только эта женщина познакомит его со своим мужем, а там уж он как-нибудь переведёт её в бессловесный режим. Устав от этой трескотни, няня и Бетти клевали носом, привалившись друг к другу. – Ну так что же? – нетерпеливо переспросила докторша. – Понятия не имею. Присмотрю себе что-нибудь подходящее, как только приедем. – А, кстати, вы ведь так до сих пор и не сказали, чем будете заниматься! – Коммерция... – буркнул китаец и сдвинул панаму на нос, делая вид, что тоже собирается дремать. – Надеюсь, ваша коммерция будет происходить не слишком далеко от меня! – ухо обожгло жарким шёпотом, и цепкие пальчики скользнули меж пуговиц рубашки, сжимаясь и царапая кожу. Водитель с удивлением покосился на пассажира, сидящего рядом, но ничего не сказал. Мало ли, что на уме у этих придурочных иностранцев... Этот, жёлтый, так и вовсе, наверное, в церкви не был ни разу. Язычник, что с него взять. Женщина тоже выглядела подозрительно. Не мешало бы ей прикрыть свои прелести хоть чем-нибудь, глядишь, и поездка стала бы более безопасной, а то шею ведь уже свернул, глядя в зеркало заднего вида. Машина виляла и подпрыгивала, выискивая дорогу поровнее. Пальцы сидящей позади пассажирки переместились ниже. Мужчина накрыл их своей ладонью и стиснул, удерживая. Руки у водителя моментально вспотели, не говоря уже о спине, и он поспешил объявить короткую остановку. – Вы же не бросите меня теперь, когда я так нуждаюсь в поддержке? – спросила миссис Браун, стоя рядом на краю смотровой площадки, куда они заехали, чтобы размять ноги. Пейзаж разнообразием не радовал: внизу, на сколько хватало глаз, простиралась буровато-жёлтая равнина, то там, то сям украшенная лишь камнями да кочками голубоватой жёсткой травы. Вдоль побережья природа была куда красивее. Правда, на горизонте взгляд упирался во что-то темно-зелёное... Миссис Браун решила, что это деревья, и от души пожелала, чтобы конец их путешествия случился как раз где-то там. – А вам бы этого не хотелось? – уточнил вредный тип, неслышно подойдя поближе и заглядывая ей в глаза. Сделать это было непросто из-за солнечных очков на пол-лица и широких полей соломенной шляпы. Американка основательно подошла к вопросу защиты от солнца... и от любопытных взглядов заодно. – Разумеется, нет, – честно сказала миссис Браун и пошла обратно к машине. Звонок раздался не вовремя, как это обычно и бывает. От неожиданности Сидзука, мазавшая тост маслом, уронила его в тарелку с омлетом, сопроводив крушение парой интересных словечек. – Мадам Кимура? – послышалось в трубке. – Доброе утро. – Доброе... – с некоторым сомнением ответила Сидзука. – Меня зовут Сай. Морияма Сай. Агентство "Go Go Tours". Вы заказывали персонального гида. Это как раз я. Скажите, когда бы вы хотели отправиться на экскурсию? – Можно и прямо сегодня, Морияма-сан, если вы свободны, конечно, – Сидзуке нетерпелось занять себя чем-нибудь, так почему бы не отправиться в азиатский квартал, который разросся на месте бывшего чайна-тауна, захватив чуть ли не весь тринадцатый округ. – Отлично, – непонятно чему возрадовался голос невидимого Сая. – Встретимся на площади Италии, я подхвачу вас у мэрии. Рекомендую вам добраться на такси – будет немного дольше, но несравненно комфортнее. Если вы не против – я сейчас же пошлю к вам машину наших партнёров – они вас не разочаруют. Желаете, чтобы за рулём была женщина? – Всё равно, главное, чтобы было тихо, я хотела бы поработать в дороге. – Понимаю, дело прежде всего, – согласился гид. Когда машина в очередной раз замерла в пробке, Сидзука, у которой в наушниках звенела и перекатывалась новая песня, присланная сегодня утром, открыла глаза и осмотрелась. В этой части Парижа ей ещё не приходилось бывать. Как и раньше здесь преобладала жилая застройка, просто небольшие домики начала двадцатого века постепенно сменились многоквартирными бетонными коробками, при этом атмосфера чайна-тауна удивительным образом сохранилась. Многочисленные китайские лавочки со всякой всячиной, забегаловки на любой вкус и прилавки уличных торговцев по-прежнему занимали первые этажи. Наверняка вечером, когда улицы заполнятся людьми, тут будет не протолкнуться. К довоенным китайцам из Вэньчжоу, когда-то поселившимся между проспектами Иври и де Шуази, добавились вьетнамцы и корейцы, а позднее – переселенцы из Лаоса и Камбоджи, и теперь всё это пёстрое население гуляло, ело, работало, отдыхало, грустило и развлекалось на здешних улочках, нимало не заботясь о том, что весь остальной город плохо понимает их французский. "Почти приехали, мадам", – негромко сказала девушка-водитель в голубой форменной рубашке с синим галстуком. Всю дорогу она помалкивала, в соответствии с пожеланиями клиента, изредка бросая пытливые взгляды в зеркало. Пассажирка с головой ушла в прослушивание музыки. Прикрыв глаза, кивала в такт и даже шевелила губами. Выглядела она вполне обыкновенно, но шеф Морияма намекнул, что эта женщина – известная певица у себя в Японии. "Было бы интересно поглядеть на неё на сцене", – подумала девушка. В этот момент впереди показалось здание мэрии, а на углу, на тротуаре, уже томился в ожидании упомянутый выше шеф Морияма – тощий живчик в кашемировом чёрном пальто и шарфе, из которого выглядывал самый кончик его любопытного носа. Сейчас он подсядет в машину, откроет рот... и все вопросы, которые так и вертелись на языке, можно будет оставить при себе. По крайней мере, до следующей звезды японского шоубиза. – Удивительно, что вы захотели экскурсию здесь. Ищете что-то конкретное? Они стояли перед входом в парк Шуази, изучая на планшете карту и определяясь с маршрутом. Снега, которым вчера так щедро был засыпан город, не было и в помине. По мокрым дорожкам прогуливались немногочисленные собачники да женщины с колясками, подобно улиткам смотрящие одним глазом на собственное чадо, а другим – в телефон. – Да, мне хотелось бы найти один дом. Правда, я думаю, это будет довольно сложно. Дело в том, что это здание скорее всего сгорело в 1940 году. – Да уж, – усмехнулся гид, – здесь много чего сгорело. И во время войны, и позже. А, кстати, что там было? Может, оно и сейчас существует в каком-либо виде? – Даже не знаю, как сказать... всего понемножку. Один старый китаец держал здесь заведение с дешёвой едой, а кроме того, сдавал комнаты всяким сомнительным личностям из числа тех, кто предпочитает оставаться в тени. Думаю, он и контрабандой не брезговал, а может и чем похуже. Одним словом – притон. Я вот думаю, может быть, стоит обратиться в архив... Не посоветуете, с чего бы мне следовало начать? – Сидзука растерянно оглядывалась по сторонам, прикидывая, как мог бы выглядеть "настоящий притон". Ни одна из построек вокруг не тянула на логово местной преступности. – А знаете – вам ведь несказанно повезло, – оживился Морияма. – В том смысле, что вам не нужен архив, вы его, можно сказать, уже нашли. Студентом я писал работу по организованной преступности в Париже в среде иммигрантов. Хотел стать журналистом... Даже приехал сюда из Штатов, да так и остался. Да-да, не удивляйтесь. Триады тоже были в списке моих интересов. Кто заправлял в вашем заведении, знаете? – Понятия не имею, как его звали на самом деле, известно лишь, что к нему обращались "дядюшка По". Брови Сая взлетели и тут же упали на место. – Ого! Ваш "дядюшка" – поистине знаменитая личность. В своём кругу, конечно. О нём даже, помнится, была статья в "Лонг Пао". Настоящий здешний патриарх: до войны через его руки прошёл каждый хуацяо, легальный или не очень. Он всем находил место, давал работу, разрешал конфликты. Без его согласия в те годы не происходило ничего, от свадеб до похорон. Я уверен, что даже рождались новые обитатели чайна-тауна исключительно с соизволения и благословения вашего дядюшки По. Конечно, тогда всё было гораздо скромнее, не с таким размахом, как сейчас, когда французская полиция сюда даже не суётся. Можно сказать, что этот старикан стоял у истоков организованной азиатской преступности в этом славном городе. Впрочем, вам незачем знать обо всём, что здесь творилось и продолжает происходить по сей день. Давайте я просто покажу вам место, где всё начиналось, тем более, что мы почти пришли. Гид всё говорил и говорил, энергично шагая вперёд, а Сидзука, семенящая следом, слушала его, крутила головой, пытаясь представить себе, как всё тут выглядело тогда. "Может быть по этой улочке Санада и Николь бежали, прячась в подворотнях при виде людей в военной форме, оставив позади полыхающий дом старого По," – думала она, и вот уже под ногами вместо асфальта чудится брусчатка, и где-то вдали слышатся взрывы и вой сирены. – Гляньте-ка! – голос настырного Мориямы вклинился в картину далёкого прошлого. – Вон тут как раз он и стоял – дом, о котором вы говорили. Пожар тогда был знатный: горело так, что два соседних квартала, как корова языком слизнула. Об этом даже во французских газетах было, сам видел. Что ни говори, внезапное исчезновение старого По наделало тогда проблем. Китайскую общину ещё год лихорадило – решали, кто займёт его место. Ни у кого не было ни достаточной мудрости, ни абсолютного авторитета. Куча народу полегло в этих разборках между кланами. Старик устраивал всех, решал вопросы полюбовно, не позволяя соотечественникам истреблять друг друга. После него началась настоящая война. Впрочем, на поверхности ничего заметно не было – эти люди сор из избы не выносят. Не представляете, каких трудов мне стоило найти хоть какие-то упоминания о жизни китайского квартала на начальном этапе развития. Впрочем, сейчас дела обстоят не лучше, а может даже, наоборот. Опасное это занятие – интересоваться чужими секретами. Семейному человеку оно точно ни к чему. Поэтому больше не связываюсь. Сидзука кивнула. Судя по всему, от старых времён здесь остался только небольшой уличный фонтан. Стайка воробьёв, слетевшихся к воде, весело чирикала. Птицы суетились на бортике, не обращая