***
Ран Хайтани бездумно игрался с янтарной жидкостью, круговыми движениями покачивая стакан в своей руке из стороны в сторону, наблюдая за тем, как тончайшая «плёнка» коньяка стекала с хрустальных стенок снифтера. Мужчина даже не заметил перехода от задумчивого состояния к незадумчивому, а потому он не замечал того, что происходило вне пространства его головы, продолжая тонуть в странной бессознательности. В баре сегодня было по обыкновению тихо, однако тишина, заполнявшая помещение, была не той тишиной, благодаря которой можно было бы услышать каждый шорох одежды, постукивание ножек бокалов о барные столешницы и чужие перешёптывания за соседнем столиком. Тишина бара скрывалась в привычной незамысловатой джазовой мелодии, звуке сбалтывания барменом очередного коктейля и смеси множества витиеватых ароматических нот, исходящих от парфюмов сегодняшних посетителей. Такую тишину Ран любил куда больше давящей на барабанные перепонки беззвучной тишины. Кинув мимолётный взгляд на циферблат своих дорогих швейцарских наручных часов, Хайтани поставил снифтер на ровную поверхность деревянной стойки, таким образом позволяя своему разуму вернуться обратно к реальности. Планы на сегодня не отличались от планов на позавчера: прийти в бар, выпить, подумать, при возможности выпить с понравившейся одинокой дамой, а затем переместиться вместе с ней в отель неподалёку — уже не раз отработанная схема. Подметив, что маленькая стрелка на часах уже как двадцать минут тому назад перекочевала за число двенадцать, мужчина осознал, что в свой план он не укладывался от слова «совсем». И только он хотел пройтись оценивающим взглядом по сегодняшним посетителям, как внезапно на рядом стоящем с ним табурете расположилась молодая девушка, в некой по-своему элегантной манере закинув одну свою ногу на вторую. — Здравствуйте, — несколько писклявый голос здоровается с Раном в какой-то неописуемой бунтарской манере, а факт того, что девушка выглядит миниатюрно, буквально на секунду завораживает сознание мужчины в водоворот резкой заинтересованности. Он подмечает её крашенные блондинистые волосы с выбивающейся из пучка прядью, обращает внимание на мини облегающее платье под цвет тёмно-коричневому оверсайз пиджаку и буквально вынуждает себя отвести взгляд от наилюбимейшего им вида на оголённую часть ног выше колена и линию платья, прячущую манящие бёдра. Ран любит пить коньяк в чистом виде, однако он никогда не откажется от коктейля в виде стройных ног, практически ничего не прикрывающего мини-платья и позы «нога на ногу». И кажется только что ему подали идеально приготовленный напиток. — Привет. Так уверено подсела ко мне… А вдруг я тут не один? — за началом разговора Хайтани продолжает с лёгкой полу-улыбкой на устах осматривать подсевшую к нему девушку, и с каждым пройденным моментом он всё больше и больше убеждается в том, что она точно в его вкусе. — Уже полтора часа как один, — она словно намеренно тягуче произносит эту короткую фразу, чем вынуждает мужчину перед ней возжелать узнать, как растягиваются не только её слова. Рин прикладывает неимоверные усилия, дабы сдержать в себе покалывающую тело дрожь. Она старается не думать о том, что будет дальше, старается не забываться в череде своих страхов и не совершить роковую ошибку, старается продолжать вглядываться в глаза Рана и видеть в них неимоверную схожесть с глазами её дорогого Риндо. — Сколько тебе? — оглядывая очертания груди, из уст Хайтани вырывается пожалуй самый значимый за сегодняшний вечер вопрос. Ран просто терпеть не мог этот до чёртиков провокационный возраст, когда по внешности его собеседницы невозможно было точно понять, является ли она уже совершеннолетним индивидом или же всё ещё остаётся под защитой законов о несовершеннолетии. В такие моменты бывало Ран даже просил показать ему удостоверение личности с имеющейся на нём датой рождения, вот только подсевшая к нему девушка пленила, чёрт его дери, совершенно каждую частичку его разума. Она даже пахла идеально! Так, словно… Словно была создана специально для него. — А Вы как думаете? — игриво склонив голову набок, спрашивает девушка, а затем тянется своей ладошкой к лежащей на стойке пачке сигарет, и как бы случайно пальчиками поддевает несоизмеримо большую мужскую ладонь. — Не угостите меня одной? — взгляд Хайтани перемещается на её губы, и от лицезрения естественного неяркого оттенка на красноватых от природы губах в его голове вырисовываются чрезмерно яркие картинки с участием этих сочных губ. Рану никогда не нравилось, как выглядели яркие помады на устах его партнёрш. Он был поклонником природной красоты и сочетания бунтарской невинности, а потому терпеть не мог когда яркие оттенки помад буквально выходили за контур губ, таким образом придавая им не естественную полноту, а во время влажных поцелуев и вовсе размазывались по его коже, раздражительно пачкая одежду. Мужчина был падок на молоденьких, и его чарующая — сравнимая с дьявольской — внешность не раз помогала ему цеплять молодых девушек, жаждущих вкусить запретный плод и оказаться в руках профессионального обольстителя с многолетним стажем в постельных утехах. — Не думаю, что тебе стоит начинать баловаться этой дрянью в таком юном возрасте, — кладя свою ладонь на маленькую девичью ладошку, что легла поверх пачки его сигарет, поучительно произнёс Ран, мысленно посмеиваясь над самим собой. На самом деле после хорошего секса Хайтани-старший любил разделять одну сигарету на двоих, и плевать ему с километровой колокольни было на возраст курящей с ним партнёрши. Он ведь и так её трахнул — на фоне этого факта одна сигарета