Последний из «Туннельных змей»

Буч перешагнул порог их с матерью жилого помещения в убежище, расположенного, по намерению Смотрителя или дурацкому стечению обстоятельств, прямо у общественных туалетов. Полутемное подобие совмещенной гостиной и кухни встретило его знакомым тошнотворно-кислым запахом. Элен, должно быть, снова напилась до невменяемого состояния и валяется в алкогольной отключке, наблевав посреди комнаты. Хорошо, если драться не полезет. Или, того хуже, пытаться изобразить из себя порядочную мамашу, которая «просто решила немного расслабиться». В любом случае убирать придется опять ему, иначе к подъему обе комнаты пропахнут этой невыветриваемой кислятиной. Первая догадка подтвердилась сразу же, стоило заглянуть в помещение спальни. Буч, выматерившись про себя, мрачно развернулся и пошел в сторону хозяйственного блока. Оставалось надеяться, что к отбою он не встретит никого, кроме, разве что охраны, и удастся незаметно пронести ведро и швабру к себе. Главное, не попадаться на глаза пацанам, или того хуже — девчонкам, а очередные издевательские комментарии от ублюдков в пластиковых шлемах он как-нибудь переживет. Не впервой. Удача благоволит ему, и в коридорах не встречается даже дежурный по этажу. Буч, довольный, возвращается к себе. Быстро набирает в туалете воду, тащит ведро в спальню. Бесцеремонно включает свет. Элен, услышав громыхание, приоткрывает опухшие глаза, болезненно щурясь от безжалостно белых ламп на потолке. Буч, задержав дыхание и стараясь не всматриваться себе под ноги, вытирает пол. Молча выслушивает стандартную порцию вечерних оскорблений. В данный момент его волнуют вовсе не обидные слова, а то, что швабру придется как-нибудь выжать. Блять. Элен, рассвирипев на отсутствие реакции, больно отвешивает сыну подзатыльник. Буч мрачно поднимает на неё глаза, борясь с желанием вмазать в ответ. Как обычно, в этот момент в нем мгновенно поднимает голову стыд за собственные мысли. Кое-как закончив вытирать пол, Буч выносит инвентарь для уборки в коридор, рассчитывая сполоснуть ведро и просто оставить у входа в туалет до утра. Сейчас хотелось просто дождаться, когда Элен рухнет обратно в отключку, и тоже уснуть. В пустом коридоре промелькивает знакомая худощавая фигура в белом халате на стандартный темно-синий комбинезон убежища. Местный врач Джеймс, живущий в этом же крыле напротив. Такой же неудачник, получивший место возле параши. Стыд внутри быстро приобретает новые формы. Старшее поколение отчего-то недолюбливает Джеймса и его единственную дочь Амаль. Буч быстро шарахается к себе, надеясь успеть захлопнуть дверь до того, как док ему что-то скажет. Хотя по правде говоря, Джеймс был единственным, кому было будто не наплевать на парня. — Буч, послушай, — голос доктора полон проникновенного сочувствия, от которого всегда начинает остро щипать в глазах, — Ты не обязан так жить. Тебе всего восемь лет. Юный Делория исподлобья смотрит на соседа, втайне желая, чтобы тот просто забрал его к себе на ночь, и ненавидя этого вечно-всем-помогающего душнилу одновременно. — Не пойти бы вам на хер, док? — огрызается он, с отчаянием вслушиваясь в звуки нового извержения желудка Элен из спальни. Хорошо, что оставил ведро и швабру в коридоре.

