A beautiful swan

Потеря сестры была первым шокирующим событием на памяти Эллы. Как Бонни может не стать, когда накануне они договорились вместе сыграть в чаепитие? Получается, если Бонни ушла на небеса, у них уже не будет вечеринки в честь её пятого дня рождения? Если Уэйд сразу же понял что произошло, Мелани пришлось долго объяснять его младшей сестре что случилось с Бонни, потому что девочка не могла понять сам факт гибели и связать его со своей сестрой, которая ещё утром была живее всех живых и громко требовала у кухарки лучший кусок пирога. Признаться честно, она даже ничего не поняла, когда ей рассказали, даже обрадовалась возможности пойти в гости к любимой тёте Мелли. Конечно, Элле говорили, что её отец умер когда она была ещё малышкой, но откровенно говоря Френк Кеннеди был для неё только именем, она ничего не помнила о нём и всю жизнь жила с его отсутствием, потому боль от потери никогда не сбивала её с ног, тем более, мать никогда не рассказывала ничего об отце Эллы. У Бонни был отец, отец Уэйда погиб ещё до его рождения, но он знал о нём очень много, тётя Мелли — сестра Чарльза Гамильтона — много рассказала племяннику о детстве его отца, а Элла... В конечном итоге ни один из родственников не потрудился разузнать о ней, а о сестре Френка мать отзывалась крайне пренебрежительно, но требовала от Эллы каждую неделю, с тех пор как она начала учиться грамоте, писать тёте открытку и писать как она по ней скучает. Откровенно говоря, занятие было очень утомительное. Как можно скучать по тому, кого никогда не знал? Тем не менее Элла старалась быть послушной, как всегда в ответ получая критику и окрики вечно раздражительной матери, чьей мишенью неуклюжая девочка становилась очень часто, поскольку Бонни всегда была неприкосновенной, а Уэйд научился чаще всего быть настолько незаметным, что Скарлетт элементарно не к чему было придраться. Конечно, её раздражал робкий характер мальчика, но даже она не могла не признать его очевидный ум и склонность к арифметике, не заметить очевидную любовь сына к её любимой Таре, Элла же в глазах матери не только была бельмом на глазу, но и никоим образом не компенсировала недостатки любыми достоинствами. Невнимательная, рассеянная, неуклюжая, не обладающая способностью к точным наукам, некрасивая дочь не могла не раздражать Скарлетт. Особенно сильно недостатки Эллы начали бросаться в глаза после трагедии с Бонни, каждая ошибка Эллы словно бы напоминала, что некогда в этом доме жила другая девочка — смелая, обаятельная, сильная духом, с заразительным смехом... Иногда бывали моменты когда Элле казалось, что Скарлетт предпочла бы избавиться от неё, если бы был хотя бы малейший шанс вместо этого вернуть Бонни. А Элла ничего не могла с собой поделать, язык будто прилипал к горлу, все мысли путались, стоило грозной матери к ней обратиться. К семи годам отражение в зеркале понемногу начало меняться, черты почившего Френка Кеннеди потихоньку сменились изящными чертами Робиллардов, но вкупе с худобой (она почему-то не набирала вес, хотя Мамушка и няньки пичкали её двойными сытными порциями), и по-прежнему жёсткими неуправляемыми волосами дочь Скарлетт ни в коем случае нельзя было назвать красавицей, разве что — как вскользь заметила её мать себе под нос, думая что Элла ничего не слышит — она перестала быть откровенно уродливой и имеет шансы однажды выйти замуж, если конечно будет держать рот на замке. Месяцы после гибели Бонни были худшими. Властная младшая сестра частенько раздражала, но она всё ещё была единственной подругой Эллы, не говоря уже о том, что мрачная атмосфера на Персиковой улице стала ещё тягостнее, если такое и вовсе возможно. Дядя Ретт больше с ней не играл и вечно пил, бывало смотрел в одну точку часами и выглядел откровенно пугающе, слуги то и дело пускали слезу и грустили, и без того не стремившийся общаться с ней Уэйд сливался со стенами, стараясь ходить бесшумно, и пропадал в библиотеке на долгие часы, погрузившись с головой в толстые фолианты. Скарлетт будто потеряла весь дух и свой знаменитый аппетит, но всё ещё огрызалась на Эллу, более того, она даже не замечала, что с каждым разом замечания становились всё больше жестокими. Девочка часто заливалась слезами, умудряясь всякий раз разбить коленку или локоть, когда убегала прочь. Вопреки тому, что находясь дома Скарлетт едва замечала присутствие Уэйда и откровенно раздражалась одним присутствием Эллы, постоянно выискивая в дочери новые доселе неизвестные изъяны, она никогда не оставляла их одних, словно ей было страшно оставаться наедине со своими мрачными мыслями. В любом случае, Мамушка уехала в Тару, а Ретт не собирался составлять ей компанию: все попытки втянуть мужа в разговор, а уж тем более — в свою спальню — она теперь не возражала против новых детей, даже наоборот, должен же Ретт оценить её усилия в конце концов!