Если у тебя нет ни единой причины меня беречь, то не подходи ко мне. ©
За несколько часов до открытия выставки Джулия удумала поменять экспозицию. Спешку Салли на дух не переносила, однако мнения её не спросили, и девушка была вынуждена исполнять внезапную прихоть начальницы. После галерея наконец-то распахнула двери для посетителей. Находясь на своём привычном месте наблюдательницы, Салли оценивала публику. Люди почти никогда не отличались ничем заманчивым иль примечательным. И всё же каждый раз галеристка украдкой наблюдала за отягощёнными светской скукой лицами. Пассивная, рутинная, оттого нелюбимая часть работы. Но свою профессию Салли обожала и потому принимала даже её недостатки. Умиротворённая обстановка вокруг по своему обыкновению становилась вялотекущим фоном, как вдруг девушку привлекло чьё-то близкое присутствие. Предчувствие, по-своему будоражащее, вывело Салли из никлого состояния. — Часто люди рассматривают картины с точки зрения сюжета и посыла, хотя куда занимательнее выбранное художником исполнение. Красота зависима от своей подачи. Каждый цвет выбран художником так, чтобы привлечь внимание зрителя, вызвать определённые эмоции, создать осязательность, иллюзию формы, расстояния, наполненности… Голос незнакомца исходил мягко и мелодично. Салли обернулась на непременно в её сторону направленную речь и поприветствовала посетителя ласково-почтенной улыбкой. — Недолог тот день, когда в галереях начнут раздавать специальную оптику, через которую художественная техника станет восприниматься зрителем исключительно правильно, — мужчина был высок, молод, презентабелен. Костюм на нём сидел идеально: не вычурный, он демонстрировал уверенность вовне, делал образ элегантным и вместе с тем естественным. Салли невольно коснулась своей юбки — неновой, но дорогой, посему сохранившей свой первозданный вид спустя два года частой носки. — Само собой, только автор видит своё творение стопроцентно правильно, — вступила в беседу галеристка. — Но суть искусства как раз в этом разночтении: чтобы каждый посмотрел на него через свою оптику. — Верный ответ так или иначе хочется подсмотреть в конце учебника. Имея дело с автором, не могу отказать себе в возможности спросить напрямую, что, собственно, она хотела донести своим произведением. Салли в задумчивости покосилась на крытый паркетом пол. Погодя возразила: — Должно быть, вы ошибочно приняли меня за художницу этих картин. — А вы не… — К сожалению. — Что ж… Моя промашка имела под собой причины… Вы выглядите как хозяйка этого вечера, — и без того обволакивающий голос мужчины интимно понизился: — Виктор. — Салли, — тоже представилась девушка. — Я не мог так фатально ошибиться, Салли. Вас выдаёт взор творческого человека. — Предположу, вас ввела в заблуждение моя прямая причастность к миру творчества. Я искусствовед. Беседе помешала Джулия: деликатным жестом она подзывала Салли к себе. Взор Виктора привлекли другие полотна, и галеристка использовала эту возможность, чтобы отлучиться к начальнице. — С этим человеком будь особенно шёлковой, — наказала Джулия. — Господин Ван Арт — наш уважаемый инвестор, очень заинтересованный и щедрый. К лёгким Салли поднялась неприятная горячность. Повернув голову к объекту накативших на неё эмоций, она заметила его беседующим с пожилой дамой. Девушка надеялась, её злость — явление временное. Но вышло вовсе не так. Волей или нет, Салли стала подогревать, растить в душе это чувство. Флирт на работе она не признавала, хотя случаи ей неоднократно доказывали, что некое светское заигрывание — неотъемлемая часть этой работы. И всё же Салли крайне презирала ситуации, когда её обольщали в обстановке, где она лишена прямой возможности однозначно отказать. Отчего-то мужчины считали, что соблазнение уместно, невзирая на любые обстоятельства, и непременно приведёт к удачному исходу. Активно презентуя себя, они всегда применяли хоть и маленькую, но изощрённую ложь, а женщине, по их разумению, полагалось купиться на величайшее шоу. Немного погодя господин Ван Арт снова оказался в поле зрения Салли. Он располагающе улыбнулся галеристке, никак сочтя для этого поводом их недавнее знакомство. — Вам было изначально известно, что я никакой не художник, однако вы разыграли спектакль, — приторно вежливая улыбка на лице Салли комбинировала с плохо скрываемой неприязненностью. — Чтобы вы знали, я не переношу, когда мужчины вроде вас принимают меня за дуру. Господина Ван Арта нисколько не потревожило разоблачение. Он потёр костяшками длинных пальцев подбородок, взором обратился к полотну на стене. — Взгляните. Мягкий нерезкий градиент от одной точки к другой. Нет чёткого момента перехода, но на общем отрезке изменения цвета более чем заметны. В повседневной жизни точно так. Нам более комфортна размеренность и плавность подхода. Вуалированность его речи заставила девушку нервно подобраться. — Я хочу лишь сказать, Салли, что мой маленький обман был не мошенничеством, а стратегической находчивостью. Никто не посмеет ставить мне это в вину. — Художница всех представленных сегодня работ — Джулия, — раздельно проговорила она сквозь зубы. — Все вопросы