***

Кафетерий убежища был украшен разноцветными флажками в довоенном стиле. Буч сидел, стараясь держаться, как ни в чем не бывало и кожей ощущая немую неприязнь каждого взрослого обитателя убежища в свой адрес. Их отношение было связано, в первую очередь, с Элен, однако, не имея более другой родной души в этом бункере, Буч в такие моменты готов был рвать всех осуждающих на британский флаг. За столом с ним сидят Пол Хэннон и Уолли Мак. Оба были младше Буча примерно на год, отчего тот себя ощущал негласным лидером их маленькой компании. Пол обычно ведет себя тише воды, ниже травы с друзьями, а вот Уолли позволял себе куда больше. Порой он мог вести себя даже хуже Делории, однако, ему все спускалось с рук. Уолли был из самой многочисленной семьи в убежище, насчитывающей аж девять человек, каждый в которой был на хорошем счету перед смотрителем, а потому на детские шалости Мака-младшего зачастую смотрели сквозь пальцы. Буч, к десяти годам прекрасно осознав собственное положение, очень ценит их дружбу с Уолли, но порой не может отделаться от пакостного ощущения, что тот общается с ним из некой жалости. В кафетерий заходит Амаль, и все присутствующие разом начали аплодировать, вразнобой произнося «С днем рождения!». Буч с кислой миной изобразил пару хлопков, а затем быстро оглядывает помещение. Негусто по гостям, конечно. Пожилая миссис Палмер, больше похожая на запеченное яблоко, вяло потягивающий колу офицер Гомес, тихо сидящий в дальнем углу добродушный техник Стэнли, дочка смотрителя Амата. Да и они с пацанами, вот и все, кто пришел поздравить девчонку с десятилетием. Амата изо всех сил изображает из себя радушную хозяйку, ходит, разговаривает со всеми взрослыми, спрашивает, понравился ли им праздник. Как будто это она сама его устроила. Джеймс пытается произнести какое-то подобие речи. Что-то слюнтяйское, вроде «поверить не могу, доченька, что тебе уже десять лет». Буч молча смотрит в поверхность столешницы. На его десятилетие Элен напилась больше обычного, так, что даже не смогла дойти до собственной комнаты, и её потом, чуть живую и ничерта не соображающую, приволокли откуда-то двое охранников. Из всех гостей у Буча был лишь смотритель, зашедший отдать ему личное наручное устройство, пип-бой. Мужчина, с неприязнью потянув носом из гостиной Делории, предпочел остаться в коридоре и заявил парню, что с завтрашнего дня он начинает участвовать в общих работах. Кажется, от сопливого тоста Джеймса тошно не одному Бучу. Смотритель, не дожидаясь, пока врач договорит, подошел к Амаль и, бесцеремонно вклинившись в поздравление, отдал ей пип-бой. Правда, в присутствии других всё-таки выдавил из себя короткое сухое поздравление. Впрочем, отца тут же сглаживает Амата, а следом и бабуля Палмер, проворковавшая что-то над Амаль и вручившая ей сладкий рулет собственного приготовления. Робот-помощник Энди, очевидно, выдав какой-то сбой, неожиданно объявил, что пришла пора резать торт. А затем, достав совершенно не ту клешню, которая подошла бы под это дело, одним движением просто смял половину бисквита, раздербанив его по столу. Буч зло уставился на эту безмозглую железяку, чувствуя, как и без того испорченное настроение начинает лишь ещё больше ухудшаться. Он не ел со вчерашнего вечера и, признаться, очень рассчитывал на сегодняшнее чаепитие. Элен в очередной раз обменяла у робота выданные талоны на еду на выпивку, и в итоге хмурого Делорию на ужин забрал к себе заглянувший проведать его Джеймс. Док предложил остаться на ночь в их гостиной, однако, Делория из какой-то глупой гордости отказался и вернулся к себе, о чем, впрочем, пожалел уже наутро. Лучше бы остался. Завтраки ему тоже никто не готовил. Голод начинает трепать все сильнее. Амаль проходит рядом, говоря пригорюневшемуся