Сампо

      Щёлкнув несколькими клавишами на ноутбуке Агаты, Дымова отставляет его в строну, закрывая крышку. На лице её всё так же горит улыбка, а глаза и вовсе буквально светятся.       С момента отъезда папы на большую землю на какие-то положенные для главного врача курсы повышения квалификации вечерние разговоры на мягком диванчике на первом этаже Агатиного дома становятся самой настоящей традицией. Писательница и сама нередко вступает в разговоры по ходу видеосозвона, но никогда не остаётся на весь. Всё же семейные беседы должны оставаться семейными. А не с участием приютившей девочку на время «загостившейся слишком неугомонной», как выразился как-то Лукаш.       Вот и сейчас разговор Майя завершает в полном одиночестве.       — Агата! — кричит она, поднимая голову наверх. Как будто бы поднявшаяся к себе в комнату Север куда лучше так её услышит, а в добавок ещё и увидеть сможет. — Мы поговорили. Возвращаю твой рабочий инструмент.       И уже через пару минут писательница спускается обратно на первый этаж, сжимая в руке опустевшую чашку, наполненную ещё совсем недавно ароматным ягодно-травяным чаем. Она бросает на девочку взгляд, а так к этому моменту уже успевает разложить по небольшому столику, как кажется, целую сотню цветных карандашей.       — Что там папа, не собирается ещё возвращаться?       — А что, я тебе уже надоела? — вопросом на вопрос отзывается Майя, буквально-таки делая ответный шаг. Глаза её не сияют, как это было каких-то несколько минут назад, и в них, как во всяком случае кажется со стороны, сверкают слабенькие, почти что не заметные огонёчки вызова. Вызова уже придумавшей какую-то колкость Агате.       Север встряхивает головой, заставляя кудряшки подпрыгнуть в воздухе, и всё же замеченные огоньки в Майиных глазах списывает на банальное совершенно показалось.       — Да просто всё выглядит так, будто понравилось папе на большой земле да ещё и одному. Не боишься? — перейдя на полутон, спрашивает она, не отводя от дочери доктора глаз. Не один психолог сейчас не погладил бы её по голове. Но после того, как довелось ей как-то раз пообщаться с одним из… неким Паньковым, она буквально перестала в них верить.       — Тогда я останусь жить с тобой, — как ни в чём не бывало пожимает плечиками Майя, потянувшись за зелёным карандашом. — Смотри, как хорошо мы смотримся.       Север делает несколько шагов в сторону диванчика и, чуть склонившись к столику, концентрирует внимание на некогда белом листве бумаги, что Майя вытянула из общей стопки, прямо поверх изодранной упаковки лежащей на полке в Агатиной комнате-кабинете.       На детском рисунке девочка в яркой шапочке, из-под которой торчат чуть выше плеч подстриженные светлые волосы крепко держит за руку фигуру выше себя по росту. У фигуры этой озорные кудряшки торчат в разные стороны, объёмный шарф оплетает шею, и бордово-красный рюкзачок неизменно висит за спиной. Сомнений в том, что это именно они, Майя с Агатой, не остаётся ровным счётом никаких.       Агата не находится, что сказать, и попросту дальше продолжает вглядываться в рисунок.       Две нарисованные фигуры на нём стоят на причале. Вокруг плещутся сине-фиолетово-голубые волны, «затекая» на каменистый берег. А вдалеке, где-то почти что у самого горизонта, виднеется катер Потапа.       — Он приплывает или уплывает? — указав пальцем, спрашивает Агата.       — Приплывает, — кивает Майя, поднимая на писательницу глаза. — И на нём папа. Вот тут, — указав на небольшую фигурку на палубе, отмечает она. — Он после завтра вернётся.       — Это хорошо, — негромко бросает в ответ Север и улыбается. Сама толком не понимая, из-за чего вдруг.