Скейт, пластырь и эндорфины

Сакура аккуратно проходит в глубь комнаты, будто на полу расставлены ловушки, осматривается. — Виден холостяцкий стиль, — подытоживает она. — Можешь его приукрасить своими свечами. Хотя Сакура уже все раскрасила просто своим присутствием. На его фразу она показывает пальцами «окей» и говорит: — Может, попьем чая? — Попьем. Чувствуй себя как дома. Какаши пытается заглушить мысль, что для неё его берлога выглядит, как сарай. Пусть она ничего плохого не сказала — надумывается само собой. После знакомства с квартирой они оседают на кухне вместе с заваркой на дне кружек. Пьют, общаются, шутят, и пока градус чая снижается, у Какаши внутри все закипает с новой силой. Ему нравились другие девушки, но не цепляли так глубоко. А у Сакуры получилось — вонзилась крючком под кожу. И до беспамятства никогда не любил и чтобы со всем спектром чувств. Вообще думал, может, не придется. Максимум шатался с Генмой по барам, проводил с кем-то ночь и расходился, прикрываясь срочными делами. Общался, кстати, в основном Генма, Какаши торговал лицом. Перебравшись в комнату, Сакура останавливается у полок с книгами, проводит кончиками пальцем по корешкам и сдувает с них пыль. Какаши плюхается на компьютерный стул и боится моргать. Вдруг он откроет глаза, а она рассеется, как эта пыль? В мире, где происходит миллион трагедий, сейчас трагедия Какаши — односпальная кровать. — У меня одна кровать, — выпаливает, как предупреждающий выстрел в воздух. Он считает, это должно было быть озвучено, чтобы Сакура успела передумать и уехать вместе с кровавым закатом, а он бы умер в одиночестве от дефицита ее улыбки. — Думаешь, не поместимся? — Ну, если друг на друге, — а вот это озвучивать не стоило. Ляпнул так ляпнул. Если она развернется и уйдет, то будет права. Долгая пауза подтверждает его мысли. Он уже настраивает себя к пустому дому без Сакуры и разбитому сердцу, но: — Ты говорил, что в социальности ноль, поэтому я зайду с козырей и спрошу сама… — От нее снова долгая пауза, что за кинематографичные приколы, заставляющие не дышать. — Ты влюбился в меня? Она выпускает слова всей обоймой сразу, без предупреждающего в воздух, прямо в него и по всем частям тела — вот на что похож этот вопрос. Неужели люди так делают и остаются безнаказанными? Ты не в моем вкусе, цвете, запахе, вселенной — хотелось бы сказать. Только частица «не» прозрачная, отсутствующая. Слова не вынимаются изо рта, а войскам точно пригодился бы такой боец, как Сакура, на фронте. Бьет напрямую и в лоб. Его словно шампуром проткнули, а она взглядом прожигает до хрустящей корочки. — Не думаю, что могу дать тебе то, что ты хочешь, — отвечает куда-то в пол Какаши. Избегает взглядом Сакуру, встает и дезориентировано шагает по квартире, чтобы по итогу остановиться и залипнуть на мелкую трещину в углу окна. Просочиться через нее во внешний мир не выйдет, умрет от неловкости на месте. — Не дашь мне себя? У Какаши потеют ладони, сердце колотится быстрее. Наверно, так начинается инфаркт. В ее словах двойное дно, но ему кажется, что двойного ничего нет — метко стреляет вопросами. Какаши падает в нее, но повисает в воздухе — Сакура бесконечная. Он колючий, а она шлифует колючки просто своим присутствием. Ее бесполезно отталкивать. Чем дальше разрываешь дистанцию, тем ощутимее врезаешься в Сакуру. — Думаю, ты понимаешь, о чем я. — В голове всплывают долларовые купюры, Сакура как обычно должна прочесть его мысли. — Тебя опять клонит в денежный триггер, — она укоризненно произносит — прочла. — Могу повторить, что меня твое денежное положение не волнует. Да и свое тоже не особо. Просто так совпало, что увлечение начало приносить доход и стало отличным выходом, чтобы не иметь дело с бизнесом отца. — У меня есть скидка в скейтшопе и пластыри, — Какаши не планировал выпалить третью глупость за день, но по канону планы всегда рушатся. Сакура смеется, запрокидывая голову. — Беру, если ты к ним прилагаешься. Кадык Какаши совершает прыжок, Сакура облизывает свои сухие губы, слегка прикусывает нижнюю. Все застыло, и он не понимает, когда успел проморгать момент сближения, — она стоит напротив него. Если не может выдавить из себя признание, то нужно действовать. Он должен хоть что-то сделать и перестать трусить. Сакура не опасна, опасно ее исчезновение. Прижаться к ней губами — четвертая глупость. Но, может, после поцелуя осмелеет и свяжет эти три долбаных слова. — Ты мне нравишься. Звучало очень искренне и с одышкой, будто кросс пробежал. А мир не рухнул. Видимо, боевой дух передается через поцелуй. Его чувства это его чувства, и он совсем не думал, что Сакура может их разделить. Но ей удается распределить все по колбочкам лучше, чем кому-либо, своим ответным поцелуем и лучезарной улыбкой. Сакура обвивает его шею и прижимается телом. Какаши слабо чувствует опору под ногами. Нужно будет похвастаться Генме, что