Энди, что ничего страшного не случилось. Уолли небрежно поздравляет девчонку — уж это чаепитие не сравнится с шумной вечеринкой на его день рождения, когда Мак-старший заставил Энди показывать детям фокусы — а затем выжидающе смотрит на Буча. Все знают, что Делория самый крутой парень в этом долбаном бункере и никогда не опустится до каких-то трогательных речей. Не выдержав свалившейся подобной ответственности и желая как-то дать понять о своем дискомфорте, Буч вместо слов поздравления неожиданно брякает: — Я хочу жрать, а этот дурацкий робот испортил весь торт. Дай-ка мне булочку, которую тебе дала бабуля Палмер. Кажется, достаточно круто. И даже вполне небрежно, так, чтобы пацаны купились. Вот только Амаль не проведёшь на этом. Она внимательно смотрит на Буча своим фирменным проницательным взглядом, таким, словно забирается под кожу, в самую душу. А затем миролюбиво предлагает ему половину рулета. Уолли неприятно ржет, Пол давит кривую улыбку и прячет глаза под стол. Буч согласен и на половину, однако, перед товарищами теперь нельзя сдавать. — Тебе что, пять лет? — грубо отвечает он Амаль, — Гони весь, сирота несчастная, или пожалеешь. С обзывательством он явно переборщил. Сердце теперь стучит в ушах от осознания, что девчонка может в ответ выложить при пацанах, что Делория ужинал у них вчера. Однако, Амаль, явно задетая, в ответ молча кладет рулет на стол и ехидно добавляет: — На. Мамочка снова пропила все талоны на еду? Черт, она никогда бы так не сказала. Просто слишком сильно задета очередным напоминанием, что у неё единственной в убежище нет матери, и бросается чужими где-то услышанными фразами. Однако, ярость заполняет душу быстрее. Буч вскакивает на ноги и сносит Амаль на пол, да так, что та треснулась затылком о бело-красный клетчатый кафель и едва не разбила экран нового пип-боя. — Ты еще пожалеешь о своих словах! — кричит Делория, навалившись с кулаками сверху и даже не замечая сопротивления. Оттаскивает его моментально подскочивший к сцепившимся офицер Гомес. Джеймс, весь красный, поднимает с пола дочь и требовательно интересуется причиной драки. Амаль упорно молчит, многообещающе глядя на соседа. Эта девчонка не ябеда, как Амата. Кажется, пока мировая. Впрочем, повод проучить её предоставляется уже на следующий день. Буч отнимает комикс, подаренный соседке накануне Аматой и во весь дух мчится вниз, к складам. Открывает одну из дверей и прячется в проходе, предвкушая, как девчонка будет упрашивать отпустить её. Выждав подходящий момент, заталкивает запыхавшуюся соседку в приготовленную западню и быстро запирает дверь. Амаль с криком колотится изнутри, обещая Делории все существующие небесные кары. Парню кажется мало за вчерашнее унижение, и он выключает свет, спровоцировав новый виток испуганного визга. Однако, насладиться местью в полной мере ему не дал сигнал общего собрания, на которое обязаны были являться все жители убежища от десяти лет. Буч, понимая, что рискует стать главной темой обсуждения на этом сборище, растерянно переминается с ноги на ногу. А потом дает деру вверх по лестнице. Уже у жилых помещений вдруг вспоминает, что забыл включить обратно свет. Амаль находит один из охранников, сорвав этой новостью очередную речь смотрителя. Впрочем, главной проблемой стал даже не пропавший ребёнок, а радтараканы, которые пробрались на тот же склад, однако, каким-то чудом не закусали девчонку насмерть. Должно быть, были больше увлечены упаковками с консервами. Буч сбегает к себе и тихо затаивается, опасаясь вызова к смотрителю. Однако, к нему никто не приходит. Джеймс в том числе. Делория выжидающе смотрит через окно в коридор, на комнату доктора. Однако, что-то подсказывает, что после этой выходки отношение Джеймса к сыну Элен явно охладится.

