Теперь ты можешь спать спокойно

Strange Birds — Birdy Снег хрустит под торопливыми шагами Гермионы. Она до боли сжимает руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, на которых останутся блеклые следы в виде маленьких полумесяцев. Порой ей кажется, что они не исчезнут с ее кожи никогда. Она стискивает зубы, случайно прикусывая язык, и чувствует металлический привкус крови во рту. Опять не успеет. Она в этом уверена, но все равно продолжает бежать, а ноги с каждой секундой все сильнее вязнут в белом покрывале, окутавшем лес. Гермиона спотыкается и неуклюже падает, едва успевая выставить перед собой руки. Холод впивается в кожу, проникает внутрь и растворяется в венах, охлаждая кипящую кровь. Гермиона встает и, суматошно отряхнув снег с тяжелой мантии, продолжает свой путь. Потеряла время. Грейнджер едва слышно чертыхается и смотрит на серебристые наручные часы. Без четырех минут семь. Секундная стрелка ускоряется у нее на глазах, быстрее танцуя по циферблату, а ее шаги замедляются. Все как обычно. Она тонет в этом проклятом снегу, что затягивает ее, словно зыбучие пески. Вязнет во времени, которого нещадно мало. Гермиона уже успела привыкнуть к этому. Она знает, что случится дальше, но не оставляет попыток обыграть свое собственное подсознание. Совершенно нечестно играть против самой же себя. Замечает сломанное дерево, которое стало для нее негласным ориентиром, и понимает, что скоро все закончится, а она вновь останется ни с чем. Грейнджер слышит крики поблизости и движется по направлению к ним. Яркие вспышки озаряют небо, но она не боится их, даже несмотря на то, что при ней нет палочки. Знает, что в этот день не ее черед погибать. Зеленая вспышка пролетает в полуметре от нее, но Гермиона перестала обращать на нее внимание уже несколько недель назад. На поляне снег испещрён десятками следов, что хаотичными отпечатками уходят дальше в лес, добавляя в зимнюю палитру неестественный красный цвет. Маленький персональный ад. Гермиона горько ухмыляется, чувствуя, что двигаться становится тяжелее с каждой секундой. Она считает про себя. Три. Два. Один. Фигура в темном плаще появляется на опушке. Маска Пожирателя смерти скрывает его лицо. Незнакомец зажимает рукой бок и бессильно опирается на шероховатый ствол дерева, стоящего рядом. Гермиона не знает, кто он, но это не мешает внутреннему голосу кричать лишь одну фразу: Спаси его. Спаси его. Спаси его. Время теперь течет иначе. Грейнджер ощущает себя героиней старого фильма, записанного на поцарапанный диск. Вокруг все мелькает, смешиваясь в калейдоскоп. Белое, черное, красное полотно. Она не может сделать ни шагу. Тело не слушается, отказываясь подчиняться яростным приказам разума. Поглощаемая лишь жгучей злостью на саму себя, Гермиона сжимает челюсти, а после, словно по щелчку пальцев, превращается в марионетку собственного сознания. Так же, как в каждый из разов. Почему она должна спасти его? Почему она должна спасти Пожирателя? Гермиона вновь и вновь старается найти ответы на эти вопросы, что будто лежат на поверхности, но она не может достать до них, ведь ее уже давным-давно утянуло на глубину. И она задыхается, пытаясь кричать, но ни одного звука не срывается с ее губ. На этот раз это Дин Томас. И ей почему-то становится немного легче оттого, что это не кто-то из ее близких друзей. Гермиона вновь пытается издать хоть какой-нибудь звук, чтобы остановить Дина, но тот, шепча, поднимает палочку, из которой вырывается неизвестное ей проклятие. Она опять не успела. Опять не смогла. А незнакомец снова медленно оседает на примятый снег, не отнимая руки от раненого бока. И только тогда