внимания на прохожих, клевали оставленную кем-то половинку сдобной булочки, гонялись друг за другом. Наверняка так же было и пятьдесят, и сто лет назад. Воробьям нет дела до людей, пока есть вода и крошки. – Ну вот... кажется, вы разочарованы тем, как мало мы нашли? – виновато пробормотал Морияма. – Ничуть, мне просто хотелось побывать на этом месте, почувствовать его. – Забавно всё это: два японца ищут в чайна-тауне следы давно забытой истории одного китайского деда... Могу я пригласить вас пообедать и вы, быть может, расскажете мне поподробнее? – гид заискивающе улыбнулся. – Я же вижу, вам что-то известно. Поделитесь, страсть, как хочется узнать, как там дело было. – Да в общем-то не о чем рассказывать, – пожала плечами "маленькая скво". – Мой муж снимался в фильме, где действие происходило в том числе здесь. Фильм мне понравился, и я решила взглянуть на место событий своими глазами. Ей почему-то не хотелось делиться с этим человеком своими открытиями. История Санады и Николь стала для неё чем-то очень личным, и болтать о таких вещах с посторонними уж точно не следовало. – О да, ваш супруг – замечательный актёр, обязательно посмотрю фильм, о котором вы говорите. А хотите попасть в настоящий китайский притон? – неожиданно спросил Морияма. – Это легко можно устроить. Не бойтесь, ничего плохого не случится, это весьма респектабельное место. Безопасное, но очень колоритное. Соглашайтесь! А то я чувствую вину, что не смог устроить вам нормальную экскурсию. Неприметная дверь в совершенно обычной, выкрашенной в зеленовато-серый цвет, стене оказалась запертой, и, если бы не свежие следы на припорошённом снегом крыльце, можно было бы подумать, что пользовались ею в последний раз лет пять назад, если не больше. В давно немытом стекле отражения пришедших выглядели такими же неопрятными, как и всё вокруг. У отеля, а это, если верить вывеске на углу, был именно отель, существовал и парадный вход, но Морияма проигнорировал его и потащил свою спутницу сразу на задний двор. Здесь стояло несколько машин, две из которых были довольно дорогими, из чего Дзуки заключила, что они будут сегодня не единственными посетителями этого злачного местечка. Вышедший на звонок маленький круглый китаец молча оглядел протянутую гидом визитку и посторонился, позволяя гостям войти, после чего проверил обоих сканером на предмет наличия оружия. Внутри тоже был отель, то есть небольшой холл, в котором они оказались, заканчивался стойкой с настоящим портье. У Сидзуки отлегло от сердца: смутные ожидания не оправдались, убивать прямо здесь и сейчас их не будут. – Пойдём, здесь ничего интересного, – осторожно дотронулся до плеча Сай, и они направились вглубь здания. Ничем не примечательный коридор с обоями в тонкую полоску и дверями по обе стороны упёрся в узкую лестницу, по которой они стали спускаться, старательно глядя под ноги: в полумраке ничего не стоило переломать себе ноги. Ещё один китаец – точная копия предыдущего, подпирал стену в конце пути. Увидев посетителей, он подозрительно сощурился, отчего глаза его окончательно утонули в щеках, но кнопочку на стене позади себя всё же нажал. В распахнувшиеся так резко, что Сай подскочил на месте, двери стало видно, наконец, обещанное заведение. Большой, неправильной формы, зал освещался довольно скудно. Рубиново-красные светильники под потолком давали маловато света, и углы помещения скрывала густая тень. Там, за резными деревянными перегородками были устроены места для отдыха с диванами и низкими столиками. Светло было только в центре зала, где в данный момент шла игра. Почти все, сидевшие за тремя игровыми столами, выглядели китайцами, Сидзука смогла разглядеть лишь пару голов посветлее, впрочем, они тоже могли оказаться кем угодно. "Таку, если б узнал – орал бы, как резаный... – подумалось запоздало. – Но сам-то он лезет во всякие интересности, никого не спрашивая! А тут всего лишь подпольное казино, такое где хочешь найти можно, даже в Токио, да и не предложил бы ей этот высокооплачиваемый тип таскаться по действительно опасным местам – ему же работа дорога, наверное..." Внимание её привлекла сухонькая старушка с коротко остриженными седыми волосами, которая весьма эмоционально втолковывала что-то молоденькой симпатичной крупье. На столе перед ней лежала приличная кучка фишек, и, судя по всему, бабуся намеревалась ими и ограничиться, не испытывая более судьбу. – Если хотите играть – вон там можно разжиться фишками, – Сай ткнул пальцем в сторону перегородки, за которой располагалась касса. Пожилая китаянка закончила сгребать со стола пёстрые пластиковые кружочки и под неодобрительным взглядом крупье засеменила в указанном направлении. Покачав головой, Сидзука подошла к ближайшему столу, чтобы рассмотреть всё получше. Ровно в тот момент, когда старушка исчезла за перегородкой, откуда-то послышался звон стекла и глухой удар. Обернувшись, "маленькая скво" с удивлением увидела, как в одном из отгороженных резными панелями кабинетов нарисовались двое мужчин, один из которых, здоровяк с налысо обритой головой, вцепился другому, похожему на большую мордатую жабу, в лацканы пиджака и пытался теперь вытащить его из-за стола, за которым оба только что мирно обедали. Жертва внезапного нападения не отбивалась, но и покидать своё место не желала, цепляясь за что попало. Наконец, извернувшись, "жаба" выскользнул из лап обидчика и метнулся в сторону. Второй ринулся за ним, на ходу извлекая из-за пояса пистолет. "Ничего себе, значит, не всех обыскивают..." – успела подумать Сидзука, и тут раздался выстрел. Бабахнуло так, что почудилось, будто потолок треснул и сейчас свалится прямо на голову. Китайцев с мест как ветром сдуло, все кинулись врассыпную: кто-то нырнул под стол, другие рванули на выход, переворачивая всё на своём пути. "Ай!" – пискнула Дзуки, когда на неё налетела старушка. Прижимая к груди сумочку со своим выигрышем, она без разбега взяла препятствие из упавших стульев и исчезла в дверях. Удирающему "жабе" повезло меньше – он зацепился ногой и въехал в дверной проём на пузе, визжа, как зарезанный, и дрыгая ногами. Сидзука стояла, примёрзнув к месту и боясь даже моргать. Секунду спустя вспыхнул свет, такой яркий, что с непривычки резануло глаза, и совсем рядом кто-то заорал диким голосом: "Полиция, всем стоять!" "Ну уж нет..." – подумала "маленькая скво", оглядываясь в поисках своего провожатого. Тот как раз прикрывал за собой неприметную дверку в углу. Решив, что этот тип наверняка знает, где выход, женщина поспешила за ним. Затеявший потасовку китаец тоже заметил лазейку, и у двери они чуть не столкнулись. Где-то позади щёлкнуло. Сидзука не успела понять, что бы это могло быть, но услышав в своей голове крик: "На пол, живо!" – возражать не стала и бухнулась на четвереньки, сбивая китайца с ног. Свет так же неожиданно погас, и какое-то время они барахтались в кромешней тьме, пихаясь и мешая друг другу. Когда у полицейских нашёлся фонарик, их глазам предстала полная драматизма картина: миниатюрная женщина в бирюзовом платье и шубке верхом на грузном лысом китайце с потной рожей пытается протиснуться в узкую дверцу, и, вроде бы даже преуспевает. Побег не удался – на лысого нацепили наручники и увели куда-то, а ей предложили "пройти"... Отказаться не получилось. – Мне нужно позвонить! – оторвавшись от объяснительной, которую она переписывала уже во второй раз, Сидзука уставилась на полицейского грозным взглядом. – Сейчас придёт сотрудник посольства, и мне всё равно дадут телефон, а вот у вас будут неприятности потому, что звонить я буду вашему начальству. Согласны? День заканчивался совсем уж из ряда вон. Кому сказать: уважаемая мать семейства, лидер чартов последнего месяца, супруга любимца нации и прочая и прочая сидит, урча голодным животом, на холодном металлическом стуле в допросной с облезлыми стенами и пишет сочинение на тему "как я провела отпуск". Чтоб ему пусто было, этому прыщавому зануде, чтоб ему пенсии не видать во веки веков, и пусть его жена кормит всю жизнь холодным супом, если, конечно, она у этого придурка вообще есть! – Да делайте вы, что хотите, – сдулся полицейский, что-то смутно подозревая, и протянул телефон. – Тоже мне... Тут только до неё дошло, что звонить-то, в сущности, и некому. Таку не приедет её спасать, адвоката здесь у них нет... Придётся, видно, и в самом деле воспользоваться старыми связями... Номера, правда, она не знает, зато "Твиттер" никто не отменял. – Мадам Кимура, как поживаете? Вы сделали мой день! Жалко, что я не участвовал в задержании. Ребята сказали, что зрелище было – огонь! – Лёха, который, конечно же, давно был никакой уже не "Лёха", а вполне себе Алексей Вениаминович, с удовольствием поглядывал на старую знакомую: "Красивая же баба, прямо глаз радуется!" – Плохо поживаю, ничего смешного! – буркнула Сидзука себе под нос, глядя на спасителя с вызовом. Веселится он! Ладно, хоть примчался сразу же, как только получил сообщение... С тех пор, как они виделись в последний раз, оба почти не изменились, разве что мадам Кимура стала ещё изящнее, а месье Тагиров обзавёлся мешками под глазами от недосыпа и мозолью на среднем пальце правой руки от бесконечной писанины. Это только кажется, что у начальников жизнь легка и приятна. На самом деле столько огребать и разгребать ему ещё никогда не приходилось. По сравнению с нынешним дурдомом оперативная работа была чистым санаторием. Просто и понятно: вокруг враги, в кобуре – пистолет, чего ещё надо? Теперь же враги окружали его по-прежнему, но палить по ним из пистолета не было никакой возможности. Не будешь же ты целиться в замминистра или, не приведи господь, в окружного прокурора! – Безумно рад вас видеть, – широко улыбнулся Лёха, – но в следующий раз, пожалуйста, позвольте мне пригласить вас на ужин, не стоит назначать встречи в полицейских участках, здесь кухня не настолько хороша. – Позволю, – сменила