Дождь не может идти вечно

            В подвале было холодно. Так холодно, что Гермиона Грейнджер, бывшая мисс Всезнайка и одна из Золотого трио, могла разглядеть каждую капельку влаги в паре, вылетавшем из её носа и рта.       Впрочем, холод не сильно ухудшал её состояние. После Круциатуса небольшое похолодание почти не замечается, как оказалось. К сожалению, облегчить боль в суставах и мышцах мороз тоже не мог.       А болело у неё всё. Казалось, болят даже тонкие волоски на предплечьях.       Беллатриса была очень довольная новой игрушкой. А те игрушки, которыми часто играют, быстро приходят в негодность. Интересно, надолго ли хватит лохматой жалкой пленницы?       Гермиона попыталась сосредоточиться на чём-то приятном. Однако в голову приходили только горькие мысли. Сожаления о том, что они так глупо попались. Жалость к Лавгуду, предавшему их ради дочери. Боль из-за друзей, которым пришлось не легче, чем Гермионе.       И тяжёлое чувство обиды, что может может умереть вот так, даже не узнав настоящей любви. С Крамом закончилось всё так тихо, что даже странно было. С Роном быстро стало ясно, что они просто хорошие друзья. Была надежда на будущее — умница Гермиона распланировала свою жизнь давно.       Победа над Волан-де-мортом, стажировка в Министерстве; разумеется, там Гермиона займёт хорошую должность — ведь после войны наверняка появится масса возможностей для самореализации. Потом, годам к двадцати пяти, она встретила бы достойного молодого человека — обязательно с удавшейся карьерой и отличными отметками в дипломе. Они поженились бы через год, а потом в течении пяти лет обзавелись двумя славными детьми. Может быть, тремя — план предполагал вариативность. А потом они жили бы долго и счастливо. Может быть, даже умерли бы в один день — в окружении множества внуков и правнуков.       Но у Гермионы не было плана на тот случай, если она окажется в подвалах Малфой-Менора. Не было плана, который помог бы хоть как-то. Не было даже чернового плана по спасению себя и друзей от смерти в казематах.       Эта мысль ранила почти так же сильно, как Круциатус.       Лязгнул засов. В дверном проёме показалась сутулая фигура.       Малфой? Драко Малфой?       В этом тощем, осунувшемся юнце было не узнать прежнего, уверенного в себе Драко. Даже мантия из дорогой ткани смотрелась на нём нелепо и болталась, как на вешалке. Несмотря на боль в прокушенных губах, Гермиона невесело ухмыльнулась.       Как всё меняется, не правда ли?       В руках Малфоя был поднос. Вчера Гермиону кормили чем-то холодным и невнятным — больше всего было похоже на смешанные объедки с общего стола. Хотела бы она сказать, что не ела этого, но… кого тут обманывать? Неделя голодовки заставит съесть многое.       Однако сегодня миска на подносе дымилась и запах из-под крышки шёл вполне приятный. Драко молча поставил поднос рядом с лежащей Гермионой и уселся рядом — прямо на пол.       Так же молча она поднялась и села. Нет, не молча — не удержавшись, девушка испустила тонкий стон. Суставы словно выворачивало во все возможные стороны. Что ж, если еда отравлена, она даже не будет сильно обижаться.       Куски мяса, щедро политые соусом, лежали на большой подушке из картофельного пюре. Пустила ли Гермиона слюну, пока неловко шарила одной рукой по подносу в попытках ухватить вилку? Возможно. Кидала ли она в это время второй рукой курятину прямо в рот? Вполне может быть. В любом случае, какая разница, если она может не дожить до завтра? Пытки и голод, знаете ли, иногда здорово пробуждают аппетит.       Почти не жуя, девушка проглотила всё, что было в миске. К концу трапезы она смогла взять себя в руки и по крайней мере удержалась от того, чтобы не слизать остатки пюре со стенок.       Нарочито аккуратно отложив вилку, она с горечью заметила:       — Кто бы знал пару лет назад, что я буду есть шикарный ужин в доме Малфоев. И ведь даже пользоваться фамильным серебром, судя по гравировке.       — Вообще-то, никто не знает о твоём ужине. Сегодня тебе не полагался ужин. Никому из вас. Так что лучше бы тебе молчать.       Голос Драко был тусклым, словно разговаривала механическая кукла. Только стальные глаза смутно напоминали о прежнем Малфое. Впрочем, как подозревала гриффиндорка, она тоже несколько отличается от той юной девушки, что видели люди несколько месяцев назад.       — У вас настолько сильная нехватка продуктов? Могли бы и отпустить тогда. Невежливо объедать хозяев дома.       — Через несколько минут настанет новый год. По словам Тёмного Лорда, отсутствие ужина — подарок для вас. Так вы яснее ощутите жизнь, которая ещё струится в ваших жилах — по его милости.       — Уже новый год? — Изумилась Гермиона. Кажется, она провела тут чуть больше времени, чем хотела бы.       Интересно, а как сейчас её родители? Исполняют ли они ещё те традиции, что были в их семье до всего этого?       — Да. Быстро время идёт, правда? — Малфой медленно поднял взгляд на Гермиону, и она поразилась пустоте, царящей в них. — Может быть, тебе повезёт и вы недолго проживёте. Это больно?       — Это ад, — Гермиона уставилась на свои пальцы. Забавно, но руки выглядели совершенно обычно — но в них словно поселились крохотные демонята, прогрызающие путь наружу. И это было ерундой, всего лишь последствием Круциатуса.       — Мне жаль.       Малфой неожиданно шумно вздохнул, а потом прикрыл глаза, словно сдерживая слёзы.       — Мне очень, очень жаль, Грейнджер. Но я ничего не могу сделать, понимаешь? Они же чокнутые, совсем сумасшедшие. Они убьют мою мать…       — Я понимаю, — тихо ответила Гермиона. Она помнила бешеные глаза Беллатрисы — словно у больного животного, глаза без капли рассудка и человечности.       Они просидели в тишине ещё несколько минут. Потом Малфой наконец открыл глаза и медленно встал.       Эти странные минуты были так непохожи на их обычное общение и в то же время так похожи на нормальную жизнь, что Гермиона не выдержала и снова заговорила, желая продлить ощущение спокойствия чуть дольше:       — Так странно…       — Что именно?       — Ты последний человек, которого я видела в том году, и первый в этом.       — Хотел бы я, чтобы так было всегда. Лучше так, чем вот это вот всё… — Едва слышно прошелестел Драко и вышел, оставляя Гермиону в тьме подвала.       Его последние слова звенели в гулкой пустоте.       Гермиона уже не могла плакать — иначе она оплакала бы погребённого под этими месяцами войны мальчишку со светлыми волосами. Удивительно. Скажи ей несколько лет назад, что она будет жалеть Малфоя и скорбеть по временам, когда они просто перебрасывались оскорблениями в школьных коридорах — поверила бы она?       Резь в глазах и резь в животе. После еды желудок крутило, но на общем фоне это было такой ерундой! Почувствовав, как горе и усталость сковывает ей веки, девушка просто свернулась калачиком на тонкой лежанке и попыталась уснуть. К боли привыкаешь, но сон становится важнее.       Во сне ты веришь, что всё будет в порядке.