тело Гермионы становится вновь подвластным ей. Грейнджер знает сценарий наизусть, но чувствует себя слишком плохой актрисой этой трагедии. Она снова падает, уклоняясь от заклинания, врезавшегося в ствол дерева позади нее, перекатывается через спину и, покачиваясь, встает на ноги, которые сами несут ее к темной фигуре. Голова раскалывается. Стук сердца кажется слишком громким. Ей хочется вырвать его из груди, чтобы окунуться в кровавую тишину. Не успела. Не успела. Не успела. Она опять не смогла спасти его. Но она же пыталась? Как и вчера. Как и за день до. Как и неделю назад. Как и каждый раз, когда она оказывалась в лесу, который ненавидела всеми фибрами своей души. Гермиона пересекает поляну и падает на колени рядом с раненым Пожирателем. Его дыхание сбивчивое и хриплое. Она понимает, что с каждой секундой, с каждым вздохом и выдохом жизнь медленно вытекает из его тела, вплетаясь в алые потоки крови, что расползаются под ним темным пятном. Откидывая тяжелую маску умирающего в снег, Грейнджер пытается запомнить его лицо, но сознание не дает уловить ей ни одной черты. Она вновь и вновь старается сконцентрироваться, но ничего не выходит. Она будто хочет заставить себя вспомнить что-то хорошо известное, но забытое старое. Она знает его. Грейнджер в этом уверена, и от этого становится еще более тошно. Он будто все сразу и ничего. Голова разрывается от внезапной боли, и Гермиона жмурится, чтобы прогнать неприятное ощущение. Теперь лес безмолвен. Неестественно тих. А ее сердце по-прежнему не оставляет попыток вырваться наружу. Взгляд карих глаз устремляется в потемневшее небо, затянутое тяжелыми облаками, которые висят так низко, что цепляют верхушки самых высоких деревьев. Гермиона обещала себе не плакать, но бессилие становится самым мощным чувством в ее продрогшем теле. Она беспомощно хватается за руку незнакомца, одетую в кожаную перчатку, и пачкает пальцы в его крови. Она алая. Алая. Как лепестки роз, что росли в саду ее родителей. Алая. Как дорогое вино, бутылку которого она выпьет после окончания войны. Алая. Как рубины на ее любимом кольце. Том самом кольце. Она просит у него прощения, не зная почему. Говорит ему, что пыталась, но не смогла. Потом вновь извиняется, отпихивая прочь реальность, что пробивается к ней сквозь зимние сумерки, опустившиеся на лес. Ей нужно время. И как раз его у нее никогда не хватает. Бессилие разрывает ее на куски, переполняя до краев. В эти секунды она перестает понимать саму себя. Собственные мысли кажутся чужими, инородными, умело вплетенными кем-то посторонним в ее сознание. В этот момент она не чувствует себя самой собой. Марионетка. Бесполезная кукла, не способная сделать и шагу без веления невидимой силы. Почему спасти его так важно для нее? Этот вопрос кажется одновременно серьезным и глупым. И на него есть всего один ответ — она просто должна, ведь если нет, то… То что? А дальше пропасть, словно кто-то вырвал часть воспоминаний. Зияющая дыра, в которую она летит бесконечно долго. Десятки вопросов, от которых голова начинает болеть все сильнее. Осталось совсем немного. Гермионе даже не нужно смотреть на часы, чтобы понять, что в течение минуты лес сменится привычной обстановкой ее маленькой комнаты в Норе. Делает глубокий вдох, а потом шепчет в унисон с хриплым низким голосом незнакомца, который кажется слишком знакомым и совершенно чужим одновременно, повторяя его последние слова. — Проснись, Грейнджер. И она просыпается с полной уверенностью в том, что следующей ночью все повторится вновь, и капли рубиновой жидкости на ее руках тому явное доказательство. Кто же ты и почему я должна тебя спасти?