о технике картины и подразумевании смысла перенаправьте ей. Между тем Ван Арт не поспешил покинуть Салли. — Вы не подмастерье Джулии? — Нет. — И сами сделали бы здесь всё совершенно иначе, я прав? Невозможно, чтобы человек, так тесно соприкасающийся с миром искусства, отказывал себе в творческих попытках. Вы наверняка тоже рисуете… — Безумное умопостроение, — Салли сдержала злую эмоцию и улыбнулась шире, хотя казалось, лицо её сводит паралич. — По-вашему, раз я искусствовед, то убеждена, что сделала бы лучше? Нет, я не думаю бесконечно о том, как прикладываю руку к каждой картине или скульптуре, что вижу. Это же просто чьё-то изделие, чей-то очередной проект. Почему люди считают, что художники особенные? Это всего лишь работа. — Энди Уорхол, — озвучил Ван Арт авторство её последней реплики. — Просто высказал наблюдение. — Наблюдайте где-нибудь в другом месте, — посоветовала она чуть резче, чем планировала. Однако вид Виктора Ван Арта остался прежним: спокойным, толику снисходительным, со знанием своего превосходства. Салли очень-очень хотелось поизящнее укусить этого крайне раздражающего человека. — Не верю, что вас так задели мои попытки завязать с вами беседу. — Я назвала вам причину моего неудовольствия: не люблю, когда меня держат за дуру. — Вывод сделан логикой или эмоциями? — Опытом. — Тем не менее, вы со мной говорите. — Вы посетитель. К своим должностным обязанностям я не отношусь легковесно, уделять вам внимание — часть моей работы сегодня. — Это мне на руку. Так что вы рисуете? Обсуждать собственное творчество Салли не хотелось, но и отрицать его казалось самопредательством. — Разное. — А в каком направлении вы визуализируете своё видение мира? — Кубизм. Немного футуризма. — М-м. Геометрическое совершенство. Вам нравятся ваши картины? — Сейчас гораздо больше, чем раньше. Сама того не желая, Салли отмечала положительные стороны своего нового знакомого. Речь его была стройная и внятная, язык — подвешен и остёр, аргументация — раскидистая и уверенная. И эта убеждённая в своей богоизбранности личность интересовалась Салли… Её картинами, её мнение, её взглядами на творчество — Ван Арт вникал в это, словно оно всё должно было стать предметом его тщательного обдумывания. Если бы Салли не знала эти приёмы, то непременно бы очаровалась. Но такая лапша уже давно не держалась на её ушах. — Вы бы хотели выставить свои картины? В данный момент я охотно поддерживаю творческие проекты. В голове к месту воспроизвелись слова Джулии: щедрый, заинтересованный инвестор. Что ж, он знает, чем зацепить. Салли проговорила без яркого раздражения, но достаточно звучно: — Условия подобных взаимоотношений и их характер обычно исходят от того, кто владеет бо́льшими ресурсами. Иными словами, ваша поддержка побудит меня чувствовать себя обязанной, а подобные ощущения я к вам испытывать не желаю. — Я ещё ничего не предлагал, — на секунду уголки мужских губ дёрнулись в улыбке. — Лишь любопытствовал вашей заинтересованностью в собственной выставке. Но ваше предположение допустимо, можем обсудить вопрос нашего партнёрства. Особенно если оно… сделает вас общительнее. Салли отвела взгляд, надеясь найти предлог перенаправить своё внимание к другому посетителю. Но удачного случая проигнорировать Ван Арта не представилось, как и подходящего ответа, что прекрасно бы превзошёл самодовольство собеседника. Её замешательство не прошло для него незамеченным. — Видите, Салли, как это неприятно, когда взаимоуважение исключено из беседы. Девушка вдруг поняла, что обижена. На крайне скользкую ситуацию, на себя за спровоцированный конфликт и собственное неумение красиво из него ретироваться. — Простите, я позволил себе лишнего, — вдруг чрезвычайно угодливо обронил Ван Арт. — Это вообще не в моём характере упражняться в остроумии с дамой, — он покачал головой, умудрившись даже этот жест сделать изящным. — Однако есть кое-что, что бы я хотел вам предложить. Как вы относитесь к тому, чтобы дать мне профессиональную консультацию? Оцените мои апартаменты и посоветуйте подходящие их стилю полотна. Я пока плохо ориентируюсь в современном искусстве и имею малое представление, кто сейчас работает в похожих направлениях, повестке и стилистике… Вверяю вам ответственность за моё просвещение. Подумайте над моим предложением, не отвечайте сразу. Но прошу принять во внимание мою надежду, — последнюю фразу Ван Арт выделил улыбкой. Умение этого человека сочетать безупречный такт и стойкую неотступность поражало. Ван Арта вполне можно было счесть доброжелательным, но эта ухмылка выдавала его настоящие намерения. Выдавал и блеск огонька в глазах, когда Ван Арт понимал, что прямо сейчас создаётся возможность. Искусное притворство отлично маскирует истинный расчёт. Салли было незачем размышлять над ответом. «Консультации» в особняках подобных циников виделись ей невыносимым безграмотным снобизмом. Не для них она училась. Ни далее, чем через полчаса Ван Арт снова удостоил Салли своим появлением. Она опередила его, прежде чем он успел что-либо сказать: — Пауза на раздумье была лишней. Подобные предложения не по адресу, и никакие временные диапазоны