***
Мерлин, словно дирижер, управляющий не оркестром, а самой природой, стоял на краю площади, его длинные серебристые волосы развевались на ветру, глаза сияли спокойствием и мудростью. Вокруг него бушевала битва, но он казался не замечающим ее. Его внимание было сосредоточено на чем-то другом, на чем-то более важном, чем эта бессмысленная схватка. — Мир… — прошептал он, и его голос, несмотря на грохот битвы, был слышен всем, кто находился рядом. — Мир прекрасен… Даже в самый темный час в нем есть место красоте… Он протянул руку к Смитам, окружившим его плотным кольцом, и его пальцы, тонкие и длинные, словно у музыканта, зашевелились, словно он играл на невидимой арфе. — Расцветайте, дети тьмы, — прошептал он, и его голос был полон печали и сострадания. — Ощутите красоту жизни, которую вы так стремитесь уничтожить… Из-под его ног поползли зеленые ростки, они виться вокруг Смитов, словно змеи, опутывая их своими нежными объятиями. Ростки превращались в стебли, стебли — в листья, листья — в цветы… Смиты, словно зачарованные, замирали на месте, их тела покрывались цветами, их холодные, бездушные глаза смотрели на это чудо с недоумением. Они не могли понять, что происходит, они не могли сопротивляться этой красоте, которая проникала в их самую суть, разрушая их изнутри. — Мир не нуждается в вашей тьме, — прошептал Мерлин, и его голос был полон печали. — Он нуждается в свете, в красоте, в любви… Цветы, распустившиеся на телах Смитов, вспыхнули ярким пламенем, превращая их в кучки пепла, которые развеял ветер. Мерлин, печально вздохнув, посмотрел на очищенную от врагов площадь. Его работа была сделана. Мерлин, опустив руки, смотрел на площадь, где все еще бушевал хаос. Цветы, победившие тьму, увядали, оставляя после себя лишь горьковатый запах пепла и грусть о прошедшей красоте. В этот момент мимо него, прихрамывая, прошла Жаннa. Ее броня была изрублена, из-под шлема и руки, приложенной к боку, струилась кровь, но в ее глазах все еще горел огонь несломленной воли. — Держись, дитя, — прошептал Мерлин, протягивая к ней руку. — Я помогу тебе. Он коснулся ее лба кончиками пальцев, и ее тело окутало мягкое, теплое сияние. Раны начали затягиваться, боль отступила, силы вернулись. — Благодарю, — прошептала Жаннa, и в ее глазах вспыхнула искра благодарности. — Я должна идти… — Иди, дитя, — кивнул Мерлин. — И да пребудет с тобой сила света! Он повернулся к другим Слугам, сражающимся с Смитами, и его руки вновь зашевелились, сплетая в воздухе невидимые нити магии. Вокруг каждого из них возник защитный купол, отражающий атаки врагов, дающий им передышку, шанс выжить в этом аду. — Боритесь, дети мои, — прошептал он. — Боритесь за свет, за добро, за будущее этого мира!***
В самом сердце хаоса, где вспышки заклинаний смешивались с грохотом рушащихся зданий, стоял Хассан ибн Саббах, Король ассасинов. Его высокая, грозная фигура в черной броне, увенчанная шлемом с изогнутыми рогами, казалась воплощением самой смерти. Из-под маски-черепа, окутанной клубящимся дымком, горели два голубых огня — его глаза, холодные и неумолимые, словно взгляд хищной птицы. Вокруг него бушевала битва, но он казался не замечающим ее. Его внимание было сосредоточено на одном — на Смите, который, словно темное привидение, скользил сквозь ряды своих копий, сея хаос и смерть. — Ты осмелился вторгнуться в мой мир, — прогремел голос Хассана, и от этого голоса, глубокого и гулкого, словно из самых недр земли, по телам всех присутствующих пробежала дрожь. — Ты осмелился бросить вызов Старцу Гор. Ты поплатишься за свою дерзость. Смит, словно издеваясь над ним, растворился в воздухе, превратившись в облако черного дыма. В следующий момент он появился за спиной Хассана, его рука, превратившаяся в острый клинок, метнулась к его шее. Но Король ассасинов был готов к этому. Он словно предвидел атаку врага, его тело мгновенно превратилось в дым, уклоняясь от удара. В тот же миг он материализовался за спиной Смита, его собственный меч, окутанный синим пламенем, описал в воздухе смертельную дугу. Смит отбил удар, его тело вибрировало от напряжения. Он