***

— Гермиона, — голос Дина Томаса раздается где-то в нескольких метрах справа. — Быстрее! Налево! Грейнджер даже не пытается разглядеть друга за стволами деревьев и, чтобы не терять времени, резко поворачивает в указанное направление. Она слышит крики. Они повсюду. Ей так хочется убежать от них, но она никогда бы себе не простила этого. Чем она лучше других, чтобы отсиживаться, пока остальные почти ежедневно рискуют жизнями? Гермиона никогда не считала себя предательницей. Просто порой ей слишком страшно. Было бы весьма иронично, если бы она не испытывала этого чувства, постоянно смотря в глаза смерти, которая протягивала костлявую руку, словно приветствуя. Она не ходила по пятам. Она встречала с распростертыми объятиями. И Грейнджер каждый раз делала шаг к ней. На зимний лес опускаются бурые сумерки, но снег все так же мерцает, даже в отсутствии лунного или солнечного света. Будто кто-то рассыпал миллионы маленьких звезд. Красиво. Пока эти самые звезды не начинают тонуть в рубиновых разводах, тая и превращаясь в пыль. Вдали Грейнджер слышит, как Джинни выкрикивает заклинание, и направляется к ней. По информации, которую Орден получил от надежного источника, чье имя знает от силы пара человек, в лесу Дин образовался перевалочный пункт Пожирателей. Орден несколько недель наблюдал за этим местом, а в последние дни была замечена повышенная активность. Грюм предположил, что там может быть спрятан крестраж, иначе зачем собирать все больше и больше солдат в недрах зимнего леса? Было принято решение провести разведку перед предстоящей атакой, и Гермиона очень сильно бы удивилась, пойди все четко по плану. Сейчас они бегут от Пожирателей, которых как минимум в три раза больше, чем солдат Ордена. В глубине души она уже успела пожалеть, что вызвалась пойти на эту миссию, но чертова совесть не позволила промолчать и вновь отсидеться, как в прошлые несколько раз. Она должна. Это ее девиз на протяжении последних четырех лет. Голос Джинни теперь четче различается среди остальных криков. В нем слышится страх. Липкий и дикий. От него становится не по себе. Гермиона крепче сжимает в руке палочку и хмурится, прокручивая в голове списки заклинаний, используемых в бою. Это всегда хотя бы немного успокаивает, и она настолько погружается в свои мысли, что выныривает из них только тогда, когда понимает, что падает в колючий снег, зацепившись о торчащий корень дерева. Она еле слышно ругается и поднимается на ноги, потирая ушибленное колено и подбирая палочку. Ее взгляд скользит по темнеющему лесу, а живот скручивает неприятное предчувствие. Сглатывает, стараясь успокоиться, но ее не покидает ощущение, что случится что-то нехорошее. Грейнджер уже собирается бежать дальше, как ее взгляд мельком цепляется за сломанное дерево, которое изначально кажется ничем не примечательным. Она дважды моргает, сильно надеясь, что ей померещилось, но раздробленный ствол остается на месте. Это не мираж. И это больше не сон. Она убеждается в этом, когда смотрит на часы, холодным металлом облегающие ее худое запястье. Без четырех минут семь. Она снова моргает, а потом бежит изо всех сил. Она должна успеть. Гермиона пытается в это поверить, но десятки прошлых неудач тенью стоят за ее спиной, руша все надежды. В боку неистово колет, а дыхание сбивается. Ей кажется, что изнутри ее до отказа заполняет колючий лед, вгрызаясь в каждую клеточку тела. Она мельком глядит по сторонам, стараясь найти хотя бы одно — совсем маленькое — отличие от своего сна, но вокруг все до боли идентично. Спаси его. Спаси его. Спаси его. Снова этот голос. Только теперь он принадлежит целиком и полностью ей самой. Никто не приказывает ей. Понимая это, она выскакивает на поляну, уклоняясь от привычного заклинания, которое в этот раз пролетает чуть ближе к ней. Она озирается по сторонам и видит двух Пожирателей, что пробираются сквозь лес, и Джинни, направляющую палочку вперед. Все в мире находится в балансе. Гермиона встречается взглядом с пустым взором серебристой маски. Тонет в темноте невидимых глаз и кричит. Слышит свой голос будто со стороны и удивляется тому, что тело послушно ей и только ей. Заклинание вырывается из палочки Джинни, но летит на пару дюймов правее, лишь немного задевая цель. Уизли растерянно и удивленно смотрит на Грейнджер, а потом ее тело, пронзенное зеленой