Но на свете нет дороги, чтобы нас вела друг к другу

...трогать губами, вливаться в тебя как сок, вены своим брожением растревожив, чувствовать как это — быть тобой и быть со- направленным на тебя, и скользить под кожу М. Яковлева

      Легкий, но настойчивый стук в дверь заставляет меня вынырнуть на поверхность реальности из плена беспокойного сна, словно из-под толщи мутной воды. Окно в комнате по-прежнему открыто, занавески едва заметно шевелятся от движения воздуха, все вокруг окутывает мягкий полумрак. Я переворачиваюсь на спину и морщусь от боли, вспыхнувшей в виске.       Потолок моей комнаты испещрен мелкими замысловатыми узорами, в темноте их сложно разглядеть, но мое воображение услужливо дорисовывает завитки и линии. Взгляд бессмысленно скользит по узорному лабиринту, но выхода отсюда нет. Полукруг — завиток — тупик. И все по-новой. Я закрываю глаза и тут же вздрагиваю от еще одного продолжительного стука в дверь, который становится все громче.       — Амала, это Киран. Тебя к телефону, это Лайтвуд. Кажется, срочно. Ты спишь? — встревоженный голос брата словно выводит меня из оцепенения, я резко сажусь на кровати. Острая вспышка боли вновь пронзает висок и я прикасаюсь к болезненному месту пальцами, массирую, чуть надавливая.       — Уже не сплю. Спасибо, Киран. Я сейчас подойду.       Я слышу звук удаляющихся по коридору шагов и понимаю, что мне почему-то совершенно не важно кто и зачем звонит. Так не должно быть, но я ничего не могу с этим сделать. И не хочу, если уж начистоту. В голове совершенно пусто и я точно знаю, что если попытаться прогнать эту пустоту, то ей на смену придет боль, несравнимая с этими вспышками в виске. Да, это будет совсем другая боль, всепоглощающая, обволакивающая.       Произошедшее днем кажется мне сейчас одним из моих кошмарных видений. Этот разговор, разделивший реальность на до и после, холодность и отстраненность Рэйтана, мое бессилие и нежелание понимать то, о чем он говорит мне. В какой-то момент, кажется, я просто отключилась. Очевидно, Рэйтан перенес меня на кровать и ушел. Я чувствую, что он еще вернется, но не могу понять чем это знание наполняет мое сердце — оглушающей болью или отчаянной надеждой. Наш последний разговор, подобный прогулке по краю бездонной пропасти, где каждое слово — шаг, приближающий к смертельному падению, не был окончен. И пока еще не звучит финальный аккорд, я готова в исступлении умолять любых богов о том, чтобы все еще можно было исправить, повернуть вспять.       Мне хочется отпустить тревожные мысли, дав себе возможность успокоиться хотя бы на время, но я все равно зачем-то тяну за эту тонкую невидимую нить, выуживая на поверхность сознания новые и новые болезненные переживания.       Нужно ответить на звонок, Амала. Нужно что-то делать. Иначе придется просто лечь и умереть.       Понимая, что нужно переодеться, я распахиваю шкаф и надеваю на себя первую попавшуюся под руку одежду. В виске пульсирует боль и мне нравится, что она перетягивает на себя так много моего внимания, — я наконец отпускаю все прочие мысли. ***       — Амала, мы нашли тело Хейза. Без… головы, — голос Лайтвуда из трубки звучит напряженно.       — Поняла, прямо сейчас я могу выехать к вам, мы все обсудим лично, — мне вдруг хочется покинуть дом, быть где-то не здесь, переключиться. Уйти с головой в работу — известный метод побега от проблем и тревог, и я собираюсь им воспользоваться. Из трубки слышится странный скрежет и треск, а потом чьи-то приглушенные голоса.       — Нет, Амала, не стоит. У нас все под контролем, ты пока не нужна. Думаю, что завтра может понадобиться твоя помощь, но пока отдыхай. И… Амала, спасибо. Если бы не добытая тобой информация, думаю, мы бы еще долго его искали. — Киллиан смущенно покашливает, как будто ему неловко благодарить меня.       — Ох, конечно. Нет проблем. До завтра… в таком случае.       Что же, моя помощь неоценима, но больше не нужна.       