не повлияют на моё решение. Вид явно непривыкшего к категоричным отказам Ван Арта изменился. На смену миндальничеству пришла серьёзность. — Причина в профессиональных навыках или личный фактор? — В вас. — Моё общество вам неприятно? — Именно. У меня нет желания находиться с вами в приватной обстановке. Нимало не задетый её словами, Ван Арт с застывшей лёгкой улыбкой понаблюдал за тем, как Салли смахивает несуществующую пыль с экспликаций, наводя подобие порядка. Невозмутимости этого человека осталось только позавидовать. Всё словесное давление просто обтекало Ван Арта, становясь совершенно бесполезным и пустым. — Знаете, Сандро Боттичелли украшает мой сейф изнутри уже который год подряд, ведь я никак не найду времени посоветоваться с консультантом. Вне всякого сомнения, личная досада озвучилась Ван Артом не просто так. Он знал, чем сразить культуролога и о каких именах мирового искусства упомянуть вслух. Как бы сейчас ни утаивала Салли выросший профессиональный интерес, она не могла перенести мысль, что не задаст о великом живописце ни единого вопроса. — У вас дома подлинник самого Боттичелли?.. — Не здесь, но в другой стране, — сообщил Ван Арт. Что удивительно: без тени гордыни и манерности. — Между тем дома в Штатах у меня имеются другие холсты, требующие внимания специалиста. — Погодите… Вы всё продолжаете тихой сапой заманивать меня в свои апартаменты? — Жалуюсь на несправедливую судьбу приобретённых экспонатов, — возразил Ван Арт и, склонив голову, внимательно посмотрел на Салли с высоты своего роста. Девушка смутилась: к ней близились инстинктивно по-свойски, как тянутся не к малознакомым женщинам, а к любовницам. — Я требователен к уместности в любом вопросе, мне действительно нужно мнение специалиста. К тому же, разве вам не любопытно, что там, куда я вас зову? Вам, человеку, посвящающему себя искусствоведчеству, всё равно? Уверяю, вы не пожалеете, что стали частью этого дела… Просто консультация. — Масштаб уловок, на которые вы пошли ради нашего знакомства, подсказывает мне, что нас ждёт не просто консультация. — А это было бы так ужасно? — Ван Арт улыбнулся своей самой порочной усмешкой: тонкой, едва выраженной, но поражающей. Либо Салли ослышалась, либо он действительно наконец-то явил на свет свои подлинные планы на неё. — А вы не только упрямая, но и чрезмерно подозрительная. — Послушайте, вместо того, чтобы вовлекать меня в сие мероприятие, обратились бы уже к дамам соответствующего профиля. Там вы получите гарантированный результат, — Салли мигом смутилась себя. Вероятность их с Ван Артом интимной связи лавировала их разговор до этих пор. Салли не хотела уходить дальше, но только что сделала это, и сделала первой: позволила очевидному намёку повиснуть в воздухе. Случайные романы на одну ночь явно не были проблемой для Ван Арта, как и для большинства свободных людей. Они были постыдной тайной проблемой для Салли. Неосторожным упрёком она скомпрометировала себя перед первым встречным. Но отступать было поздно. — Я не покупаю людей, — ответил Ван Арт, туманно изучая её глаза. — Ну, есть и другое решение. Ты взрослый мальчик и наверняка знаешь, как справиться с сексуальным влечением без привлечения другого человека. Салли смутилась пуще прежнего: она перешла с Ван Артом на «ты» и скатилась к уколам, достойным уровня подростка. — Несмотря на вашу бесспорную женскую привлекательность, мой интерес к вам носит пока ещё профессиональную форму, — Ван Арт увёл взгляд на полотно, на пару минут притворившись увлечённым. — Знаете, я всё же должен признаться кое в чём. Надеюсь, моя искренность оценится. Учитывая факт, что на данный момент я имею перед вами не наилучшее резюме в обольщении, мне хочется нивелировать этот произведённый эффект. Я наблюдал за вами какое-то время. Недолго и, клянусь, у меня были только добрые намерения. Меня пленило то, как вы каждый раз взглядываете на картину, стоит посетителю задержаться около неё. Вы будто пытались посмотреть чужими глазами и отыскать ими нечто новое и незамеченное ранее. Неоднократно Салли и сама ловила себя на этой привычке. В той отсутствовал какой-либо смысл. Просто девушке нравился сам ритуал. — Я думаю, вы хороший искусствовед. Честный, знающий себе цену, умеющий взвешивать и видеть, как трезво, так и философски. Мне встречались разные деятели искусства, и многих из них объединяло одно качество. Они были склонны к чрезмерной восторженности и обоготворению. А открытое восхищение — удел непрофессионалов. Настоящий специалист лишь отдаёт таланту должное.***