выглядела, как ничто. Однако принуждать девушку к курению никогда не входило в его планы; просто, если она курила, то это было большим плюсом, и как ни странно, идеальная куколка рядом с ним, кажется, обладала и этим достоинством. — Вы хотите сыграть роль моего папочки? — лукавая улыбка расплывается на губах Рин, и она ощущает, как волна страха резко окутывает всё её существо, когда ладонь старшего брата её опекуна с силой сжимает её пальцы, а его вторая ладонь ложится на её оголённое колено. Большой палец Рана начинает поглаживать мягкую светлую кожу, и медленно передвигается всё ближе и ближе к ткани её и без того короткого задранного платья. Это прикосновение воспринимается девушкой сродни домогательству, так как ни одна клеточка её тела не желает ощущать на себе эти блядские касания. Внутри её живота густеет неприятная тяжесть, которая словно оседает на всех внутренних органах, оттягивая их к ногам и не позволяя крови нормально циркулировать по венам. Она мечтает закричать, дабы спастись от противной чужой ласки, мечтает, чтобы это мучение поскорее закончилась и она оказалась в объятиях Риндо, но вместе с этим в голове Рин железной стеной стоит задача пережить сегодняшнюю ночь; а это значит, что испытываемое ей отвращение лишь цветочки по сравнению с тем, что она испытает в ближайшем часу. Девушка всеми силами сдерживает в себе подрывающиеся к глазам слёзы, когда Хайтани оттягивает её ладонь от пачки сигарет и прижимает внутреннюю сторону её ладони к своему носу, бесстыдно вдыхая в себя сладкий запах, оставленный от её духов. Это действие кажется невероятно интимным, словно его нос только что у всех на глазах коснулся не кожи её ладони, а кожи внутренней части её бедра. Мир как будто начинает разваливаться по кусочкам, когда язык нелюбимого мужчины облизывает оказавшуюся настолько интимной часть руки, а ладонь, покоящаяся на девичьем бедре, пальцами пролезает под ткань её тёмно-коричневого платья, скрываясь от чужих случайных взглядов за счёт надетого на девушке пиджака. Это так несправедливо. Только сейчас до Рин доходит, насколько же несправедлив придуманный опекуном план по отношению к ней самой, но она продолжает сдерживать на губах манящую старшего Хайтани улыбку, всё с большим и большим количеством пройденных секунд взращивая в себе ненависть к этому человеку. Риндо же не просто так столь сильно ненавидит собственного родного брата! Девушка не знает причину их разногласия, но сейчас она более чем уверена в том, что Ран причинил её возлюбленному неописуемую боль, и ради того, чтобы её сводный брат смог наконец-таки отомстить за свои страдания, она готова пожертвовать своим первым разом, пожертвовать своим моральным состоянием и своими идеалами лишь бы совершить правосудие над этим мерзавцем. — Очень хочу, и кажется сегодня у нас должен состояться серьёзный разговор, — из-за выпитого алкоголя мужчина не замечает, как быстро начинают хлопать глаза найденной им дамы на ночь. Её идеально подходящий его стандартам образ опьяняет его не хуже выпитого алкоголя, что вынуждает Рана забыть о том, что девушка перед ним выглядит слишком молодо. Его мужское начало хочет её, а потому он не думая вынимает из внутреннего кармана своего пиджака три купюры, что способны покрыть ещё четыре таких же снифтера вместо одного, и вставая с высокого табурета, не отпуская девичьей ладони, утаскивает её к выходу из бара. Риндо, следящий за происходящим из плохо-освещаемого угла, позволяет своим губам расплыться в дьявольской усмешке. Его глаза полны презрения, в мыслях его руки уже давным-давно испачканы в братской крови, а голова покойного братика показательно вывешена на забор. — Эй, подойди, — приказной тон и взмах кисти вынуждают рядом проходящего официанта остановиться и подчиниться воле клиента. — Чем я могу Вам помочь? — услужливо спрашивает мужчина средних лет, взглядом оценивая состоятельность подозвавшего его посетителя. — Вон тот бокал из-под коньяка, — Риндо цепким взглядом своих фиалковых глаз указывает ровно на то место, где минутой ранее восседал его «обожаемый» братик вместе с выдрессированной сестрёнкой. — Разбей и выкини его в помойку вместе с оставленной пачкой сигарет. — невозмутимо подкидывая официанту несколько купюр в качестве предоплаты, процеживая каждое слово, выговаривает младший Хайтани, и на миг работник бара теряет дар речи, так как его спину обдаёт холодом из-за презрения, таящегося в каждом сказанном ему слове. — Хорошо.***
Замковый механизм двери — ведущей в купленный Раном на сутки номер — издал характерное пищание, уведомляя своих новых постояльцев о том, что замок был разблокирован. Находясь внутри салона своей машины, Хайтани уже проявлял немалый интерес к заинтересовавшей его девушке, что проявлялось в чрезмерном обилии прикосновений к оголённой коже её ног, однако даже несмотря на это, попав в отель, мужчина не забывал проявлять свои джентльменские повадки, открывая перед Рин двери и не приставая к ней на публике. В подобном времяпрепровождении Ран никогда не ставил свои чувства и желания выше чувств и желаний пойманных им незнакомок, прекрасно осознавая, что он сам сможет получить полное удовольствие, только если его партнёрша будет также удовлетворена. Такие вещи как физическое, моральное и сексуальное насилие никогда не пересекались в разуме страшного Хайтани с понятием «удовлетворение», поэтому для него было важно понимать, что партнёрша чувствовала себя по меньшей мере приятно. — Ты можешь пойти в душ первой, — открывая перед девушкой дверь, с некой нетерпеливой хрипотцой в голосе предложил Ран, на что получил быстрый и