гнев на милость задержанная. – Компенсируете мне моральный ущерб, нанесённый варварскими действиями ваших подчинённых. А, кстати, что здесь вообще произошло, учения? – Да нет, что вы, мои тут почти что ни при чём. Это гонконгская полиция резвится, мы только общий надзор осуществляем, чтобы лишнего не наворотили и гражданских не положили случайно. Вы, между прочим, сегодня взяли одного перца, очень опасный, так что, считайте, день удался: ухитрились поучаствовать в задержании, не получив ни царапины. Повезло же вам вовремя споткнуться: чуток левее и могли бы словить пулю! Сидзука с недоверием уставилась на собеседника – выстрела она не слышала. – Там был ещё киллер, который должен был убрать вашего товарища по играм в лошадки, но ему не сфартило: клиент повздорил с другим посетителем казино, наделал шуму, полиции пришлось начать операцию раньше и вуаля! – развёл руками советник по вопросам организованной преступности. – Ладно, что мы тут сидим, в самом деле, как будто мест других нет! Собирайтесь и поедем к вам для начала, а потом к нам ужинать, согласны? С женой познакомлю, она рада будет. – Ой! – при упоминании жены Сидзука вспомнила, что и у неё имеется вторая половина. – Не говорите ничего Таку, пожалуйста! – А где он, кстати? Почему не с вами? Как вообще вы оказались в таком месте одна, решили присвоить все лавры себе? Давайте, звоните ему, пусть присоединяется. – Таку сейчас в Аргентине. Будет снимать серию документалок про природу и местный колорит. А я, вот, осваиваю парижское дно. Правда без камеры. – В Аргентине? Серьёзно... А где конкретно? – круглые гайдзинские глаза раскрылись ещё шире. – Провинция Рио-Негро. Честно говоря, даже не знаю, где это. – Зато я знаю, у чёрта на рогах, – рассмеялся русский. – Что ж… в таком случае – бедный Пепе. Он этого явно не заслужил. Мы с начальником местной криминальной полиции стажировались вместе. Жили в одной комнате в кампусе академии. Слышал, пару месяцев назад они попытались произвести на свет божий девчушку, а жена подарила ему на старости лет очередного мальчика. Теперь у него их пять. Думаю, счастливому отцу сейчас и без Таку проблем хватает, но ничего не поделаешь: стихия нагрянула внезапно... Надеюсь, Аргентина устоит. – Не преувеличивайте, Таку не такой! – засмеялась Сидзука. – Не стоит себя обманывать – именно что "такой". Я предвижу эпические битвы, погони, потоп и разрушения. Пепе мне потом спасибо не скажет. Пожалуй, не буду ждать, когда жареный петух клюнет, попрошу его приставить к вашему мужу кого-нибудь пошустрее с путами и дротиками со снотворным, если он хочет сохранить свою карьеру и окружающий ландшафт заодно. Они уже направлялись к машине, когда Лёха хлопнул себя по лбу: – А куда девался тот замечательный человек, который притащил вас в эту дыру? Хотел сказать ему спасибо. – А он...ушёл. Я даже не заметила, как это случилось. Раз, а его и нет, – обезоруживающе улыбнулась Сидзука, решив помиловать пронырливого соотечественника. – Понятно. Ну, пусть поживёт пока. Тагиров небрежно отсалютовал полицейскому в оцеплении, и они покинули поле боя, впрочем, Сидзука почему-то не сомневалась в том, что место это долго пустовать не будет. Самое малое через месяц-два заведение возобновит свою работу не здесь, так по соседству. Это как плесень: только вроде убрал – ан нет, опять проявилась. Алекс, аккуратно выруливавший с заставленной бело-синими патрульными машинами парковки, похоже, думал так же и готовился методично искоренять заразу, пока на пенсию не выпрут. Ночью, если лежать с открытыми глазами и смотреть, как по потолку пробегают смутные отблески разноцветных огней – свидетельство того, что город внизу не спит, можно воображать себе всякую всячину, как в детстве, не заботясь о том, чтобы всё было по правилам или, хотя бы, отвечало законам физики. Всё равно к утру все эти фантазии развеются и надо будет вставать и идти умываться, завтракать и что там дальше по списку. А пока, глядя на Эйфелеву башню вдали, сверкающую и искрящуюся на фоне иссиня-черного неба, Сидзука думала о далёкой стране Аргентине, где сейчас лето… и Таку. Ей представлялось, как она полетит туда сама, без всяких самолётов, просто оттолкнувшись от земли, будет парить над океаном, над горами, лесами и пустынями, пока не опустится на землю в нужном месте. Вот Таку удивится... День был такой длинный, что его событий хватило бы и на неделю. И вроде бы устала ужасно, а вот теперь не заснуть, сколько ни пытайся. А может быть, просто надо было меньше есть... но жена Алекса оказалась такой милой, а всё, что она наготовила, таким вкусным, что вся умеренность пошла прахом вместе с привычкой не ужинать после шести. Завтра она обязательно позвонит Таку и всё узнает: что он там ел и где спал, и какая у него погода, и какие планы... а сейчас надо всё же постараться как-нибудь уснуть. В сотый раз перевернувшись на живот и обняв подушку, она зевнула и вдруг почувствовала чьё-то присутствие, как будто едва уловимый шорох или внимательный взгляд у себя за спиной. Летом такое бывает от ветра, когда тени деревьев сплетаются в причудливые образы на стене и кажется, будто кто-то крадётся, привлечённый светом лампы, чтобы заглянуть в окно. Но то летом, а сейчас вряд ли кто-то будет, рискуя отморозить пальцы, карабкаться по трубе на верхний этаж с целью развлечь одну обожравшуюся японку, разве что... Сидзука зажгла ночник и глянула в стекло балконной двери напротив кровати. В приглушённом уютно-оранжевом свете знакомая фигура выглядела вполне реалистично. Он сидел в ногах прямо на одеяле, привалившись к спинке кровати. "Бесцеремонность какая, совсем стыд потерял!" – фыркнула "маленькая скво", отворачиваясь. – И вам доброй ночи... – прозвучало в голове. – Чего расселись? – с неприязнью проворчала она. – Сейчас же убирайтесь туда, откуда пришли. Вы мне спать мешаете, между прочим. – А-а-а... наверное, поэтому вы крутитесь, как пропеллер, - насмешливо протянул Санада. – У вас уже пуговицы на спине или мне кажется? – Вам-то что за дело до моих пуговиц? Взяли моду, без приглашения шастать... – Ладно, буду считать это вместо "спасибо". – С какой это стати? – спать расхотелось окончательно. Она села на своей половине огромной гайдзинской кровати, нахохлившись, как маленькая сова, и поджав под себя босые пятки. Было довольно странно вести беседы с пустым местом, да ещё сердиться на него. – Сами вы "пустое место" – надулся незваный гость. – А кто спас вашу хорошенькую шкурку сегодня? Лежали бы сейчас в холодильнике с биркой на ноге. Ничего себе перспективка? Сидзука вспомнила, как её криком уложили на пол и кивнула. – Окей. А-ри-га-то. Довольны? – Не совсем. Хочу получить кое-что... Судя по её округлившимся глазам, "маленькая скво" была несколько озадачена таким заявлением. Санаде захотелось подразнить её немного и, выдержав паузу, он продолжил: – Не знаю, согласитесь ли... – Что там у вас? Имейте в виду: я не Таку, "на слабо" не ведусь и голышом для вас скакать не буду! – Боже упаси! – усмехнулся он. – Хотя... я бы поглазеть не отказался. Только тапками больше не кидайтесь. Человек в отражении, определённо, чувствовал себя, как дома. Посмотреть на них со стороны, можно подумать – это его кровать, а взъерошенная женщина напротив пришла составить ему компанию, только не знает, как лучше намекнуть, чтобы избежать насмешек. Сидзука с интересом ожидала, чего же этот противный тип попросит в обмен за своё благодеяние, но тот открывать рот не торопился, обдумывая что-то, и, кажется, решение давалось ему нелегко. – Дневники, – наконец выдавил он из себя. – В смысле? – не поняла "маленькая скво". – Что вы с ними делать-то станете? У вас же... – Спасибо, что напомнили! – перебил её визави. – Раз так, значит вы и будете мне их читать. – И ради такой ерунды вы припёрлись сюда ночью? До утра подождать никак нельзя было? – Пробовал. Не выходит. С тех пор, как узнал, что эти чёртовы тетрадки существуют... короче, я хочу знать, что там. – Ну... даже не знаю, – задумалась Сидзука. – Получается, она не всё вам рассказывала. Могу ли я вот так запросто делиться чужими секретами? Мне кажется – нет. – Да чтоб вас! Читайте уже, вредная бабёнка! – зашипел Санада. – Повезло же Кимуре жениться на... Закончить он не успел. Разгневанная хозяйка спальни протянула руку и вырубила свет. – Съел? – ядовито поинтересовалась она и победно сопя полезла под одеяло. Ни в эту ночь, ни на следующий день никто не объявлялся. Сидзука, давно уже простившая нахала, была немного разочарована. "В самом деле, – думала она, – я бы тоже на его месте психанула. Если бы это касалось Таку – не успокоилась бы, пока всё не разузнала. К тому же, если они сейчас разругаются, где гарантия, что он будет приглядывать за её мужем, как собирался?" Наконец, блокноты были извлечены на свет божий из чемоданного чрева и выложены на стол в знак примирения. Оказывается, жара бывает разная. У нас летом невозможно спать без кондиционера, простыня липнет к спине, и цикады грохочут, как отбойные молотки, только усиливая мучения. Днём все мысли о дожде и ветре, одно спасение – рвануть на море, где гнев раскалённого солнца будет усмирён бирюзовыми переливами волн. С другой стороны, летом есть облака. Огромными кучами хлопка раскиданы они по небу там и сям, ветер передвигает их, как ему заблагорассудится, соединяет вместе, чтобы они могли, наконец, пролиться дождём, освободив воду, выпитую ими из моря. Здесь всё не так. Стоит выйти из спасительной тени, как начинаешь чувствовать себя окономияки на раскалённой сухой сковороде, того и гляди, сверху стружка тунца посыплется. И никаких облаков, даже не мечтай. Может быть, когда я доберусь до места, где будем снимать, там отыщется какая-то растительность, может, даже птицы будут и животные. Я видел на карте, пока летел сюда, несколько крупных озёр и реку, и вокруг сплошные зелёные пятна. Читал, что там в основном