Знамения вечности

Когда она приходит к нему, это против её воли, против желаний и против её мечтаний. Но им нужно время и Гиль-Галад с Элендилем говорят это, ни к кому особенно не обращаясь. Галадриэль — на границе Мордора. Галадриэль — на границе Мрака. — Нам нужно отвлечение, — говорит Гиль-Галад, — пока мы создаём Кольца. Пока мы собираем Армии. Пока мы ведём переговоры с гномами и другими народами. Нам нужно что-то, что может отвлечь его внимание и занять мысли. Он должен обратить свой взор на что-то иное, иначе мы проиграем. Галь-Галад прав. Потери всё больше и больше. Надежды — всё меньше и меньше. Союзы — всё более хрупкие и ненадёжные. Свет исчезает в Средиземье, уступая место мраку и незавидным мыслям. А Галадриэль чувствует себя совершенно бессильной, в муках совести наблюдая, как власть Саурона растёт и как его полчища распространяются всё дальше и дальше в мирные земли, как люди уходят из своих домов, как гибнут эльфы в последних стычках и как Средиземье озаряется кровью вновь и вновь… — Я пойду, — тихо говорит она и ловит взгляд Эрлонда. Панический. Испуганный. Острый. Понимающий. Элронд — знает. Знает о чувстве вины, что теперь всегда лежит в её душе мёртвым грузом и что эта самая вина является причиной затухания её характера. Элронд понимает, о чём она думает каждый раз, когда приходят печальные новости о потерях и о смертях. Эрлонд сострадает её потерям, бессильно наблюдая, как некогда сильный воин превращается в немую тень, скользящую по пустым залам Эрегиона. Галадриэль почти перестала покидать уютные убежища эльфов, потому что только тут она могла быть в безопасности — от его мыслей, от его веяний, от его — Взора. Галь-Галад знает немного, но понимает больше, чем Галадриэль готова ему сказать. Всматривается в неё острым взглядом, в глубине которого читается много вопросов, впрочем, часть из них уже давно — с ответами. Галь-Галад спрашивает: — Ты уверена? Галадриэль? Что ты можешь ему предложить? Что ты можешь ему дать такого, что он перестанет смотреть на наши попытки сражаться? — Я предложу ему надежду на перемирие, — ложь легко слетает с её языка, а отвращение от мыслей о том, что действительно она ему может предложить, удаётся запихнуть в самую глубину души, запечатав пока эти мысли, — я предложу ему дружбу, которую он у меня просил. Я предложу ему союз с нами. Я предложу ему Свет, чтобы заинтересовать для того, чтобы некоторые решения были более популярны. Я знаю его. Я знаю, как он думает и как обманывает, обольщает. Я его понимаю… немного. Как выясняется, всё это — ошибка. Галадриэль видит его в каменном зале, высокого мужчину с лицом Халбранда, стоящего спиной к ней и смотрящего через огромное окно прямо в сторону Ородруина. Света почти не осталось, красные всполохи огня и клубы дыма вдалеке закрывают весь свет, что когда-то был в Южных Землях. От помещения, где якобы обосновался новый тиран этого мира, веет каменным холодом и не менее каменной безжизненностью. Здесь, в этом помещении, мертво всё, кроме неё. Кроме потерянного эльфа, решившего, что может попытаться спасти мир, который до этого сам и привёл к разрушению. Саурон разворачивается к ней и молчит. Галадриэль глубоко вздыхает, чуть оглядываясь назад — орки, сопровождавшие её от самой границы, ушли прочь. Теперь остались только они вдвоём и каменная пустота вокруг. Мёртвая пустота. То же самое, что чувствует Галадриэль весь последний год. — Галадриэль, дочь золотого дома Финарфина, Командующая Северными армиями Короля Гиль-Галада, — его голос звучит намного грубее и злее, чем раньше. Голос звучит с издёвкой, которая ей совершенно не нравится. Голос звучит так, будто бы Галадриэль пришла сюда совершенно зря — и ничего не получится. Это пугает её. — Халбранд, — просто приветствует она его, потому что уже сейчас сбита с толку. Казалось, он должен быть рад её видеть здесь и сейчас, казалось, он должен ждать её — ну, так она считала, когда пошла сюда добровольно! — но в итоге есть какое-то смутное чувство тревоги и тлеющей