Но на свете нет дороги, чтобы нас вела друг к другу

И жизнь моя — пиеса для двоих, Простой дуэт для скрипки и альта. Когда твой голос так внезапно стих, Мой тоже захлестнула пустота. А. Ширяева

      Напряжение в комнате кажется осязаемым: протяни руку и увязнешь, словно в болотной тине. В воздухе густо и пряно пахнет благовониями, несмотря на распахнутое окно. Рэйтан молчит, лицо его расслабленно и спокойно, но пристальный взгляд темных глаз полон горечи. Под этим взглядом я сжимаюсь, мне становится трудно дышать, хочется подбежать к окну и вдохнуть наконец полной грудью, почувствовать, как прохладный воздух щекочет ноздри, как тревога сменяется легкостью. Но я не двигаюсь с места, секунды тянутся мучительно медленно, тишина звенит, как натянутая струна, потревоженная чьим-то невольным касанием.       Да скажи уже хоть что-нибудь! Почему ты молчишь? Упрекни меня в том, что не была благоразумна и не прислушалась к твоим советам. Обвини в неискренности. Или даже в измене! Но только не молчи.       Эта странная игра в гляделки наконец, кажется, начинает утомлять нас обоих. Рэйтан отводит взгляд, немного медлит, а после вдруг стремительно отворачивается к окну. Его руки сцеплены в замок за спиной, тяжелый стальной замок: побелевшие костяшки пальцев, идеально прямая спина, движения рваные, будто скованные — впервые он не может полностью скрыть того, что чувствует. Или не пытается скрыть. Он чуть наклоняет голову и бесшумно вздыхает, расправляя плечи.       — Я ждал тебя, чтобы поговорить. — его голос едва уловимо дрожит.       Голос, всегда такой спокойный, теперь дрожит.       Вновь невыносимо медленно растекается вязкое время, отмеряя секунды, минуты. Рэйтан не делает попыток обернуться и взглянуть на меня, как не делает и попыток продолжить говорить. Тишина давит на меня почти физически, — чувствую как голова наливается свинцовой тяжестью и начинает неприятно кружиться. Я буравлю взглядом затылок Рэйтана и не знаю что хуже: когда он смотрит на меня так, как сегодня, — тяжело и внимательно, лишая возможности дышать, или когда прячет глаза, и от этого внутри меня разрастается гулкая пустота. Я делаю полушаг по направлению к нему, но останавливаюсь, не решаясь идти дальше. Мнусь на месте, медлю, уставившись куда-то в пол.       Он хочет сохранить дистанцию. Вправе ли я ее сейчас нарушать?       Я неуверенно отступаю к двери, увеличивая расстояние между мной и Рэйтаном. Под ногами приятно пружинит мягкий ворс ковра и я отчаянно цепляюсь за эти ощущения, чтобы хоть немного переключиться.       Он хочет поговорить. Не выдерживает моего взгляда, но хочет поговорить. Что же, я представляла этот разговор в голове, наверное, тысячу раз.       Давай поговорим, Рэйтан. Давай поговорим. И ты можешь не смотреть на меня, конечно. Если не хочешь.       — Хорошо, Рэйтан. Кажется, я знаю что ты хочешь обсудить, — эти простые слова даются мне с огромным трудом, но я изо всех сил стараюсь сохранить остатки спокойствия. Глубокий вдох, еще один. Я с силой начинаю сминать ткань своего сари: нервно, порывисто, словно это может мне как-то помочь справиться с эмоциями.       — Если ты думаешь, что я хочу поговорить о том, что произошло между тобой и Амритом, то ты ошибаешься, Амала. Я хочу поговорить о том, что касается меня. Нас, — голос Рэйтана теперь звучит холодно и ровно. Кажется, я даже слышу в нем нотки безразличия. Он тщательно выговаривает каждое слово, словно объясняет что-то сложное непонятливому ребенку, и по-прежнему не пытается обернуться.       Я чувствую, как внутри меня уродливой кляксой начинает расползаться раздражение.       О, да, ты мастер держать себя в узде. Мастер скрывать то, что у тебя внутри. Быстро же ты взял себя в руки. Жаль, мне такое недоступно, я ведь просто человек.       — Все, что касается нас… мы уже обсудили. Ничего не поменялось, Рэйтан, я по-прежнему дорожу тобой. Я по-прежнему выбираю тебя, даже если этот выбор будет стоить мне жизни, всего. Амрит для меня совершенно ничего не значит. Позволь мне объясниться, — я внутренне умоляю его о том, чтобы он дал мне возможность высказаться, выслушал. Я абсолютно уверена — ему не плевать. Он умеет держать лицо, умеет голосом воздвигать ледяные стены, но ему не плевать, я это знаю.       Ты выслушаешь меня. Ты всегда меня слушаешь. Даже если сам обо всем уже знаешь.       Рэйтан продолжает стоять ко мне спиной и его статичная поза вызывает во мне попеременно разные желания: мне хочется то успокаивающе обнять его, то схватить за плечи и исступленно трясти. Но я ничем не выдаю себя, ожидая его ответа. А он... молчит. Черт возьми, он молчит. Это невероятно выводит меня из себя. Учитывая, что от моего самообладания и без того сейчас почти ничего не осталось. Я с раздражением сжимаю руки в кулаки, но тут же расслабляю кисти, напомнив себе о том, кто передо мной. Он никогда не был со мной груб или жесток.       — Там, в храме… меня схватил его человек, я не могла сопротивляться, я… — не успеваю договорить, потому что замечаю как Рэйтан порывисто вскидывает вверх правую руку. Безусловно, этот жест означает, что я должна замолчать.       Я вдруг чувствую, что ничем не управляю. Беспомощность начинает разрывать меня на части, выворачивать наизнанку. Впервые рядом с ним я чувствую себя так… плохо.       — Прости, но я не хочу это обсуждать, Амала. Мне не нужны подробности, они сейчас не имеют никакого значения. Я хочу поговорить о другом. Я хочу… попрощаться. — последнее слово Рэйтан словно выплевывает из себя, голос его снова дрожит.       — Попрощаться? Ч-что это значит? Я думала, что все это, — я зачем-то нервно взмахиваю руками, хотя Рэйтан, разумеется, не может видеть этого жеста, — из-за того, что я не послушала тебя и пошла в храм, попав в ловушку Амрита. Из-за того, что провела ночь в его доме. Из-за...       Я осекаюсь на полуслове и замолкаю, медленно осознавая то, что лежало все это время по поверхности, — Рэйтан здесь не для того, чтобы меня обвинять.       — Но... попрощаться? Со мной? Ты куда-то уходишь? Надолго?       — Навсегда, — тихий шепот звучит, кажется, внутри моей головы.       В тот же миг меня будто накрывает какой-то невидимой разрушающей волной. Она оглушает меня, выбивает из моих легких весь воздух. В течение нескольких секунд я задыхаюсь от свалившегося на меня ощущения, что ко мне вплотную приблизилось что-то страшное, неизбежное. Не в силах сделать шаг, но и не в силах устоять на ногах, я медленно оседаю на мягкий ковер. Отстраненно и бездумно я начинаю разглаживать складки своего сари, совершенно ничего не ощущая под руками. Мне кажется, что все чувства разом обрушились на меня, а теперь будто схлынули — наступило время отлива. И я словно мелкая рыбешка, оставшаяся на отмели и умирающая без воды. И внутри вдруг становится пронзительно пусто, пронзительно холодно.       Он хочет уйти? Хочет отказаться от нас? Почему?       Почему, Рэйтан?       — Почему, Рэйтан? — эхом вторит кто-то моим мыслям. Но чужим, незнакомым голосом. Я не чувствую, как шевелятся мои губы, как дрожат мои руки и как напряжены мышцы во всем моем теле.       — Почему? — снова произносит кто-то и я понимаю, что это мой голос.       Рэйтан прерывисто и шумно выдыхает, а затем медленно оборачивается и смотрит на меня долгим пронизывающим взглядом. Его лицо излучает невозмутимое спокойствие и похоже сейчас на холодную каменную маску, абсолютно лишенную каких-либо эмоций. Но этот спектакль не для меня, я вижу то, что скрыто в глубине, — неукротимое бушующее пламя. И словно желая подтвердить мою догадку, Рэйтан чуть приподнимает подбородок, и я замечаю как напряжена его шея.       Кажется, будто он вот-вот утратит над собой контроль, послав к чертям всю свою выдержку. У него были сотни или даже тысячи лет, чтобы упражняться в самообладании, он достиг в этом совершенства, но теперь, кажется, готов принять поражение. Я живо представляю, как он, сделав несколько уверенных шагов, сейчас окажется возле меня, протянет руку, поможет подняться: "Иди ко мне, моя июньская лилия. Я не хочу видеть и тени печали на твоем лице".       Но ничего из этого не происходит. Я лишь отчаянно желаю видеть то, чего нет.       Рэйтан непоколебим, его стальная броня хладнокровия хорошо держит удар. Случайная дрожь в его голосе — лишь крошечная прореха в могучем доспехе, она не повлияет на исход битвы. Она не заставит его отступить, оставив слова, которые он должен мне сказать, непроизнесенными.       Мне хочется потерять способность слышать, навсегда отказавшись от нее, лишь бы не узнать, что Рэйтан ответит на мой вопрос. Я прикрываю глаза, надеясь, что все это лишь кошмарный сон.       Время-смола течет нещадно медленно, одна густая капля за другой. Капли падают на пол комнаты, прямо на этот мягкий бархатный ковер, оставляя на нем некрасивые пятна. Я живо представляю себе все это, на мгновение забывая о том, что мои глаза закрыты. А едва открыв их, я снова встречаюсь с беспощадной реальностью, от которой хотела бы убежать. Сталкиваюсь с напряженным взглядом Рэйтана, замечая, что между его бровями залегли глубокие складки — он хмурится. Вижу, что в уголках его глаз что-то едва заметно блестит.       Ты сдался все-таки?       — Мое земное существование подошло к концу, Амала. Мне пора уходить.