***

Буч хмуро смотрит на крупную букву F под своей домашней работой. Все его ошибки аккуратно подчеркнуты красной ручкой мистера Бротча, и их так много, что в итоге кажется, что это Делория при выполнении задания просто по ошибке взял цветные чернила. Однако, Буч решительно не понимает, как нужно переделывать, а заодно и зачем ему вообще учиться. Читать и писать он мог, все остальное ему вряд ли пригодится при жизни в убежище. Куда больше мысли парня занимала их с Уолли и Полом придуманная банда со звучным названием «Туннельные змеи». Деятельность новоявленной ОПГ сводилась в основном к тому, чтобы просто задирать своих сверстников и изредка получать выволочки от смотрителя за это. Однако, чтобы удержать свою крутизну, приходилось все же время от времени впрягаться в учебу. Через год их ждал распределительный экзамен с очень остроумным, по мнению смотрителя, названием К.О.З.У. Расшифровывалось это, как «квалификационно-оценочный задачник убежища». Коза, если по простому. Куда больше любых наказаний Буч боялся попасть на должность вроде сортировщика отходов. Профессию в убежище сменить было нельзя, а значит, от этого позора ему будет не отмыться до конца своих дней. Тут и наличие банды не поможет. Буч мрачно оглядывает исчерканный лист. Попытка последний раз разобрать свои ошибки ни к чему не привела, и парень с тяжелым вздохом поплелся в сторону соседней двери. На робкий стук сначала никто не откликнулся, а затем в проеме показалось-таки деланно равнодушное лицо Амаль. — Чего тебе, Делория? — вместо приветствия поинтересовалась девушка. Буч неловко косится ей под ноги, внутренне досадуя на эти глупые вопросы. Наверняка ведь и так догадалась, зачем он пришел. С того случая с подставой на складе прошло уже пять лет, однако, отец девчонки и она сама продолжали делать вид, что ничего не случилось. Джеймс все так же заглядывал периодически к Бучу, а пару раз даже разрешил ему остаться на ночь в медицинском крыле, когда Элен чересчур разошлась. Однако, парень теперь упорно отказывался от любых приглашений, отчего-то боясь оказаться в компании доктора и его дочери. Амаль в присутствии Буча вела себя точно также, как и до заточения в одном помещении с радтараканами, однако, демонстративно делала вид, что его не было рядом с ней, а иногда при всех даже специально игнорировала реплики Делории. И это отчего-то задевало больше всего, как бы он ни отмахивался от самого себя. — Дашь списать домашку? — бурчит Буч, а затем в ответ на ставшее привычным молчание, поспешно добавляет, — Пожалуйста. Амаль ничего не отвечает. Делория продолжает смотреть в пол и нелепо переминаться с ноги на ногу в ожидании какой-либо реакции. Наконец, перед его носом оказалась протянутая тетрадка. Пробормотав слова благодарности, Буч поспешно схватил её и ретировался к себе. Некоторых из взрослых все удивляло, как они двое, живущие по соседству, умудрялись настолько не ладить друг с другом. Оба были из неполной семьи: у Буча не было отца, у Амаль — матери. Обоих не любили в убежище. Только если неприязнь к себе Буч еще мог как-то объяснить собственным поведением и зависимостью матери, то негатив в сторону Джеймса и его дочери казался парню каким-то необоснованным абсурдом. Хотя большинство не смогло бы внятно объяснить причину такого отношения. А что же сам Делория? Топил такого же отщепенца, чтобы казаться выше по положению? Тогда почему ему было так важно вернуть хорошее отношение Джеймса и Амаль? Не потому ли, что они были единственными во всем бункере, кто действительно могли не только понять, но и даже принять его рядом с собой? Буч старательно отгонял от себя подобные мысли, глядя на ровный мелкий почерк и быстро переписывая решенную задачу собственными крупными, как у ребёнка, каракулями. Ему отчего-то ужасно хочется как-то поддеть её посильнее и желательно при всех, так, чтобы, наконец, разломить эту стену ледяного игнора. Неожиданно Буч вспоминает, как однажды случайно услышал в клинике, как Джеймс ласково обращался к дочери. Кроме отца её так никто здесь не называл. Мали. — Спасибо еще раз, Мали, — произносит Буч, возвращая тетрадку владелице. Та поспешно закрывает перед ним дверь, как обычно, не произнося ни слова. Однако, в глазах девушки вдруг что-то дрогнуло. Делория, крайне довольный, разворачивается и идет обратно к себе, радостно ощущая, что, кажется, лед, наконец-то, тронулся.