опасности. На самом деле это — страх, ибо когда Галадриэль оказывается здесь, то понимает — она просто боится. Боится находиться здесь, боится идти дальше и боится сама себя. Просто он выглядит намного хуже, чем выглядел в их последнюю встречу. Лицо Халбранда — тёмное, с застывшей маской жестокой сосредоточенности, его взгляд — холодный и острый, будто бы читающий её насквозь. Его глаза — там нет привычной зелени, а есть только чернота и стальной блеск. Его поза — жёсткая и уверенная в себе, в своём состоянии. И да — он не выглядит так, словно ждал её или рад видеть. — Галадриэль, — отвечает на любезность, — не могу сказать, что удивлён увидеть тебя здесь, — а она мгновенно чувствует, что всё будет намного сложнее, чем она представляла. Он будто бы… Чужой. Совершенно равнодушный и чужой, словно она видит Саурона впервые, но, может быть, так и происходит? Может он ничего не помнит из того, что было, может это всё стерлось и забылось, превратившись в пепел надежды? Её надежд когда-то? Почему он молчит и ничего не делает? — Почему? — она словно тянет время, наблюдая, как он наконец-то начинает подходить ближе. Эхо шагов отдаётся в каменном зале гулом и даже вибрациями, от его приближения у Галадриэль есть чувство, словно охотник загоняет свою жертву в капкан, а жертва понимает, что у неё есть последние мгновения до того, как… — Ваш маленький спектакль настолько смешон, насколько и скучен, — он оказывается рядом и теперь буквально рычит, впиваясь в лицо Галадриэль свирепым взглядом, — ты думаешь, я не знаю, зачем ты действительно пришла сюда? — ударяет каждым словом всё сильнее и сильнее, заставляя внутри всё обрываться и падать в пропасть, в ледяную пропасть гибели без надежды, — пришла сюда, чтобы отвлечь меня от своих людей и эльфов? Пришла, чтобы попытаться меня обмануть, Галадриэль из Нолдор? — ревёт он последние слова, а потом грубо хватает её за руку, мёртвой хваткой вцепившись в ту и двигая к своему лицу. Вот оно — чудовище, которое Галадриэль помогла создать своими действиями. — В таком случае… — слабая попытка вырваться из его захвата, но потом всё начинает кружиться. Он опять заставляет её отключаться, как и тогда, в Эрегионе. Только на этот раз, перед тем как упасть, она успевает услышать продолжение: — Ты никуда не уйдёшь отсюда. --------------------------------------------------------------------------------------------------------- Отвлечение не срабатывает. Да и что тут может сработать? Галадриэль проводит в закрытой комнате без окон мучительно долгое время. Помещение ограждено магическим барьером, из-за которого она вообще не может даже попытаться выйти из комнаты. В целом, такой же барьер на её душе — оцепенение, равнодушие и даже… холод. Он сделал её такой. Его история и его выбор сделали её такой. Галадриэль почти всё время спит. Чудовищно странное поведение, но она впервые за этот год высыпается по-настоящему. Предыдущие месяцы были по ночам наполнены тоской, чувством вины, сожалением, болью, безысходностью и попытками контролировать своё сознание, попытками отгородиться от его веяний и обрывков мыслей. Она постоянно находилась в диком напряжении, она скрывала правду от своего народа, она мучалась и пыталась не дать себе упасть в чувство безысходности… И она падала в него всё дальше и дальше, превращаясь в бледное подобие бывшей Галадриэль, Командира Северных армий. Она превращалась в безвольную тень. Он превращался в монстра. Саурон приходит через какое-то время, Галадриэль не знает, через какое именно. Треск раздается в дверном проёме, он входит быстрым шагом, чёрный плащ развевается за спиной и выглядит этот человек… это существо — кровожадным. — Моя несостоявшаяся Королева, — выплёвывает он, — прошу прощения, что задержался и не смог уделить тебе много времени. Неотложные дела — нужно было разыскать армию нуменорцев, что рыскали вокруг границ. Её сердце слабо трепыхается и потом… — Что ты с ними сделал? — Галадриэль вскакивает на ноги и бросается к нему в тупой безысходности. Она уже знает