Несмотря на подкожное чувство дискомфорта, галеристка вежливо поприветствовала посетителя: — Добрый день, мистер Ван Арт. — Добрый день, Салли. — Слышала, вы вчера приобрели пару полотен. Джулия была на седьмом небе. — Рад осчастливить талантливую девушку. Салли вложила в вопрос всю свою въедливость: — Вы купили картины не потому, что они вам нравятся, а ради удовольствия художницы? Ван Арт лишь улыбчиво хмыкнул, показывая — Салли поняла верно. — Если мне не изменяет память, вы даже хвалили эти полотна. Во всяком случае, находили их достойным своего внимания. — Просто полагал, что вы их автор, хотел сделать вам приятно. — Вы хотели завязать знакомство, — язвительно подчеркнула Салли, — и вы знали, что автор не я, мы ведь это уже выяснили. — Ну хорошо. Я купил картины, чтобы не обижать Джулию. Никому от этого хуже не стало. Они… сносные. — И не дешёвые. — Едва ли для меня это крупная трата. — И куда вы деваете картины, которые прикупили из вежливости? — По-разному. Эффект капитализма увеличил наше потребление товаров, а это в свою очередь породило множество путей их реализации. — Цинично. — Отчего же? — Хотя бы потому, что тема выставки — международное неравенство. Как максимум, повестка её в том, чтобы показать высшие слои косвенными угнетателями низших, а как минимум — побудить обеспеченных людей тратить меньше. — У вас неверное представление обо мне. На благотворительность уходит львиная доля одного из моих доходов. Правда, не из доходов от искусства. Раз уж повезло родиться на «правильной» стороне мира, непорядочно сидеть на своей горе золота и игнорировать нуждающихся… — впрочем, шпилька Салли не особенно впечатлила Ван Арта. — Не буду ходить вокруг да около: я на самом деле неискушён современным искусством. — А я считаю, искусство никогда не было таким живым и независимым как сейчас. Только потому, что оно не трогает за определённые струнки, его несправедливо считают глянцево-журнальным и мертворождённым. Культура сегодня активно паразитирует на этом стереотипе. — Просто вряд ли сегодняшнее творчество будущее поколение сочтёт шедевром, тем, что будет жить века. Идея не в том, чтобы жить вечно, а чтобы создать живущее вечно. — Энди Уорхол. — Его слова, да. Салли, мы затронули любопытный дебатируемый вопрос. У нас диаметрально противоположные позиции, но именно конструктивной дискуссии с искусствоведом я и хотел. Несмотря на джентльменскую корректность, каждая фраза для Салли сквозила каким-то далеко уходящим расчётом… Она не верила этому человеку ни на йоту… — Вы состоятельный и можете позволить себе даже самого именитого искусствоведа. Так почему же столько времени у вас занимают уговоры моей скромной персоны? — Мне нечасто встречаются честные искусствоведы. В большинстве своём люди сей профессии говорят о деятелях искусства в традиционном мессианском ключе. Кажется, я уже упоминал о причинах моего к вам интереса. — Это не сработает. — А именно? — Лесть. — Хорошо. Дайте мне ответ, впечатляющий своей прямотой, и я вас немедленно покину. Поймав его взгляд, Салли выдержала нарочную паузу, чем побудила своего собеседника добавить: — Ваш тон столь цветист, что трактуется мною чрезвычайно разнообразно. Всё это время вы подозревали меня в неугодном вам кокетстве личного характера, но ответа на вопрос о наших профессиональных отношениях вы упорно избегаете, — Ван Арт больше не улыбался, но по тому, как сжимались его губы, можно было судить: он сдерживает весёлость. — Вас не смущает тот факт, что я никак не инвестирую в наше с вами хорошее времяпровождение? А значит, наш диалог не получится. — Уже получился. И я предпочитаю конкретные ответы. — Я уже давала вам вполне конкретный. Я сказала, что вы обратились не по адресу. Работать с вами — равно противоречить моей профессионально-этической позиции. Не после того, что вы позволили себе… — Позволил пригласить вас оценить мои апартаменты? Салли, это уже смешно. Вы же должны увидеть то, с чем будете работать, прежде чем подбирать референсы и персоналии. Галеристка незаметно вздохнула, чтобы набраться терпения, и ответила: — Моего культурологического образования и профессиональных навыков будет недостаточно для вас. Мы оба это понимаем. Но вы всё равно продолжаете отрицать, что оценка вашей домашней коллекции — лишь предлог, упрощение ваших истинных планов на меня. Тем самым продолжаете держать меня за дурочку. — Я вас ни за кого не держу. Вы почему-то так услышали. Я сказал именно то, что сказал. Вы предпочли радикальную трактовку. Это становилось совершенно невозможным! Раздражающим! Немыслимым! Они оба знали, о чём по-настоящему идёт их разговор. Ван Арт заявлял о своей правде, скрывая её в иронии. Но разъяснять это первой — всё равно, что проиграть. Нет, Салли не доставит ему такого удовольствия. — Затея поехать в мой особняк нервирует вас, но я не понимаю, почему. И мои попытки разобраться в этих причинах выглядят плохо. Я настаиваю на ответе, оттого кажусь навязчивым… На самом деле вы нигде не сможете увидеть стены моего дома кроме как у меня дома, — обычно спокойное и уверенное лицо накрыла холодная тень. — Да, невысокого вы мнения обо мне. — Не обольщайтесь — обо всех. Виктор Ван Арт смотрел на галеристку долго, внимательно. — Похоже, я начинаю догадываться. Вы думаете, что являетесь лишь объектом моего плотского интереса? Салли мрачно покосилась на Ван Арта. В этом взгляде содержалась враждебность, но детская, безобидная, оттого и невнушительная. — Что ж… Немудрено. Даже как-то особенно неприятно, хотя мне несвойственна обидчивость… — бедро его едва столкнулось с бедром Салли, мягко и словно бы абсолютно случайно. Ван Арт собирался уходить, вежливо кивнул напоследок. — Как только вы измените линзу восприятия окружающего