Древо Сансары

      Около четырех недель я почти не контролировал собственное тело, отчего мои вопли раздавались каждые три часа, как по расписанию. И не смотрите на меня так! Не думаю, что кому-либо понравилось бы лежать в испачканных подгузниках. Лишь на пятую неделю я кое-как смог хотя бы предугадывать природные позывы, а в некоторых случаях - даже сдерживать их. Зрение с каждым днем становилось все более ясным, и у меня получилось разглядеть лица тех, кто был со мной все это время. Было странно первое время говорить, что у меня теперь другие родители, и было больно от того, что прежних я больше никогда не увижу. Но время шло, и пришлось как-то смириться с этим. Тем более что жизнь в детском теле не давала времени на глубокий самоанализ.       Когда прошло примерно полгода с моего рождения, я начал пытаться разговаривать. Конечно, пока это были просто отдельные звуки (тело по-прежнему отзывалось на мои желания с неохотой), но я верил, что позже попытки дадут свои плоды. Да и мотивация поскорее научиться пользоваться своим речевым аппаратом была весомая: я очень плохо знал английский. А ведь теперь я должен был жить в Великобритании. «Правда, в крайнем случае я смогу положиться на маму: она-то со мной разговаривает не только на английском, но и на русском», - решил я в глубине души на случай, если все будет совсем плохо. Но то ли магия все-таки разрешена вне Хогвартса, то ли люди не до конца изучили развитие человека в младенчестве — ясно было одно: на уровне инстинктов я стал понимать значение некоторых слов. Это были стойкие ассоциации, никак не привязанные к русскому языку. И в тот момент, когда я понял, что мама рассказывала мне про белый цветок в ее руках, то почти расплакался от облегчения, немного напугав ее.       Примерно в это же время я узнал и свое имя. Теперь меня звали не Юра Странников, а Алан. Полным же именем было Алан Всеслав Чан. Не представляю, какие звезды должны были сойтись для того, чтобы в одном ФИО встретились три разные культуры, но факт есть факт, и теперь мне жить с таким именем минимум ближайшие восемнадцать лет. «Было бы интересно узнать, как вообще дошло именно до этой комбинации», - сонно протиснулась в уставшую голову после сытного обеда мысль, - «Ведь Всеслав — далеко не самое распространенное славянское имя». На самом деле имя мне очень нравилось, и не думаю, что когда-нибудь попробую его сменить. Но подписываться точно буду как «Алан В. Чан», так как на полную запись никаких полей не хватит. А еще интересно, будут ли друзья меня называть Эйв? Главное, чтобы никто не додумался дразнить кличкой Эйви: таким бы не поздоровилось от злопамятной и хитроумной на расправы стороны.       Мои темпы роста были абсолютно нормальными, и на первом дне рождения я осчастливил родителей тем, что прокричал «Мама! Папа!», когда они поднесли мне подарок. Даже отец, старавшийся быть крепким как скала, треснул под натиском чувств в тот момент. Позже я смог ползать, а потом и ходить. Научился разговаривать по-английски, но и русский не забрасывал, чем очень радовал свою маму. Ах да, я же до сих пор не рассказал, кто стал моими родителями в этой жизни. Что же, пора исправить это упущение.       Мою маму зовут Светлана Чан, она великолепная женщина с рыжими волосами и голубыми глазами. Я пока не знаю, кем она работает, но предполагаю, что бухгалтером, так как иногда слышу, как она помогает отцу считать семейный бюджет. А вообще мама — очень мягкий, но сильный человек. Иногда кажется, что пословицу про горящую избу придумали, глядя на таких личностей, как она. Дома она была полноправным правителем, при этом умудряясь не превращаться в тирана, и всем сердцем любила домашний очаг, старалась постоянно сохранять в нем пламя уюта и семейную атмосферу.       Отца я видел реже, чем маму. Но и немудрено это, ведь он старался прокормить возросшую с моим приходом «ячейку общества». Тем не менее, в свободное время он с лихвой компенсировал упущенные возможности и, пока мама не видела, тискал меня, как будто ничего милее на свете не существует. Чего только стоит фраза «кто тут у нас маленький тигренок», сказанная после того, как он умудрился переодеть меня в полосатую пижаму. И как только смог? Потому что обычно аккуратности в папе было не больше, чем в асфальтоукладчике. Кхм, так о чем это я? Ах да. Моего папу зовут Роланд Чан. Или Чан Ро Лан — так его по телефону называет дедушка. Откуда мне это известно? Просто как-то раз папа захотел, чтобы его родители услышали мой голос, вот и поднес меня поближе к трубке. Так я и узнал, что теперь в семье два человека, которых зовут Сяо Лан, и это (здесь должна быть барабанная дробь) мы с папой. Кстати, глаза у меня папины — примерно на пятом месяце светло-голубой уступил место насыщенно-зеленому. Но, к счастью, колючие темно-каштановые волосы я не перенял, и теперь на моей макушке торчали ярко-рыжие пряди, не такие огненные, как у мамы, а более мягкого оттенка, обещавшие в будущем спадать волнистыми локонами.       