точный ответ: — Нет, не хочу тратить на это время. Рин не хотела отдаваться этому мужчине чистой. Ради любви всей её жизни она была обязана сегодняшней ночью подарить ненавистному ей старшему Хайтани максимум положительных эмоций, для того, чтобы заставить его возжелать провести с ней ещё ни одну ночь, но отвращение внутри неё требовало хоть как-то вырваться наружу. Для неё он и так был бы грязным, сколько угодно геля он не выдави на собственное тело; так пусть хотя бы в её нездоровых мечтах он тоже возьмёт её грязной. Девушка намеревалась снять ботфорты, однако была остановлена двумя мужскими ладонями лёгшими на её плечи, из-за чего ощутила, как табуны мурашек пробежались по всему её телу, отдавая лёгким содроганием в плечах. Она боялась, что разозлила его, а потому уже ждала момента, когда он с силой развернёт её к себе и влепит сильнейшую пощёчину, после которой на просторах её сознания почувствуется головокружение с отдающей в мозг тягучей болью. Вот только никакого удара так и не последовало. Ран лишь остановил её намерение согнуться пополам и расстегнуть молнию длинной облегающей ноги обуви. — Присядь, — слегка помассировав плечи через толстую ткань пиджака, произнёс мужской голос, а после этого помещение комнаты оглушил хлопок двери, подрывая Рин с места и вынуждая её выполнить отданную мужчиной команду, присаживаясь на небольшой шкафчик для обуви. — Не бойся ты меня, — рассмеявшись, как-то слишком нежно сказал Ран, после чего опустился на одно колено перед своей спутницей, и положив одну свою руку за её ногу, второй стал самостоятельно расстёгивать молнию на девичьей обуви. — В баре ты была посмелее, — тихо добавил он, чем буквально спустил Рин с небес на землю. Она настолько рассредоточилась, что стала проявлять свои истинные эмоции, а такое поведение могло за секунду подорвать весь план её горячо любимого сводного брата. — Я просто не ожидала хлопка, — частично честно ответила девушка и в качестве доказательства своих слов обеими ладошками потянулась к воротнику белоснежной идеально выглаженной рубашки, и пока мужчина продолжал снимать с неё ботфорты, начала не спеша расстёгивать пуговки одну за другой. Такое положение для Рин было в новинку. Риндо часто обнимал её, его ладони ни единожды с нежностью касались чуть ли ни каждого миллиметра её кожи, а голос завораживающе нашёптывал о её красоте, однако он никогда не опускался перед ней на колени и тем более никогда не помогал снять с себя обувь. По какой-то неведомой для девушке причине она была уверена в том, что в будущем ни коим образом не застанет Риндо за подобной позой перед собой, ведь за всё время их знакомства мужчина никогда не делал ничего, что могло бы «опустить» его в её глазах. Казалось, прими он такую странную позу — то тут же потеряет частичку своей гордости. Но в то же время этот ненавистный Ран, стоящий перед ней на одном колене и аккуратными прикосновениями снимающий с её стоп ботфорты, не выглядел жалким и уж точно не растерял ни частицы своей самоуверенности и гордыни. Оба Хайтани обращались с противоположным полом в сугубо джентльменской манере, однако при этом в их поведении проглядывались явные отличия. — Я смогла бы снять обувь и сама, — девушка не хотела произносить этого вслух, однако слова вылетели сами собой, и она тут же во все глаза уставилась на мужчину, снимающего с её ноги второй ботфорт, боясь узреть отрицательную реакцию на её фразу. Рин искренне боялась каждого своего неправильного слова и телодвижения, так как глубоко внутри себя она понимала, что если не сможет вызвать в старшем Хайтани определённый интерес, то значит план Риндо будет провален; а будет ли она ему нужна, если не принесёт ему пользы? — Смогла бы, — констатировал Ран, а после осторожно опустил уже освобожденную от тисков обуви ногу на пол, и перехватив недавно расстёгивающую пуговицы его рубашки девичью ладонь, поднёс её к своим губам, буквально произнеся в её тыльную сторону: — Но разве не удобнее, когда такую длинную обувь с твоих ног снимает кто-то другой? Тем более, твои руки были заняты моей рубашкой. Зрачки Хайтани слегка увеличиваются в ту же секунду, как он замечает красноватый отлив на по-детски пухлых щеках. Он уже не знает, в который раз говорит самому себе о том, как сильно она его завораживает. Её стеснение выглядит настолько естественным и невинным, что его желание утащить этого ангела в потаённые глубины разврата и страсти растут в геометрической прогрессии, но в то же время Рана пленят её глаза, которые смотрят на него с неким вызовом и даже нотками агрессии, словно предупреждая его о том, что, как итог, в пучинах грехов окажется он сам. И он верит в это; верит, потому что знает, что его заинтересованность к молодому телу уже приравнивается к прегрешению. Насколько он старше неё? Точно больше, чем на десять лет. Вот только от осознания этого факта по мужскому телу растекается новая волна вожделения. Ему неистово сильно хочется трахнуть её прямо здесь и прямо сейчас. — Значит, Вы оказываете подобную услугу каждой женщине? — девичьи щёки по прежнему пунцовые, а её движения скованны и расчётливы, но при этом — на удивление Рана — голос Рин не дрожит, а в глазах пылает какой-то непонятный огонёк, на который мужчина никак не может насмотреться. По истине странная девчонка. — Лишь тем, кому мне хочется её оказать, — увёртливый ответ забывается девушкой в ту же секунду, как лицо её «цели» оказывается на недозволительно близком расстоянии к её лицу. Она ощущает на себе его дыхание с горькими нотками недавно выпитого им коньяка, ощущает, как его ладонь недозволительно высоко задирает её