мира, то заметите людей, заинтересованных в вас как в специалистке и личности. — О, уж оценивать чужие намерения я умею мастерски. — Может быть, но вам чудовищно мешают когнитивные искажения. Они заставляют людей неточно воспринимать реальность. Вы знаете обо мне только то, что хотели бы знать, ведь по какой-то причине хотите думать обо мне плохо. Я выразил вам интерес, подчеркнул, что мне нравится ваш аналитический аппарат. Вы увидели в этом страшное дерзосердие. И ладно бы ваше отношение ко мне сложилось из логически выведенной оценки. Нет же, она полностью эмоциональная, а за такой всегда последует безосновательное унижение и обесценивание. Апеллируйте к рациональному, а не к эмоциональному. Признав за собой поражение, Салли замолчала. Поначалу в перепалках с Ван Артом она становилась пылкой, цепкой, бойкой характером, с языком, как бритва. Но на этот раз шанса исправить своё положение не осталось. Этот мужчина ей до смерти надоел. Непереносимый зануда, энергетический вампир, способный сожрать мозг ложкой. Они были не на равных. Ван Арт видел в Салли нежный тонкий цветок, с которым стоило бережно обращаться. Героиню картины, уязвимую, хрупкую, несчастную. Объектом своего мимолётного интереса, которая вот-вот согнётся под весом его очарования в соответствующую позу. — Мне пора на перерыв, а затем к другой локации, — подчёркнуто уважительно произнесла девушка, натянув на лицо улыбку. — Изобретаете в моменте… Хорошо, Салли, будь по-вашему, — Ван Арт признал за ней последнее слово, хотя психологическая победа была за ним, и они оба это понимали. Облегчение для Салли стало коротким: следом в комнату персонала проскользнула Джулия. — Что у вас там такое происходит? Не ссорься с ним! — Это был спор в рамках культурно-делового тона, — буркнула Салли, старясь погасить желание перечить начальнице. Та сомнительно сощурилась, не особо доверяя услышанному, и поспешила дать неукоснительный наказ: — Тогда нечего морщины на лбу хмурить! Иди и улыбайся. Салли догадывалась, теперь Джулия будет следить за ней коршуном. После перерыва галеристка направилась к Ван Арту, чтобы исполнительно тому поулыбаться. — У вас возникло желание продолжить наш разговор? — заметил он её. — Галерея понесёт репутационные убытки, если её работники будут избегать посетителей. Я ведь уже говорила. — О, да! Изумляющая исполнительность. Перерыв выиграл ей минуты, которые Салли потратила на сочинение очередной колкости. — Кстати, я всё это время по вашему совету пыталась поменять линзу восприятия. — Как успехи? — Вам они не понравятся. — И всё же позвольте мне самому решить. Салли захватило от предвкушения реванша. — Я подумала о вас, отбросив, как вы и просили, всё эмоциональное. Рациональное подсказало, что мне знакомы такие, как вы. Знаю, зачем все эти широкие жесты в виде подарков совершенно незнакомой женщине… И здесь я имею в виду не только Джулию, но и себя. Предложение по работе — тоже широкий жест с вашей стороны… — Так. И почему же я это делаю? — Вы нарцисс. Нарциссы не чувствует себя полноценными мужчинами, поэтому задаривают, чтобы это наконец-то почувствовать. Лицо Ван Арта тронула знающая улыбка: Салли вызвала у него любопытство. Уже привычно он не особо среагировал на критику в свой адрес. Салли не сочиняла откровенную ложь, не озвучивала развесистую и хорошо завёрнутую агрессию. Перед ней в самом деле нарцисс. Безупречный, надменный и холодный красавец может быть только нарциссом. А нарциссы не признают, что сожалеют о чём-либо, не реагируют на критику. Ведь это будет значить, что они уязвимы, что их уличили в несовершенстве. Всё, чего хотят нарциссы — получить чужие ресурсы и удовлетворить вами свои потребности. — Уверяю, масштаб моей личности больше, чем десять минут спешного диалога. Десять минут в общей сложности мы беседовали с вами, а я уже наболтал на целый тип личности.?.. Знаете, Салли, вы тот редкий человек, который умеет меня рассмешить. — По-вашему, я сказала что-то смешное? — Кубически уморительное. — Что именно в моих словах показалось вам таким уморительным? — То, как вы принялись за мой полноценный разбор только потому, что я посмел выразить вам симпатию. Я пригласил вас к себе, а вы начали говорить, какой я. Если честно, Салли, я вообще не вижу, как ваше наблюдение коррелирует с моим предложением. — Для меня нарциссы асексуальны. Ван Арт вздохнул, но не от досады, а в знак капитуляции перед её мнением.***