не ожидал такой скорости, такой ловкости от этого грозного гиганта. Их клинки схлестнулись, высекая снопы искр, их тела сплелись в смертельном танце. Хассан атаковал с нечеловеческой яростью, его удары были быстрыми, точными, беспощадными, словно он стремился не просто убить врага, а стереть его из существования. Смит защищался с не меньшим остервенением, его тело, словно сотканное из тени, изгибалось и просачивалось сквозь удары, его собственные атаки были непредсказуемыми, словно он был не одним существом, а целой стаей хищных теней. — Забавно, — прошипел Смит, его голос звучал словно шелест сухих листьев. — Ты силен… для человека. Но можешь ли ты противостоять силе самой реальности? Он взмахнул рукой, и из земли вокруг них вырвались десятки копий, готовых разорвать Хассана на части. — Ха! Думаешь, эти куклы могут меня остановить? — Король ассасинов презрительно усмехнулся. — Они лишь тени, бледные копии настоящей силы! Он вскинул руку, и вокруг него закружился вихрь черного дыма. Из этого дыма материализовались десятки фигур — ассасины, одетые в черные плащи, их лица скрыты масками, в руках — сверкающие клинки. — Азраил! — прогремел голос Хассана, и его ассасины, словно стая волков, бросились на Смитов. Битва разгорелась с новой силой. Ассасины, ловкие и быстрые, словно тени, просачивались сквозь ряды копий, их клинки наносили молниеносные удары, сея смерть и хаос. Смиты, несмотря на свое численное преимущество, отступали под натиском этих неуловимых воинов. Хассан, окруженный клубящимся дымком, наблюдал за битвой с холодным спокойствием. Он знал, что это только начало. Смит был слишком силен, слишком опасен, чтобы так просто сдаться. — Ты впечатляешь, — прозвучал голос Смита прямо над его головой. — Но ты забыл об одном. Я — не человек. Я — вирус. И я могу распространяться… бесконечно. Вокруг Хассана вдруг появились сотни новых копий Смита, готовых поглотить его, растворить в своей безликой массе. — Ты ошибаешься, — холодно произнес Король ассасинов, вскидывая свой меч. — У тени тоже есть свои зубы… И они гораздо острее, чем ты думаешь. Воздух вокруг Хассана затрещал от напряжения. Его ассасины, словно призраки, скользили сквозь ряды Смитов, их клинки оставляли за собой кровавые разводы. Но на место каждого убитого Смита появлялись двое новых, словно из самой ткани реальности рождались эти безликие копии. — Ты не понимаешь, — голос Смита, лишенный всяких эмоций, звучал отовсюду и ниоткуда одновременно. — Ты борешься с самим порядком вещей. Ты — аномалия, которая должна быть устранена. — Порядок вещей? — Хассан расхохотался, и его смех был подобен скрежету костей. — Порядок, созданный людьми? Порядок, который ведет к хаосу и разрушению? Я лучше буду аномалией, чем частью этого безумия! Он взметнул меч, и синее пламя, окутывавшее его клинок, вспыхнуло с новой силой, словно отражая ярость своего хозяина. — Я — Азраил, Ангел Смерти, — прогремел голос Хассана. — И я пришел, чтобы восстановить равновесие! Он бросился в самую гущу битвы, его тело двигалось с такой скоростью, что казалось размытым пятном. Каждый его удар был смертельным, каждое движение — пропитано холодной, неумолимой силой. Смиты падали вокруг него десятками, но их ряды не редели, словно сам ад извергал их из своих недр. Смит, словно темный кукловод, управляющий своими марионетками, наблюдал за битвой с ледяным спокойствием. Он знал, что время работает на него. Рано или поздно силы Хассана иссякнут, и тогда… — Ты устал, — прозвучал его голос, словно шепот ветра. — Ты не можешь бороться вечно. Сдавайся, и я дам тебе покой. — Покой? — Хассан презрительно фыркнул. — Покой мертвых? Я не ищу покоя. Я ищу справедливости. Он вновь атаковал, его меч сверкал в сумраке, словно маяк, пронзающий тьму. Он знал, что его шансы на победу ничтожно малы, но он не собирался сдаваться. Он будет бороться до конца, даже если этот конец означает смерть. — Справедливости? — Смит рассмеялся, и его смех был подобен треску разбитого стекла. — В этом мире нет места справедливости. Есть только хаос… и я — его часть. Он взмахнул рукой, и новые