хвойные леса. Аргентина вообще страна очень длинная и разнообразная, пейзажи на любой вкус от пустыни до заснеженных горных вершин. Есть и джунгли, и пустыня, и ровная, как стол, бескрайняя, на тысячу километров вокруг, степь. Пока же меня, в основном, окружает асфальт и унылые бетонные здания всевозможных оттенков серого. И зачем, интересно, я понадобился Санаде именно здесь и сейчас? Худшей дыры найти не смог? Ни одного приличного отеля, не говоря уже о еде. Просто удивительно, зачем тут вообще люди живут. Впрочем, если подумать хорошенько, разве не сам я сюда приехал? Санада всего лишь нашёл, чем меня приманить. Разве он виноват в том, что мне хочется настоящей работы и приключений? А всё это, как правило, никак не связано с дизайнерскими интерьерами и высокой кухней, скорее даже, наоборот. Для того, чтобы получилось что-то стоящее, всегда приходится идти на жертвы, проявлять упорство и терпение. А я страдать не люблю. Если есть возможность обойтись без этого – буду только рад. Конечно, бывает и такое, когда жизнь громоздит на пути препятствия одно круче другого, и не остаётся ничего, кроме как идти до конца, стиснув зубы. Иногда хочется всё бросить и отправиться домой, закусывать маринованной редькой… тогда я сразу вспоминаю Миюки и становится стыдно. Миюки – это да. Это Огонь и Свобода. Ей постоянно твердят, что ничего у неё не выйдет, что все её задумки неосуществимы и никому не нужны, а потом молча кусают себе локти, когда дело оборачивается очередным триумфом. За это её и любят. А меня за что? Правильно: меня любят авансом. Поэтому надо перестать хныкать и начать работать. Для начала, найти кого-нибудь из местных, с кем можно было бы говорить, а то по-испански я знаю только "паэлья" и "хамон", и вряд ли эти знания мне помогут. Ну вот, главное себя накрутить правильно, теперь можно бросить чемоданы и идти искать, где тут джунгли с пампасами, пока завод не кончился. Сзади вежливо покашляли. Сеанс психоанализа прервался на самом интересном месте. Обернулся на звук и увидел темноволосого, коротко стриженого парня в белой рубашке, цветастых шортах и солнечных очках "авиатор", почти таких, как те, что лежат у меня в сумке. Парень открыл рот, и я с облегчением услышал родную речь. – Хиракава Сатоши, – представился он. – Буду вашим переводчиком, если надо. Оказывается, его попросили меня встретить, какой-то Пепе, что ли... Бог его знает, кто такой этот Пепе, но уж наверное хороший человек, раз взял на себя заботу о нашей съёмочной группе. Кстати, он приглашает меня сегодня на ужин к себе домой. Вот и славно – выясню что к чему. Теперь бы ещё Санада объяснил, что конкретно ему из-под меня надо, и можно жить. – Спасибо, Хиракава-сан, вы меня очень выручите... – Можно без церемоний, здесь меня зовут просто Сато, – сказал парень в очках. – Хорошо, тогда можешь звать меня просто Кэп, – пошутил я и с удивлением заметил, как перекосило моего собеседника. Вообще-то он с самого начала вёл себя немного странно: вроде бы улыбался, но руки держал за спиной, как будто боялся, что я к нему с рукопожатиями полезу, и глаза у него были... ну, скажем, не слишком весёлые. – Скажу сразу – я не ваш фанат, – зачем-то сообщил он, отступая на шажок, как от заразного. – Конечно. И в мыслях не было – думать о тебе такое, – кивнул с энтузиазмом, вызвав у бедного Сато мгновенное покраснение ушей. Вот не нравятся мне люди, которые улыбаются одними губами. Ничего хорошего из этого не выходит. Сейчас до гостиницы доберусь и сразу позвоню продюсеру, узнать, когда подтянутся остальные. Мачида, кажется, немного растерялся, когда я сказал, что хочу выехать раньше и пообещал, что ребята скоро меня догонят. Понятное дело, Санаде интереснее, чтобы я был один, но мне как-то неуютно болтаться тут поплавком, совершенно без никого, и условно местный Сато точно погоды не сделает. "Господи, ну сколько можно повторять: "Как хорошо, что вы приехали!" Чего ж тут хорошего? Надо было выходить замуж за Алистера, а не за этого придурка, сейчас была бы миссис Федеральный налоговый инспектор с годовым доходом не меньше шестиста долларов, а может и все шестьсот пятьдесят..." – миссис Браун стояла посреди гостиной, с ёлочной гирляндой в руках. Её муж, бормоча свою мантру про то, как ему "хорошо", пытался разобрать чемоданы, не спуская при этом с шеи Бетти, которая повисла на папе, точно маленькая обезьянка. С каким удовольствием он бы сейчас оставил всю эту распаковку на потом и потащил дочку купаться, но... Доктор Браун виновато покосился на жену и вернулся к своему занятию. Где-то там ещё должны быть книги, которые он просил привезти. Доктору отчаянно не хватало справочной литературы. Заказывать было бы долго, пришлось уговаривать Норму, обещая ей звезды с небес, новые туфли и даже автомобиль. Сам-то он ездил на стареньком пикапе, принадлежащем госпиталю, но Норма, конечно же, ни за что в такую развалюху не сядет. Мистеру Брауну ужасно неловко было просить прибавку к жалованию, но он пошёл и на это, понимая, что денег теперь понадобится в два раза больше. Двадцать процентов – совсем крохи, но это всё, что удалось вытрясти из начальства. Хорошо, хоть дом ему выделили с приличным ремонтом и даже бассейном во дворе – хоть здесь не придётся краснеть. – Долго я буду держать эти чёртовы лампочки? – вопросила миссис Браун. – Сделай же что-нибудь! – А? – лицо доктора вытянулось, про ёлку-то он совсем и забыл! Точнее, про сосну, ёлок в этих краях отродясь не водилось. – Повесь их уже! Рождество всё-таки, разве нет? – на улице стояла жара, но праздника это не отменяло. Несмотря на то, что собственно Рождество они встретили на пароходе, убрать новомодную гирлянду за целых восемь долларов, которую она везла в такую даль, в коробку было бы просто глупо. Впрочем, здесь всё было не то и не так. Миссис Браун подумала, что если не выпьет немедленно успокоительного или бокальчик вина... а лучше того и другого вместе, то спятит быстрее, чем наступит вечер. Вчера, после вечерней сказки про Кота в сапогах, робко заползая к супруге под одеяло, доктор почувствовал, что жизнь, вроде бы, начинает налаживаться. Миссис Браун, краешком сознания отметившая унылую возню вокруг своего тела, была совершенно иного мнения. Как назло, шустрый китаец, на счёт которого у неё были большие планы, испарился сразу же по приезду в Ламарк и теперь оставалось лишь вспоминать о том, как весело было путешествовать в его компании через экватор, проводя на палубе погожие деньки и спускаясь время от времени в каюту пощекотать нервы. За окном раздался автомобильный гудок и к воротам подъехало нечто бледно-голубое с живописными пятнами ржавчины, вероятно, бывшее когда-то автомобилем. Надпись "такси" на дверце служила лишним тому подтверждением. Любопытная Бетти тут же выскочила на крыльцо и уже через минуту тащила в дом за руку того, к кому были обращены мысли и надежды её маменьки. "Мистер Чжао! Мама, смотри, это мистер Чжао!" – вопила девочка. Взрослые оторвались от чемоданов и поспешили приветствовать гостя. Вчера доктор едва успел с ним познакомиться. Вытряхнув из машины его семейство с няней и багажом, этот человек умчался, сказав, что ему просто необходимо попасть в душ и чём скорее, тем лучше. Теперь, наконец, появилась возможность рассмотреть его как следует. По мнению доктора Брауна, пришелец отличался от тех китайцев, которых он видел до сих пор. Те были суетливы и пронырливы, словно мыши, в скромных своих одеждах с пуговицами-узелками, шныряли, ссутулившись и стараясь не привлекать к себе внимания. Спрашивать их о чём-либо не имело смысла – как правило, они плохо понимали английский. Этот же обращал на себя внимание прежде всего осанкой. Доктор, основным кругом общения которого были военные и члены их семей, сразу обращал внимание на такие вещи и мог бы поклясться, что их новый знакомый также не чужд военной выправки, хоть и старается это не афишировать. Гость был примерно его возраста, невысок, строен и подтянут, без малейшего намёка на живот, в отличие от самого доктора, который, глядя на себя в зеркало, ежедневно натыкался на лысеющего рахитичного пингвина с пузцом, выпирающим над тощими ногами. Пожалуй, именно это обстоятельство бесило больше всего. Лицо у азиата было смуглое, но вовсе не жёлтое, глаза, внимательные и спокойные, смотрели на собеседника в упор, но без особого вызова. Нос был тоже не слишком китайский, может быть, даже немного индейский, но потоньше, с едва заметной горбинкой. Гладко зачёсанные волосы лежали волосок к волоску и отличались густотой, что также не могло не раздражать. Как раз сегодня утром доктор, взяв у жены карманное зеркальце, пытался определить, осталось ли что-нибудь ещё на его многострадальной макушке... – Генри, что ты примёрз, как снеговик! Зови мистера Чжао в дом! Мистер Чжао – это Генри, мой муж, начальник местного госпиталя, вы вчера виделись. Мистер Чжао – будет здесь налаживать бизнес... Мистер Чжао, которого уже представляли не далее, как вчера, сдержанно кивнул и прошёл в гостиную, не дожидаясь приглашения. – Рады вас видеть, – пробормотал хозяин ему в спину. – Просто замечательно, что вы заглянули к нам! Оставайтесь обедать, отказа я не приму! – щебетала хозяйка, довольная тем, что "схождение с ума" от скуки можно ненадолго отложить. Гость и не пытался отказываться. Вообще создавалось впечатление, что как раз ради обеда он и пришёл. Уселся в кресло, закинув ногу на ногу, и стал терпеливо ждать, пока накроют на стол. У доктора руки чесались пойти за своим саквояжем, в котором имелся здоровенный хирургический зажим... С большим трудом ему удалось сдержаться и изобразить некое подобие улыбки. Так и сидели они друг напротив друга, непринуждённо помалкивая, до тех пор, пока Бетти, которой это быстро надоело, не подскочила и, обняв китайца за шею, не зашептала ему в ухо громко: "Пойдём, я тебе бассейн покажу! И сад ещё! И лужайку для тенниса, там