всё это, она понимает, что он сделал и к чему всё пришло. Саурон легко перехватывает её руки и ухмыляется жестокой улыбкой: — Ты знаешь, что я с ними сделал. И так будет со всеми, кто встанет на моём пути. — И даже со мной? — вопрос срывается, прежде чем она успевает обдумать его. Но ему это нравится, потому что улыбка выглядит довольной, прежде чем звучит холодный ответ: — Было время, когда я предлагал тебе пойти со мной и продолжать быть моим другом. Было время, когда ты была для меня ближе, чем другие, Галадриэль из Нолдор. Те времена были такими далекими и… пустыми. Они убиты. Убиты тобой. И теперь ты не отличаешься ни от кого иного. Галадриэль сглатывает и отходит от него, обхватив себя руками. Она это сделала. Это — её вина. Если бы она пошла с ним, то вдруг, может быть… удержала бы его от падения в эту Тьму и от окончательного разложения чёрной души этого существа. Если бы она хотя бы попыталась это сделать, то, возможно, всё стало бы другим. Если бы она хоть раз подумала на будущее, а не следовала своим первобытным инстинктам, то, возможно, всё можно было бы исправить… Она возвращается к кровати и ложится на ту спиной к Саурону. Он уходит. Начинается пустота. Он выпускает её из каменного помещения дней через пять, так Галадриэль примерно предполагает, основываясь на доставке ей в комнату пищи, воды на проведении личных омовений. Барьер исчезает со стен комнаты, впрочем, как Галадриэль понимает позже, барьер просто расширен на весь каменный замок, и она теперь может бродить по коридорам, но уйти или убежать — конечно же, нет. Холодный камень принимает гул её вялых шагов, когда Галадриэль бродит по почти пустым помещениям. Холодный камень тянется сквозь пустоту её души, дополняя ту сыростью и холодом. Одиночеством. Хотя, к одиночеству Галадриэль привыкла за последний год, и это тоже — его вина. Она бродит призраком по пустым комнатам, пока он не находит её в небольшой комнате, где есть камин и даже немного тепла. Галадриэль слышит его приближение и думает, что он мог бы убить её — зачем с ней возиться? Но, намного интереснее добивать её медленно и мучительно, тонко и остро лишая надежды и забирая весь Свет, что когда-то она имела. Больше нет ни Силы, ни надежды, ни Света. Больше нет ничего. — Не нравится у меня в гостях? — ухмыляясь, подходит и наблюдает, как она греет озябшие руки возле камина, — не понравился приём, леди эльф? Думала, что ты прибежишь ко мне и я растаю, как дурак? Думала, что ты заявишься сюда и я сразу приму тебя и буду делать, как ты скажешь? — Я думала, что спасу своих друзей, — ответ бесцветный, — но всё было зря. Зачем теперь продолжать всё это. Зачем мне теперь быть здесь. Зачем тебе видеть меня. Закончи начатое, Саурон, — Галадриэль не смотрит на него. — То есть? — он подходит ещё ближе и почти шипит в этом вопросе. Галадриэль сидит у огня, пытаясь поймать немного тепла через ускользающий ветер, она смотрит на него снизу вверх. Устрашающая фигура и чёрный равнодушный взгляд, это — не Халбранд, пора отпустить того и отпустить их с ней прошлое. — Убей меня, — выдыхает она и сама верит в свою просьбу, — добей окончательно. Свет и Силу во мне ты уже убил, закончи начатое, Саурон. Его улыбка почти ласковая в своей ужасающей мстительности. Он опять повторяет свой жест — рывком поднимает её с пола и проводит кончиками пальцев по подбородку, заставляя смотреть прямо на него. И потом отвечает с жуткой ухмылкой: — Я никуда не тороплюсь, впереди — вечность. Конечно, когда впереди есть вечность — время течёт иначе. У Галадриэль впереди — пустота. Она опять бродит по каменным коридорам, слушает завывания ветра и отголоски собственных шагов. Она — эльф, она не чувствует холода или морозов очень сильно, но даже ей эта ледяная пустота причиняет некоторые неудобства. Вокруг никого нет, есть только много странных помещений и Галадриэль, слоняющаяся по ним. Проходят дни. Дни складываются в недели. Пустота становится обыденностью. Холод становится смыслом существования. Мысли — становятся