платье, проникая своими пальцами всё ближе и ближе к самой интимной части её тела, и от каждого этого ощущения Рин готова взывать от обиды и негодования, от несправедливости и отвращения. Девушка рефлекторно отстраняется назад, но встречает сопротивление в виде второй мужской ладони, что оказывается на её затылке и не даёт ей сократить это убийственное расстояние, что с каждой миллисекундой сокращается всё сильнее и сильнее. Внутри всё тяжелеет, и тяжесть становится практически невыносимой, когда её покрасневшей щеки касаются его нежеланные губы. Ран касается её лица долгими поцелуями, словно пытаясь высосать из упругих щёк манящий всё его естество румянец, и ему остаётся лишь представлять, насколько приятно будет отбивать эти щёки головкой своего члена. Это не нормально. Он и сам понимает, что все собранные в этой малышке пристрастия вынуждают его дичать, отдаляясь от наименования «нормального человека», вот только он и так, на пределе своих возможностей, сдерживает похабное естество внутри себя. В момент, когда мужские губы накрывают содрогающиеся от отвращения девичьи уста, Рин осознаёт, что её глаза наполняются не сдерживаемой ей влагой. Она умело отвечает на все нападки старшего Хайтани, позволяет ему углубить их поцелуй и перестаёт дышать в тот момент, когда их языки соприкасаются, вызывая в её сознании новый эмоциональный всплеск. Девушка старается представить на месте Рана своего опекуна. Обвивает своими руками якобы его шею, прижимается своей грудью к якобы его груди и пытается вложить в свои прикосновения принадлежащую только якобы ему одному любовь. Безрезультатно. Это не он. Только один момент позволяет девушке ощутить радость от происходящей с ней бесовщины — Ран подхватывает её на руки и с хорошей ориентацией в пространстве направляется вместе с ней к кровати. Это не может не радовать, так как по пути он не включает свет — который до этого был автоматически зажжён в коридоре — а позволяет им обоим остаться в темноте, что означает, она сможет спрятать от него свои слёзы. Преданность и безумие Рин безграничны, ведь даже в такой ситуации первое, о чём она думает, это о Риндо и о его желаниях. Руки девушки крепко сжимают мужскую шею, и так как она замечает на его плечах ещё не снятый им пиджак, её лицо прижимается к его плечу, таким образом стирая накатившиеся слёзы. От Рана не укрывается эта внезапная мягкость и податливость со стороны маленькой куколки. Она жмётся к нему, словно котёнок, в его нос ударяет запах её блондинистых волос, а открытый участок шеи ощущает мягкость её кожи, и в какой-то момент ему даже не хочется опускать её на кровать, однако сексуальное желание берёт верх. Перед тем, как нависнуть над девушкой, Хайтани в быстром темпе снимает с себя обувь и пиджак, а затем помогает и самой девушке избавиться от её пиджака, откидывая его куда-то в сторону. Сердце Рин начинает биться с такой неимоверной силой, что каждый удар о грудную клетку отдаётся в её ушах. Она по неосторожности встречается взглядом с Раном, который ставит своё первое колено на поверхность кровати, и в темноте снятого отельного номера, освещаемого лишь огнями ночного города через незакрытое шторами окно, глаза Хайтани старшего отражают дьявольские огоньки. Тело девушки содрогается с новой силой. Он смотрит на неё, как на добычу, смотрит на неё так, словно прямо сейчас вытрахает из неё душу, но самое ужасное то, что его глаза так чертовски сильно напоминают ей глаза её любимого человека. Когда огромное мужское тело нависает над девушкой на кровати, она старается не замечать симметричных татуировок, просвечивающихся через ткань белой рубашки. Схожесть её добродетеля и мучителя разрывают Рин надвое, и дабы избавиться от всех проскальзывающих в голове неприятных мыслей, она первой тянется к отвратительным губам, которые ей придётся целовать ещё не раз. Мужчина искусно смакует её губы, тяжело выдыхает, носом обдавая разгорячённую молодую кожу своим дыханием, языком игриво проходится по её губам и по-собственнически пересекает границу, проводя кончиком своего языка по нижнему ряду её зубов. Его рука рывком задирает её короткое облегающее платье, вынуждая Рин широко раздвинуть свои ноги — потому что так надо; потому что именно так сводный брат учил её принимать мужские ласки. Через непрекращающийся поцелуй девушка ощущает, как мужские губы искажаются в улыбке ровно в тот момент, когда она полностью открывается ему, позволяя его пальцам дотронуться до ткани её стрингов, и эта улыбка буквально топит её сущность в океане унижения и стыда. Рин ощущает себя грязной, испорченной, сломанной, неправильной, однако не имеет никакого права выдать эти эмоции, поэтому как только указательный палец Хайтани проникает внутрь её лона, она издаёт приглушённый стон, слыша, как внутреннее «я» истерически смеётся над ней, называя её дрянной шлюхой, что стонет от прикосновений нелюбимого. Да, так и есть, она блядская шлюха. — Принцесса, ты такая мокрая. Папочке вылизать твою киску? — в момент, когда эти грязные фразы вырываются из его рта, Рин кажется, что она готова уверовать в то, что он умеет читать мысли, а потому решил добить её коронным ударом, указав на её место. Она даже не осознаёт, горят ли сейчас её щёки из-за возбуждения, что испытывает её проклятое тело, не имеющее никакого шанса противостоять законам природы, или из-за чувства стыда перед собой. Каждое прикосновение, каждый звук и каждый взгляд лишают её чести, превращая весь её внутренний мир в месиво, состоящие из обломков моральных устоев и самоуважения. Однако в сравнении с её истинной любовью — это ничто. Рин готова пасть