вспышкой, падает, утопая в белом покрывале снега. Гермиона не успевает вскрикнуть, как новое заклинание проносится в паре сантиметров от ее плеча. Она оборачивается и видит, что два Пожирателя уже совсем близко. Жизнь за жизнь. Смотрит на подругу, и слезы застилают ее глаза, леденея на ресницах. Она не знает, что делать, но ноги сами несут ее к мужчине в маске, что неподвижно лежит на земле. Неужели она опять опоздала? Снова не смогла? Из последних сил она хватает его за руку и аппарирует. Хлопок. Чтобы что-то получить, ты должна что-то отдать. Голова идет кругом, а колено болит еще сильнее. Гермиона понимает, что лежит на чем-то твердом. В себя ее приводит недовольное бормотание почти у самого уха. Она чувствует на коже теплое дыхание и тут же пытается встать. — Проснись, Грейнджер. И не могла бы ты быть хоть немного осторожнее? Этот голос. Она знает его. И эта фраза, прошибающая током. Гермиона перекатывается на бок и неуклюже садится на снег. Руки трясутся, и она не может определить точную причину этого. Ветер шумит, цепляясь за голые ветви деревьев, царапающих давящее на лес ночное небо. Грейнджер нервно крутит кольцо на безымянном пальце левой руки, смотря в лицо человека, которого только что спасла ценой жизни своей подруги. Только ты решаешь, что выбрать. Холод пробирается под намокшую мантию, но Гермиона более не замечает его, утопая в ледяном океане глаз напротив. Ей хочется рыдать, но она молчит, не смея сдвинуться с места. Мысли роятся в голове, но она не может поймать ни одну из них. Они превращаются в шипящий клубок змей, к которому она боится подойти. Только ты совершенно точно знаешь, что важнее для тебя. — Все это время, — шепчет так тихо, что ветер моментально уносит ее слова, — это был ты. — Что ты несешь? — Малфой злобно шипит и, зажимая бок рукой, пытается встать. Не успевая подняться, он теряет равновесие и снова падает в снег. Гермиона медленно подползает к нему, не находя в себе сил встать, и смотрит на него так, будто видит впервые. Твой выбор… Она так скучала по нему. Уже успела забыть, как много он значил для нее. Глупости, он не был частью чего-то важного. Он был всем. Он либо все, либо ничего. Он изменился. Повзрослел. Становится нестерпимо больно от того, что она так явно замечает это. Они не виделись уже три года, потому что он так решил. Потому что так будет лучше. Потому что им не суждено. Потому что они люди из двух разных миров. Потому и важно не ошибиться. Она протягивает ему руку, а он, не особо сомневаясь, хватается за нее, чтобы сесть. Гермиона никогда не думала, что настолько сильно ненавидит перчатки. Она смотрит на него, стараясь запомнить каждую деталь, сохранить новый образ в своем подсознании, чтобы вечерами тайно возвращаться к нему в надежде на что-то, что уже никогда не будет принадлежать ей. — Какого черта? — он со злостью смотрит на нее, тяжело дыша. Нервно сжимает челюсти, ожидая ответа. — Девчонка Уизли мертва. Чем ты думала? Девчонка Уизли мертва. Мертва. Джинни погибла. Погибла из-за нее. Легкие сжимает невидимой силой, и Гермиона напрасно старается вдохнуть. Будто кто-то выкачал из нее весь кислород. В глазах темнеет, и она почти теряет равновесие, упираясь руками в снег. Темный мир вокруг превращается в грязные пятна, смешивающиеся в единое целое. Грудь быстро вздымается и опускается, когда она чувствует прикосновение холодной руки на своей щеке. — Дыши, — слова, почти неслышные, пробираются в душу, разрывая ее на куски миллионами игл. Гермиона готова умереть от удушья, лишь бы на пару секунд дольше ощущать его прикосновения. Он отстраняется сразу же, как только замечает, что она слегка успокоилась. Грейнджер кажется, что в лесу стало в разы холоднее. Она старается смахнуть слезы, катящиеся по щекам, но их так много, что она бросает эти попытки. Как же глупо и жалко реветь перед ним спустя столько лет. На нее падает понимание того, какой ценой ей удалось спасти его. Хочется разозлиться на него, накричать, отвесить пощечину, но единственное, что она может, — это сжимать до боли в пальцах кольцо, подаренное им. Как же сильно она по нему скучает. Эта мысль не отпускает, укореняясь все глубже в сознании, погребая под собой вину за смерть подруги. От этого становится тошно. Она не должна думать о нем. Не должна. Не должна. Не должна? — Ты… Ты же знаешь, что