ничем. Пока однажды она не просыпается. В комнате есть окно. И там есть немного Света. Галадриэль смотрит прямо перед собой и сжимает руки. На кровати есть тёплый плащ. Впереди есть день. ----------------------------------------------------------------------------------------------- Может, это был Адар? Он становится первым существом, кроме Саурона, которое она встречает в каменном холодном замке. Привычно бродит кругами, рассматривая комнаты, некоторые имеют мебель, некоторые — свитки с текстами, некоторые — вещи и утварь. И вот Галадриэль видит прямо перед собой ещё одного падшего эльфа, стоящего возле какого-то шкафа и рассматривающего стену. Они молчат, когда встречаются взглядами. Всё, наверное, понятно без слов. — Давно не виделись, — первой бросает Галадриэль, дико радуясь, что можно хоть кому-то что-то сказать, — хорошо, что я тебя не убила всё-таки тогда. — Мой Лорд не дал тебе этого сделать, леди Галадриэль, — протягивает Адар, кланяясь в каком-то безумном подобии поклона. — Что ты тут делаешь? — она подходит ближе, и впервые оцепенение чуть отступает, уступая место чуточке заинтересованности, — служишь ему? — Занимаюсь делами, пока Лорд снаружи, — голос Адара низкий, проникновенный и медленный, будто они какие-то старые знакомые или друзья, — мне поручено немного преобразить замок. Его дом. — Зачем? — отстранённый вопрос, — его тут всё равно почти не бывает. Зачем ему вообще замок, если он — бессмертный дух? Адар ничего не отвечает. Галадриэль не задумывается об этом. Вместо разговоров она помогает ему раскладывать свитки по полкам, и они немного разговаривают об истории эльфов. Чудесный день. Можно немного писать или читать редкие свитки с важными данными. Потом Галадриэль начинает понимать, что почти изучила весь этаж замка. Окон тут мало, а те, что есть — все выходят на одну сторону, на огромный древний лес, впрочем, этот лес хотя бы живой и пока ещё стоит здесь, в безопасности. Галадриэль начинает смотреть в окно долгими вечерами, понимая, что происходящее с ней — ещё одна изощрённая пытка и медленное наказание ей — за всё. Он опять приходит однажды. Галадриэль пытается перевести один старый свиток, но удаётся с трудом. Письмена совершенно древние, язык странно изменён, что вообще тут может быть написано? Саурон врывается в её комнату и захлопывает дверь с громким стуком. Она вздрагивает, но быстро берёт себя в руки, эти короткие встречи жутко выматывают, она хочет быть в одиночестве и покое, чтобы её никто не трогал и можно было просто… замереть в вечности. — Пошли, — грубый приказ. — Куда? — вялый вопрос. — Я не спрашиваю, — злой ответ. Галадриэль размышляет, может ли он потащить её силой. Думает, может ли он заставить её. Ударить. Ворваться в разум. Причинить боль. Приходит к выводу, что может. Это может быть неплохо — зато всё закончится быстрее. И решает не делать ничего. — Галадриэль, — рычит он, подходя ближе. Выглядит злым. Злобным. Опасным. Монстром. — Отстань от меня! — неожиданно для неё самой, она вдруг теряет своё ставшее таким привычным оцепенение и отстранённость, эмоции и противоборство взрываются в мёртвой душе, — уйди отсюда. Отвали от меня, Саурон. На мгновение, ей кажется, что он её действительно сейчас убьёт. Разъярённый бешенством взгляд — и Галадриэль съёживается в кровати, выставив руки перед собой, вместо того чтобы принять поражение с достоинством. Пока он не подлетает к кровати и грубо не дёргает её за руку, чтобы стащить, поставить на ноги и потащить за собой, крепко держа за локоть. Они идут по коридорам, по холодным каменным коридорам и по тёмным переходам, пока не выходят в каменный зал, который Галадриэль раньше обходила — здесь было пусто и безжизненно. Только теперь помещение изменилось — стены задрапированы тканью, есть свечи и светлые отблески в помещении, пара каминов и длинный стол, который накрыт с двумя столовыми приборами. Галадриэль не успевает ничего обдумать, как он подтаскивает её к столу и толкает в сторону стула. Она распрямляется и пялится на него, разумно