Укутанная в одеяло Иви вышла навстречу своей квартирной соседке. — Ты чего так поздно? Познакомилась с кем-то? — Что? Нет. Задержалась на работе… Иви как всегда осталась недовольна отсутствием у Салли личной жизни. Хотя сама же в свободное от галереи время предпочитала сидеть дома в одного. — Видела, тобой интересуется наш инвестор. Ну тот красавчик, перед которым Джулия пляшет, как собачонка. Иви не могла этого «видеть», с Салли они работали посменно, замещая одна другую, и на работе не пересекались. Следовательно, «видели» другие коллеги. А осведомлённость Иви значила, что сплетни вовсю циркулировали по коллективу. — Не в моем вкусе, — предвосхищая последующие вопросы ответила Салли. — Шикарные мужчины не в твоём вкусе?! Хах! Тогда чего ты всегда как на иголках, стоит ему прийти? — Ты не могла этого видеть. — Доложили. Салли понимала, что подруга не отстанет, поэтому решила поделиться краткой выжимкой происходящего: — Предложил поработать на него, проконсультировать по картинам, вот и всё. — Сколько платит? — Я не согласилась, Ив, он же клеится ко мне! — И что? Ты дурочка, Салли! Соглашайся без разговоров! — А я смотрю, здесь никто не лезет не в своё дело! Я не собираюсь хвататься за первый индивидуальный заказ только потому, что заказчик — богатый туго соображающий прилипала. Он даже не поинтересовался, занимаюсь ли я консультациями, есть ли у меня время и желание. Это такой тип самовлюблённых самцов: отказы только подогревают их азарт. Не нужна ему никакая консультация, я его насквозь вижу! Мы только спорим друг с другом, у него в природе вот это вот нужда переспорить, переломить, чтобы всё вышло по-его… — Ошизеть, ты наплела! — вскипела Иви. — Паучиха ты! С паранойей! Салли сняла туфли, потёрла разгорячённые подошвы. Задумалась. Шикарный мужчина… Безусловно, увлечение прекрасным привносили в любую личность особого шарма. Ван Арт не был исключением. И всё же крылось в нём что-то отличительное. Необычные для человека безжизненные черты. Лицо с гладкой обсидиановой кожей иногда замирало так, словно ненастоящее, восковое. Глубоко-тёмного, едва красноватого цвета радужка. Салли никогда не видела таких глаз. Постепенно приходилось принять невероятное: Ван Арт, со всеми его раздражающими и нечеловеческими чертами, был притягателен для Салли. Впрочем, для любой зрячей женщины.***
По позднему времени галерея почти пустовала. В экспозиционном пространстве Ван Арт разделял общество с Джулией, не замечая или делая вид, что не замечает, как та с кошачьей игривостью принимает у него из рук уже третий бокал шампанского. Салли наблюдала за парой так внимательно, что казалось, сама присутствовала в их диалоге, даром, что не слышала его вовсе. В животе её что-то неприятно ворочалось. Постепенно к девушке пришло осознание, что самым сильным чувством, которое она испытывает последнее время, было статичное ожидание Ван Арта в галерее. Хотя бы его смутного силуэта, мелькающего среди остальных. Работа наблюдательницы превратилась в карусель одних и тех же фальшивых фонов, зато появление Ван Арта всегда заставляло её ожить. Их беседы, перерастающие в насыщающую зловредность полемику, делали её одухотворённой до конца дня. Каждый раз Салли физически, всем своим организмом реагировала на этого человека. Он стал её навязчивой идей, каждодневной фиксацией. Ван Арт наведывался несколько раз в неделю. Салли не знала, зачем, но у него всегда находилось в галерее какое-то занятие помимо созидания. Такие люди, как он, становились своим повсюду, куда бы ни пришли, и в мероприятие любого характера погружались, точно в естественную среду обитания. Вероятно, Ван Арт покупал у Джулии что-то ещё. Или присматривался. Или они обсуждали какое-то общее дело… Салли избегала интересоваться этим. Она почувствовала его близость к ней по элегантному горьковатому аромату парфюма. — Выбрали картину? — спросила Салли, обернувшись. Ван Арт несколько скучающе поведал: — Думаю, сегодня ничего не куплю. — Деньги кончились? — Это математически невозможное событие. Девушка ощутила столь редкое удовольствие. Ядовитость и их с Виктором Ван Артом беседа были уже совершенно неразлучны, находились в своего рода крепких отношениях. — Неужели такой состоятельный человек не может позволить себе обивать пороги куда более известной галереи? Скучающий вид Ван Арта потускнел и на лицо вернулась та самая слабая плутовская улыбка. — Меня каждый раз преследует ощущение, что я пропускаю важную часть нашего разговора… Салли же была другого мнения. Их беседа казалась ей непрерываемой, не требовала раскачки, словно они не виделись всего минуту и могли легко продолжить с того места, где закончили. — Вы часто посещаете нашу выставку, — продолжила девушка, стараясь не робеть, но и не стервозничать. — Многовато, учитывая вашу малую искушённость современным искусством. Удивившись самой себе, девушка вдруг почувствовала: за её замечанием стоит не только желание позубоскалить, а ещё и нечто личное. — И какие умозаключения вы сделали на этот раз? — Я оставлю их при себе. — У вас плохое настроение?.. — Ничуть. — Не успел я войти, а уже вас обидел… — Я же сказала, моё настроение чудесно, и его с вами ничего не связывает. Усмешка: что-то в этих словах позабавило Ван Арта. — Салли, причины по которым я посещаю это место, определяю я сам. Моё образование побуждает меня интересоваться такими вещами, а вовсе не удовольствие вас раздражать. Он, не мигая, посмотрел на неё, точно просканировал. Это всегда отвлекало, вынуждало нервничать. Галеристка произнесла через губу: — Мне абсолютно всё равно. — И всё же, вы раздосадованы тем, что я здесь. — Ничем я не расстроена! — В падающем самолёте лица и то повеселее. Будь ваша воля вы бы выволокли меня под локоть отсель. — Повторяю: мне нет до вас никакого дела, — Салли мгновенно стало совестно за свой тон. Ослабление напора