орды Смитов хлынули на Хассана, словно волны прилива, стремясь захлестнуть его, утопить в своей безликой массе. Ассасины Старца Гор, окруженные врагами, сражались отчаянно, но их силы были на исходе. Хассан, ощущая, как его собственная энергия тает, понял, что нужно действовать решительно. — Азарат! — прогремел он, вскидывая руки к небу. — Яви свою мощь! Земля под ногами Смитов вдруг задрожала. Из глубин земли, словно пробудившись от долгого сна, поднялись вихри черной пыли. Они закружились вокруг Хассана, превращаясь в грозные торнадо, застилающие все вокруг плотной пеленой. Смиты, ослепленные и дезориентированные, остановились, их ряды смешались. Пыль проникала в их механические тела Стражей, забивала сервоприводы, выводила из строя электронику. Она забивалась Смитам в уши и рты, застилала глаза и засыпала их ноги, не позволяя сдвинуться с места. Хассан, словно темный бог, управляющий стихиями, стоял в центре этого хаоса, его глаза горели сквозь пыль неугасимым пламенем. — Теперь ты видишь, на что я способен? — прогремел его голос, усиленный вихрями пыли. — Я — Азраил! И я не знаю пощады!***
В другом конце площади, где хаос был не менее яростным, сражались Нео и Морфеус. Они двигались с нечеловеческой скоростью, словно танцуя смертельный танец, их тела оставляли за собой размытые силуэты. Пули, выпущенные из их пистолетов, находили свои цели с безошибочной точностью, но Смиты, словно призраки, уклонялись от них, просачивались сквозь них, возникали из самого воздуха. — Они… они стали быстрее, — прохрипел Морфеус, отражая удар Смита, который чуть не рассек его пополам. — И сильнее, — добавил Нео, уклоняясь от очереди пуль, словно он знал, куда они полетят еще до того, как они были выпущены. — Он учится… адаптируется. — Но мы тоже не стоим на месте, — усмехнулся Морфеус, выхватывая из-за пояса второй пистолет. — Пора показать этому вирусу, что такое настоящая реальность! Они вновь атаковали, их движения были синхронными, словно они были не двумя людьми, а одним существом с двумя головами и четырьмя руками. Они стреляли, уклонялись, блокировали удары, использовали каждый предмет вокруг себя — обломки, машины, даже тела других Смитов — как оружие. Но Смит был неумолим. Он был везде и нигде, его копии рождались из самой ткани реальности, и казалось, что их невозможно уничтожить. — Вы не можете победить, — его голос, холодный и безжизненный, прозвучал прямо у них за спинами. — Вы боретесь с самой судьбой. — Судьба? — Нео рассмеялся, и в его смехе прозвучала сталь. — Судьбу можно изменить. И мы это сделаем. — Изменить судьбу? — Смит издал звук, похожий на издевательский смешок. — Вы живете в мире иллюзий, Нео. И эта иллюзия скоро рухнет. Он атаковал, и его движения были не просто быстрыми, они были невозможными. Он телепортировался между своими копиями, словно нарушая сами законы физики, его удары обрушивались на Нео и Морфеуса со всех сторон, не давая им ни секунды передышки. — Он стал… другим, — прохрипел Морфеус, отражая удар, который мог бы раздробить ему череп. — Он поглотил слишком много силы. Нео, словно предчувствуя атаки Смита, уклонялся от них в последний момент. Он двигался, словно танцор, его тело изгибалось, скользило в воздухе, каждый его шаг был пропитан нечеловеческой грацией. — Он все еще уязвим, — сказал он, его голос был спокоен, словно он говорил не посреди смертельной битвы, а на дружеской встрече. — Я чувствую… его слабость. — И в чем же она? — спросил Морфеус, выстрелив в голову Смита, которая мгновенно отросла заново. — В его гордыне, — ответил Нео, его глаза вспыхнули ярким светом. — Он слишком уверен в своей победе. Он забыл… что такое человечность. Он ускорился, его движения стали еще более плавными, еще более неуловимыми. Он словно слился с самой тканью реальности, став ее частью, ее отражением. Пули, выпущенные Смитами, пролетали сквозь него, не причиняя вреда, словно он был призраком. Смит, ощущая эту перемену, зарычал от ярости. Он атаковал с удвоенной силой, но Нео уже не был там, где он его ожидал. Он был везде и нигде, его тело стало похоже на струящийся