я… не хотела, — Гермиона пытается говорить ровно, но голос ее не слушается и дрожит почти на каждом слове. — Джинни… она моя подруга. Я… Я бы ни… Почему тебе вообще это важно? Драко отводит взгляд, и Гермиона успевает заметить это секундное замешательство перед тем, как он вновь бросает что-то злобное и колкое ей в ответ. С каких пор он волнуется о Джинни, если только он не… Недостающие элементы пазла встают на место, составляя цельную картину. Достоверная информация, компрометирующая Пожирателей и получаемая Орденом уже не первый год. Существование этого самого «надежного источника», о личности которого гадает весь Орден. Его вопрос про Джинни, которую он всегда недолюбливал. — Ты… Орден… — Замолчи, Грейнджер, — Малфой злобно шипит, подаваясь вперед. — Что бы ты там себе ни понапридумывала, лучше оставить это непроизнесенным. Тебе пора свалить отсюда побыстрее, пока нас не нашли. Гермиона недовольно хмурится, возвращая ему колкий взгляд. Если он изменился, то только внешне. — Почему ты вечно такой злой? — спрашивает она, смотря в серые глаза, в которых, как ей кажется, блестят миллионы звезд. — Что я… — Я, блять, не злой, — Малфой шипит, кривясь от боли и зажимая рану. Снег вокруг него приобретает рубиновый оттенок. Как в ее сне. — Как ты можешь заметить, я немного ранен. Он вновь пытается встать, но Гермиона мягко придерживает его за плечо. На секунду ее взгляд останавливается на его бледном лице. Почему время не может остановиться сейчас? Почему она вновь должна его потерять? Серые глаза внимательно следят за каждым действием Грейнджер, пока она расстегивает мантию, пропитанную темной магией, и осматривает рану. Гермиона боится встречаться с ним взглядом, зная, что в ту же секунду утонет и не сможет выбраться. Она хочет сделать все быстро, борясь с желанием побыть с ним хотя бы на минуту дольше, ибо что будет после? Что останется от нее, когда он вновь уйдет, а это определенно случится. Она ненавидит себя за то, что не может отпустить его. Сколько бы она ни боролась с собой, все было зря — он настолько глубоко в ее подсознании, что попытаться извлечь его оттуда было бы сродни желанию вырвать собственное сердце. Едва ли бьющееся сердце. Такое глупое и наивное. Ее руки дрожат, когда она чертит руны исцеляющих заклинаний, мягким светом окутывающих тело Малфоя. В этом волшебстве то, что она всегда была готова отдать ему и только ему, — ее душа, нежность, любовь. Она никогда не боялась говорить, что любит его, а он страшился этого простого слова, что таит в себе так много. Но она знала, что он тоже, даже если и не признавал этого. Она чувствовала, ощущала это на каком-то глубинном уровне. Та тонкая ниточка, связывающая их сердца, теперь нестерпимо сжигает изнутри. — Ты все еще его носишь, — почти шепот, и в тот же миг кольцо будто начинает сдавливать палец. Грейнджер не отвечает, но заклинание сбивается и золотистыми искорками осыпается на снег. Она начинает заново шептать заученные фразы, стараясь не отвлекаться. Стараясь выбросить его из головы хотя бы на минуту. Наивная. У тебя никогда не получится. Не ври себе. Дыхание Малфоя становится менее рваным, и Гермиона понимает, что заклинание медленно действует. Сдавшись напору собственных мыслей, она собирает последние силы и встречает его взгляд. Пытается казаться равнодушной, но маска трескается, когда он улыбается уголками губ, шепча «Спасибо». А может, ей и вовсе показалось, но она предпочитает думать, что он благодарен. Хотя бы немного. Драко медленно поднимается на ноги, по привычке зажимая бок, рана на котором почти затянулась. Он протягивает руку, испачканную в крови, и Гермиона хватается за нее. Он выше ее как минимум на полторы головы. Стоя рядом с ним, она ощущает себя слишком маленькой. А еще защищенной. Она ничего не боится впервые за три долбаных года, которые не видела его. Почему-то сейчас, в этом лесу, утопающем в реках крови, она чувствует себя такой счастливой, как никогда прежде. Их руки по-прежнему соединены, и Гермиона не может вспомнить, когда ее пальцы переплелись с его. И ей кажется, что сейчас все на своих местах. Она больше не плачет — слез не осталось, он забрал их все до единой. Во сне и наяву. Гермиона выпускает его руку и подходит ближе, кладя голову Малфою на плечо. Ловит его тихий вздох и закрывает глаза, слушая, как совсем рядом бьется