Рассказы от Жизни до Смерти

АХАХАХАХА В его голове всегда царил хаос, но он принимал это за дивную симфонию, не имея ничего против звучавших в ушах почти беспрерывно взрывов, криков, плача и автоматных очередей. Иногда, правда, наступала абсолютная тишина, и он прислушивался к ней в смеси недоумения и проблеска осознания. Безумие — отговорка для дураков. Перешагнув через чей-то изуродованный труп, Война прошел по осколкам стекла и каменной крошке. После взрыва еще догорали какие-то деревянные обломки — от них он и прикурил, заслоняя дымом черные силуэты сожженных тел. В целом, он был доволен своей работой, но этого было мало. Этого всегда было чертовски мало. В его смехе, намного тише того, что сливался еще недавно со свистом сбрасываемых с неба снарядов, теперь звучало разочарование, ведь он так и не утолил свою жажду. Возможно, не утолит ее никогда. Люди упорствовали на протяжении всей истории. Они стремились к прогрессу, они рождали прогресс. Но лишь появившись и просуществовав совсем недолго, тот быстро становился обыденностью, которой больше никто не считал нужным восхищаться. Война думал, что это несправедливо. А еще он думал, что стремление людей к совершенствованию надо поощрять. И так любой прогресс, который он считал стоящим внимания, Война присваивал себе, показывая людям, как весело можно сыграть с его помощью в давно знакомую, но до сих пор не приевшуюся игру. Под названием «убей или будь убитым». Люди восхищенно внимали и мгновенно принимались переделывать безобидные изобретения в оружие. Война гордился собой и гордился ими. Но чем больше он сближался с людьми, нашептывая им кровавые фантазии «во имя», тем меньше сам походил на подобного им. Его тело уже больше чем на половину состояло из нагромождения механизмов, делая его почти неуязвимым. Но это «почти» выводило его из себя. Однажды он станет совершенным, однажды мир падет к его ногам и будет гореть, радуя глаз и знаменуя — наконец-то — его личную победу. А что потом? На этой мысли он себя каждый раз останавливал. — И что ты будешь делать дальше? Улыбка вышла кривой. Война бросил окурок на землю и раздавил подошвой сапога вместе с остатками чьих-то мозгов. — Смерть, я так рад тебя видеть. — Не могу ответить взаимностью. — Конечно, ты же меня видеть не можешь, ахахахаха! Он замолчал так же резко, как разошелся, и направился к высокой фигуре, застывшей поодаль осуждающим изваянием. Смерть не шевельнулся, даже когда запах гнили и гари, исходивший от Войны, стал настолько сильным, что мог бы задушить, будь он обычным человеком. — Вечно стоишь с этой безучастной миной. Думаешь, поверю, что тебе их жалко? Думаешь, мне есть дело до твоих таинственных речей, в которых хочешь выставить меня виноватым? Посмотри на них! Война взмахнул рукой и снова рассмеялся, радуясь случайно рожденной издевке. — Ах да, прости. Твои глаза всегда открыты, а толку в них: один нелепый часовой механизм. Но ты ведь чувствуешь эмоции душ, которые вот-вот угодят к тебе руки. Слышишь их полные раскаяния слова. Они сами меня зовут раз за разом. А я что, дурак, чтобы не прийти на праздник в свою честь? Загробная тишина, что послужила ответом, вернула Войне странное состояние осмысления. Он нахмурился и, цыкнув раздраженно, все-таки медленно отступил. В этот момент Смерть протянул к нему руку, стянув с нее черную кружевную перчатку, но Война посмотрел на него с презрением. — Что такое? Опять хочешь вызвать меня на дуэль? В следующий момент узкая ладонь Смерти опустилась ему на голову, а когда Война дернулся, чтобы избежать непонятого прикосновения, тонкие пальцы крепко сжались в грязных растрепанных волосах. Война сдавленно вскрикнул, зажмурился и стиснул обеими руками запястье Смерти. Он уже знал этот прием, он не хотел испытывать это снова, но рука — казалось бы, подуй и рассыпется, — мертвой хваткой вцепилась в него, не позволяя сбежать. «Это должно закончиться!» «Я не хочу больше жить в страхе!» «Кто-нибудь, прекратите этот ужас!» «Ненавидим, ненавидим, ненавидим...» Никогда взрывы бомб не звучали так оглушительно, как крики этих людей. Никогда голова не раскалывалась от боли настолько сильно: с этой болью не могли сравниться изменения, рождаемые прогрессом, когда тело становилось машиной, когда плоть превращалась в металл. — Прекрати, хватит! Больше не вынесу! Слишком громко, слишком, слишком... Смерть исчез, будто призрак, осталось лишь фантомное ощущение всеобщей человеческой боли, но и оно угасло быстро, растаяв в дымном воздухе. Голоса больше не разрывали сознание на части. — И что... дальше? Тишина показалась невыносимо пустой.