ещё ниже ради единственного человека, характеризующего для неё совершенно весь мир. — Как Вас зовут? — неуместный вопрос на секунду озадачивает Хайтани, но уже позже он и сам осознаёт, что так и не узнал имени его сегодняшней спутницы. И пускай время для такого вопроса подобрано совершенно неправильно, однако мужчина не выказывает своего недовольства, спокойно отвечая: — Ран; а тебя? Мужской палец вылезает из разгорячённой плоти, а после Ран без какого-либо стеснения притягивает его к своим губам и, не разрывая визуального контакта с девичьими глазами, слизывает липкий и склизкий вагинальный секрет. Лицезрение настолько вульгарной картины, на секунду парализует Рин, вынуждая её неотрывно смотреть на влажные мужские губы, а уже через мгновение на устах девушки появляется непонятная улыбка, на расшифровку которой Хайтани тратит все имеющиеся у него сейчас рабочие мозговые процессы, но так и не приходит к какому-либо логическому умозаключению. Куколка под ним точно даёт ему какие-то многозначительные знаки, и невозможность распознания её скрытых мотивов вызывает в Ране бурю эмоций, которые обрушиваются на Рин в виде повторного ощущения длинных и умелых пальцев на своих складках. Но в душе девушка злорадствует; злорадствует, потому что Ран не первый мужчина, кто показательно попробовал её соки на вкус. Единственное, что он получит первым, так это её девственность — остальное уже давным-давно отдано обожаемому покровителю. — Рин, — чуть ли не шёпотом произносит девичий голос, а руки тянутся к ещё не расстёгнутым пуговицам на белоснежной рубашке. — Какое совпадение, — склоняясь над ней чуть ниже, в ухо проговаривает старший Хайтани, продолжая одним пальцем стимулировать бусинку клитора, а вторым вторгаться в пространство узких стен, спрятанных за малыми половыми губами. Рин неосознанно двигает своими бёдрами по направлению ласк, задыхается в неправильности происходящей ситуации, и — как её и обучал Риндо, — своими тяжёлыми вздохами просит Рана о большем наслаждении. Каждый её сексуальный контакт до этого момента происходил лишь со сводным братом, который подготавливал её тело ко всевозможным прикосновениям: пальцами растягивая стенки её влагалища; языком проникая в её рот, обучая разным техникам поцелуя; головкой члена касаясь её глотки, прививая «иммунитет» к рвотному рефлексу. Девушка обучалась всему с наслаждением, в каждом новом «уроке» улавливала всё с полу-слова, однако только одно давалось ей воистину тяжело — произносить чёртово «Ран», вместо желаемого «Риндо». Опекун не просил, а приказывал ей думать о другом мужчине, пока его уста вытворяли какие-то невероятные вещи с её сосками, не давал ей достичь высшей точки наслаждения, если с её губ срывалось имя возлюбленного, и каждый раз винил её в неспособности произнести нужное ему имя. И Рин действительно винила себя за это. В слезах обещала ему больше не повторять подобной ошибки, истерично била себя по голове, вынуждая тело и разум наконец-таки ввести в привычку выговаривать ничего не значащее для неё «Ран Хайтани». Она заставляла себя произносить это имя настолько долго и упорно, что как итог её безразличие проявляемое к старшему брату её опекуна превратилось в ненависть, обиду и раздражение. Поскорее бы его просто-напросто не стало. — Тогда я хочу, чтобы папочка Ран позаботился обо мне, — от собственных слов Рин хочется прямо сейчас вонзить себе в горло нож, дабы она больше никогда не смогла сказать нечто настолько тошное и омерзительное. Ей хочется, чтобы её руки были отрезаны ровно в тот момент, когда рубашка Хайтани-старшего оказывается полностью расстёгнутой, и её ладони начинают томно-медленными прикосновениями поглаживать кожу его груди и живота. Хочется переломать самой себе ноги, не позволив им больше ни разу в жизни раздвинуться перед воплощением Сатаны. Рин мечтает самоуничтожиться, ощущая, как по её спине пробегает лёгкий озноб, когда Ран начинает расстёгивать пряжку своего ремня, а она в это время умело трётся своим клитором о бугорок на его брюках. От светящихся похотью глаз, миниатюрного податливого тела и приоткрытых сладких губ мужчина не сдерживает в себе довольной усмешки. Он знает, что малышка намеренно провоцирует его ради того, чтобы быть оттраханной, знает, что она лишь строит из себя недотрогу, но при этом ему сносит крышу от каждого содрогания её тела. Она реагирует на него, как маленькая незрелая девственница, а Ран… Он, чёрт его дери, любит только вступивших во взрослую жизнь девушек, а потому Рин идеально подходит ему, потому она является его типом с головы до пят, потому он точно предложит ей провести с ним ещё не одну ночь. Когда мужчина одним рывком снимает с себя брюки вместе с боксерами, девушка старается сосредоточится на чём угодно, лишь бы не думать о том, что её вероятнее всего вывернет наизнанку только от одного вида на стоячую эрегированную плоть. Из-за ещё не снятого с неё платья она ощущает некую эфемерную защиту. Словно если вся одежда пока не снята, то и как такого секса не будет, но оба человека, находящихся сейчас внутри номера, точно знают, что это так не работает. Он не будет груб с ней, не будет принуждать её к тому, чего она не захочет делать, вот только у Рин нет никакого права отказаться от любого — даже самого аморального и извратного — желания Рана. И пока он думает, что как только им будет пересечена граница недозволенного — она сообщит ему об этом, одна только девушка понимает, что сколько бы границ им сегодня не было пересечено — с её стороны не будет оказано совершенно никакого сопротивления. — Принцесса, потрогай меня пока я буду разбираться