неумение в диалог подарило ему отпадную девушку. Пусть подавится своей зубочисткой. Здесь не нужно быть экстрасенсом или уметь читать мысли. Все очевидно и вдвоем они думают об одном и том же — пошлом, извращённом и приятном. Тесно в штанах и теле. В Сакуре, наверно, тоже до приятного тесно. Он отрывается от губ, смотрит на нее с животным голодом. Ее хочется всю и сразу. Столько раз лапал взглядом, а теперь вот, пожалуйста, трогай руками и получай разряды тока. Внутри бесконтрольно расплескивается нежность, неаккуратно, будто несли кружку с чаем и оступились. Какаши весь жаром покрывается, растопит любой айсберг. В правильных отношениях люди не занимаются сексом через три недели знакомства. Хотя что он знает о правильных отношениях. Всегда было по касательной, кривой и не с ним. Сакура медленно расстегивает замок байки, пока Какаши сгорает от нетерпения. Если притронется кожей к коже, то останутся ожоги. И непонятно, у кого их будет больше. Она сама горячее лавы. Он считает до десяти, пытается взять себя в руки, но его фантазия берет только Сакуру. Какаши поцелует все ее синяки от падений. Избавляет Сакуру от брендовой одежды, стоя у злосчастной односпальной кровати. Ему становится немного легче, словно раздел манекен, который дразнил дороговизной. Нависает над ней, осыпает поцелуями. Она под ним полностью раздета, он снимает с себя последнюю часть гардероба, освобождает тесноту. Общаться телом, прикосновениями Какаши нравится куда больше, чем словами. Проще и понятнее. Проводишь лёгким касанием руки по ее животу и ниже — выгибается. Зажимаешь сосок — рвано дышит. Нажимаешь подушечками пальцев на самую эрогенную часть клитора — стонет. Он делает ее все громче и громче. Сакура впивается взглядом в лицо Какаши, переводит ниже и запрокидывает голову, когда он входит и глухо стонет ей в ямку над ключицей. Хуже идеализации человека только подтверждение этой идеальности. Какая же она красивая. Удавшийся флип не сравнится с ощущениями, когда Сакура под ним, с ним и для него. Какаши пытается не кончить раньше, чем она. Сначала доставить ей максимум удовольствия, все остальное на втором месте. Но она, твою мать, слишком отзывчивая, ласкает стонами, что сдерживаться невозможно. Он позорно кончает, не успев довести Сакуру до оргазма. Его дыхание сбито, она гладит по волосам, пока он собирается с силами, чтобы просто посмотреть на нее виноватым взглядом. — Мне хорошо, — она говорит успокаивающе, без насмешливых ноток, отчего желание провалиться под землю разрастается за секунды. — Должно быть еще лучше. Голос Какаши хриплый, печальный, словно проиграл самую важную лотерею в жизни. Никто же не устоит перед восхищением от чего-то идеального. И он не устоял. Восхитился, блин. Как будто это первый секс в его жизни, да еще и позорный. Сакура лежит, прикрыв глаза, Какаши уместился сбоку, водит легкими касаниями по ее телу, намеренно задевая эрогенные зоны. Запоминает, где ей приятно, когда учащается дыхание. Наблюдает, как она снова возбуждается — от такого зрелища не оторваться. Пока он нервничает, боясь спускаться рукой ещё ниже, Сакура сама направляет его своей — кладет сверху, начинает движение, щурится от удовольствия. Какаши ревниво убирает ее руку, хочет сам довести до оргазма. Старается не обращать внимания, что у него снова встает. Как будто могло быть по-другому. Сейчас важна только Сакура и ее ощущения. После глубоких поцелуев, касания эрогенных зон и массирования клитора, Какаши смотрит, как у Сакуры учащается дыхание, дрожат ресницы и как она сосредоточена на своем удовлетворении. Какаши тоже на этом сконцентрирован. Никогда так не парился об удовольствии другого человека. И его упорство дает плоды — ее стон оргазма. Тело Сакуры подрагивает и успокаивается, дыхание выравнивается, на лице блаженная улыбка. Какаши почти довольный собой целует ее в уголок губ. Все должно было произойти иначе — по-идеальному с идеальной девушкой, но так бывает только в фильмах и без его участия. — Нужно купить кровать побольше, — говорит Сакура. Весь мир схлопнулся до одной проблемы, которую так просто решить. А влюбиться в Сакуру было чем-то неизбежным. — И обставить все свечами, — добавляет Какаши. — Зачем? — Для пентаграммы. Очевидно. — Он изумленно приподнимает бровь, мол, «как это ты не понимаешь?». Сакура смеется, целует его в плечо, гладит по солнечному сплетению, и Какаши больше не чувствует тяжести ядра. Странное осознание. Она хочет проводить с ним время и поддерживает все сказанные им нелепости. Он доволен своим развитием сюжетной ветки. Точки респауна не существует, только разный уровень сложности. Но и награда за сложность огромная. Целый человек с маленьким бизнесом, ушибами и чувствами. Какаши будет полным ослом, если это прохерит. Рядом с ней открываешь в себе новые качества и прокачиваешь их. Она его тянет вверх по спирали неосознанно, а он за ней следует.