посчитав, что теперь его очередь сходить с ума и творить невнятные вещи — он неуправляем и зол, как… Как Саурон. — Ты решил пригласить меня на ужин? — опять открывает рот и злится на саму себя за то, что словно… начинает что-то чувствовать. Какие-то эмоции. Какие-то отголоски прошлой Силы. Какие-то ускользающие от неё чувства тепла и будущего, — как много приготовлений, Саурон. Он выглядит действительно злым настолько, насколько Галадриэль его ещё не видела. Садится в кресло напротив неё и рычит, отшвыривая стакан. А она не сразу понимает, что, как бессмертное существо, он не сильно нуждается в еде и воде, и в итоге тупо смотрит на него, размышляя, чем закончится этот вечер — он её убьёт или нет? — Твой Король проиграл битву и отводит войска, — он наносит новый удар точно и вовремя, — моя власть простирается теперь ещё дальше на запад. Я решил, что нам нужно отпраздновать это, моя Королева. Её почти вырвало от омерзения. А потом пустота опять вернулась. Пустота от боли и безысходности. Пустота от гибели надежды — она пришла сюда напрасно. Отвлечения не получилось. Её народ и союзники всё равно попали под его внимание и, наверное, почти все погибли. Она вспоминает их лица: Элендиль. Эрлонд. Арондир. Бронвин и Тео. Друзья. Воины. Люди. Эльфы. — Ты — самое мерзкое создание Эру, — выплёвывает Галадриэль с отвращением, — ты — нарушение этого мира. Ты — гнойный нарыв, который не даёт спокойно существовать Средиземью, тебя нужно вырезать с корнем, — кажется, ему всё-таки не нравится слышать такие слова, потому что бешенство в глазах Саурона — чёрное, безысходное и буйное. Она действительно думает, что он её убьёт, легко и спокойно, так и будет. Он резко встаёт и отшвыривает ногой стул. Галадриэль хватает нож со стола инстинктивно, но в следующий момент он опять уходит, быстро, излучая то самое жёсткое бешенство и тёмную злость. Она остаётся сидеть там в одиночестве, довольно быстро беря себя в руки. Оглядывая стол, задумывается и решает остаться — почему бы не поесть здесь, в другом помещении, не в привычной замкнутой от внешнего мира комнате, а здесь — в большом зале, где есть Свет и тепло. Галадриэль ужинает в одиночестве, медленно и задумчиво, потом смотрит на огонь в камине и мыслей нет никаких. Вообще. Это тоже новое чувство, но оно хорошо поддаётся объяснению. Просто теперь исчезла бесконечная нервозность и напряжение, её ужасная ситуация разрешилась — Саурон победил. Ужасный конец, но всё-таки — конец. И чудовищное напряжение спало потому, что худшее уже произошло, они почти проиграли, Саурон почти победил, Галадриэль почти повержена. Что он с ней сделал? Сам факт его существования? Пустота. В её сердце, в её разуме, в её мыслях. Пустота и безысходность. Света нет. Он говорил давно, что ему нужен её Свет, но теперь Света нет — этот самый Свет померк. Галадриэль разбирает завалы в одной из комнат, сюда зачем-то притащили мебель и какие-то домашние вещи. В целом, помещение начинает выглядеть более жилым и даже уютным, несмотря на нагромождение и хаос. — Что бы сказала твоя семья, увидев тебя сейчас здесь? — насмешливый вопрос заставляет её вздрогнуть и оглянуться. Тёмный Властелин — он вроде бы так себя теперь называет, появляется тихо и скользит по комнате вокруг её фигуры. — Не смей говорить о моей семье, — шипит она в ответ и снова думает, что выходит из состояния равновесия и некоторого отупения, к которым привыкла. Есть злость и есть ярость, а это уже — эмоции — сырые, срывающие покровы и обнажающие душу, — у тебя её никогда не было. — Какая достойная леди Света, — сарказм сочится из каждого слова, — добродетель. Спокойствие. Мир. Степенность. Это всё ты, правда? Бьёшь так, будто ты — это я. Ты замечала это за собой, Галадриэль? Что ты — отражение меня самого, что ты говоришь, как и я, бьёшь также, как и я. Причиняешь боль и давишь на болевые места, заставляя пробуждать гнев. В тебе есть такая же Тьма, как и во мне, ты чувствуешь такое же бурление и жажду жизни, как я, ты чувствуешь этот мир таким