и в крокет можно!" "Уже и здесь окопался..." – со злостью подумал доктор Браун. Такие приятельские отношения чужака с собственной дочуркой не понравились ему от слова "совсем". Жена, судя по всему, тоже поглядывает на этого типа с симпатией, но ей простительно: Норма никогда не отличалась сообразительностью, в конце концов, когда он делал ей предложение, это не было тайной. К счастью, супруга не подвела доктора, выставив на стол жаркое и супницу, и не оставив тем самым никому выбора. Бассейн с лужайкой решено было отложить на потом. – А что там у вас в Манчжурии? – спросил глава семьи, принимаясь за еду. Впервые за несколько лет он собирался воспользоваться дома вилкой и ножом, а не одной ложкой, чтобы мыть поменьше. – Япошки совсем обнаглели, такой кусок оттяпали, почитай, всё побережье... вот ведь, рожи не треснут... Ну, ничего, с прошлого года мы, наконец, начали вам помогать, даст бог, погоните косоглазых. На этом доктор, обнаружив, что глаза гостя тоже не были идеальны по форме, осёкся, но тот сделал вид, что не расслышал и продолжал деловито поглощать суп с брокколи и сыром. – Как думаете, свалят они оттуда, или придётся наподдать им как следует? – не унимался мистер Браун. – Правительство нового премьера, Коноэ занято перевооружением и развитием тяжёлой промышленности, так что, если хотите кому-нибудь "наподдать" – у вас не так много времени. Через год, максимум два японцы будут вам не по зубам, – флегматично заметил мистер Чжао. – Впрочем, Гоминьдан тоже времени зря не теряет... но я почти не в курсе, последний раз на родине был очень давно. Доктор, ожидавший куда более эмоциональной реакции, кивнул. Если подумать, то гость оказался вполне разумным и даже походил на цивилизованного человека. Вот и со столовыми приборами управляется весьма ловко... взгляд его упал на руки собеседника. Манжеты белоснежной рубашки, по виду довольно дорогой, были застёгнуты резными перламутровыми запонками весьма тонкой работы. Глянул на свои руки и нахмурился: его возможности ограничивались ассортиментом ближайшего универсального магазина и рубашки там были из тех, что попроще, с целлулоидными пуговицами. Китаец, заинтригованный внезапной паузой, поднял глаза от тарелки, а поняв, в чём дело, рассмеялся: – Ах, это... ну что ж, вынужден вас разочаровать: мои соотечественники весьма неоднородны. Я родом из Шанхая, который мало чем отличается от других крупных городов – асфальт, трамваи и набережные совсем как в Европе или Америке. К тому же моя семья обеспечена достаточно, чтобы я мог получить хорошее образование и ни в чём себе не отказывать. – Очень интересно... – кивнул доктор. Ему вдруг пришло в голову, что этот человек, может оказаться тем самым приятным собеседником, которого ему здесь так не хватало. Китаец не будет помыкать им, как это делает полковник Джонсон, или отпускать обидные шутки, как молодые офицеры с базы. И уж точно не станет орать. Каждый раз слушая, как начальство снимает накопившийся стресс, доктор принимал это на свой счёт, потел, пытался съёжиться, как броненосец, до состояния твёрдого пупырчатого шара, с огорчением понимая, что сие полезное умение ему недоступно. Этот ведёт себя довольно нагло, да и ест, пожалуй, многовато, зато тихий... А с наглостью мириться можно, это доктор усвоил ещё в университете. – А вы, случайно, в шахматы не играете? – с надеждой спросил он. – Совершенно случайно... – улыбнулся нестандартный китаец. – Для меня будет большим удовольствием сыграть с вами. Тяжёлая створка, которую Санада осторожно потянул на себя, дрогнула, но не поддалась. "Вероятно, ворота запреты изнутри, – догадался он. – Что ж, попробуем с другой стороны..." Миссис Риджвуд, у которой, благодаря рекомендации доктора, удалось снять половину дома с пансионом, разрешила за дополнительную плату пользоваться машиной своего покойного мужа. Дом у вдовы старого судьи был огромный и даже половины его хватало, чтобы чувствовать себя свободно, не пересекаясь с хозяйкой. Единственное, что объединяло их, было меню. Санада смутно подозревал, что настоящей причиной трогательной заботы доктора Брауна стали опасения насчёт того, что тот его попросту объест. Каждый раз, как его жена на прощание говорила нахлебнику: "Обязательно приходите завтра, без вас мы за стол не сядем!" на лице доктора отображалась серьёзная внутренняя борьба между желанием приятно провести время и необходимостью кормить своего партнёра по шахматам. В первый же день Санада честно продул две партии из трёх, чем сразу же заслужил бонусные очки и немного доверия, а также звонок к миссис Риджвуд с просьбой "принять участие в судьбе одного презанятного человека". Готовили в новом доме хорошо, кроме того, там было вполне уютно, а прохладные белоснежные простыни пахли лавандой. Всё это выгодно отличалось от условий в местной гостинице, и Санада с лёгким сердцем сменил место жительства. Оставалось только найти дверь в гараж. Машина была нужна, это давало свободу передвижения и позволило бы, наконец, заняться делом, ради которого он приехал сюда. Нельзя искать своего врага сидя на одном месте, а так он сможет бывать везде, где есть надежда наткнуться на что-нибудь важное. Вероятность появления Фишера на базе в Ламарке была высока, но когда именно это случится, Санада не знал. До этого момента следовало, во-первых, дожить, желательно, с комфортом, а во-вторых – подготовить себе легенду, которая давала бы возможность беспрепятственно перемещаться по режимному объекту. С его внешностью затеряться здесь будет непросто: за то время, что он провёл в городке, других выходцев из Азии он не увидел. Затои врать будет легче – нет китайцев, а значит и сравнивать не с кем. Дверь в гараж отыскалась рядом с кухней. Её заставили коробками с припасами – пришлось отодвигать. Темнота внутри не располагала к тому, чтобы лезть туда сразу: кто его знает, какого барахла может быть навалено на полу, не хватало ещё погром учинить. Привлекать внимание к своей персоне было бы крайне нежелательно. Вернулся с фонариком. В его слабом свете Санада разглядел нечто внушительное и угловатое, поблёскивающее лаком и хромированными ручками дверей. "Жуть какая..." – хмыкнул он и стал протискиваться вдоль железной туши к воротам. Кроме автомобиля в гараже обнаружились старые стулья и стопки книг, перевязанных бечёвкой, а ближе к выходу – огромное корыто, неизвестно кем тут оставленное, видимо, в расчёте на беззаботных японцев, желающих поскорее выбраться на свет божий. Споткнувшись о корыто Санада вспомнил всё, что знал из традиционных словесных конструкций и даже придумал несколько новых. Не переставая бурчать и ругаться, он распахнул ворота и зажмурился – таким ярким показался свет после гаражного сумрака. Обернувшись, он увидел покрытую пылью морду машины, уныло взиравшую на мир широко расставленными глазами передних фар. Ни намёка на элегантность – здоровенный гроб с уродливыми формами и откидной крышей, по недоразумению поставленный на колёса с белыми боковинами. В Европе на вайтволлах давно уже никто не ездил, а здесь, судя по всему, это был самый шик. По сравнению с "Кабутомуши" – настоящее "ведро". Санада страдальчески поморщился и, помянув недобрым словом господина Форда со всеми его конвейерами, полез под капот. Там всё было в порядке, за исключением, разве, мышиного гнезда из тряпок и газетной бумаги. Нашлась и канистра с бензином. С трудом проворачивая рычаг стартера, бывший резидент уже знал, куда отправится в случае удачи. Удача не подвела: вздрогнув и издав душераздирающий срежет, машина соизволила завестись. А может быть, ей просто захотелось покинуть свою тёмную нору впервые с момента смерти хозяина. Вначале у Санады имелись некоторые сомнения, удастся ли им добраться без потерь до первого поворота, но постепенно они отошли на второй план. Даже тормоза работали как надо. Дорога, спотыкаясь о редкие мосты и закладывая петли вокруг покрытых выжженной травой холмов, спускалась к побережью залива Сан-Матиас, и по мере приближения к воде, серовато-бурые пустынные оттенки уступали место голубому и зелёному. Пока нашёл подходящее местечко – незаметно наступил вечер. Насобирал на берегу выброшенных морем кусков дерева, разжёг костёр и устроился возле него, чтобы встретить первый день нового года вдали от людей, наедине со своими мыслями. Теплый ветер ласково ерошил волосы, забирался под рубашку, шуршал осокой в дюнах. Впереди за мокрой полоской песка в темноте сонно дышало, поблёскивая тусклым свинцом, море. Санада лежал, подперев рукой голову, поглядывая на угли, из глубины которых изредка выныривали язычки синеватого пламени, торопясь вновь спрятаться среди головешек. Игра оттенков завораживала: бархатно-чёрный, сизый, оранжевый, малиновый... смотреть на эти сполохи можно было бесконечно... Вспомнилось, как весело однажды они отмечали праздник втроём в Церматте. Нет больше Николь, нет и Андре, а он есть. И это худшее, что могло с ним случиться. Уже проваливаясь в сон, в котором тоже был очаг и горел огонь, он подумал, что это, пожалуй, не самый плохой способ скоротать время: "Завтра Новый год... пусть он будет коротким", – сказал он себе, закрывая глаза. Музыка кружилась, не останавливаясь ни на секунду, не давая танцующим перевести дух. И хотя никто не объявлял танцевальный марафон – похоже было, что многие намерены держаться до последнего. В идеале – до фейерверка, который ожидался в полночь. Николь тоже хотела посмотреть, поэтому решено было остаться в отеле, где устраивалась грандиозная вечеринка. С самого утра катались на лыжах. Николь – с визгом и хохотом, Андре – с синяками, которые он заработал при покорении целины. Какая нелёгкая понесла его на нечищеный склон, было известно лишь самому потерпевшему. Санада наблюдал за этим беспочвенным героизмом с лёгким удивлением, но вопросов не задавал. Ему хватало удовольствия от созерцания грациозной фигурки в бирюзовом свитере и белых спортивных брюках, легко скользящей по склону среди других лыжников. Он всё время был рядом, впитывая её восторг и азарт всем своим существом. День прошёл слишком быстро, а вечер подарил новые ощущения: они танцевали с Николь по очереди и, когда наставал его черёд, Санада хотел лишь, чтобы всё это длилось как можно дольше и можно было бы наполниться радостью до краёв и сохранить эти запасы в себе на весь год. А потом все кричали хором: "...