Я медленно кладу трубку и прислушиваюсь к звукам в доме — тихо. Семейство Чаухан, наверное, уже отдыхает. Невольно вспоминаю о брате и ощущаю внезапный укол вины. Разумеется, я прекрасно вижу, что Киран беспокоится за меня, но не хочет давить, ждет, пока я приду к нему сама, решив наконец поделиться тем, что меня волнует. Но я, как истинно плохой пример старшей сестры, настолько погружена в собственные переживания, что постоянно отмахиваюсь от него. С тех пор, как брат приехал в Калькутту, нам всего несколько раз удалось провести время вместе и ни разу — поговорить по душам.       Ступени негромко поскрипывают под моими ногами, я стараюсь идти мягко и осторожно, чтобы не потревожить уснувший дом. Шаг, еще один. Вспышка боли в голове, — я снова судорожно массирую висок. Собираясь пройти по коридору мимо комнаты брата, я вдруг ненамеренно замедляю шаг, а потом и вовсе останавливаюсь.       Тихонько стучу.       — Кто там? Входите.       Я открываю дверь и вижу, что Киран лежит в кровати с книгой. Красно-белое покрывало, которым, видимо, накрыта его постель, скомкано сейчас в его ногах. Красный и белый. Сочетание цветов будит во мне какие-то смутные воспоминания, которые, кажется, способны принести боль. Я поспешно отгоняю их прочь.       Улыбаюсь брату. Он откладывает книгу в сторону, встает и идет ко мне.       — Все хорошо? Что сказал Лайтвуд? Они нашли его, да? Твоя работа закончена?       Я указываю рукой на диван возле окна, продолжая улыбаться. Явственно ощущаю, что мышцы лица не слушаются, словно одеревенели. Я абсолютно уверена, что моя улыбка сейчас выглядит натянутой, но очень надеюсь, что Киран этого не заметит. Не хочется его тревожить, не так он должен был проводить долгожданные каникулы в Калькутте.       Мы вместе устраиваемся на диване.       — Да, они нашли его. Завтра я еще буду нужна, а потом… потом не знаю, — я пожимаю плечами и понимаю, что действительно не знаю, что будет потом. Работа завершена. Я обещала Рэйтану не уезжать из Калькутты прежде, чем найду ответы на все свои вопросы. Но так случилось, что у меня, кажется, не осталось вопросов. Хочу ли я ехать домой? Хочу ли я вернуть свою прежнюю жизнь? А, главное, — получится ли у меня это теперь? Без него…       Поток размышлений опять приводит меня к мыслям о Рэйтане, а это грозит мне новым погружением на дно бесконечного отчаяния. И по щелчку пальцев отключить это невозможно, — Рэйтана в моей жизни стало слишком много. Когда все успело так измениться? И не лучше ли мне было бы никогда его не встречать? На секунду я ощущаю жгучий стыд, вызванный собственным малодушием. Но потом он растворяется без следа, потому что я вдруг отчетливо понимаю, что никогда бы не выбрала свою жизнь без этой встречи, перевернувшей мою реальность.       Киран легко прикасается к моему плечу, заглядывая мне в глаза.       — Амала, ты в порядке? Сегодня днем я, кажется, слышал голоса из твоей комнаты. Хотя… ты же была там одна? — брат не сводит с меня пристального взгляда.       — Я… я была одна. И почти сразу уснула, — ненавижу врать. Тем более брату. Но и поделиться сейчас с ним я не нахожу в себе сил, что-то внутри не дает мне это сделать. Висок снова пульсирует болью, я зажмуриваюсь на мгновение. Киран еще раз дотрагивается до моего плеча, но сейчас уже в попытке поддержать и успокоить. Я тысячу раз мысленно благодарю его за то, что он не расспрашивает дальше, словно и без слов все понимая, и лишь своим касанием говорит мне: "Я здесь. Я с тобой".       Мой такой взрослый младший брат. Спасибо за то, что ты у меня есть.       Я провожу в комнате Кирана еще немного времени. Мы болтаем обо всем на свете, избегая неприятных тем. Брат рассказывает о школьных друзьях и о девушке, которая ему нравится. Когда он говорит о ней, его лицо приобретает мечтательное выражение. Я оттаиваю, постепенно расслабляясь. В груди разливается теплое чувство, которому я не могу подобрать название. Я словно вернулась домой, к своим простым будничным делам, к спокойствию и уверенности — завтра все будет хорошо.       Около полуночи мы желаем друг другу доброй ночи и я отправляюсь к себе. ***       Оказавшись в обволакивающем полумраке своей комнаты, я не спешу зажигать свет. Осторожно закрываю дверь и прислоняюсь спиной к ее прохладной гладкой поверхности. Глаза никак не могут привыкнуть к темноте, очертания предметов видятся мне размытыми и я прикрываю веки. Болезненная пульсация в виске уже привычно напоминает о себе, но я никак не реагирую.       