Паноптикум

Это – реакция психики на стресс, вспомнилось Кэйе, когда он, уходя от Дилюка, наткнулся на Аделину, и, желая просто попрощаться с ней, раз он тут больше не появится не смог произнести ни слова. Кэйа, в конце концов, был в своем роде гением. Но его [разум] не мог отключить [механизмы защиты]. Это было так мерзко. На грани невыносимости. Еще один комок земли на его гроб. Он ограничился кивком, стараясь не обращать внимание на то, насколько Аделина ошарашена, и вышвырнулся прочь из – уже не его – дома. Несмотря на лихорадящие мозг и тело, выдающие абсолютно противоречивые сигналы, он старался, правда, старался. Детство закалило его, привило стойкость и выносливость – хоть что-то хорошее в череде страданий. И первое, что ему надо сделать, это, Бездна подери, сейчас же убраться отсюда. Интересно, я лишился руки или глаза, меланхолично задумался Кэйа, потеряв чувство движения - направление к квартирке-перебежке, минимальное количество свидетелей. Будет плохо, если все сразу. Но я хотя бы наконец стану как настоящий пират. В голове что-то отчаянно зазвенело. Он стер кровь с лица второй рукой, но открывать глаз не стал - веко пересекал глубокий порез, попытка движения могла все усугубить. Полагаю, Дилюк мне теперь не будет рад, равнодушно подумал Кэйа. Возможно, и весь Мондштадт не будет. Я здесь всего несколько лет, а мой послужной список уже тянет на виселицу. Превосхожу сам себя! Раньше Мондштадт был домом. Ровно до сегодня. Теперь даже траурно-пустые ночные главные улицы показались абсолютно чужими. Он с трудом нашарил ключ от двери и с еще большим трудом захлопнул ее за собой. После этого сил оставалось только на то, чтобы упасть. Мой грязный рот, признал Кэйа. я знал, что это произойдет, но все равно сказал Дилюку. Возможно, мне хотелось верить, что он поймет. Но, возможно, мне просто хотелось умереть– Мысли роились в голове в безумном плясе, понятия подменяли друг друга в калейдоскопе кривых зеркал. Мой друг мне враг – эта мысль оказалась отвратительно-горькой. И я сам себе враг – и любой человек здесь готов стать моим врагом тоже. Не привязывайся, сказал мне тогда отец. Мне казалось, что я понял его тогда. Это было неправдой, ведь мое понимание не включало в себя смерти нежданно близких Возможно, все это с самого начала не имело никакого значения. Пол под ним оказался твердым, но достаточно ровным, чтобы не набрать заноз. Мозг отчаянно не мог понять, жарко ему или холодно. Какие вещи вообще могут иметь значение? Играй свою роль, сказал ему нелюбимый отец, предавший его. Извративший саму идею родства и любви. Бросивший на произвол судьбы, способный назвать [это] правильным. В нем не осталось ничего, что могло бы заполнять. Что из всего, что он делал, было его ролью, и было ли вообще хоть что-то? Даже нелюбимый отец остается отцом, сказала ему однажды ужасная книга. Кэйе никогда не хотелось, чтобы это было правдой. Все вокруг - враги. Дилюк, отец, город, друзья, неприятели... Где во всем этом начинался он сам? Рука, безвольно висевшая плетью, отозвалась острой болью. По крайней мере, у меня все еще две руки, согласился он без удовлетворения. Проще будет держать стойку. И, в конце концов, он просто бездново устал. Ничего не было правильно, и он был беспомощен. И даже звуки вокруг были слишком громкими Кэйа встал настолько резко, что в глазах мгновенно потемнело, и достал с антресоли аптечку и дожил этот день.