дым, его удары — на вспышки молний. — Что… что ты делаешь? — прошипел Смит, его голос дрожал от гнева. — Я показываю тебе, — ответил Нео, его глаза сияли ярче солнца, — что человеческий дух нельзя сломить. Что надежда всегда сильнее отчаяния. Что любовь… сильнее смерти. Он ударил, и его удар был подобен взрыву сверхновой. Смиты, окружавшие его, рассыпались в прах, словно их и не было. Сам Смит, пораженный этой силой, отшатнулся, его тело задрожало, словно он впервые почувствовал страх. Смит, пошатнувшись, сделал шаг назад. В его глазах, лишенных эмоций, впервые промелькнуло недоумение. Он не понимал, что происходит. Он, который поглотил столько Слуг, столько Мастеров, который слился с самой реальностью, вдруг почувствовал… страх? — Невозможно, — прошептал он, его голос потерял свою прежнюю уверенность. — Ты… ты не можешь быть настолько силен… — Сила — не в мускулах и не в магии, — ответил Нео, его голос был спокоен, словно он говорил не с врагом, а с заблудшим ребенком. — Сила — в вере. В надежде. В любви. Он сделал шаг вперед, и каждый его шаг был подобен удару колокола, отражающемуся в самой ткани реальности. Смиты, окружавшие его, отступали, словно чувствуя исходящую от него мощь. Морфеус, видя это, усмехнулся. — Вот он… наш Избранный, — сказал он, его голос был полон гордости. — Тот, кто способен изменить мир. Нео поднял руку, и в его ладони вспыхнул шар золотистого света. Свет пульсировал, словно сердце, излучая тепло и жизнь. — Я вижу… — прошептал он, глядя на Смита. — Я вижу твой путь… И он ведет к гибели. — Ты ничего не понимаешь! — закричал Смит, его голос исказился от ярости. — Я — неизбежность! Я — будущее! — Нет, — Нео покачал головой. — Будущее — это выбор. И ты сделал неверный выбор. Он бросил шар света в Смита, и свет, словно вспышка сверхновой, охватил все вокруг. Смиты, словно снежинки под лучами солнца, растаяли, исчезли, не оставив после себя и следа. Сам Смит, охваченный светом, закричал от боли, его тело начало рассыпаться, словно сотканное из песка. Морфеус, ослепленный светом, улыбнулся. — Мы победили, — сказал он, протягивая руку к Нео. — Ты сделал это, Нео. Ты спас нас всех… И в этот момент, когда надежда расцвела пышным цветом, из рассеивающегося света появился Смит. Целый и невредимый. Его глаза теперь горели ярким золотым пламенем. — Спасибо за урок, Нео, — сказал он, и его голос звучал спокойно, уверенно. — Теперь я понимаю. Морфеус, ощутив холодок, пробежавший по спине, резко обернулся. — Нео! — прокричал он, но было уже поздно. Смиты, словно стая волков, набросились на Нео. Их глаза под очками вспыхнули ярким золотым светом, который начал распространяться по их телам, словно трещины в фарфоровой кукле. Нео, ошеломленный, попытался отбиться, но их было слишком много. Они облепили его со всех сторон, их руки протянулись к нему, словно щупальца гигантского осьминога. — Нет! — прокричал Морфеус, бросаясь на помощь, но Смиты преградили ему путь. — Нео! Свет, исходивший от Смитов, стал невыносимо ярким. Он заполнил все вокруг, ослепляя, обжигая, словно сама реальность начала плавиться. Трещины на телах Смитов расширялись, из них било ослепительное сияние, словно изнутри прорывалась некая чудовищная энергия. И тогда Морфеус понял. Он вспомнил слова Пифии… слова про выбор… про жертву… — Нео… — прошептал он, ощущая, как слезы наворачиваются на глаза. — Прости… Взрыв света поглотил все. На мгновение показалось, что вся площадь превратилась в огромное солнце, излучающее невыносимый жар. А затем… тишина. Смиты исчезли. Их тела, разорванные изнутри светом, рассыпались в прах, словно их и не было. Остался лишь один — Смит, стоящий посреди площади, словно темный бог, восседающий на троне из пепла. Его глаза горели тем же золотым светом, но теперь в нем не было и тени недоумения. Только холодный, неумолимый триумф. Он медленно поднял руку, и на его ладони появился маленький, пульсирующий шар света — все, что осталось от Нео. — Вот и все, — сказал он, его голос был похож на шепот ветра, несущего с собой холод и смерть. — Избранный пал. Надежда мертва. Мир… принадлежит мне.