Когда мне исполнилось четыре года, я познакомился с остальными родственниками. Папины родители жили в небольшом городке на другом конце страны, и поэтому было сложно встретиться всей семьей. Со стороны мамы же из родственников был только ее брат: всего за месяц до моего рождения бабушки не стало, а «дедушка» бросил семью, когда маме было всего пять. Помню, что после того, как узнал об этом, волновался за маму и сочувствовал ей. Но Светлана Чан и без своего отца была счастлива, и ее семья была полноценной и любящей, несмотря на толки разного рода, сопровождавшие мать-одиночку и ее детей.       Я наслаждался своей жизнью, при этом стараясь не разочаровать новую семью. Я чувствовал, что менялся, и мне не было страшно встречать эти изменения и принимать их. Так прошло несколько лет, и я отправился в школу во второй раз. Только Смерти известно, как громко я выл про себя при мысли о том, что буду проходить все эти круги ада во второй раз. Но все оказалось не так плохо, как я думал, и самым сложной задачей в школе оказалось не заснуть на уроке и не рассмеяться от того, как простейшие вещи люди объясняют детям. В какой-то момент я даже захотел притвориться гением, чтобы попасть в школу для одаренных, но одернул себя: знал, что «гением» меня будет делать не острый ум, а чтение наперед. А такой человек редко доживает до университетской скамьи, сохранив при этом заветное звание. Поэтому лучше не вводить в заблуждение окружающих и оставаться просто смышленым мальчиком, тем более что образовательная программа в разных странах отличается, и новые предметы могут ввести в ступор.       А еще мои мысли занимала магия. Я волновался, ведь не знал, стану ли «маглорожденным волшебником». Иногда по ночам я представлял, как зайду в Гринготтс, пройду тест на наследство, и окажется, что я — последний из Очень-Древнего-и-Супербогатого-Вымершего-рода. Вот только глядя на мою родословную, такой исход был маловероятен, оттого и оставалось подобное «наследство» мечтами. А вообще, когда мой возраст близился к шести годам, я всерьез обеспокоился отсутствием случайных проявлений магии. Мои опасения были отложены лишь тогда, когда в школе к моей компании пристали хулиганы, и у один из них поперхнулся, после чего выплюнул тетрадные листы изо рта. Я считал это подтверждением своих магических способностей, ведь данный феномен совпал с мыслью «чтоб ты этой (не очень цензурная лексика) домашкой подавился!». Да и я стал чувствовать что-то. На самом деле, я точно не знал, что именно воспринимаю, поэтому решил просто обозначить нечто словом «энергия». Так вот: в момент возмездия я почувствовал, как что-то пронеслось мимо плеча. Да и не только тогда. На Чаринг-Кросс я прямо не мог отвести взгляд от больницы Святого Мунго, для меня чувствовавшейся глубоким прудом: стоило мне приблизиться к ней — и я как будто оказывался на дне пруда из-за энергии, давившей со всех сторон. «Дырявый котел» на ее фоне казался небольшим ручьем. И да: его я тоже видел. Правда, зайти почему-то не получалось: начинала ныть рука или родители срочно утаскивали к следующему зданию. Моя способность видеть означала, что маглом я быть не мог, поэтому в начальной школе я старался чаще заглядывать в библиотеку, чтобы как можно больше вспомнить из немагического образования перед отъездом в Хогвартс.       А еще в мои девять лет свершилось чудо. Наша семья снова разрослась. Новым членом стала милая младшая сестренка, перенявшая цвета от папы, а черты лица — от мамы. Родители назвали ее Люсия, решив оставить без второго имени. Вся елка родственников души в малышке не чаяла. Девчушка стала маленьким солнышком для моего мира. До этого в обеих жизнях самым маленьким был я, а теперь кличка «Мелкий» автоматически переходила к Люське. С ней все подолгу нянчились, сменяя друг друга. По сравнению со мной, она была очень беспокойным ребенком, то есть, ребенком абсолютно нормальным, в отличие от меня, проходившего этот квест во второй раз.       Из-за того, что случайная магия больше не проявлялась, в душе поселилось разочарование. Но ближе к одиннадцати годам все чаще свершалось что-нибудь необычное. Правда, все это происходило исключительно в школе, поэтому один раз в голову влетела шальная мысль о том, что не я - причина местных чудес. Но она была выкинута прочь, так как «антимагловская защита» волшебников на меня не действовала.       Время шло быстро. Через полтора месяца я закончу начальную школу, а до моего дня рождения остается всего несколько недель: оно приходилось на летнее солнцестояние. Жара постепенно заполняла собой все, до чего могла дотянуться, и флора будто стонала под ее натиском. Листва на деревьях даже начала желтеть, но периодические дожди не дали зеленому цвету окончательно исчезнуть из поля зрения. Правда, приятного в погоде все равно было мало. Если в сельской местности еще можно было как-то перетерпеть жару, то город напоминал раскаленный тандыр, и люди в нем и правда были больше похожи на лепешки.       К счастью, праздник попадал на выходной день. Я не мог усидеть ни минуты на одном месте от возбуждения, хотя тщательно скрывал это. И вот осталось около часа до полуночи — времени, когда я одиннадцать лет назад пришел в этот мир. С трудом уложив себя в кровать, я попытался заснуть. Завтра родители будут дарить мне подарки, но самый драгоценный из них принесет пернатый почтальон.       «Как же я счастлив, что живу здесь», - такова была последняя мысль, прежде чем я провалился в очередное сновидение.