же огромным и динамичным, твоя Тьма точно также живёт в душе… — Моя Тьма не завладевает мной полностью! — шипит Галадриэль, и бешенство разливается по всему телу, словно специально доказывая именно его правоту, — моя Тьма живёт во мне, но я никогда её не выберу. Потому что власть развращает всех правителей, как это случилось с тобой. — Твоя Тьма — не для твоей жизни, Галадриэль! — почти выкрикивает Саурон, подходя ближе. Он выглядит очень странно — словно стоит Халбранд в той самой кузнице, и они ведут тяжёлый, сложный и напряжённый диалог, вглядываясь друг в друга в обострённом требовании справедливости, в желании понять и принять друг друга, — ты — другая! Ты не такая, как ваш вид — степенные, спокойные и мудрые, неторопливые! Ты жаждешь жизни! Ты жаждешь сломить любое препятствие на своём пути! Ты жаждала уничтожить меня, отомстить! Ты искала меня столетиями и взрастила в себе эту ненависть и уничтожила покой! Так скажи мне, Галадриэль из Нолдор, чем ты вдруг отличаешься от меня? От того, как я поступаю со своими врагами?! Они стоят друг напротив друга и Галадриэль знает — он выводит её из себя, зажигая в венах пламя ярости и огонь отмщения. Саурон провоцирует её на то, чтобы она вышла из себя и не смогла обуздать те яростные чувства напряжения и ненависти, что всегда есть в её душе. Он уничтожает её Свет, которого и так уже не осталось, он добивает ту часть неё, которая живёт ещё так, как должна жить — в Свете. Они стоят друг напротив друга, в немом бешенстве. Разгорячённые, злые, напряжённые, остро дыша и впиваясь взглядами. Бешенство сквозит в его глазах, её руки крепко сжаты в кулаки настолько сильно, что там может выступить кровь, Галадриэль быстро дышит, кое-как совладев с желанием отпустить свои мысли и броситься на него, чтобы вцепиться в его глотку и попытаться задушить голыми руками. Она хочет смотреть, как он будет задыхаться в её руках и как будет чувствовать боль именно от её рук. Она хочет дать ему чувство гибели и осознание полного разрушения, чтобы он мучался и страдал также, как страдала она всё это время после Эрегиона… Она ненавидит его до ужаса, до ломоты в костях, до дрожи в самом сердце, до пугающей Тьмы в сердце… — Убирайся отсюда! — рычит и резко выставляет руки вперёд. Толкает его в грудь, ударяясь кулаками, потому что для него это — просто ничто, на него это совсем не влияет, он просто продолжает стоять каменной стеной и тяжело дышать, то самое бешенство не покидает его взгляд, когда Галадриэль опять пытается отпихнуть его в сторону, и, потерпев неудачу, отходит, не в силах нормально дышать, — проваливай туда, где был всё это время! Уйди с глаз моих! Настаёт её очередь вылететь из помещения и убежать как можно дальше, чтобы пытаться взять себя в руки и кое-как контролировать разум. Успокоиться ей удаётся только спустя несколько часов, когда руки перестают трястись от бешенства и невыносимой, тягучей ненависти, которую она действительно взрастила в своём израненном сердце. Сердце, которое закрыла как можно плотнее после предательства… Халбранда. Они не видятся после этого неделю. Галадриэль продолжает тупо ходить по коридорам, помогать Адару в раскладывании свитков и смотреть из окна вдаль. Выйти из каменного замка она не может — пробовала уже несколько раз, но какой-то невидимый барьер всегда чуть отбрасывал её назад, легонько покалывая кожу, конечно, он запер её тут, чтобы издеваться над пленницей, чтобы она не могла уйти или сбежать, чтобы просто старательно добивать её оставшуюся разумную часть… Саурон появляется в её комнате спустя ту самую неделю. Галадриэль сидит на кровати и пытается перевести текст, когда он совершенно бесшумно входит в помещение, но она даже не вздрагивает, нет. Вместо этого сидит прямо и смотрит прямо в это слишком знакомое лицо немигающим взглядом — он опять пришёл высосать из неё все эмоции и остатки Света, он пришёл подпитаться её гневом и болью, чтобы получать удовольствие от последней победы. — Что не так? — задирает она нос, холодно спрашивая. А