Оставаясь стоять у двери, я сознаю что у меня не осталось сил даже на то, чтобы сделать пару шагов по направлению к кровати. Со стороны открытого окна идет приятная прохлада и я делаю глубокий вдох. Не открывая глаз, нахожу в темноте ряд крошечных пуговиц на своей блузке и начинаю расстегивать их одну за другой. Тонкая ткань мягко скользит по телу и падает на пол, воздух приятно холодит кожу. С неслышным щелчком я снимаю с волос заколку, гладкие пряди спадают на плечи. Я открываю глаза.       В ту же секунду замечаю тень, метнувшуюся в мою сторону. Едва не вскрикиваю от испуга, когда чья-то ладонь мягко накрывает мои губы. Улавливаю в воздухе до боли знакомый запах — бергамот и жасмин.       Ты пришел. Ты здесь.       — Тише, иначе ты разбудишь весь дом, — горячий шепот раздается прямо у моего уха. — Вряд ли я смогу достойно объясниться перед хозяевами. Боюсь, мой визит слишком поздний.       В полумраке я не могу разглядеть лица Рэйтана, но могу поклясться, что сейчас на нем нет привычной бесстрастной маски. Он не отстраняется, стоит так близко, что я чувствую на своей щеке его раскаленное дыхание. Складки на его одежде легко касаются обнаженной кожи моего живота, ароматы жасмина и бергамота вплетаются в каждый мой неровный вдох и мое предательское сердце пропускает удар за ударом, а ноги слабеют — близость этого мужчины сводит меня с ума, всегда сводила. Я чувствую себя щепкой в бушующем темном океане, не имеющей других путей, кроме как сдаться на волю могущественной стихии.       Каким-то поистине нечеловеческим усилием я возвращаю себе подобие контроля над собственными телом и мыслями. Я хочу оттолкнуть Рэйтана, заставить его поклясться, что он никогда никуда не уйдет, что наш последний разговор был просто какой-то чудовищной ошибкой. Я хочу кричать, несмотря на его "тише". Хочу сказать, что он не смеет играть со мной, то обжигая холодом, то заставляя плавиться от жаркого дыхания и шепота на ухо. Но я молчу, а сил хватает лишь на то, чтобы протестующе упереться дрожащей ладонью в его грудь. Он легко отводит ее в сторону, не встречая сопротивления.       Мы стоим почти вплотную друг к другу, в тишине я слышу каким тяжелым и прерывистым стало мое дыхание. Потом Рэйтан убирает ладонь с моего рта и я невольно тянусь за его рукой, пытаясь избавиться от внезапно нахлынувшего ощущения пустоты. Эта пустота доставляет мне почти физическую боль и я стремлюсь немедленно ее заполнить.       Всего мгновение спустя рука Рэйтана возвращается, но теперь уже она осторожно гладит мое лицо: пальцы легко касаются щеки, затем подбородка, губ.       — Что ты делаешь? — слышу я свой шепот.       — Позволь запомнить тебя такой: вожделенной, вожделеющей, со страстью отзывающейся на мои ласки, отдающей себя без остатка, — он скользит прохладными пальцами уже дальше, по моей шее, а потом ниже, задевая тонкие лямки белья и касаясь мягких прядей волос. От этих прикосновений я начинаю трепетать, моя грудь высоко вздымается с каждым вдохом. Рэйтан чу́ток, как и всегда, и едва лишь уловив мое возбуждение, он усиливает напор. Мне начинает казаться, что его руки теперь везде: жадно оглаживают, сжимают, давят, оставляя после себя пламенеющие дорожки, жар от которых проникает сквозь тонкую ткань одежды. Рэйтан мягко толкает меня, прижимая к двери своим горячим сильным телом. Я пытаюсь закусить губу, чтобы не издавать звуков, но наполненный желанием стон все же срывается с моих губ.       Пусть все катится к чертям.       Разрушая последнюю невидимую преграду, выстроенную мной, я тянусь навстречу этому всепоглощающему желанию отдавать и обладать. Рэйтан, кажется, в то же мгновение подается вперед и охотно накрывает мои губы своими. Поцелуй с первой секунды становится требовательным, страстным, глубоким. Мы словно вкладываем в него все, что томится внутри и не находит выхода: отчаяние, решимость, боль, горечь, гнев и животный страх неизвестности, ожидающей нас впереди. Я, как свеча, таю в сильных руках Рэйтана, в его требовательных ласках, в настойчивых движениях его языка у меня во рту. Утопая в отчаянном желании быть еще ближе, я запускаю руки в его темные волосы — глажу, тяну, не даю отстраниться, но он и не собирается этого делать. Проходит примерно вечность, прежде чем я прерываю поцелуй и решаюсь отпустить его волосы.       — Скажи мне, чего ты хочешь? — голос Рэйтана хриплый от возбуждения.       — Быть с тобой. Тебя. Я хочу тебя, — отвечаю, не задумываясь.       Порывисто и легко он подхватывает меня на руки и через секунду я уже оказываюсь на кровати. Он склоняется надо мной, что-то горячо шепчет на ухо, но я не могу разобрать слов. Мне хочется освободиться от одежды и непослушными руками я пытаюсь найти застежку лифа, но Рэйтан мягко пресекает мои попытки. Его руки бережно разворачивают меня, ловкие пальцы быстро справляются с застежкой, затем с молнией брюк, избавляя от остатков одежды. Обнаженная кожа горит и зудит под его прикосновениями, тело словно пронзают маленькие электрические разряды, не хватает воздуха для полного вдоха. В каком-то полубреду я пытаюсь помочь Рэйтану раздеться, беспорядочно перемещая пальцы в складках его одежды, но он останавливает меня, коротко целует в висок и ненадолго отстраняется. В эти несколько бесконечных мгновений мне хочется выть и тянуть к нему дрожащие руки — так остро я ощущаю нужду в нем и его близости.       Вернувшись, Рэйтан прижимается ко мне и его мягкие губы накрывают мою обнаженную грудь. Я чувствую его руки, сжимающие и гладящие. Его жаркое опаляющее дыхание на моей коже. Чувствую его горячий язык, влажно ласкающий затвердевшие от напряжения соски. Словно откуда-то издалека я слышу свой глухой стон и окончательно проваливаюсь в пучину чувственных наслаждений, снова бездумно зарываясь руками в его жесткие волосы. Он накрывает мой рот своим, а после рисует поцелуями дорожку по моей шее. Мое тело трепещет в уверенных и сильных руках Рэйтана, а кожа полыхает огнем в тех местах, где только что были его губы.       — Рядом с тобой я становлюсь безумцем, Амала. Позволь мне обладать тобой, — голос словно чужой, низкий и вибрирующий.       Я не могу вымолвить ни слова, но с усилием прижимаю Рэйтана к себе и, кажется, он все понимает. Его руки гладят мои бедра, а потом аккуратно раздвигают их, и я в нетерпении подаюсь вперед. Он слегка наваливается на меня, тяжесть его тела кажется мне бесконечно приятной и такой правильной. Я явственно ощущаю его возбуждение, отмечаю его рваные и неровные движения. У меня кружится голова от одной мысли о том, как сильно лишь одна моя близость способна распалить этого холодного мужчину.       В момент, когда он наполняет меня, я вздрагиваю и с шумом выдыхаю воздух, разбиваясь на тысячи осколков, и будто перестаю существовать отдельно.       Я не вижу глаз Рэйтана, но знаю, что сейчас они чернее самой черной бездны и безумие плещется на дне его непроницаемых зрачков. И я отчаянно желаю падать в эту неизведанную глубину, не чувствуя под ногами земли. Чтобы эта чернота обволакивала, поглощала, наполняла меня.       Я люблю тебя и мне плевать что будет дальше. ***       Я устало разглядываю едва различимый в темноте узор потолка, мысленно скользя по дорожкам из завитков. Прохлада из окна дотягивается до разгоряченной кожи, ласкает, успокаивает. Тело приятно ноет, в голове нет ни единой мысли. Простыня подо мной измятая и влажная от пота.       — О чем ты думаешь? — Рэйтан лежит чуть ниже, касаясь головой моей руки. Его длинные волосы щекочут мое плечо.       — Сейчас вообще ни о чем, а ты?       — Я думаю о том, что счастлив быть с тобой, ощущать тебя, касаться тебя. Я благодарен за то, что ты не отталкиваешь меня после всего, что мне пришлось сказать накануне.       Я закрываю глаза и медленно считаю до трех. Да, нам по-прежнему необходимо поговорить, но этот момент я считаю неподходящим.       Ну почему, почему нужно все разрушать? Почему нам нельзя на время притвориться, будто все хорошо?       Рэйтан не шевелится и, кажется, почти не дышит. Я чувствую, он сам сейчас ненавидит себя за то, что вынужден разрушать наше хрупкое спокойствие тяжелым разговором. Тревога внутри меня разрастается, вытесняя безмятежность и расслабленность, которые принесла близость.       — Амала, просто выслушай меня, прошу. Я знаю, что каждое мое слово приносит тебе боль, я чувствую эту боль как свою собственную. Мое время в мире людей истекает, осталось совсем немного. Я с самого начала знал, что будет именно так, но не хотел верить. Лишь только я коснулся тебя, лишь только понял, как ты мне дорога, как чья-то безжалостная рука перевернула песочные часы и с той секунды пошел отсчет. Прости, что я подарил тебе ложную надежду на счастье рядом со мной. Но позволь провести с тобой то недолгое время, что у меня осталось, — голос Рэйтана звучит ровно и спокойно, его привычная маска холодного равнодушия снова на месте. Я понимаю, что это лишь способ защитить хрупкое и уязвимое сердце, но не могу избавиться от ощущения, что он не чувствует и толики того, что чувствую я.       Я не хочу слышать все то, о чем он мне сейчас говорит, но вопреки этому жадно вслушиваюсь в каждое слово. Я не верю, что наша история закончится вот так. Я не верю, что Рэйтан сейчас уговаривает меня безропотно принять уготованную нам судьбу и не бороться.       — Но мы можем что-то сделать, мы не можем просто сдаться. Я… я не могу тебя потерять. — мой голос почему-то звучит тихо, неровно, хотя внутри бушует пламя — я злюсь на него, на себя, на весь мир.       — Боюсь, что ничего сделать нельзя. Но ты не должна страдать из-за меня, твоя жизнь и без того коротка. Наполнять ее страданиями и болью — это преступление. Я не смог совладать с собой, не смог уберечь тебя от себя самого, я виноват и за это я готов заплатить высокую цену. Но ты… я хочу, чтобы ты была счастлива.       — Я не буду счастлива без тебя!       — Ты ошибаешься.       Какое-то время мы просто лежим на совсем уже холодных простынях и не произносим ни слова. Я хочу кричать, рыдать, обвивать Рэйтана руками и не никуда не отпускать. А еще хочу сжать его сильно-сильно, до отрезвляющей боли, чтобы он сбросил эту холодную каменную маску и был со мной и со всем тем страхом, отчаянием и болью, что на нас свалились.       — Я должен предупредить тебя кое о чем. Только прошу, не злись, просто послушай. — его голос по-прежнему звучит спокойно, но я явственно ощущаю повисшее в воздухе напряжение.       — Ты была у Амрита в тот вечер, потом провела у него ночь. Ты не можешь не чувствовать вашей связи. Если вы будете видеться чаще — она будет лишь крепнуть. Я хочу, чтобы ты была осторожна, выбирая этот путь. Амрит — бушующее пламя. Ты можешь согреться, но можешь и сгореть.       — Я не хочу видеться с ним чаще, он мне безразличен, я уже говорила тебе!       — Я хотел лишь предупредить тебя.       — Мне не нужны твои предупреждения! Я не хочу, чтобы ты говорил мне об Амрите! Меня приводит в ярость твое ледяное равнодушие! Скажи мне хоть что-нибудь, чтобы я поняла, что внутри у тебя разверзлась та же бездна, что и у меня. Почему тебе всегда так легко дается эта холодность? Потому, что ты не человек?       — Она не дается мне легко.       Я жду, что голос Рэйтана дрогнет, но он не дрожит.       Вспышка боли вдруг пронзает висок.       Я зажмуриваюсь и считаю до трех. Потом еще раз. И еще.       Нет, это уже не сработает.       Я резко сажусь на кровати, отодвигаясь от Рэйтана.       — Одевайся.       Я жду, что он возразит. Жду, что потянется ко мне в попытке успокоить. Но он покорно встает, не произнося ни слова. В темноте собирает одежду, бесшумно одевается.       Мне вдруг становится неуютно и холодно, и я натягиваю на себя одеяло. Чувствую, как глаза предательски наполняются слезами. Я намеренно стараюсь не смотреть на Рэйтана, чтобы сохранить остатки самообладания.       — А теперь проваливай к черту! Слышишь?! Проваливай! — сдерживаться не получается: я кричу, в неистовстве бью руками по кровати, чувствуя, как внутри все переворачивается от боли и злости.       — Мне очень жаль, Амала.       Я не могу и не хочу больше усмирять разбушевавшуюся бурю эмоций и проваливаюсь во мрак, рыдая, сотрясаясь мелкой дрожью, закрывая лицо руками.       Когда я в следующий раз решаюсь окинуть взглядом комнату, Рэйтана в ней уже нет.