Набат

Из рук в руки кочуют металлические монетки с гравировками, гильзы и дольки зеленых яблок. Собравшись в круг, ребята шустро распределяют добытые по тайникам ценности. Чирику — пара «ногтей», Чаечке — звонкий колокольчик, Соколику — блестящее лезвие бритвы. Птицы собираются в кучку, ссыпая в ладошки орехи и шарики из стекла, а после разлетаются по Складским гнездам, щебеча друг с другом о том и о сем. Деревянные ящики, бумажные фонарики, масляные лампы и криво сколоченные игрушки — вот и весь скромный быт, чей венец — Каиновские часы, которые уже и отверткой Зяблик ковырял, и молоточком Чиж пытался разбить — все без толку. Увидь такую самодеятельность Ноткин — точно б уши надрал. — Тш… идет! Ну, смотри, видишь? Следочки? Это — Артист! — тощая рыжая девчонка, похожая на шпалу, засела на краю балки под самым потолком, придерживаясь одной рукой за протянутую от края до края Склада веревку с разноцветными флажками. Рядом с ней расположилась опасливо глядящая вниз вторая, в клетчатом платье и со светлыми волосюшками до плеч — уж она-то вцепилась в опору под собой обеими ладонями крепко-накрепко! — Не вижу я никаких следов! Не ви-жу! — Глаза разуй! — Не вижу все равно! — Да ну тебя, удрал уже, — рыжая поморщилась, сердито глянув на подругу. — Из-за тебя упустили! У него наверняка хвостик черненький был, но это на-вер-ня-ка, я теперь этого не узнаю! Ты… ты… Клушка! Поджав губы, соседка ее по балке сдвинулась в сторону, кое-как дотянувшись носком туфли до верхушки деревянного ящика, после спрыгнув на нее, излишне цепляясь за свою единственную опору. Боялась. — Сама ты Клушка, — буркнула она, спустившись наконец еще ниже, преодолев нагромождения хлама и, оперевшись о вершину часов, спустившись. Земляной пол склада был холоден и неприятен даже в обуви. — Ну не дуйся, эй! — И вовсе я не дуюсь, ага. Жди свою кошку. — Ну и дождусь! — сложила руки на груди рыжая, вскинув голову, едва не навернувшись, но все же сумев ухватиться за веревку, содрав пару флажков и стерев кожу на ладошке. — Ах ты… — Чего тут у вас? К собранию готовитесь? — сунул в дверь веснушчатую морду Цапель, долговязый и конопатый настолько, что иной раз жители той стороны Складов шутили, что он-то точно Грифовский сынок, на что последний только огрызался. Было ему, кажись, десять лет. — Да какое там! На Артиста посмотреть хотели, — воскликнула Клушка, глянув наверх. — Сойка хотела, а мне страшно там сидеть, а она не свалилась едва. А если… а если бы и правда свалилась, а? Слезай! — Не слезу! — Сейчас Ноткин придет, вниз шуруйте, — помотал головой Цапель, коротко цыкнув: — Сейчас за бинтом сгоняю! Нечего кровь лить. Матушка так говорит. — Говорит? Так она ж у тебя… — Ласка мне от нее передала, значит, говорит. Здесь сидите, приду сейчас, — дверь захлопнулась, а Сойка полезла вниз, вскоре оказавшись рядом с белокурой подружкой, отвернувшейся от нее. — Приду сейчас, фе, — передразнила Клушка спустя пару секунд, словно осмыслив его слова. — Ну и приди! — Придет он… опять натреплет Ноткину, и тот совсем сюда ходить запретит, — надулась вместе с ней Сойка, брякнувшись на ящик и почесав ноющую ладошку. — И почему у него — кот, а у меня — тарбаганчик? — А у меня моя Булочка, — прикрыла глаза подружка, приобернувшись. — Сидит на плечике. — Да нет ее. — А вот и есть! — А вот и нет! Короткая их перепалка закончилась ничьей — и теперь девочки сидели друг к другу спинами, держа руки на груди и всем своим видом показывая собственную сердитость. Так их Цапель и застал, вновь заглянув внутрь. — Дай сюда руки, — такой серьезный для своего возраста, он шустро обмотал Сойке сначала одну ладонь, а потом и другую, больше ничего не говоря. — Спиртом бы… или чем там лечат, а? Не помню. — Порошочком! А, это же от П… — А ну! — раненая, но уже подлатанная, аки куколка, рыжая стукнула подружку по виску щелбаном. — Не каркай, не надо об этом говорить. Цапель остался сидеть с ними, а спустя несколько минут уже и остальные жители Складов подтянулись на огонек, все щебеча о каком-то очень и очень важном собрании. Только Ноткина одного нигде не было, хотя обычно он первым и приходил. — Ну где? — Где? — Мы о чем трещим-то, а? — Цыц, я сам не знаю! Парнишки постарше заняли свои места рядом с часами, тут же выложив нехитрые «товары», которые остальные подтянувшиеся, кто в прошлом разделе добра не участвовали, бросились менять на свой нехитрый скарб. Пару раз мелькнули чьи-то часы, наверняка краденые, пустые бутылки, бутылки с водой, кто-то даже притащил пистолетные патроны. Ребята шумели и галдели, и только когда Каиновские часы шумно брякнули, оповещая всех о наступлении то ли трех часов, то ли двенадцати, кто б глядел-то?.. показался Ноткин с парой товарищей, что тянули на себе кашляющее тельце четвертого их подельника. — Собрание отменяется, — словно набат, прозвучал его голос.