Будни бедолаг

      За дверью шёл тихий разговор. Он сидел в кресле, а водяной стоял над ним, постоянно норовя растечься и потерять форму. Видно было, что водяной волнуется, что исход, к которому шёл спор, никак не утешал его. Хотелось покоя, хоть немного свободы. Напускная улыбка каждый раз стекала с его лица, когда он получал ответ на очередную реплику или вопрос.       – Но можно разве так? Совсем без света? – в который раз спрашивал водяной, всплёскивая руками и брызгая каплями на стеллажи.       – Можно, – коротко отвечал он, снова медленно проводя тряпочкой по полкам.       – Но я не хочу больше! Я не хочу!       – Это всё равно.       Его голос звучал спокойно и как-то тускло. В самом спокойствии не было и капли удовольствия или радостного тепла, какое бывает у удовлетворённых жизнью людей, слышно было только смирение, принятие своей страдальческое судьбины и готовность существовать с ней дальше.       – Я не буду больше к ним ходить, они смеются! – болезненно воскликнул водяной, в который раз заливая пол вытекающей из формы водой.       – Будешь. И всё равно, что смеются.       – Но почему я? Почему снова я!? – едва не обрушившись на ковёр всей волной, прокричал водяной.       – Потому что меня не любят.       Водяной замолчал, опешив. А он, увидев удивление водяного, продолжил:       – Думаешь, над тобой только смеются? Про тебя они нервные, они жалеют, а меня не любят, – заключил он и опустил глаза, видя, как растекается по ковру тёмная лужа.       – И после этого ты будешь помогать!? И когда смеются!?       – Буду. И когда смеются.       – Но зачем? Зачем!       Тогда он поднялся и ушёл, снова оставив водяного без ответа. Он так решил. Из-под двери вытекла дорожка – это водяной отказался от оставшихся сил и впал в уныние. Соберётся. Ещё соберётся, скрепится, смирится, успокоится. Он же пока вернётся и продолжит, несмотря ни на что.