с твоим платьем, — опять он словно читает её мысли, отметая любые попытки к ощущению хотя бы сотой доли комфорта. Девушка по началу не понимает, как ей надо трогать его, при этом позволяя снимать с себя платье, однако ей сразу становится понятно, как только мужчина садится на край кровати. Вставая коленями на матрас, дабы чуть ближе пододвинуться к Хайтани и перекинуть одну свою ногу через его бёдра, Рин не может не посмотреть на член, который уже в полной боевой готовности ожидает входа в её лоно. Хоть Ран и уступает Риндо в подтянутости тела, однако его ствол кажется девушке массивнее, а крайняя плоть чуть ли не полностью скрывает за собой головку, как будто бы прося девичьи пальчики стянуть её вниз. Наиграно облизывая и без того влажные губы, девушка пытается скрыть отвращение на своём лице. В тот момент, когда её ягодицы опускаются на мужские бёдра, Рин ощущает, как обе большие ладони пробираются под ткань её платья, задирая его всё выше и выше. Хайтани-старший опускает свой взгляд к своему члену, пока его пальцы изучают плоский животик, намеренно слегка поддевая небольшие, но заметно выраженные полушария. Член в руке девушки содрогается и пульсирует от визуального наслаждения, получаемого Раном. Маленькая ладошка сжимает его именно с той силой, которая приносит ему наибольшее удовлетворение, темп её оттягивания и натягивая крайней плоти идеально сочетаются с получаемыми им приятными эмоциями, а то, как развратно её тонкие ухоженные пальчики выглядят на его эрегированной плоти лишь с большей и большей силой взращивает в Хайтани желание наискорейший эякуляции. — Отпусти на секунду погремушку и подними руки, — Рин искренне раздражают совершенно все грязные фразы, вылетающие из не менее грязного рта. Её Риндо никогда не позволял себе таких пошлостей, ограничиваясь комплиментами о её красоте и мягкости кожи, что запечаталось в её сознании в качестве эталонного обращения влюблённого мужчины по отношению к любящей его женщине. Девушка с радостью выполняет отданный ей приказ, выпуская из руки опротивевший всему её естеству орган, и мгновенно поднимает руки. Сейчас её волнует не то, что будет дальше, а то, сколько раз ей придётся под кипятящим душем обтереть своё тело жёсткой мочалкой, дабы позволить осквернённым пальцам вновь прикоснуться к телу сводного брата. Платье слетает с её тела в мгновение ока, представляя взору Хайтани обзор на мраморную светлую кожу и комплект светло-розового кружевного нижнего белья. Рин так и хочется поведать ненавистному Рану о том, что её тело никогда не будет отзываться на его ласки с таким же трепетом с каким оно отзывается на нежность Риндо, хочется, чтобы его глаза увидели каждый поцелуй, оставленный покровителем на её теле, хочется, чтобы прямо сейчас глаза старшего Хайтани выпали из глазниц, а её тело окатили святой водой. Оставаться в позе с поднятыми руками оказывается слишком унизительно даже для такой падшей женщины, как Рин, поэтому она поспешно опускает свои руки вниз, и дабы оправдать это непослушное действие, приступает к повторному надрачиванию стоящей плоти. Ран неотрывно пожирает тело малышки своим взглядом, ловя с этого визуальный оргазм. Он не понимает, каким образом ей удаётся угодить совершенно каждому его фетишу: начиная от правильно накрашенных губ, заканчивая цветом и фасоном нижнего белья. Многие его партнёрши ошибочно предполагали, что мужчина любил развратные комплекты белья тёмных оттенков, но на деле его главной слабостью и пристрастием являлись милые и невинные образы с элементами бунтарской натуры. И вот сейчас на его коленях в позе наездницы сидела практически обнажённая молодая девушка лет восемнадцати, с миловидной внешностью, естественным румянцем, хрупким исхудавшим телосложением, небольшой, но упругой грудью, в практически прозрачном нежно-розовом кружеве с провокационным элементом в виде стрингов, которая старательно удовлетворяла его немаленький член своей крохотной ладошкой — для Рана она была эталонным примером идеальной женщины. Лицо Рин буквально на долю секунды принимает скорченное выражение, когда она замечает влажность головки из-за вышедшего предэякулята. Хайтани точно понравилось то, что он только что увидел, и девушка ощущает из-за этого успокоение вперемешку с брезгливостью по отношению к самой себе. Она мечтает, чтобы эта пытка наконец-таки закончилась. Хочет поскорее оказаться прижатой к кровати и, пустым взглядом смотря в белый потолок, забыться в череде собственных мыслей, пока её спина будет урывисто обтираться о белую простынь из-за вдалбливаемой в тело нежеланной плоти. Она путается в собственных «хочу» и «не хочу», боясь момента самого совокупления и одновременно вместе с этим опасаясь того будущего, что последует после его окончания. Но разве её переживания имеют хоть какое-то значение? Конечно же нет. Ведь всё обязательно наладится, как только Риндо достигнет своей цели. Девушка обеими руками обнимает мужскую шею и пододвигается к Рану настолько близко, что её живота во всю длину касается подрагивающий от нетерпения член, а мошонка слегка прилегает к вульве. Вагинальный секрет оставшийся на больших и малых половых губах противно прилипает к сморщенной кожице, чего Рин всеми возможными силами старается не замечать, когда её бёдра начинают круговыми движениями вырисовать восьмёрки на бёдрах Хайтани. — Будь нежен, — впервые пересекая границу в виде обращения на «ты», шёпотом мурлычет девичий голос, а после её уста дорожкой из поцелуев перемещаются от виска до отвратных губ и не менее нежным тембром голоса произносят: — Папочка будет моим первым. После осознания этой