Ван Арта ослабило и её пыл, добавила она уже мягче: — Вас не было вчера. Обычно по субботам вы всегда здесь, без исключения. — Вы заметили, — едва ли не мурлыкнул он. — Даже не знаю, с чем связано ваше внезапное внимание к моей персоне, но оно, безусловно, приятно мне. Большая надобность находиться здесь вчера отпала, и я воспользовался этим. Признаться, шумные плотные сборища людей я не жалую. — Тогда почему вы их регулярно посещаете? — Вы знаете, почему, — сияющие, как отполированный гематит, глаза вновь остановились на лице девушки. — Я проболтался. Вы сейчас обвините меня в нахрапистости. Обычно я выражаю интерес к девушкам более изящно, но и обычно эти девушки активно позволяют себя очаровать. Хочу заметить, флирт — штука сложная. Стоит лишить его настойчивости, как он быстро теряет свою изюминку. — Открою секрет: моё «нет» было не предложением начать переговоры. — Всего однажды я услышал от вас прямое «нет». Вы тогда заявили, что не жалуете моего общества в приватной обстановке. Но было бы упущением с моей стороны не пойти на эту крепость ещё раз. Две попытки не переходят границ, но третья была бы лишней. — Я много раз отказывала прямо. — Нет. Вы сказали что угодно, но не это. Возможно, метод соблазнения, который я избрал, был не самым разумным, потому вы и восприняли меня не так, как нужно. Но я же нарцисс, забыли? Отказы очень болезненны для меня, я их по своей природе игнорирую. Салли ушла в отрицание уже по привычке: — Сочувствую. Прихоть, скоро пройдёт. — Нам обоим было бы проще, если бы это было так, — ухмыльнулся он, отступая: любые доводы растеряли своё значение сегодня, и было бессмысленно уговаривать совершенно равнодушное к ним создание.***
Ван Арт не нарцисс. Скорее, идеальный образ человека в башне из слоновой кости. Но странно то, что Салли не имела ни малейшего понятия, как бы ей это помешало. Вероятнее всего, всё упиралось в хроническую проблему: в вопрос сексуальный. В вопрос признания симпатии, которая провоцировала чувство опасности. Салли блестяще умела показать, что человек ей не нравится и не принимает она его стремлений. А вот каким образом избавиться от этого защитного механизма девушка не представляла. Как в детстве было боязно, что тот самый мальчик поймёт, как сильно ей симпатичен, так и сейчас некто до упрямого отрицания желанный ею может заглянуть в её полные личных сомнений глаза и обнаружить в них страх. Её тотальный опасный секрет. Что ж, однажды отвергнутая — всегда отвергнутая. Столько лет прошло, а Салли всё ещё находилась в той промежуточной зоне, когда хватает самоуважения не соглашаться на абы кого из страха одиночества. Но и не хватает самопринятия, чтобы позволить хорошему человеку полюбить её. Это было неестественно — такое полное отрицание потребности в личной жизни. Иногда Салли думала, что без труда найдёт себе пару любым завтра. А иногда чувствовала себя совершенно выпавшей из жизни.***
Этим вечером посетителей было больше обычного. Но Салли заметила его сразу. То ли потому, что он почтительно держался в стороне от всех. То ли потому, что фигурой для неё он был очень заметной. Держа царственную осанку, Виктор Ван Арт выглядел привычно благородно и дорого. Сам как мраморное изваяние, как искусство. Завораживающее зрелище. Смотреть не пересмотреть. Уверенность в себе — это сексуально. Салли решительно пересекла зал. Её разрывало между нервным смущением, вызванным близостью человека, к которому она внезапно воспылала интересом, и глубочайшим ужасом от перспективы, что тот узнает о её чувствах. — Добрый вечер, — поздоровалась она. Лицо Ван Арта имело выражение, словно он прислушивался к чему-то внутри себя. Затем, точно что-то вспомнив, он вернулся в реальность. — Здравствуйте, Салли. Сожалею, но сегодня я не смогу поспорить с вами. — Принимаю это за белый флаг. — Если мой проигрыш в споре — цена вашего снисхождения к моей персоне, то это не цена, а выгодная сделка. К вашему счастью, я здесь последний вечер. Завтра надолго улетаю по делам в Европу. Салли ничего не испытала кроме странной отрешённости. Только переборов эту частичную бесчувственность, она осознала, чего хочет от этого мужчины. Ей желалось отрезать кусок реальности, где существовал их с Ван Артом спор, их накал страстей и взаимопровокаций. Обоюдная склонность включаться в дебаты создавала острую и роднящую динамику их дуэта, ценную связь. Салли никогда не чувствовала к этому человеку грандиозное ничто. Она по-своему дорожила их перепалками. Ох… Его бы это поразило. — В прошлый раз я погорячилась, назвав вас нарциссом. Не думайте обо мне плохо… — Ну, какая разница, что я о вас думаю, если это наша последняя встреча. Не берите в голову, Салли. Но раз уж мы начали откровенничать, хочу тоже кое в чём признаться. Хотя признанием это можно назвать с крепкой натяжкой. Несомненно, вы давно поняли, что меня привлекли не только ваши профессиональные навыки. Ваша интуиция вас не подвела. Ван Арт выждал паузу, дав Салли время обдумать его слова. — Я бы мог сразу уяснить, что неприятен вам, но что-то заставляло меня пробовать снова и снова. Моё желание сблизиться с вами перевешивали усилия, которые мне потребовалось для этого предпринять. Тем не менее люди должны быть одинаково заинтересованы друг в друге. Если кто-то искусственно строит методы к сближению — это не здоро́во. Надеюсь, я не причинил вам большого вреда своей настойчивостью, — он шагнул назад. Ледяной, недосягаемый. Галеристка беззвучно пошевелила губами. — До свидания, Салли. Похоже, прощание не принесло Ван Арту ни радости, ни печали: ему было всё равно. Словно он особо и не ожидал от девушки разумного выбора. Салли дёргано кивнула ему, заключая с совершенной ясностью: искать разговора с ней больше не станут. Любое терпение должно иметь границы и здравый смысл.***