Три! Два! Один!" и грянул фейерверк, и многие целовались на террасе под звон бокалов, смех и взрывы петард. Она звонко чмокнула каждого своего партнёра по танцам в нос, и это было хорошо, потому что если бы полноценный поцелуй достался Андре, то пришлось бы его... а так все остались живы и даже почти счастливы. Утром отправились обратно в Цюрих. Санада то и дело поглядывал в зеркало заднего вида на спящую Николь и улыбался, когда она по-детски шевелила губами. А заметив её желание пристроить голову на что-нибудь помягче, остановил машину и растолкал Андре. Сказал, что глаза у него слипаются и отправил приятеля за руль, а сам млел от нежности, изображая из себя подушку. Замер, прикрыв глаза и боясь пошевелиться. Ему было тепло и покойно, лёгкий аромат духов кружил голову, заставляя сердце мечтательно сжиматься. Идиотское чувство...зато какое приятное! Ничего не надо больше – только бы ощущать её дыхание на своей щеке... Была б его воля – до Цюриха они добирались бы недели две, а может и больше. Несчастный Феррье на переднем сиденье зверел и мрачнел, изо всех сил нажимая на педаль газа, но будить сладко спящую парочку не осмелился. Внезапный порыв ветра подхватил песчинки, закружил их маленьким торнадо и бросил в лицо спящему на берегу человеку. Санада рывком проснулся и сел, настороженно озираясь. Никого. Вокруг на несколько километров ни единой живой души. Костёр давно прогорел и погас, и теперь ветер пытался разметать то, что от него осталось. На горизонте показалась тонкая янтарная полоска. Она ширилась на глазах, таща за собой новый день нового года. Вспоминая свой сон Санада вдруг с болезненной ясностью осознал, что вот эти двое, которых он не так давно потерял, пожалуй, хоть как-то составляли для него семью. Подобие семьи, которой больше не будет. Даже Андре, поначалу вызвавший неприязнь, со временем превратился в памяти почти в отличного парня. Санада неплохо его изучил и готов был согласится с тем, что, не будь он мужем Николь, они могли бы стать добрыми друзьями. Николь... Слёзы навернулись на глаза. Он бы сейчас завыл от тоски, если б умел, но вместо этого просто уставился в небо и сидел, ловя пересохшими губами ветер. Завтра придётся загнать себя в шкуру жизнерадостного мистера Чжао и вернуться в Ламарк. Пора начинать плести паутину, если он хочет поймать кое-кого. Когда бы Фишер не объявился, всё должно быть готово, а кроме того, что-то в этой базе было не то, и Санада собирался выяснить, что именно. "Николь!" – крик еле слышен, но она уже видит, что это Ной. Он машет рукой издалека, зовёт её. Николь Феррье прячет в сумочку блокнот, в котором делала записи. "Если Андре видит меня сверху – пусть не переживает, у меня всё получится... С Новым годом!" – значится там последним предложением. Уходить не хочется, погода сегодня – просто загляденье. Даже зимой в Бруклинском ботаническом саду кипит жизнь. Пушистые сосновые ветви повисли над самой дорожкой и, если просмотреть наверх, то в тёмно-зелёном кружеве хвои, через которое проглядывает ясное небо, можно увидеть маленьких птичек. Весной, скорее всего, они ещё и петь будут, а пока просто перелетают с ветки на ветку, поглядывая вниз на женщину, сидящую на скамейке: нет ли у неё с собой чего-нибудь для них. Николь всегда приносила им угощение, не забывала и белок, чьи смешные лапки оставили следы на свежем снегу. Чуть позже он, конечно, растает, но пока можно любоваться заснеженными деревьями в Восточном парке. Снег лежит и на перилах китайского мостика и на каменных фонарях. Наверное, и в Японии есть похожие места. Может быть даже в одном из них когда-нибудь будет так же смотреть на сосны и ивы, посаженные у пруда, один человек... Рано или поздно, он вернётся в свою страну и будет жить там своей обычной жизнью. Николь слабо представляла себе, на что должна быть похожа "обычная жизнь" в Токио, но знала абсолютно точно, что для неё в этой жизни места не найдётся. "Николь!" – Ной приближался со стороны Монтгомери стрит, надо думать, ходил на почту и по дороге решил заглянуть к ней, узнать, как дела. После обеда она часто приходила в парк "выгуливать живот". Посетители в это время случались редко и можно было немножко перевести дух. – Ты как? – спросил запыхавшийся Ной, подходя к скамейке. – Нормально, – кивнула она. – Ты чего здесь? – Да вот... только что приходил человек от Биггса, говорит, им нужны деньги. Прямо сейчас, – на Ноя жалко было смотреть, губы у него тряслись и вообще вид был не самый героический. Николь улыбнулась ободряюще, и они двинулись к дому. – А больше ничего им не нужно? Мы платим вовремя, до мая ещё четыре месяца, пусть идёт к чёрту. – Так-то оно так, но... ты же понимаешь, что это за люди, Николь... мне страшно, они сказали, сожгут нас, если не отдадим все деньги сразу. Это было уже серьёзно. Вначале никто их не беспокоил, всё шло, как договаривались, но, стоило бизнесу наладиться, как эта сволочь захотела наложить на него лапы. – Думаю, Пат разберётся. В конце концов у нас договор подписан, подождёт, куда он денется... На самом деле Николь давно уже места себе не находила, тревожась за их будущее. Биггс очень опасный тип, может выкинуть что угодно и полиции не испугается. Всё чаще она пыталась вспомнить тот номер счёта в банке, что был написан на клочке бумаги, данном ей Санадой, но безрезультатно. А ведь она так старалась, учила всё наизусть... Малыш пнулся в животе, заставив её присесть на ближайшую скамейку. Ной тут же подскочил и стал хлопотать, расспрашивать... Николь досадливо поморщилась. И зачем только он делает вид, что всё в порядке... Они так и не стали парой, он не может этого не понимать. Наверняка со временем всё будет ещё хуже. Пусть попробует сказать ей хоть что-нибудь... – Пойдём, я уже в порядке, – Николь приняла протянутую руку. – А с Патриком я поговорю, не волнуйся. Всё наладится. Ной смотрел, как она лёгким касанием поправляет волосы, выбившиеся из причёски. Ничто не изменилось: точёные пальчики и золотые локоны Николь по-прежнему создавали в его душе странные вибрации, как будто тронули смычком виолончель... Плохо, конечно, что она не желает ничего замечать. Очень плохо. Но он готов подождать ещё. И даже этот ребёнок... пусть будет, чего уж там. Миссис Браун высматривала свою жертву с самого утра, поэтому, лишь только Чжао Цай появился у них во дворе, она немедленно материализовалась на веранде с большим кувшином холодного домашнего лимонада. Пока гость наслаждался подношением, миссис Браун, подобравшись поближе и понизив голос, чтобы никто не услышал, пеняла ему за небрежность: – А вы жестокий человек, как я теперь вижу. Бросили меня тут одну... а я вам не игрушка, чтобы забывать где попало. – Ну что вы такое говорите, разве я могу... – лукаво сощурился мистер Чжао, бережно обнимая ладонями запотевший высокий стакан с бирюзово-зелёным содержимым. На женщину смотреть он избегал, предпочитая лаймовые дольки, плавающие среди мелко нарубленной мяты и кубиков льда. – Послушайте, ну хватит дуться! Не оставляйте меня вот так сразу, я никого здесь не знаю – мне будет трудно, – губки сердечком и томный взгляд поверх солнечных очков не оставляли никаких сомнений, что именно так всё и произойдёт. – А вы обращайте иногда внимание на мужа, мне кажется, на него вполне можно положиться в этом вопросе, – усмехнулся гадкий тип, а потом неожиданно провёл кончиком пальца, холодным и мокрым, по щеке и шее хозяйки, вызвав у той целую гамму противоречивых ощущений. Если бы не Бетти, подкравшаяся ко взрослым с тыла, возможно, гостю пришлось бы расплачиваться за лимонад быстрее, чем он запланировал... – Мама, хватит болтать! Теперь моя очередь, отдай мистера Чжао мне, он обещал сделать воздушного змея. Едва заметная улыбка скользнула по губам китайца, когда он позволил девочке себя увести. Производство бумажных змеев следовало начать безотлагательно. Пару дней спустя Санада развлекал уже того самого мужа, на которого пытался спихнуть свои обязанности, и снова не без выгоды для себя. На сей раз его приманили сигарами и ароматный дым, ненадолго задержавшись над шахматной доской, медленно рассеивался по открытой веранде, смешиваясь с запахом жасмина. Бетти примостилась рядышком на ступеньках и тихонько, чтобы её не отправили к няне, рисовала бабочку. Бабочка выглядела несколько угрожающе и больше походила на птеродактиля, но это никого не смущало. Больше того, временами девочке случалось поймать заинтересованный взгляд своего нового приятеля, и она поворачивала к нему рисунок. Он уважительно кивал, и бабочка обрастала всё новыми деталями. – Вы давно здесь? – лениво спросил китаец, начиная очередную партию. – Скоро будет полгода, но, знаете ли, так и не привык. Надеюсь, когда-нибудь мы сможем вернуться в Нью-Йорк. Может быть, когда война в Европе закончится... – А что так, боитесь случайно оказаться в Северной Африке? – Да не особо. У меня плоскостопие и язва. Тот самый случай, когда от них есть хоть какая-то польза, – невесело пошутил доктор. – Иначе, наверное, я бы уже отпиливал пехотинцам руки-ноги где-нибудь в Алжире или Египте. А так мне светит сражаться разве что с фурункулами на причинном месте, мигренью или гонореей. Гость жизнерадостно ухмыльнулся и зачем-то спрятал руки в карманы. – У вас хороший английский, – сменил тему хозяин, разменивая пешку. – Я учился в Америке. – Понятно... – кивнул доктор и отправил своего слона в путь через всё поле. К удивлению Санады