просьбы мужчина глубоко выдыхает пряча за этим выдохом извращённый стон. Рин оказывается невинной не только на словах, из-за чего Ран не прочь был бы потерять сейчас голову и вытрахать её до боли в собственных ногах, однако не в его стиле получать удовольствие одному. Да и запугивать куколку, превращая её первую ночь в карнавал, состоящий из боли и унижения, не входило в его планы — как жаль, что именно это он сейчас и делал. Обе ладони Хайтани ложатся на упругие ягодицы, таким образом притягивая миниатюрное тело ближе к себе, а его зубы несильно кусают острое плечико, оставляя на девушке отметины. Каждый новый укус и засос как будто утяжеляют моральную оболочку, не давая сущности сбежать в мир грёз от происходящей реальности. Рин знает, что после нескольких часов все эти отметины будут возвращать её к нынешнему времени, заставляя повторно мысленно переживать каждое гадкое прикосновение к её коже и каждый оставленный на ней ядовитый вздох. Она знает, что не скроет всех этих позорных клейм от Риндо, знает, что он досконально рассмотрит на ней каждый оставленный страшим братом знак, и знает, что в этот момент любимый не испытает к ней ничего, кроме отвращения. Однако если в итоге это сделает его счастливым, то девушка безоговорочно самолично пройдёт каждый из девяти кругов ада и сделает это ещё десятки — а то и сотни — раз; перешагнёт через себя столько, сколько понадобится, дабы осуществить мечту единственного дорогого её сердцу человека. Ран в игривой манере зубами стаскивает с исхудавших плеч тонкие бретельки практически прозрачного бюстгальтера и начинает обтираться своим членом о плоский животик с новой силой, когда его губы сжимаются на выпуклом от возбуждения соске. Девушка наиграно издаёт томные стоны, и её лицо искривляется каждый раз, когда с её губ срывается настоящий стон. Головка члена оставляет на её животе влажное пятно от обильно сочащегося предэякулята, а комнату постепенно начинают заполнять еле уловимые хлюпающие звуки из-за трения создаваемого уже чересчур влажной вульвой с мошонкой и основанием пульсирующей мужской плоти. Симметричные татуировки на теле старшего Хайтани дарят Рин ужаснейшую возможность хотя бы на миг представить на его месте Риндо, что опрокидывает девушку в пучины недозволительного наслаждения, вдвое усиливая её стоны. — Какая нетерпеливая принцесса, — голос мужчины звучит до умопомрачения низко и хрипло, что дарит Рин какую-ту непонятную эмоцию. Каждой клеточкой своего мозга она ненавидит то, что сейчас происходит, однако понимание того, что Ран испытывает к её персоне неподдельный ярый интерес, заставляет её почувствовать некое недозволительное животное удовлетворение. И это чувство вынуждает всё её естество погрязнуть в более глубоком болоте, состоящем из ненависти и вины по отношению к самой себе. Хайтани переворачивает девичье тело спиной к кровати, а сам нависает над своей новоиспечённой куколкой, на секунду утопая в блеске её глаз. Ему уже не терпится превратить её из маленькой невинной девственницы в настоящую женщину, он хочет видеть, как её глаза будут закатываться из-за получаемого наслаждения, хочет ощущать, как её лоно сожмётся вокруг его ствола, а ноготки её пальцев вонзятся в его кожу. Однако Ран — это не тот человек, которому так просто можно вскружить голову. Мужской силуэт встаёт на ноги и отходит в сторону от кровати, поднимая с пола откинутые им брюки. Рин неосознанно отползает к противоположному краю матраса, а после подмечает, что так и не снятый с неё лифчик раздражительно натирает кожу, из-за чего девушку самостоятельно расстёгивает крепление и бессознательно откидывает лёгкую кружевную ткань куда-то в сторону. Единственное, на чём фокусируется её взгляд, так это на фигуре, что скрывается в мягкой для глазу полу-тьме, и она знает, что соврёт самой себе, если скажет, что не пялится на внушительного размера стояк, который сотрясается практически от каждого телодвижения его владельца вплоть до того момента, пока не оказывается у Рана в руке. Девушка плотно сжимает свои ноги ощущая, как внутренности живота заполняются тягучей истомой, а место в районе вульвы покрывается разгорячённой пульсацией, пачкая внутренние стороны бёдер горячей смазкой. Ей хочется зарыдать лишь от того, что её тело подобным мерзопакостным образом реагирует на чёртового выродка. У Рин возникает такое ощущение, будто бы она по частям распродаёт саму себя на чёрном рынке, где Хайтани-старший умудряется скупать совершенно каждый кусочек её плоти, по отдельности заставляя их возжелать его. Когда мужчина коленями залезает на кровать, девушка отводит свой взгляд от уже обтянутого латексом члена, и ловит своим беглым взглядом его ухмылку. Изогнутые уголки его губ сообщают Рин о том, что он заметил продолжительный вымаливающий взгляд, которым она одаривала его персону пока его ступни ступали по махровому полу. Она не знает, как бы на её месте поступила нормальная представительница женского пола, ведь Рин — это обученная марионетка, которой не ведомы такие понятия, как «честь», «гордость» и «самоуважение» — всё это было отброшено в сторону ровно в тот момент, когда она под нежным взглядом своего горячо любимого опекуна соглашалась принять участие в его плане. В ответ на эту хамскую ухмылку девушка поступает так, как её учил Риндо: вырисовывает на своём лице похотливое выражение, дополняемое естественным румянцем, раздвигает свои ноги широко по сторонам и — предварительно оттянув ткань стрингов — приглашающим жестом пальчиками раздвигает испачканные в собственной смазке складки больших и малых половых губ, заставляя Хайтани навсегда