◊⟐◊

Какаши приходит в скейт-парк вместе с Сакурой. Генма сразу обращает внимание на их руки, сцепленные в замок, и почти давится зубочисткой. Это месть за несчастные деревья и его «ты скорее Сакуру трахнешь». Пока друг направляется в их сторону, Сакура решает отъехать, чтобы покрутить кикфлип. Какаши победно улыбается, Генма поддерживает его улыбку своей — проигравшей, но тоже радостной и говорит: — Теперь в тебе трещин меньше, чем на доске. — А ты решил остановиться на брюнетке, — Какаши кивает на девушку за спиной Генмы, катающуюся в пуле. Он оборачивается для проверки, на ту ли указал, и самодовольно улыбается. — Она оскорбила меня фразой «у моего деда трюки круче твоих». Кажется, я влюбился. — В деда? — усмехается Какаши, а Генма показывает фак. — У тебя каждый день новая влюбленность, — закатывает глаза. — Ты не понимаешь, сейчас по-другому. — Генма укоризненно водит указательным пальцем из стороны в сторону, а Какаши, кинув взгляд на Сакуру, думает, что очень даже понимает. — К тому же, ее крутым дедом я тоже заинтересован. — Я бы хотел увидеть этот вселенский позор, где ты проигрываешь ему в войне, о которой он даже не знает. — А я думал, что от любви становятся мягче. Кругом обман, а ты токсичный. И куда только Сакура смотрит? Бедная девочка. — Он прикладывает руку к сердцу, словно его прихватил инфаркт, а на лице скорбь всего мира. Какаши сам не верит, что она с ним, но перед Генмой нужно держать уверенность, чтобы в ответ не прилетело еще больше подколов. — Я хороший, а ты убери руку от сердца, у тебя его нет. Хотя стой, верни, а то через эту дыру сквозит. Генма по-взрослому отвечает «бе-бе-бе» и отъезжает в сторону к брюнетке, которую пытается склеить уже не первый день. Его маленький рюкзак за спиной по сравнению с объемом тела кажется смешным. Какаши искренне надеется, что у Генмы с ней все сложится. И с ее дедом. Сакура замедляет ход скейта, останавливается рядом с Какаши и чмокает в щеку. — Итак, мой юный падаван, — она ставит руки на пояс, — ты готов совершить свой первый идеальный трюк на 360? — Гордо поднимает подбородок. — Если ты будешь ко мне так надменно обращаться, то нет. Она игнорирует и продолжает: — Ты как в играх, пропустил обучение и начал катать как попало, но я спасу и вырву тебя из лап неудач… — Сакура, я сейчас брошусь под машину, — заключает Какаши в попытке остановить ее издевательство. — …Тебе повезло со мной, я лучший учитель и приложу руку к твоему обучению… — Лучше приложи ее в другое место. — Он лукаво улыбается. Сакура сдается и смеётся его глупым шуткам. Какаши чувствует, что зависть к ней превратилась в гордость. Хочется по-подростковому выпендриваться и всем показывать, какая у него отпадная девушка. Пусть давятся слюной, зубочистками и завистью — он от нее очистился. А ядро в животе распалось на частицы, молекулы. Само рассосалось. Смайлик — бесконечное количество сердец.