сегодня ему почти не приходилось поддаваться и игра, наконец, начала приносить удовольствие. Если добавить к этому уютное жильё с отдельной ванной, горячую еду вовремя и чистое бельё – жизнь приобретала совсем недурной оборот. Дожидаться своего часа с комфортом ничуть не противоречило принципам бусидо, даже наоборот, делало ожидание острее и желаннее. – С тех пор, как приехали Норма и Бетти приходится на всём экономить, – голос доктора отвлёк Санаду от размышлений. – Я уже взял дополнительные смены в госпитале, но боюсь, что этого всё равно не хватит, чтобы мои девочки ни в чём не нуждались. Норма уже жалуется, что ей скучно, не знаю, что и придумать. "А вот теперь, пожалуй, можно..." – решил бывший резидент и перешёл к делу. – Свозите её в Буэнос-Айрес, в чём проблема? Там есть кино и модные магазины... – Боюсь, сейчас мы не можем себе этого позволить, – опечалился доктор настолько, что не заметил, как очередная его пешка исчезла с поля. – Думаю, я смогу немного облегчить ваши страдания, – вкрадчивый голос вывел эскулапа из ступора, и он поневоле навострил уши, а Санада продолжал как ни в чём ни бывало: – Представьте себе, что вы сидите на золотой жиле. – То есть? – рука доктора зависла над шахматной доской, Санада изобразил на лице ангельское терпение. – Ну... у вас же есть неограниченный доступ к определённым препаратам, вы понимаете? А у меня – большой опыт в торговле всем, чем угодно. Как думаете, не могли бы мы с вами организовать небольшое совместное предприятие? Такой... м-м-м американо-китайский, скажем, торговый дом... Глаза начальника госпиталя округлились. Такой наглости он не ожидал. Не то, чтобы ему совсем не приходило в голову сколько стоят его запасы, но торговать наркотой – он ещё с ума не сошёл. А этот тип хочет подвести его под монастырь, не иначе. Китаец терпеливо ждал, попыхивая сигарой и поглядывая на хозяина своими тёмными, как спелые маслины, глазами. – Думаете, это сойдёт мне с рук? – Разумеется. Сами покупатели как раз и будут следить за тем, чтобы у вас не было поводов для огорчений. Я так понимаю, у местных есть потребность в том, чтобы хорошенько расслабиться, а кто я такой, чтобы мешать людям удовлетворять свои потребности! Ну же, решайтесь! Вам даже делать почти ничего не придётся, всё самое сложное я возьму на себя... – Но... они же мои сослуживцы, как бы. Нет. Нет, даже не уговаривайте, – решительно помотал головой доктор. – Как знаете, – не скрывая разочарования пожал плечами искуситель. – Настаивать не буду. Ходите тогда, чего ждёте... Возвращаясь домой, Санада насвистывал детскую песенку про мышонка без хвоста, весело поглядывая по сторонам. Всё шло как нельзя лучше: доктор, практически, сам напросился. Как тот мышонок – сунул свою ушастую голову в сухую тыкву, да и застрял... В том, что бедняга согласится, сомнений особых не было. Нужда работает лучше всякой смазки. Неделю-другую на размышления, и он сам потащит "партнёра" знакомиться с кем надо и куда надо. А уж тот не оплошает... "Маленький самурай опять не давал спать – у него какой-то свой распорядок... Ной говорит, что мне не надо волноваться по поводу ребёнка, но, кажется, скоро мне придётся волноваться уже по поводу Ноя. Очевидно, ему многое приходится объяснять себе, например, почему в Хануку он остался без жареного гуся и драников. А что он ответит соседям, если им покажется, что ребёнок на него не похож – трудно даже представить. Люди здесь слишком любопытны. Ко мне они не лезут и всё достаётся Ною. Господи, ну сделай так, чтобы малышу не досталось наших проблем, что тебе стоит? Ной не годится для того, чтобы противостоять общественному мнению, боюсь, для него это неподъёмная ноша. Пока я без него не справлюсь, придётся потерпеть. И лучше бы он перестал изображать собачью преданность... "Мистер безответные чувства", как говорит Милли. Где же взять денег? Времени осталось не так уж много, можем не успеть. Скотина Биггс приходил в прошлую пятницу, боюсь, не сделал бы чего..." – В чём дело? Продолжайте... – раздражённый голос подгонял и требовал, мешая сосредоточиться. – Сейчас, дайте дух перевести, – Сидзука не собиралась читать всё подряд, намереваясь защитить чувства той, что вела этот дневник вовсе не для того, чтобы в него заглядывали все, кому не лень, но Санаде приспичило искать ответы на свои вопросы таким способом. Поэтому он заставляет её перечитывать некоторые места по нескольку раз и сердится, когда "маленькая скво" путается во французских словах. Если бы мог – давно бы уже отобрал у неё записи, да руки коротки... По лицу бывшего резидента сложно угадать, что именно он чувствовал, слушая чудом сохранившиеся с тех далёких времён слова, но, если чтение по какой-либо причине прерывалось, он поднимал голову и смотрел на свою помощницу с такой мольбой, что она сразу же возвращалась к своему занятию. По тому, как напряжена была его спина и неподвижны сцепленные на колене руки, Сидзука догадывалась, что содержимое блокнотов ему не слишком нравится. Ещё бы, про него-то почти ничего нет... При очередном упоминании о Ное скривился, как от зубной боли. – Послушайте, возможно, будет проще, если вы скажете, что именно хотите найти... – делает Сидзука очередную робкую попытку. – Проще будет если вы перестанете навязывать мне свои принципы, – ворчит он. – В конце концов теперь эти дневники принадлежат мне, а ваше дело всего лишь читать. – Чёрта с два! – возмущается она. – Вы – привидение, как вам вообще может что-либо принадлежать? Метнув в её сторону яростный взгляд, он, впрочем, не торопится возражать, а потом и вовсе меняет тактику: – Давайте меняться... один вопрос на десять страниц. Идёт? – Пять страниц, – не сдаётся "маленькая скво". – Женщине не пристало быть такой скрягой, – скалится бывший резидент. – Особенно красивой. Семь. – По рукам... – Начинайте. На мгновение Сидзука задумывается. Так много вопросов... Работая над переводом она частенько думала, что бы сказал Санада по тому или иному поводу, и почему всё случилось так, а не иначе. – Скажите... как так вышло, что вы полюбили иностранку? Чем она вас привлекла? – Если скажу, для вас что-то изменится? – вот ведь скользкий тип, уже соскочить думает... – Вы сами предложили! – Сидзука отложила блокнот и демонстративно потянулась к телефону. – Ладно, ладно... – поднял руки Санада. – Вам, наверное, часто случается получать подарки? И вам, и вашему мужу. А у меня по этой части не слишком большой опыт. Собственно, мадам Феррье – это первый настоящий подарок, который достался мне уж не знаю, за что. И расставаться с ним было выше моих сил. Она меня не "привлекла", как вы изволили выразиться. Я уверен, что её создали специально для меня, и меня это до сих пор удивляет. А теперь перестаньте валять дурака, и за дело... Сидзука озадаченно посмотрела на отражение в балконной двери, точнее – на противоположный конец кровати, где уже привычно устроился её собеседник. "Он это серьёзно? – подумала она. – Воспринимать чужую жену как свою собственность, дарованную свыше… у него все дома?" Но сделка была не плоха и вопросы ещё оставались, поэтому она снова открыла записи и принялась читать вслух, тщательно выговаривая иностранные слова. Если бы кто-нибудь заглянул сейчас в комнату, то увидел бы миниатюрную женщину с наспех заплетённой косой, которую она то и дело дёргала нетерпеливо, наткнувшись на сложное предложение. Старательно сделанный перевод был с негодованием отвергнут. Настаивать она не решилась и теперь покорно воспроизводила все эти невозможные звуки в том порядке, в каком их когда-то выстраивала Николь Феррье. "Делай, что хочешь, мне всё равно..." – сказала она за ужином, когда он признался, что хотел бы выкроить время, чтобы снова заниматься на скрипке. С самого приезда он не прикасался к ней: не было желания, да и руки, по мнению Ноя, больше не годились для музыки. И всё же где-то глубоко-глубоко, в самых потаённых закутках и складочках сознания, место для неё оставалось. Временами Ной ощущал собственную неполноценность, словно бы вынули маленькую шестерёнку, без которой остальные не крутятся, как положено. Сперва он даже радио включать опасался: вдруг тоска нахлынет, а он не будет готов... Промучившись с полгода Ной решил "выздоравливать" потихоньку. Должно же быть и у него что-то своё, не вечно же ему с тестом возиться! У Николь этого "своего" навалом, настолько, что она подчас просто не замечает Ноя. Если бы он исчез, и посетители в лавке начали возмущаться – может быть тогда ей пришло бы в голову поинтересоваться, куда делся компаньон. Мадам Феррье была полна неприятных сюрпризов. Всё в ней было не так, как надо, и надежды на то, что это когда-нибудь исправится – совсем никакой. Он думал, что, присвоив чужое имя, она постарается ему соответствовать: жить тихо, стараясь не высовываться – куда там! Одолжила у местного бандита денег и пытается заниматься не своим делом. Собирается родить ребёнка без мужа. Прикидывалась почтенной вдовой, а оказывается, у неё есть мужчина, да ещё иностранец, и он вовсе не горит желанием брать на себя ответственность... Ной чувствовал себя обманутым, опустошённым и несчастным, ему просто необходимо было избавиться от своего бремени, и для этого скрипка подходила лучше всего. Ей "всё равно"? Ну и пусть. Никто не может помешать ему делать, что хочется. Вот возьмёт и прямо сейчас достанет пыльный футляр из-под кровати... Динь-дзынь! – колокольчик звякнул так громко, что Ной, вздрогнув, больно ударился локтем о стойку. Милли протиснулась в дверь со своей корзинкой, полной бумажных пакетов и свёртков. Сразу запахло хлебом и у Ноя засосало под ложечкой: от завтрака в животе остались одни воспоминания, а про обед он совсем забыл, погрузившись в свои невесёлые мысли. – Как она? – с порога спросила Милли. Она всегда так: начинает с самого главного. Никаких прелюдий насчёт погоды или "как поживаете"... – Не очень, – неохотно