потом вдруг поражается себе — где её апатия и равнодушие, безысходность и сломленность, с которыми она сюда прибыла? Где то чувство полного опустошения и жестокой слабости, которые стали неотъемлемыми спутниками её жизни в последние месяцы, когда Галадриэль практически сдалась и начала угасать? Теперь этого всего — нет. А есть она — жестокая, злая, холодная и наполненная ледяной ненавистью к тому, кто стоит прямо перед ней и смотрит сегодня несколько иначе. Будто бы на этот раз он вдруг более спокоен и даже собран, контролирует себя и всю ситуацию, в глазах нет привычного бешенства и ярой злости, на этот раз Саурон выглядит почти как Халбранд, только более Тёмным. — Решил посмотреть, жива ли ты тут, Галадриэль, — сарказм сочится при каждом слове, — говорят, ты не выходишь отсюда несколько дней. — Твоё какое дело вообще? — шипит она, вставая с кровати и отшвыривая свитки, — занимайся дальше своими мерзкими делами и не отвлекайся на мелкие проблемы. Уверена, ты перебил ещё не весь свободный народ Средиземья. Монстр. Он вздрагивает. С мстительным удовлетворением Галадриэль ощущает триумф победы на своих губах. Она его задела. Довела. Заставила почувствовать такое же опустошение, какое почувствовала сама там, в Эрегионе, узнав ужасную правду, когда она чувствовала мучительно-тонущее разочарование в груди, когда там стало ныть и больше никогда не переставало. Так ему и надо, так ему и нужно, так нужно ей! — Подумал, что тебе может быть интересно, — рявкает он, обернувшись. Потом хватает её за предплечье и прижимает ближе, к себе ближе, теснее, почти вплотную к телу. Держит легко, словно куклу, удерживает и всматривается в её лицо сверху вниз, поглощая взглядом её саму и все мысли. — Что, например? — попытка освободиться от мёртвой хватки не приносит успеха. — Твой Король и драгоценный друг Элронд выжили, — ухмыляется Саурон, наблюдая за её широко открывающимися глазами, — Элендиль, судя по всему, тоже. Они отступили от павших Земель. Выжили. Галадриэль вздыхает шумно, а потом также шумно выдыхает, медленно и потрясённо. Забытое чувство радости и робкой надежды мгновенно взрастает в её груди, заставляя тело резко расслабиться. Пока разум пытается осознать сказанное, тело становится мягким и податливым, Галадриэль перестаёт сопротивляться, ослабев настолько, что непроизвольно делает шаг назад и почти падает… Почти. Его рука подхватывает её за талию и мгновенно обвивает, тепло и крепко. Надёжно. Мысль оглушает, когда в следующее мгновение Галадриэль понимает, что опирается на близстоящую стену, а его рука удерживает её за талию, не давая упасть. И это… Совсем не мерзко. И не отвратительно. Эру, почему это не может быть отвратительным чувством? Это должно бы быть тем самым отвратительным чувством, чтобы Галадриэль могла дальше ненавидеть его и старательно взращивать в сердце тёмные чувства мести и ненависти, чтобы она могла дальше ограждать своё сердце от любого напоминания о том, кем когда-то был Саурон в её глазах и восприятии… Почему это не может чувствоваться холодным и мерзким прикосновением, но вместо это чувствуется, как нечто живое, настоящее и такое… привычное? Они застывают, уставившись друг на друга в немой сцене, пока Галадриэль не разглядывает его глаза очень близко — он действительно выглядит сегодня невероятно адекватно и словно… чуть более спокойным. Без дикого бешенства и ярости, без напряжённой ненависти, без желания задеть её колкими и ядовитыми словами, причинить боль и нарушить последние остатки разума… Галадриэль отталкивает его ладонями, опустив те на грудь. Потом быстро дышит, понимая, что он остаётся стоять напротив, той самой каменной стеной, за которую пока не удавалось пробиться. — Если хочешь знать подробности, — ледяной голос скользит по помещению, отдаваясь гулом, — придётся тебе прийти вечером на ужин, моя Королева. — Перестань говорить так. — Увидимся, Галадриэль, — с издёвкой бросает он и вновь почти бесшумно выскальзывает из помещения, оставив её в одиночестве дрожать. Манипулятор.