его сердце. Чувствует, как он легонько гладит ее по волосам, путаясь в каштановых локонах, и понимает, что он тоже скучал. Лучшее время то, что стоит на месте. Ей так сильно хочется вновь оказаться во сне с остановившимся временем. Застыть рядом с ним навечно, слушая, как он дышит. Теряясь в едва заметном запахе его одеколона, что смешался с пьянящими ароматами ночи и соснового леса. Мечтая о том, что никогда не будет более, чем мечты, как бы сильно она в них ни верила. Мама всегда говорила ей, что мысли материализуются и если очень часто о чем-то думаешь, то оно обязательно исполнится. Возможно, это произойдет в тот момент, когда меньше всего ожидаешь, или же реальность будет настолько отличаться, что будет сложно распознать свою собственную исполнившуюся мечту. Какая неожиданность. Мама вновь оказалась права. Гермиона слишком часто мечтала хотя бы еще один раз в своей жизни увидеть его. Так больно осознавать, насколько он до сих пор важен для нее. Он ощущался как первая сигарета после перерыва в несколько лет — с каждой затяжкой понимаешь, что ты вновь подсел. Проклинаешь себя за то, что сорвался, а потом вновь и вновь наполняешь легкие дымом, что кажется лекарством от всего. А потом задаешь себе вопрос, зачем вообще было бросать сигареты, если от них тебе слишком хорошо. Зачем лишать себя того, что приносит удовольствие? Не осознаешь, что медленно тлеешь изнутри. Гермиона никогда не боялась себя, но, стоя рядом с Малфоем в лесу, окутанном в ледяные северные ветра, она каждой клеточкой дрожащего тела ощущает ядовитый страх перед самой же собой. Боится остаться наедине с собственными мыслями, что сорвутся с цепей бешеными собаками, стоит Малфою покинуть ее. И тогда она думает, думает, думает. О нем. О себе. О них. Думает об их прошлом, настоящем и будущем. Мечты становятся явью, когда ты этого очень хочешь, милая. Утро. Серебряный свет из полузашторенного окна. Жасмин и мята. Одеяло почти не согревает. Знакомые холодные руки обвивают ее талию. Тихий шепот заплетается в локоны, разбросанные по белым подушкам. Мыслей нет. Есть стук сердца, что заглушает все вокруг. И едва слышимое дыхание. Время года — осень. Осень, в которую они были счастливы. — Грейнджер. — Он настоящий. Он рядом. — Тебе пора. И все вокруг трескается, разбивается на мириады блестящих осколков, осыпается к ногам. Звезды сияют ярче, плавя все вокруг раскаленным белым светом. Больше ничего нет. И никогда не будет. Все утонуло в кровавом снегу. Сгорело в этом проклятом лесу. Вновь стало лишь мечтой. Мечтой дурацкой. По-детски глупой. Нереальной, невыполнимой и отравленной. Малфой немного отстраняется, но Гермионе так сильно не хочется его отпускать. Он вновь что-то говорит, но она старается не слушать, зная, что потом будет сожалеть, что не уловила одни из последних его слов. Не найдя в себе сил посмотреть ему в глаза, она задает вопрос, на который сама не может найти ответ уже много месяцев: — Если бы не война, мы могли бы?.. — Я не буду отвечать на этот вопрос, — хриплый голос, переходящий в полушепот, путающий мысли. — Ведь ты сама знаешь на него ответ. Она действительно знает. И от этого становится лишь хуже, ведь он с ней согласен. Гермиона первая делает шаг назад, отпуская его. Еще немного, и она сама крикнет ему, чтобы проваливал прочь и перестал раздирать на кусочки то, что называется душой. Некому будет ее собирать, а сама она не справится. Малфой вновь легонько улыбается, в последний раз смотря на нее. Гермиона знает, что если он сейчас что-то скажет, то от нее и вовсе ничего не останется. Но он никогда не жалел ее. Вернее, никогда не считал слабой. Всегда знал, что она справится. — Теперь ты можешь спать спокойно, Грейнджер, — говорит тихо, не разрывая зрительный контакт. Воздух пропадает из легких, когда он делает шаг вперед и сухими губами касается ее лба. В последний раз прижимает к себе, вдыхая цветочный аромат, смешавшийся с запахом крови. А потом секунда — и он вновь стоит на расстоянии пары метров. Гермиона хочет что-то сказать, но мыслей одновременно слишком много и нет совсем. Малфой исчезает в черных клубах дыма, поглотивших его, словно потухающее пламя, так и не услышав ее «До встречи». В лесу стоит неестественная тишина. Гермиона запрокидывает голову и смотрит в бесконечную пустоту неба. Она спасла его, но кто спасет ее?