— оставались бесплодными, а одиночество в эти дни было просто невыносимым. Потому её дети — обычно забытые — стали постоянными спутниками своей хмурой матери. Если Скарлетт ехала к портному или в магазин галантереи, она брала с собой детей, они сопровождали мать на редких светских выходах и в коротких поездках по городу. Присутствие Уэйда со временем стало почти удобным: он был бесстрастным и молчаливым большую часть времени, не донимал мать лишними разговорами, как было во времена когда он цеплялся за её юбки в Таре, при этом обладая безупречными манерами — он помогал ей выйти из кареты, искал потерянные перчатки, сопровождал вверх по лестнице после ужина, исполняя немую роль своеобразного стража спокойствия матери. Она до сих пор считала мальчика слишком зажатым и неспособным открыться, но жить рядом с ним было вполне сносно. Что касается Эллы... Видит Бог, она пыталась сдерживаться, но девчонка будто нарочно испытывала её нервы! Как один человек может быть таким неуклюжим? Тем не менее, она никогда не рассматривала вариант оставить девочку где-нибудь позади и банально отдохнуть от её присутствия, если уж Элла так сильно её раздражала своими привычками и неуклюжими манерами. И хотя в сердцах Скарлетт заявляла, что с лёгкостью отдала бы Эллу вместо Бонни, её вовсе не устраивал вариант, где неуклюжая девчонка разбивала себе голову и погружала её в ещё более длительный траур. Если что-нибудь случится в ближайшее время, Скарлетт готова была поклясться, что не выдержит и начнёт кричать, пока от крика не лопнут все витражные окна их огромного особняка. И пусть все слышат, ей будет наплевать! Она отвечала за своих детей, как бы к ним ни относилась на момент их появления на свет, и Скарлетт О'Хара никогда не бросала своих людей, а если бы решила начать, первой на очереди наверняка стала бы Сьюлин, бесстыдно хвастающая своим беременным животом когда она последний раз посетила Тару. Нет, когда рядом люди, легче не думать лишний раз. Соответственно когда она собралась ехать в Мариетту, даже не обсуждалось, что дети составят ей компанию. Поездка была довольно интересной, по крайней мере для прилепившейся к окну Эллы Лорины: она увидела кучу интересного для своих зарисовок, и в поезде к чаю подавали очень вкусные кексы, и мать выглядела почти умиротворённой, встретив по пути кого-то из старых знакомых. Эти люди были не из Атланты, в Атланте с её матерью никто не говорил с такой радостью. Если бы только Элла проявила достаточно проницательности чтобы не сказать об этом вслух! Уэйд резко посмотрел на сестру, давая одним взглядом понять насколько неуместным был её комментарий, а под взглядом матери девочка и вовсе практически приросла к полу. И почему она вечно говорила что-то не то? Но она же не лгала, Элла всего лишь сказала правду! Что с того, что у матери нет подруг (не считая тёти Мелли)? У Эллы тоже не было подруг с тех пор как не стало Бонни, но её путаные объяснения и упоминание сестры оказалось ещё большей ошибкой. Мать холодно ответила, что совсем не удивлена отсутствием подруг у дочери, в конце концов, нет на свете настолько глупых людей, чтобы они захотели иметь дело с настолько невоспитанной девчонкой. Остаток пути прошёл в хмуром молчании, а на утро когда им подали завтрак в отеле, камергер вошёл в номер с чашей свежего молока и письмом. — Это для вас, миссис Батлер,— он передал матери Эллы телеграмму, прочитав которую Скарлетт спешно поднялась. — Мне нужно срочно уехать обратно в Атланту!— объявила она собравшись с мыслями. — Что-то случилось? — Уэйд поднял глаза от газеты. Элла всегда находила забавной появившуюся у брата привычку читать взрослые газеты, в которых по её мнению не было совершено ничего интересного. — Ваша тётя Мелли приболела,— ответила Скарлетт,— потому я поеду в Атланту, а вы останетесь здесь с Присси до дальнейших уведомлений. Я оставлю тебе деньги, Уэйд, надеюсь на твою рассудительность. Просмотри за сестрой и проследи чтобы Присси не потеряла весь ваш багаж на обратном пути. Больше мать не сказала ни слова, погружаясь в быстрые сборы, чтобы успеть на поезд. Элла хотела было распросить её подробнее,— с тётей ведь ничего плохого не случится?— но Скарлетт огрызнулась на дочь и не оглядываясь ушла.