Рассказы от Жизни до Смерти

Мы не замечаем их. В переполненных вагонах поездов, на пестрящих разноцветными зонтами улицах, пропахших ливнем, в музеях, в парках, в храмах — мы упускаем их из виду, не придавая значения, проходя мимо. Они тоже проходят мимо, не поворачивая головы, как ни в чем не бывало. В их чертах нет ничего, что могло бы насторожить, их лица — такие же скучные как лица других прохожих. Даже если зацепишь случайно взглядом, изучив внимательнее, чем следует, забудешь уже на следующий день. Но они есть, они среди нас. Это их голоса звучат из телефонных трубок, сообщая об умерших в одиночестве, их шаги раздаются в тишине, исчезая последними с мест преступлений, их ладони закрывают глаза тем, кого этот мир наконец отверг. — Они ушли? — Полагаю. — Который сейчас час? Мужчина в темном, небрежно оставленном расстегнутым плаще посмотрел на часы в своей ладони и ответил абсолютно невозмутимым ровным тоном: — Четыре часа дня. — Не может быть, сейчас уже так темно. Наверное, завод кончился. Подождите, разве это не мои часы? Глен — так его, кажется, звали, если, конечно, удар головой не был настолько силен, чтобы забыть даже это, — настороженно уставился на собеседника. Тот, к удивлению его, лишь согласно кивнул в ответ и убрал чужие часы в кожаную сумку, висящую на боку. — На них теперь всегда будет четыре часа дня. — Что вы... Что за бред, отдайте часы. Кто вы вообще такой? Мужчина в плаще улыбнулся, и сочувствие, которое прочитал Глен в этой улыбке, ему совершенно не понравилось. Собеседник кивнул куда-то вниз. Глен опустил глаза, тем не менее не очень доверяя подобным жестам, — незнакомец его пугал. Но стоило посмотреть себе под ноги, и страх этот сменился оцепенением. Причиной которого был вовсе не странный человек, отобравший его часы с таким видом, словно имел полное право их себе присвоить, а тело, все в крови, застывшее на земле в неестественной позе — тело, в искаженном болью лице которого он узнал себя. — Что это... Это... — Идемте. Нам нужно поспешить. Глен почувствовал, как его подхватили под руку — он не сопротивлялся. Они долго шли по пустым ночным улицам, не говоря ни о чем, и спутник с тех пор больше его не касался. А Глен лишь усиленно пытался вспомнить — что же случилось в четыре часа дня. — Куда мы идем? — Вы знаете ответ. — Я должен бояться? Незнакомец остановился и посмотрел Глену в глаза. После коротко отрицательно покачал головой, и уголки его губ снова тронула легкая улыбка — на сей раз от нее веяло пониманием и необъяснимым теплом. Глен вздохнул с облегчением и поднял голову к окнам невысокого старинного здания, к которому они успели подойти. — Это хорошо. Мне казалось странным, что я не испытываю ужаса перед всей этой ситуацией. Напротив, вдруг стало так спокойно. — Время пришло. — А? Можно было подумать, что слова эти обращены к нему, но, проследив за взглядом проводника, Глен увидел, что тот говорил с мужчиной, неподвижная фигура которого, очень тонкая, очень прямая, застыла на балконе прямо над ними. — Пусть войдет. Наваждение было коротким, но длилось бесконечно долго. И тот, кого Глен принял сначала за своего почившего отца, вдруг стал единственно очевидной истиной в его просветлевшем сознании. Он не испытал гнева за украденный образ близкого человека, не почувствовал печали или сожаления. Лишь напоследок, обернувшись, чтобы проститься с тем, кто сопровождал его весь путь к этому дому, осмелился повторить вопрос, который уже задавал в самом начале. А услышав ответ, тепло улыбнулся вслед исчезнувшей во мраке фигуре. Не стоит бояться, что среди множества знакомых и незнакомых лиц может найтись один из них. Ведь в сущности они абсолютно для вас безобидны — и стрелки на часах замирают не по их вине. Им придумывают разные имена, но сами они предпочитают называть себя Агентами Смерти. Что же касается Времени... Время — совсем не вечно, но это уже другая история.