***
Войдя в покои отца, Темур застал у его постели мать. Вера Хатун сидела на небольшом пуфе, что стоял у кровати, и держала Алпагу Хана за руку. В её взгляде было столько тоски и отчаянья, что любой, кто сейчас увидел бы Веру, решил, что она горюет по супругу. Однако Темур понимал, что эта горечь не только по отцу. Мать горюет о власти, что ускользала из её рук, ведь стоит Алпагу Хану предстать перед Небесным Тенгри — и вся её жизнь изменится. Вера Хатун лишится короны Улу Эдже, а то и вовсе жизни. Впрочем, и последнее пугает её меньше, чем то, что придётся потерять всё, ради чего она предавала, обманывала и убивала. — Темур! — Увидев сына, Вера быстро встала. — Хвала Небесному Тенгри за то, что вернул тебя домой живым и невредимым. Как ты? — Лучше, чем Кая, — отозвался Темур, проходя мимо матери и останавливаясь у постели отца. — Хотя тут можно поспорить… — Зачем ты так? — Вера подошла ближе и посмотрела на сына. — Твой брат лежит в чёрной земле, отец — на смертном одре. Ты всё, что у меня осталось. — Всё то, что осталось у тебя от нашей семьи, — Темур посмотрел на мать, — или то единственное, что может помочь тебе удержать власть? — Темур, не смей так со мной говорить. Не забывай, что я твоя мать и всё, что я делала, было лишь ради твоего благополучия. — Правда? — Темур усмехнулся. — А я думал, что тебя прежде всего беспокоило твоё благополучие и благополучие брата Кая. Ты постоянно делала подлости тем, кто был мне дорог, попутно ставя мою жизнь под удар. Чтобы спасти себя от наказания, ты убивала всех, кто попадался тебе на пути. Из-за тебя я лишился Туткун. Скажи, в каком месте фигурирует забота обо мне? — Я не имею отношения к смерти Туткун. Сколько повторять, что меня оклеветали и… Не сдержавшись, Темур отчаянно зарычал. Опять. Опять его мать завела старую песню о том, что её подставили, хотели оклеветать, очернить, а сама она ни при чём. Святая женщина, которая не жалела себя и делала всё во благо мужа и сыновей. Как… Как ей только не стыдно? Как она может смотреть ему в глаза и снова повторять эту ложь? — Хватит, мама! Хватит! Ты можешь врать мне, окружающим. Можешь врать Небесному Тенгри, но хотя бы себе не ври! Хотя бы раз скажи правду. Признай уже свои грехи, покайся, и, может, тогда Небесный Тенгри перестанет посылать нам все эти невзгоды. — Хочешь сказать, что все эти невзгоды и беды, что обрушились на нас, моя вина? — рассердилась Улу Эдже. — Ошибаешься! Во всём виноват твой любимый братец Батуга. Он и только он причина всех тех несчастий, что пали на наши головы. В день, когда этот калека родился, Тенгри рассердился на нас. Твой брат проклят, но никто, кроме меня, этого не понимает. Батугу давно следовало убить. Его смерть принесла бы нам прощение, но… твой отец оказался слишком слаб и милосерден. Его слабость разгневала Небесного бога. — Серьёзно? — спросил Темур. Он покачал головой и устало рассмеялся. Его мать не меняется. Даже потеряв любимого сына, она по-прежнему считает, что ни в чём не виновата. Её ревность к Тылсым Беке и страх, что Батуга займёт трон, привели к тому, что рассудок Улу Эдже помутился. Да. Несомненно, она сошла с ума, ибо иного объяснения, почему женщина, являющаяся матерью, не задумываясь убивает чужих детей, у Темура не было. — В день, когда Батуга родился, Тенгри благословил Небесный дворец, но ты… Ты повелела убить моего брата. Тенгри не позволил. Не допустил его смерти. Однако твоим людям удалось покалечить Батугу. После этого Небесный бог стал наказывать тебя, но ты не понимала этого. Ты продолжала изводить Батугу. Делала всё, чтобы отец не смотрел на него. Помнишь день, когда Батуга получил