Планы заняться делами галереи потерпели неудачу. Паршивое настроение не позволяло Салли сделать что-либо хорошо. Она чувствовала себя усталой и болезненной. Жгло в беззащитном местечке у рёбер: там, где обычно рождались её слёзы и всяческая горечь. С улицы уже не доносился шум грозы, хотя упорный ливень всё буйствовал. Весь день город очищался от пыли, влажная улица приобрела зеркальность и свежесть. В вестибюле галереи среди уходящих посетителей Салли заметила Ван Арта. Он не отреагировал на появление девушки, словно один прощальный разговор отрезал их друг от друга, резко сделав чужими людьми. — Виктор! Он явно не ожидал, что Салли захочет задержать его. Девушка и сама растерялась. Она так торопилась остановить его, что теперь чувствовала себя в абсолютном замешательстве. — Не сочтите за наглость мою просьбу. Вам не составит труда подбросить меня до станции метро? Боюсь, даже этот короткий путь под ливнем грозит мне простудой, а Джулия ненавидит болеющих работников. Салли удивилась тому, как застенчиво прозвучал её голос. Он моментально сработал на Викторе Ван Арте. Взгляд его как-то совершенно по-новому потеплел. — Идёмте. В поездке на метро нет необходимости. — Огромное спасибо! Я живу недалеко, не отниму много времени. Виктор открыл для Салли пассажирскую дверь своей машины. В кожаном салоне Porsche витал изысканный гладкий аромат какого-то автопарфюма. — Вы упомянули дела в Европе. Если не секрет… — Секрет, — не дал ей задать вопрос Виктор и завёл машину. — Моя биография хранит тайны, которые не положено знать окружающим. Не волнуйтесь, ни одна из них не представляет опасности для вас. Бесспорно, он выглядел как человек с тайной. Но Салли не ожидала, что Ван Арт сам озвучит это. Через десять минут девушка указала на свой дом. — Здесь. Выбравшись на улицу, Виктор распахнул зонт, тут же скрыв под ним свою спутницу. Мужское серое пальто моментально потемнело от дождя. Салли придвинула зонт к Виктору, а сама шагнула ближе к нему. Резкое сокращение дистанции далось ей легко. Она заметила ответное слабое движение к ней. Они остановились у парадной двери под козырьком. — Виктор… — обращение по имени всё ещё сопротивлялось на языке, требовало времени, чтобы свыкнуться. Ван Арт поймал потупленный взор Салли. Интимный, до мурашек пробирающий обмен взглядами поразил её, в сердце треснула хрустальная защита, под которой обнаружилось нечто трепещущее, буйное, пылкое. Лицо Виктора склонилось к лицу Салли, кончик носа коснулся её виска, щеки… Плечи девушки дрогнули, выдавая её потрясение, губы кольнуло в ожидании, в предчувствии поцелуя. Желанного, а не неизбежного. Тонкие мужские пальцы коснулись затылка. Салли прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как они нежно вплетаются в её волосы. Удовольствие разошлось повсюду. В животе, груди, по запястьям, у сводов стоп… Оно пленяло тело её, разум её… Салли сжала руками кисти Виктора в попытке то ли остановить, то ли не дать ему остановиться и покинуть её. Ей нравилось, как его губы ощущались на её губах. В рот девушки проникал мягкий гибкий язык, гладил её собственный. Это был один из тех поцелуев, что вводят в транс, вызывают зависимость, сладко отравляют. И Салли уже не рассчитывала найти ему антидот. С азартом включившись в ответные ласки, она почувствовала своё тяжёлое горячее дыхание, контрастирующее с воздухом улицы. Таким же прохладным, как и кожа мужчины, который её целовал. Ладонь Виктора легла ей на бедро, осторожно скользнула по талии, сминая блузку и выпуская её полы из-под юбки. Пальцы прошлись по позвоночнику, скользнули за пояс. Салли притянула Виктора к себе так крепко, как если бы намеревалась погрузиться в его тело, стать с ним одним целым. Она отдавалась ему со всем теплом, которое у неё было, с хрупкостью, которую давно не испытывала, с доверием, которое не переживала прежде. Поцелуй был неутомим… Они были неутомимы. Впитывали сладостные живительные мгновения физической близости. Когда дыхание их иссякло, они оторвались друг от друга. Наступила тишина, что хорошо ложилась на интимный момент. Единственным ощущением осталось уютное робкое объятие. — Я бы хотел это повторить, — заговорил вновь Виктор. — Подвезти меня домой или поцелуй? — Немного того, немного другого. С осторожной радостью девушка улыбнулась, опустила ресницы, как если бы могла спрятать обнажившуюся на миг душу. Её лба коснулись нежные губы. — Позвольте я вам позвоню? Свой номер Салли написала на галерейном буклете.