ответил Ной. – С самого Рождества не в себе и, что мне совсем уж не нравится – ест плохо. Ей это сейчас нельзя. – Знаешь, что... тащи-ка ты её уже под венец, хватит мямлить. "Господи, как будто это так просто!" – Я не могу. Знали бы вы, миссис Маккензи... она как глянет этими своими глазищами зелёными – у меня руки опускаются и хочется бежать, вот только не знаю, куда... – Значит, ты совсем её не любишь! – вынесла вердикт гостья. Ну что за манера лезть в чужие дела, ей-то что за беда, любит кто кого или нет... – Почему... люблю, – устало возразил Ной. – Ной Розенталь! – ему сразу представилась школа и доска на стене, на которой он сейчас будет пятьдесят раз писать "я тупой, я плохо выучил урок". – Пора уже стукнуть кулаком по столу! От этого всем будет только лучше. – Не смогу я, – голос Ноя был еле слышен и сам он как-то сгорбился и поскорее вышел из лавки, пока его не заставили делать всякие ужасные вещи. – Безнадёжен... – вздохнула Милли Маккензи, перевернула табличку на двери стороной с надписью "Закрыто" и пошла наверх, взглянуть на подругу. – Вот видишь, что происходит, когда у женщины всего лишь одно платье! – спустя полчаса выговаривала она Николь, заставляя её пробовать сырный хлеб по новому рецепту. История с визитом Санады взволновала её, но понять, стоит ли тратить на новый продукт силы, было гораздо важнее. – Ну я же не виновата, что больше ни во что не влезаю! – француженка с досадой отпихнула от себя тарелку с бутербродом. – Превратилась в необъятное чудовище с опухшими ногами. Наверное, я никогда больше не смогу носить туфли на каблуках. А руки! – она ткнула под нос Милли растопыренные пальцы с коротко обрезанными ногтями. За исключением пары свежих ожогов от плиты, руки были самые обыкновенные. – Не говори ерунду, милая. Посмотри вокруг – разве ты видишь толпы чудовищ? У всех есть дети и все как-то справляются. И ты справишься, ты же у меня красавица и умница. Найдём мы твоего прынца раскосого, никуда он от нас не денется! А хочешь – другого тебе подберём? Молочник на мгновение завис над чашкой и в тёмном омуте кофе расплылось неправильное пятно из жидких, разбавленных сливок. Собственно, их и сливками-то назвать было грешно, но других сейчас нигде не сыщешь. – Не хочу! – в голосе отчётливо проступили слёзы... – Вот и ладно, только не расстраивайся. Нью-Йорк не такой большой город, чтобы в нём нельзя было найти одного китайца. Вот ещё из-за таких переживать, да ещё в мокром бегать! – Он японец, – всхлипнула Николь. – И дело вовсе не в платье, а в том, что мой ребёнок ему вообще, скорее всего, не нужен. Он аристократ бог знает в каком поколении, у него гордость фамильная, зачем ему связываться непонятно с кем! – Подумаешь! Да хоть бы и сам император, или кто у них там... Найдём и за ручку приведём. Нечего увиливать от святого долга. А теперь давай-ка спустимся вниз. Ной дезертировал, а булочки сами себя не продадут... Николь сердито засопела и отвернулась к стене. – Да чтоб вас обоих! Тоже мне, драма с комедией! Дуются они, гляньте-ка... две галоши – пара! – и миссис Маккензи хлопнула ладонью по столику, да с такой силой, что чашки подпрыгнули, а заплаканная хозяйка, устыдившись, начала торопливо приводить себя в порядок. Динь-Дзынь! Николь подняла взгляд от сливового пирога, который, наконец, остыл и теперь должен был занять свое место в витрине, и обернулась на дверь. Но вместо Милли, забывшей на стойке пакет с копчёной грудинкой, купленной ею по дороге, в патиссерию с улицы шагнул высокий мужчина, лицом похожий на молочного поросёнка. Впечатление усугублялось розовыми щеками с колючками светлой щетины и маленькими заплывшими глазками. – А у вас сегодня пусто, – протянул он, ощупывая взглядом каждый угол. Не забыл заглянуть под лестницу, впрочем, обнаружив там лишь веник с совком и ведро, быстро охладел к экскурсиям и плюхнулся на высокий табурет у стойки. – Так вы денег не заработаете. Чем тогда отдавать будете, а? Пальцы-сардельки забарабанили по столешнице, глазки буравили хозяйку исподлобья. Не будь та в положении, да не имей в руке длиннющего ножа, которым она нарезала на порции пирог, может, он бы и сунулся выяснять насчёт уплаты долга в натуральном выражении. Про Биггса и не такое говорили. – Это не ваша забота, – последовал сдержанный ответ. – Вы обещали не беспокоить меня до мая – извольте подождать, деньги будут. – Не припомню что-то... может и говорил чего, да только планы у меня изменились и деньги нужны сейчас! – ощерился Биггс, наблюдая реакцию жертвы и явно получая удовольствие от процесса. – Уходите подобру-поздорову, а не то позову полицию – мало не будет, – сверкнула глазами Николь. – Знаю я твою полицию, у Пата Маккензи в кобуре нет ни хрена, что он мне сделает! Николь выбралась из-за стойки и решительно направилась к двери. Распахнула створку: "Выметайтесь!" Биггс подскочил к ней, и, схватив за руку, вывернул кисть так резко, что у женщины потемнело в глазах. Услышала только топот и крик Ноя. Рука оказалась на свободе, но тут же Николь ударили по лицу и она отлетела к стене, а мужчины, тем временем, сцепились и уже ничего вокруг не замечали, таская друг друга за грудки и пинаясь ногами. Ной, определённо, проигрывал. Он не привык драться и это было очень заметно. В какой-то момент, пропустив подсечку, он оказался на полу и тут же получил по голове, потом по почкам, и ещё, и ещё раз... В ужасе Николь схватила первое, что под руку подвернулось и бросилась на выручку. С визгом и грохотом она летела, словно фурия, растрёпанная, в развевающейся юбке, опрокидывая по пути стулья. Ной уже не двигался, скрючившись и закрыв голову рукам. Непонятно было, жив ли он, и тогда, недолго думая, она с размаху хватила Биггса по лбу чугунным сотейником на длинной деревянной ручке. Ручка переломилась, но функцию свою сотейник выполнил на отлично – враг повалился плашмя без признаков жизни. Николь с сомнением потыкала пузатое тело ногой и тут же отскочила от греха подальше. Осторожно потрогала за плечо Ноя. В ответ – хриплый стон. Никогда ещё мадам Феррье не испытывала такого облегчения. Сбегав на кухню за водой, она набрала полный рот и прыснула поверженному герою в лицо. Странно, но тому не понравилось такое обращение, и он поспешил очнуться. На Николь уставились мутные глаза. "Поднимайся, давай, надо его спрятать. Ной! Давай, помогай, пока никто не пришёл!" Тут только Ной заметил ноги в пыльных ботинках в непосредственной близости от себя, сложил два и два и побледнел ещё больше. Тем не менее, минуту спустя они вдвоём ползали вокруг трупа, решая сугубо логистическую проблему: за что хватать и куда тащить. Когда колокольчик прозвенел снова, тело было уже надёжно спрятано в кладовку, а дверь замаскирована ящиками, в которые обыкновенно ставят молочные бутылки. Оба конспиратора старательно делали вид, будто заняты своими делами, однако на звук подскочили чуть не до потолка и тревожно переглянулись, завидев на пороге полицейского. Им оказался тот самый Патрик Маккензи с пустой кобурой, о котором только что столь нелюбезно отозвался покойный Биггс. Точнее, это сейчас в кобуре у сержанта Маккензи ничего не было, а с утра там лежал завтрак, заботливо собранный женой и завёрнутый в вощёную бумагу. Сегодня, к примеру, это был бутерброд с яйцом и картофельная запеканка. – Эй, на барже! – весело крикнул гость. – Где тут у вас наше мясо? Милли послала меня забрать его, а то супа мне сегодня не видать. Получив в руки свёрток с копчёной грудинкой для фасолевого супа, Пат попросил кофе и "чего-нибудь пожевать". Теперь, когда Николь с Ноем переехали, ему любопытно было разузнать, как у них дела, к тому же погода вовсе не располагала к прогулкам и возвращаться на службу он не торопился. Пока Ной развлекал полицейского, Николь собралась прилечь: чувствовала она себя неважно, внутри всё ходило ходуном после недавней схватки, будто в животе разместился полный аквариум с рыбами и водорослями, и сейчас его штормит. Только поставила ногу на ступеньку – раздался какой-то шум, баррикада из ящиков посыпалась, а затем и дверь кладовки приоткрылась и в неё выпал сильно пострадавший Биггс. Весь в крови, муке и каких-то сухофруктах и опилках, но, несомненно, живой и даже почти целый, чего нельзя было сказать о полках, на которых стояло всё это добро. – Пресвятая дева, спаси и сохрани! – изумился сержант Маккензи, на всякий случай доставая наручники. Патрик уже ушёл оформлять Биггса в участок, а Ной никак не мог прийти в себя. Столько всего успело случится за какие-то пару часов... Ему сложно было переварить всё это, но, по крайней мере, утешал он себя, за убийство их не посадят. – Николь, послушай, а как ты думаешь, – начал он, и осёкся, поняв, что рядом никого нет. И тут он услышал где-то наверху стоны и слабый голос, зовущий его. Боль была адская, всё тело словно выворачивало наизнанку. Николь закрывала глаза – ей казалось, что иначе они вот-вот лопнут от этой боли. Наверное с тех пор, как она послала Ноя звонить акушерке и Милли, прошла неделя, а может и месяц. В висках стучало, голова кружилась и было почти невозможно различить, где вверх, а где низ. Вначале она не поняла, что это, пока не отошли воды. Она-то думала, что у неё есть ещё в запасе месяц, а может и больше, но жизнь распорядилась иначе. Должно быть, это из-за Биггса. Николь лежала на кровати и пыталась дышать, как её учила акушерка. Получалось плохо. "Я умираю, – думала Николь. – Никаких сомнений. Я этого просто не выдержу... Двенадцать, сто сорок четыре, пятьсот тридцать семь и два..." Внизу тренькнул звонок и по лестнице застучали торопливые шаги. "Ной, пиши!!! – завопила Николь Феррье что есть мочи, увидев в дверях лохматую голову. – К чёрту твои вопросы. Всё потом, бери бумагу и пиши!" Кстати, в этой книжке, как и в предыдущих, есть картинки :) а кое-где ещё и музыка :)) За полным вариантом обращайтесь, пожалуйста, сюда: [email protected]