запечатлеть у себя в голове этот образ, что наверняка ещё не раз посетит его будущие развратные фантазии. — Ран, пожалуйста… — трепетно просит девичий голос, подрывая мужчину с места. — Сладкая принцесса так долго ждала, — головкой члена проводя между складок и намеренно каждый раз с нажимом проходясь по клитору, мужчина ладонью размазывает по эрегированной плоти собранный вагинальный секрет. После одна его ладонь ложится на тазобедренную кость, а вторая медленно направляет член к желанному входу, неглубоко проникая внутрь. Рин резко вбирает в лёгкие побольше воздуха, и как только Хайтани слегка выходит из неё для того, чтобы войти поглубже снова, она тяжело выдыхает, ощущая внутри себя терпимую боль. Пожалуй единственное, за что она действительно готова поблагодарить Рана, так это за то, что он не срывается, а продолжает медленно растягивать её, потихоньку ускоряя темп. Его член адаптирует её под себя, раздвигает влажные стены её лона и наращивает количество уже не сдерживаемых толчков, которые вибрациями отдаются к бусинке клитора, стимулируя в девушке всё большее и большее возбуждение. К моменту, когда на смену боли к Рин приходит удовольствие, она не замечает, как начинает скулить и пищать, пока губы нелюбимого искусывают её шею, пока его руки насаживают её бёдра на его плоть, а из его уст вырываются тяжёлые вздохи вместе с обжигающим бледную кожу дыханием. Девушка впервые открывает сомкнутые до этого момента глаза и, продолжая бесперебойно стонать и скулить, пугается того, что видит перед собой полное удовлетворения лицо, которое ненавидит больше всего на свете. Она пытается поскорее закрыть свои глаза обратно, дабы провалиться во тьму и перестать получать наслаждение от морального изнасилования, но не успевает этого сделать, встретившись со столь знакомыми ей фиалковыми глазами. Ран не теряет возможности и входит в неё намного глубже, резче и размашистей, благодаря чему с гортанным стоном наблюдает за закатанными от наслаждения девичьими глазами и с упоением вслушивается в её громкие несдержанные стоны. — Да, малышка, покажи папочке ещё, — мужчина чуть ли не полностью наваливается на миниатюрное тело, и удерживая равновесие одной рукой, второй то сжимает, то хлопает по трясущейся от толчков груди. Рин не может нормально соображать. Кажется, словно собранный в одном месте разум сейчас через вены разлетелся по всему её телу, смешавшись с кровью. Всё, что она ощущает — это физическое удовлетворение и внутреннюю опустошённость. Она не может не взвывать каждый раз, когда мошонка старшего Хайтани ударяется о её промежность, не может не слышать, как Ран из раза в раз проговаривает унижающую всё её существо похабщину, не может не желать того момента, когда её удовольствие достигнет пика и совершенно никак не может представить на месте Рана Риндо. С каждым пройденным мгновением Рин обесценивает себя всё сильнее. Когда мужчина полностью выходит из влагалища, меняя позу, девушке удаётся собрать хотя бы небольшой сгусток своих мыслей воедино. Почему-то именно в этот момент она вспоминает разговор со своим опекуном о сексе без любви и, сравнивая то, что происходит с ней сейчас, и то, что происходило в комнате сводного брата, когда он приводил в квартиру очередных пассий, Рин осознаёт, что оба случая кардинально отличаются друг от друга. В случае Риндо — как моральное так и физическое удовлетворение испытывали обе стороны, так почему в её случае она готова отгрызть себе все пальцы на руках, лишь бы перестать ощущать себя используемым расходным материалом? Ран в достаточно мягкой манере разворачивает размякшее тело его сегодняшней фаворитки на бок. Ему нравится в ней совершенно всё; даже её неопытность очаровывает его. Она кажется такой тихой и хрупкой, однако стонет и цепляется за него настолько настойчиво, что мужчина просто не может не хотеть заставить малышку навсегда запомнить её первый раз. Хайтани так же, как и Рин, ложится на бок, располагаясь за её спиной — в месте, где он ещё не сумел оставить ни одной своей отметины. Как только мужская рука приподнимает девичью ногу вверх, а головка члена находит вход во влагалище — матрас тут же начинает скрипеть по новой. — Рин, посмотри вниз. Я хочу, чтобы ты видела и запоминала это, — оттягивая набухшие соски и вылизывая место от недавно оставленного засоса, в приказном тоне выговаривает Ран, и девушка беспрекословно подчиняется этой команде. Теперь она вынужденно наблюдает за тем, как запачканный в её обильно выделяющейся смазке ствол члена — практически не вылезая из лона — лишает её последних остатков чести. Стоны, писки и вскрики заполняют помещение снятого отельного номера, а вместе с ними на скомкавшуюся простынь падают первые пролитые за эту ночь девичьи слёзы. Рин старается обтереть солёные капли о своё плечо, подушку и — оказавшимися распутанными из пучка — волосами, старается скрыть свои всхлипы за блядскими стонами и старается не разрыдаться ещё сильнее тогда, когда она обильно кончает, запрограммировано выкрикивая имя нелюбимого человека. Хайтани с уже не скрываемыми гортанными стонами нашёптывает девушке о том, какая она молодец, а после ощущая, что вот-вот будет достигнут и его предел, резко поднимается, переворачивает Рин обратно на спину, рывком снимает с себя презерватив и с закинутой от удовольствия к потолку головой кончает на плоский животик. Мужчина стимулирует свой член рукой, и даже не замечает, что его сперма попадает не только на живот, но и на грудь, шею, подборок и губы. Рин всего семнадцать, а она уже была взята нелюбимым и опущена в глубины дьявольского котла, зовущегося — «местью».