своё имя? В тот день он спас твою жизнь. Не дал выпить яд. Сейчас я об этом жалею. Лучше бы Батуга молчал. Лучше бы ты выпила этот яд. Пусть бы тебя не стало, а меня и Каю воспитывала Тылсым Беке. По крайней мере, Кая сейчас мог бы быть жив… — Не смей! У тебя нет права так со мной разговаривать! — Улу Эдже влепила Темуру пощёчину. — Не забывайся, Темур. Перед тобой твоя мать и Улу Эдже этого дворца. — Ты больше не Улу Эдже, — отозвался Темур, потирая щёку. — Пока отец сражается за жизнь, ты отстранена от титула. Когда Алпагу Хан встанет на ноги, тебя ждёт суд. А если отца вдруг не станет, титул Улу Эдже получит Аккыз как жена нового Хана. Да, мама, ты правильно поняла. Если отца не станет, я не стану занимать трон. Лучше умру, но не подпущу тебя к власти. — Ты… Темур, почему ты так жесток? — Ты научила меня этому, мама, — ответил Темур. — С твоего позволения. Покинув покои отца, Темур направился к себе. Кажется, он перегнул палку. Не стоило опускаться до уровня бывшей Улу Эдже и говорить с ней так дерзко. Нет, он не переживал за чувства матери. Он переживал, что теперь она начнёт действовать. Мало им Китая, придётся ещё и с внутренними проблемами разбираться.***
Тихо приоткрыв дверь, Батуга вошёл в свои покои. Стараясь ступать неслышно, чтобы не разбудить Аккыз, он подошёл к постели. Склонившись над супругой, Батуга улыбнулся. Аккыз выглядела такой спокойной и умиротворённой. Просто спящая принцесса, а не дерзкая воительница. Осторожно взяв двумя пальцами локон, ниспадающий на лицо Аккыз, Батуга хотел его убрать, но тут же ощутил, как в его рёбра упирается острый кинжал. Вот ведь… И как он не заметил? — Аккыз, это я. — Батуга? — Она открыла глаза и отбросила кинжал в сторону. — Батуга! Ты вернулся! — Вернулся, — отозвался Батуга, обнимая супругу, которая обняла его так крепко, словно боялась, что он снова покинет её. — Я вернулся. Всё хорошо. — А Тимур? Как он? — Брат тоже в порядке. Темур сейчас у отца, — произнёс Батуга, мягко отстраняя от себя Аккыз и присаживаясь рядом с ней на кровать. — Как дела во дворце? Тебе никто не досаждал? — Нет, Батуга. Да и кому досаждать? Мей Джин под замком, а Вере не до этого. Она от Хана не отходит. Сказать по правде, меня это беспокоит. — Это зря. Наоборот, так даже лучше. Пока Вера сидит у постели отца Хана, у неё нет время на пакости. Батуга не сомневался, что прав. Несмотря на все свои недостатки, Вера любила его отца. Пока Хан жив, Вера будет держаться за него, потому что знает: как только Алпагу не станет, её привычная жизнь изменится. Она стольких сделала несчастными, стольким принесла беды. Темур и тот против неё. После смерти Каи Хан — её последняя защита. Однако Аккыз права. Расслабляться не стоит. — Как невестка Гюнсели? — Ей лучше, — ответила Аккыз. — Она поела и теперь отдыхает. Жаль, что эти беды обрушались на неё. Гюнсели этого не заслужила. — Да… Знаешь, она всегда меня удивляла. Была единственной в этом дворце после Тимура, кто относился ко мне как к Тегину, а не сумасшедшему сыну предательницы. Защищала меня перед воинами, от нападок Мей Джин и брата Каи. Она всегда считала меня своим братом. — Я была бы рада, если бы у меня была такая сестра, — сказала Аккыз, положив голову на плечо супруга. — Раньше были Яман и Сырма, но теперь и их не стало… Туткун. Чолпан Хан. Кюнота. Я потеряла всех, кто был рядом со мной с самого детства. От моего прошлого ничего не осталось. Оно разрушено, так же как и Горное ханство. — Мне жаль, что так вышло. — Батуга обнял супругу. — Однако кое-кто всё-таки остался. Кое-кто, кто связывает тебя с тем временем, когда у тебя всё было. — Кто это, Батуга? — Я.